Либидо

How did it start?
Well I don"t know
I just feel the craving
I see flesh and it smells fresh
and it"s just there for the taking
These little girls,
they make me feel so goddam exhilerated
I fill them up, I can"t give it up
To me, I"m just erasing
KoЯn "Trash"

     Был теплый июльский день, солнце садилось поздно и в это позднее время оно еще нависало над крышами домов, готовясь к погружению за горизонт. Ветра почти не было, воздух застоялся и страшная духота окутывала все вокруг. В такой час народ не стремился к романтическим прогулкам в лучах заходящего солнца, народ предпочитал оставаться дома. Те же, кто сейчас шел по улицам – домой или на работу – в сердцах проклинали погоду, истекая потом.
     И наш герой – парень лет семнадцати-восемнадцати, одетый в джинсы и белую рубашку с коротким рукавом, в сердцах проклинал своего приятеля, из-за которого пришлось вылезти из норы. Героя зовут Александром, у него зеленые глаза и русые волосы длиной до губ. Он идет домой по улице, окрашенной в золотые цвета лучами заходящего солнца, а вид красивой, почти эпической, небесной картины не вызывал практически никаких эмоций, так как сознание было направлено на скорейшее достижение родного дома. Однако, жара делала свое дело и идти было все тяжелее.
     Впереди он увидел скамейку, на которой сидела девочка лет девяти и плакала. Сам не зная зачем, Алекс присел рядом с ней.
- Почему ты плачешь? – Спросил он, но девочка лишь продолжала рыдать. Когда он тронул ее за плечо, она аж вздрогнула, словно от неожиданности и посмотрела большими влажными зелеными глазами на Алекса. Тот повторил свой вопрос: - Ты почему плачешь?
- Меня никто не любит… - Утерев слезы, пробормотала она.
- Почему же никто не любит такую симпатичную девочку? – Спросил Шурик, незаметно для себя взяв ее маленькую ладошку в свою мозолистую руку.
- Не знаю… Друзья меня прогоняют, и мама постоянно гонит из дома…
- Что же это за мама?
     Девочка всхлипнула. Взгляд Алекса прошелся по ее маечке, затем по коротким шортикам и заскользил по тонким загорелым ножкам… Но он резко себя оборвал, не дав поганой мысли закрастись в мозг.
- Я тебя люблю, веришь?
     Она посмотрлела на него такими светлыми глазами, что сердце защемило.
- Правда? – Прошептала она.
- Правда.
- Я есть хочу.
     Алекс ухмыльнулся:
- МакДональдс любишь?
- Да! – Обрадованно воскликнула девочка.
- Ну так пошли!
     Идти до МакДональдса было примерно минут пятнадцать. Пока Алекс решил выяснить побольше о девочке, которая, надо сказать, была довольно симпатична для своего возраста: довольно высока и стройна, с кожей золотистого, от загара, цвета, большими зелеными глазами, небольшим носиком, опрятными, полненькими губками, и волосами почти желтыми, и очень длинными; ноги были тонкими и гладкими – совсем не такими, какие были у большинства девочек этого возраста; все лицо ее выражало живость и одухотворенность, с небольшой примесью страдания, которое теперь, когда рядом оказался добрый человек, уходило куда-то, расстворяясь в ярком свете радости. Была какая-то надежда, вера в чудо, что ли, с которой она держалась за руку Алекса.
- Как тебя зовут?
- Оля.
- Меня – Шурик.
- Шурик? – Хихикнула она.
- Что смешного?
- Да так… Знаешь, ты первый человек, который меня не обидел.
- Да? А как же родители?
- У меня только мама, а она часто приводит каких-то мужиков домой, они выпивают, а потом она меня прогоняет.
- А друзья? Неужели у тебя совсем нет друзей?
     Она отрицательно покачала головой, затем добавила:
- Правда, есть одна девочка, но она сейчас уехала на дачу.
- Несчастная ты.
- Да уж.
     Дальше они переключились на более жизнерадостные темы: светлое будущее, игрушки, сладости и так далее. В отвлеченных беседах время пролетело быстро и вот: они уже сидят за столиком, на котором лежат несколько гамбургеров, пирожков, жареная картошка, мороженное. Оля увлеченно уплетает все это, а Алекс сидит и смотрит добрыми глазами на нее.
- Ты не хочешь есть? – Удивленно спросила девочка.
- Нет. Я не люблю гамбургеры все эти…
- У тебя такой вид… О чем ты думаешь?
