Андромеда

    Маленькая, с кривым позвоночником, со стороны кажется горбатой,  чистой воды каракатица. Прыщавое лицо, кривые ноги, в ресторане кладет  лимон на салфетку и сыплет на него целую гору соли. Редкая уродина, одинокая, до сих пор верящая в принца на белом коне. Двадцати лет от роду, год как в Америке. В  родной Белоруссии училась философии, влюбилась в «профессора кислых щей». В  Нью-Йорке сидит большей частью дома, а работает медсестрой в маленьком иммигрантском офисе - отвечает за сбор мочи у пенсионеров. Работу свою любит, по ночам читает  малоизвестного беллорусского философа с шашлычной фамилией Мордашвили.
Как девочке могли дать имя “Андромеда”?  Звучит оно, конечно,  прекрасно, но каково потом жить с таким именем? Оно вызывает ассоциации с чем-то красивым, возвышенным, космическим, великим, неординарным. А тут совсем уж антиэстетическое, аморфное существо. Женщина только по документам.

   "Вчера на главной площади столицы Белоруссии произошли столкновения между студентами минских вузов и силами правопорядка. Демонстранты требовали проведения либеральных реформ, отмены цензуры и уважения прав человека. Для разгона демонстрации милиции пришлось применить слезоточивый газ и дубинки.  Девять участников демонстрации были ранены и находятся в госпитале в серьезном состоянии".
                «Вечерний Минск»

Воскресение начиналось уныло. Мать рано утром ушла на работу -   нянькой в семью с ночевкой. Как же Андромеда ненавидела пустые эти  выходные! Уборка успокаивает. Помыла комнату, пропылесосила ковры, не одной пылинки на мебели не оставила. Стол, стулья, шкаф, сервант, телевизор, компьютер, магнитофон, видеомагнитофон. Всего лишь час дня. Ненависть. Открыла Мордашвили. Аргументы за и против - если бы еще понять чего. Час пятнадцать. Вешаться? Не вешаться? Хуже любой пытки. Надо куда-то выбраться. А может, вообще бросить все и вернуться в родную Беларусь? Беловежская Пуща. Зубры. Горы мяса и шерсти. Там, конечно, сейчас несладко и концы с концами сводить труднее, но там есть с кем поговорить. Там на филфаке чуть не в кровь дерутся, споря о Мордашвили. Здесь о нем никто не знает, а если бы и знали, то всем было бы на него плевать.  Здесь это никто не воспринимает всерьез, здесь  считают, что тратить энергию можно только на деланье денег.
Ну так куда пойти? Как все было бы просто, если бы мужики ею  интересовались! Было бы куда направить  энергию…
Ладно, вперед. В  СБГБ. Один из самых известных панковских музыкальных клубов-баров в Америке. В газетах писали, что  на прошлой неделе там кого-то зарезали. Скучно точно не будет.
Кожаные штаны, кожаная куртка (скрипучие, зараза), черные ботинки на огромном каблуке, смотришь на себя в зеркало. Да, конечно… Мягко говоря - не залюбуешься. Но теплый вечер таинственно манит, все не так плохо, как кажется. Выходишь из парадного простой бруклинской многоэтажки. Бруклин медленно погружается в вечер, простой и незамысловатый, пахнущий сытостью вечернего ужина сицилийских крестьян, пыльной Торой, штудируемой хасидами и мрачной русской безысходностью. Бредешь по 20-й  авеню симметричными до асимметричности блоками, идешь сама не зная куда. Вперед подруга,  к 86-й улице, забитой закрывающимися лавками с громыхающей над ними тяжестью ржавого железа метро.
Поезд, увези меня отсюда! Я хочу в Манхэттен, полный сюрпризов и неожиданностей! Мчись поскорей туда, где Третья улица пересекается с Пятой, Вторая авеню с Четвертой, греми колесами громче, я сажусь в последний вагон, невзирая на опасность и не думая о ней совсем. Вагон пустой, карта у окна. Весь Нью-Йорк в разрезе, в Сансет-парке заходит симпатичный парень, латиноамериканского происхождения. Парень, посмотри на меня, положи на меня свой тяжелый взгляд, ну пожалуйста! Но парню плевать, у него, наверное, есть его Изабелла или Мирабелла, с которой они по вечерам танцуют танго и смотрят корриду по огромному цветному телевизору в квартире в Сансет-парке, что в переводе на русский – «Парк заходящего солнца». И вот на балконе их закатной квартиры они танцуют танго и томно целуются… Поезд заехал в туннель, на минуту стало абсолютно темно, вот если бы парень латинский подскочил в этот момент и что-то попробовал сделать… как было-бы необычно и здорово! Ладно, не фантазируй, у него, наверное, есть своя Изабелла или Мирабелла, с которой…
Станция «Бродвей-Лафайет».  Свет в конце туннеля. Выходишь наверх, как в другой мир. Люди другие.  Думающие не только о деньгах, но и о чем-то еще. Мужчины здесь думают не только о противоположном поле, но и о своем собственном. Здесь на меня мужчина не посмотрит - не потому, что я уродлива, а совсем по другой причине. А если бы они любили кого-то еще,  это непременно была бы я. Им же надо сзади. То есть можно и спереди, но все равно не то. Для них, разумеется. Дома  все высокие. Чувствуешь, что в городе живешь, а не в деревне, как в Бруклине. Подумать только – на весь родной Бенсонхерст ни одного нормального книжного магазина, все какие-то разваливающиеся лавки. Средневековье чистое.

