Старец

                -=Достоин Ты, Господи, приять
                славу и честь и силу, ибо Ты
                сотворил все, и все по Твоей
                воле существует и сотворено.=-
           -Евангелие, Откровение святого Иоанна Богослова.-

По грязной, истоптанной крестьянскими ногами дороге, опираясь на тяжелую липовую дубину, напоминающую только что срубленную и обтесанную ветку дерева, шел старец. Шел он тяжело, пошатываясь из стороны в сторону; не ясно, помогала ему дубина, на которую он то и дело наваливался своим костлявым тельцем или только мешала, заставляя поднимать себя, чтобы хоть чуточку продвинуться вперед. Мокрые белесые волосы слипшимися клочьями свисали над широким, морщинистым лбом, по которому струился соленый пот, скатывающийся на единственный глаз старца, смывая с него пелену пыли и возраста.
По обеим сторонам тянулся сосновый лес с вкраплением небольших, приземистых елей и худеньких березок.
Старец свернул направо и поплелся по заросшему сорной травой полю. Он пошел совсем медленно, потому что путь был неровным, и ноги заплетались и подкашивались, вступая на бугорки и впадины. Вскоре он добрался до первой рыжей сосны и повалился на круглый, напоминающий яйцо валун. Старец сидел, сомкнув вежды, веки его подергивались, а рот был чуть приоткрыт, и из него исходил мерный шепот.
Прошло много времени, и солнце, вышедшее из-за леса почти дотянулось своими лучами до босых ног сидящего на валуне.
Где-то прокуковала кукушка, и старец пробудился. Он поднялся на свои сухощавые ноги и, взяв дубину, очертил на земле, поросшей мелкой травкой, прямоугольник длиной с человеческий рост и шириной немного больше аршина. Старец опустился на колени, поднял исхудалое лицо к голубому, чистому небу и, перекрестившись, вдавил руки в рыхлую землю.
Он рыл не торопясь, сохраняя силы. Костлявые пальцы легко входили в землю, которую он аккуратно сгребал по краям, и под желтыми ногтями показались черные ободки.
Скоро старец скинул с себя ветхую, холщовую рубаху и подставил сутулую, загорелую спину, на которой выделились позвонки и лопатки, вторя движениям старца, ходившие вправо-влево, палящему солнцу. Стали попадаться жилистые черви, которых он отбрасывал в сторону, и другие насекомые, заползающие на его руки и тело.
Старец работал долго. Тяжело дыша, он отполз к сосне и, прислонившись к ребристому стволу, стал смотреть куда-то вдаль. Его глаз, уже казавшийся безжизненным и не излучающим ничего, кроме пустоты, кинул взор на противоположный холм, где показались косари. Их мускулистые, в рубцах от нередких побоев тела легко двигались в такт друг другу, и сильные руки, оканчивающиеся грозной пятерней, разрезали наточенными косами воздух, издавая гулкий, протяжный свист.
Отдохнув, старец продолжил рыть яму, которая уже была достаточно глубокой. Теперь он стал копать по бокам, чтобы придать ей первоначально начерченный контур.
Когда солнце отошло от верхушек деревьев и нависло над дорогой, старец ощутил на шее приятный, холодный укол: из откуда-то приплывшего сероватого облака полился свежий, грибной дождик. Старец закончил копать и нетвердыми от усталости шагами подошел к валуну. Он присмотрелся к камню и, двинув седыми, густорастущими в разные стороны бровями, попытался столкнуть его с места. Валун не поддавался. Трясущимися от напряжения руками старец взял дубину и, подковырнув ею крупный, упрямый камень, надавил вниз. Палка изогнулась, затрещала, но все-таки сдвинула валун с места. Кое-как старцу удалось докатить камень до края ямы.
Дождь неторопливо размывал землю по бокам, и на дне образовалась небольшая лужица. Старец, опираясь на дубину, выпрямился и некоторое время простоял, глядя в одну точку, расположенную то ли где-то на земле, но очень далеко, что не каждый увидит, то ли на небесах.
Наконец он очнулся. Осторожно ступая, он спустился в вырытую яму и лег так, что валун был прямо над его головой. Старец трижды перекрестился и прошептал что-то бледными, потрескавшимися губами. Веки опустились, и по ним потекла теплая дождевая вода. Старец умер.