- Я… я просто думаю, что многие дети в твоем возрасте счастливы, у них хорошие семьи и много игрушек, хорошее обращение и хорошие друзья, а ты одна из тех, кто обделены любовью… А где, кстати сказать, твой отец?
- Не знаю. Он просто бросил нас с мамой. – Ответила она, доедая вафельный стаканчик.
- Бросил… Хмм. Сукин сын.
- Да уж.
- Э-эй, откуда такие слова знаешь?
- Я и не только такие знаю… - Смущенно пролепетала она, приступая к картошке.
- Ах, да… Я и забыл – ты же дитя улицы. Вот тебе девять лет…
- Десять.
- Десять. И с какого возраста ты отдана на растерзание улицам?
     Оля непонимающе посмотрела на Алекса, поглощая картошку.
- Я имею в виду, со скольких лет ты гуляешь сама по себе?
- А… - Она сглотнула. – С шести лет, как только в школу пошла.
     Алекс замолчал. Наступили сумерки и уже темнело, небо на западе окрасилось в темно-оранжевые, почти красные, цвета и вскоре обещало стать темно-синим, опустив на город ночь. Алекс молчал, наблюдая за тем, как Оля поедает все предложенное, а его мысли непроизвольно крутились вокруг ее ножек, вокруг ее ротика… Чтобы отвлечься, он достал сигарету и закурил.
     Доедая пирожок, девочка внимательно посмотрела на немного печальное лицо своего нового друга и спросила:
- А о чем ты сейчас думаешь?
- Да так…
     На улице уже была полутьма, когда они шли домой. Они о чем-то болтали, но Алекс все больше думал о ее теле…
- Я хочу покурить.
- Покурить? – Удивленно вскинул брови Алекс.
- Да, только давай зайдем куда-нибудь, где нас не увидят, хорошо?
- О`кей.
     Они зашли в один из этих высоких двадцатидвухэтажных домов и прошли на черную лестницу, на которой их никто не мог застукать. На одном из этажей Алекс нашел ящик и сел на него. Двери на этом этаже были, наверное, давно выломаны… В любом случае, их не было и света с улицы было вполне достаточно, чтобы разглядеть надписи на стенах. Оля взяла сигарету и закурила, сев на колени Алексу. Она делала маленькие затяжки, покашливая иногда.
     Снаружи уже наступила ночь, в окнах зажглись огни – город засветился своей ночной жизнью, даже появился легкий ветерок. Алекс обнимал одной рукой девочку за плечо, а другую непроизвольно положил на ее гладкое бедро. Оля докурила сигарету и расслабленно положила свою голову ему на плечо, прижавшись теплым бочком к мужскому телу. Он с турдом понимал, что такое с ним происходит, нежно гладил ее ногу.
- Можно я тебя поцелую?
    Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, слегка кивнув. Он нежно поцеловал ее в мягкие, горячие губы… И тут-то желание разгорелось внутри.
     Алекс грубо повалил ее на пол, зажимая рот одной рукой, содрал с нее маечку другой. Она попыталась его укусить, но несколько ударов умалили ее пыл.
     Он содрал с Оли шортики и, разорвав трусики, достал свой набухший член и засадил в ее маленькую щелку. Девочка завизжала, когда он стал с силой врубаться в ее молодое тело, навалившись всем своим весом.
     Алекс трахал ее так, как еще ни одну девушку не трахал: настолько была велика его страсть, что он, не замечая ничего, не мог кончить и врубался, долбил ее, пока не подкатил кульминационный момент и с его конца потекло. Он вышел из нее и только тут понял, что она уже давно не визжит, а только лежит неподвижно. Это как обухом ударило Алекса, его передернуло. Он стал пытаться привести ее в чувство, делал искусственное дыхание, стимулировал сердце, но все было без толку. Когда он перевернул ее, то увидел на спине синие разводы, словно от недавних ударов хлыстом или ремнем, а так же шрамы от старых ран…
     Боже, боже, что же он наделал?!
     Вообще-то, Оля не умерла – она еще дышала. Мысли Алекса метались из стороны в сторону, он пытался что-нибудь придумать, хотя и не понимал – что именно он хотел. Он сидел рядом с ней до тех пор, пока девочка не пришла в сознание. С трудом она поднялась на ноги, бросила быстрый взгляд в сторону бледного парня, подобрала свои вещи и поспешила вниз, больше ни разу не посмотрев на Алекса. Он пошел было вслед за ней, но остановился на темном пролете и забился в уголок, обхватив голову руками, так и остался там сидеть до утра. Он еще не мог признаться себе, что ему это понравилось…