   "Южная часть Бруклина значительно изменила свое демографическое лицо за последнее десятилетие. Около сотни тысяч иммигрантов из республик бывшего Советского Союза поселились здесь в последнее время. Брайтон-Бич, Шипсхедбэй, Бенсонхерст - десятки новых магазинов, ресторанов, автомастерских и других бизнессов вдохнули новую жизнь в развитие этих районов".
                «Нью-Йорк Пост»

В СБГБ огромная очередь из подростков. Сегодня выступает группа “НЕДОразвитые”. За вход берут 10 долларов. Недоразвитые-то они недоразвитые, а деньги цапают будь здоров…
Сцена погружается в полумрак. Выходит высокий, тощий, как щепка, вокалист по имени Брюхо, и начинает отчаянно бить по струнам. За ним надрываются еще два “недоразвитых” в коже. Поразительно хаотичный, дисгармонический звук разносится по бару:
Ломом хрястну папу,
В жопу трахну маму,
В ротик дам сестричке,
Устав, напьюсь родниковой водички.
Зал заходится в истерике. За стойкой бармен бойко торгует пивом, водкой, виски. По рукам ходят косяки с марихуаной. Где-то в углу уже нюхают кокаин. Большинству слушателей от четырнадцати до восемнадцати лет. Мне-то уже больше двадцати. Что я здесь делаю? Ну а  что мне еще делать? Молодые девки  по головам лезут вперед, снимают  трусики и кидают их на сцену. В правом дальнем углу завязывается драка. Блеснул сталью нож. Как он прошел обыск на входе? Подскакивает двухметровый вышибала и нокаутирует мальчонку одним ударом. Потом берет за шиворот и выбрасывает из бара, как щенка. Детям кажется, что вот он, отчаянный бунт, революция, а на самом деле…
В  жопу деньги,
Нахер карьеру,
Вколите мне в вену
Счастья без меры
У выхода продаются футболки с надписью “Я ВЫЖИЛ НА КОНЦЕРТЕ НЕДОразвитых в СБГБ», «Я САМ НЕДОразвитый», «ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ В НЕДОразвитые».  Двадцать долларов штука. Сделать эту футболку стоит 20 центов. Прибыли,  наверное, больше чем 1000%. Вот тебе и НЕДОразвитые!   А как же “в жопу деньги”? Деньги-то в чей-то толстый  кошелечек плывут…
Сзади раздается выстрел. Андромеда оглядывается. Недавно вышвырнутый мальчик стоит с пистолетом над лежащим вышибалой, продолжая стрелять в упор, и кричит: «Сука! Сука! Ну ударь меня сейчас! Ну ударь сейчас!». Народ бросается врассыпную. Валятся стулья и столы. НЕДОношеные ни на секунду не останавливаются. Видно, сами перебрали какой-то гадости и не понимают, что происходит. Катятся пивные бутылки, бьются и разлетаются их мутные стекла. Везде осколки. Зал мгновенно пустеет.  НЕДОбитые теперь поют для нее одной. В углу застыл без движения  вышибала. Через пару минут здесь будут десятки полицейских. Надо сматываться, пока не поздно. Потом затаскают как свидетельницу.  Андромеда выскальзывает через дверь. Вслед ей несется  недурная музыка  НЕДОделанных.

   "Повысился уровень преступности в Нью-Йорке. Во втором квартале этого года было на 12% больше убийств, на 9.3% ограблений и на 3.2% изнасилований. Комиссар полиции объясняет это сокращением числа пеших патрулей и увеличением числа потребителей сильнодействующих наркотических средств".
                «Нью Йорк Таймс»

Поезд бежит назад в тихий и спокойный Бенсонхерст. Там тоже что-то иногда случается, но не по заказу, не тогда, когда тебе надо. Нет  там такого места, куда можно было бы пойти, поискать приключений. То ли дело Манхэттен… Вот полчаса назад на ее глазах молодая жизнь оборвалась во цвете лет. Как это ужасно! С другой стороны, воскресенье подходит к концу, а она ни разу не взглянула на часы, не ждала, когда наступит понедельник и можно будет пойти на работу выдавать пенсионерам баночки и объяснять им, где туалет и как они могут это все заполнить.
Приехали. Остановка «20-я авеню». Величественный мост Верразано,  прочно вставший одной ногой в Бруклине, а другой в Стейтен-Айленде. Огромное звездное небо над головой. Где ты, тезка моя, далекое созвездие Андромеды? Внизу на 86-й улице и 18-й авеню мерцают огни поп-артовского ресторана.