Искусство и психоанализ психология художественного творчества, ч
Психологией художественного творчества интересуются не одни лишь художники и искусствоведы. Ведь предметом этой дисциплины является не только тайна авторства, но и загадка художественного восприятия.
Как зарождается образ в глубинах человеческой психики?
Каковы психологические законы восприятия прекрасного?
В чем причина эстетической жажды, от рождения присущей каждому из нас?
Эти вопросы я задавала себе, когда начала писать данную работу, и постараюсь найти на них ответы.
Любой культурный человек, интересующийся глубинными причинами творения естества, рано или поздно обращается к изучению основ созидания, знание о которых он может почерпнуть прежде всего в постижении психологии художественного творчества.
Без этого нет ни психотерапии, ни педагогики, ни даже психологии управления.
Ведь психология художественного творчества изучает высшие законы функционирования психики творца.
Это – особая дисциплина, вмещающая и исследование любви, и изучение таинства истинного философствования, и постижение психологические основ религиозной жизни человека.
Через изучение этого высокого предмета только и можно понять, как следует гармонично развивать собственных детей, улаживать всевозможные конфликты и придерживаться индивидуального духовного пути.
В конце концов, это попросту чрезвычайно интересно!
Несмотря на все вышесказанное и на огромную популярность искусства, психологические закономерности его еще исследованы недостаточно.
Бесспорно, что литература – наиболее благодатный материал для психологического анализа, наиболее понятный вид искусства с точки зрения рассмотрения психологических механизмов художественного творчества ( в дальнейшем – ХТ, прим. авт. ). Но есть виды искусства, которые более ""непонятны"" и трудны для психологического изучения. Думаю, что музыкальное творчество в этом смысле намного сложнее. Массу психологических парадоксов ставит проблема сценического переживания актера на сцене. У театральной психологии много граней соприкосновения с литературой, но, тем не менее, мир театра намного сложнее для психологического анализа, чем мир литературы. Или различные формы изобразительной деятельности, отражающие глубочайшие корни человеческого сознания. Все эти виды деятельности мало изучены психологией.
Нужна психология искусств, а затем психология искусства (конкретного)
Психология искусств может установить наиболее общие закономерности всех видов и направлений ХТ, раскрыть механизмы становления личности творца, а так же – проанализировать различные формы воздействия искусств на человека..
Каково нормальное развитие одаренности?
Как человек превращается в талантливую, гениальную личность?
И, наоборот, почему иногда гений, талант превращается в посредственность?
Для того чтобы ответить на данные вопросы необходимо знать не только механизмы формирования одаренности, но и располагать экспериментальными материалами, характеризующими динамику общего и специального (художественного развития личности.)
А пока задумаемся о том, как вообще связать искусство и психоанализ - две диалектические величины, в переплетении которых, быть может, сокрыта величайшая резервная сила психики человека.
До тех пор, пока мы будем ограничиваться анализом процессов, происходящих в сознании, мы едва ли найдем ответ на самые основные вопросы психологии искусства.
Мы никогда не сумеем сказать точно, почему именно понравилось нам то или другое произведение; словами почти нельзя выразить сколько-нибудь существенных и важных сторон этого переживания, и, как отмечал еще Платон ( в диалоге « Ион» ), сами поэты меньше всего знают, каким образом они творят.
Психоанализ является той психологической системой, которая предметом своего изучения избрала бессознательную жизнь и ее проявления. Совершенно понятно и очевидно, что для психоанализа было особенно соблазнительно попробовать применить свой метод к толкованию вопросов искусства. До сих пор психоанализ имел дело с двумя главными фактами проявления бессознательного – сновидением и неврозом. И первую и вторую форму он понимал и толковал как известный компромисс или конфликт между бессознательным и сознательным. Естественно было попытаться взглянуть и на искусство в свете этих двух основных форм проявления бессознательного. Психоаналитики с этого и начали, утверждая, что искусство занимает среднее место между сновидением и неврозом и что в основе его лежит конфликт, который уже « перезрел для сновидения, но еще не сделался патогенным». В нем так же, как и в этих двух формах, проявляется бессознательное, но только несколько другим образом, хотя, быть может, оно совершенно той же природы. Таким образом, художник в психологическом отношении стоит между сновидцем и невротиком; психологический процесс в них по существу одинаков, он только различен по степени…
Легче всего представить себе психоаналитическое объяснение искусства , если последовательно проследить объяснение ХТ при помощи этой теории. Конечно, если я буду досконально изучать все тонкости и концепции вышеназванного учения, на это уйдет, по крайней мере, несколько диссертаций, поэтому я попытаюсь изложить его в краткой форме.
Фрейд указывает на две формы проявления бессознательного и изменения действительности, чем сон и невроз и называет детскую игру и фантазии наяву.
Когда ребенок играет, он относится к игре очень серьезно, вносит в нее массу одушевления. И противоположением игре является не серьезность, а действительность. Эти два фактора ребенок осознанно отличает, мало того, он ищет для созданных им воображаемых объектов опоры в действительной, реальной жизни.
Человек, создающий художественные произведения, делает то же самое: он создает мир, к которому относится очень серьезно – иначе этот мир не мог бы всецело существовать - в то же время, резко отделяя его от действительности.
Фантазия, на основе которой строится вымышленный художественный мир, в большинстве своем, имеет побудительные стимулы – неудовлетворенные желания, вытесненные из мира реального и являющиеся переносом в мир несуществующий. Каждая фантазия - это удовлетворенное желание. Конечно, это относится, не ко всему ХТ в целом, так как последнее имеет многочисленное количество аспектов, а это – всего лишь один из них, но он, несомненно, имеет место.
Как это совершается, можно понять при помощи теории аффектов, развитой в психоанализе. С точки зрения этой теории, аффекты могут, а в некоторых случаях – и должны оставаться бессознательными, причем отнюдь не теряется действие этих аффектов, когда они попадают в сознание. Соответственно, любое состояние (чувство), попадающие, таким образом, в сознание, скрепляется с другими аффектами или чувствами, сходными с ним. Между ними образуется некая ассоциативная энергетическая связь, по пути которой движется (перемещается) чувство наслаждения и соединенная с этим чувством энергия. Если взять эту теорию за одну из догм, то я могу попытаться применить ее на рассматриваемой нами проблеме. Получается, что художественное произведение вызывает наряду с сознательными аффектами также и бессознательные, которые обладают большей интенсивностью и, в большинстве своем, противоположно окрашены. Эту задачу художественное произведение приобретает в силу того, что в тот момент, когда оно возникало, оно давало возможность отвода и фантастического удовлетворения бессознательных желаний.
На этом основание целый ряд исследователей данной проблемы развивают теорию поэтического творчества, где неизменно сравнивается художник с невротиком, парадоксально при этом, что они же поднимают на смех построение Ломброзо, когда он проводил параллель между гением и сумасшедшим.
Для этих авторов поэт – невротик и осуществляет некий психоанализ на своих поэтических образах. Эта версия не кажется мне особенно абсурдной, если не пересекать какой-то разумной грани, когда, к примеру, Ковач приравнивает поэта к параноику, который склонен максимально проецировать свое «я» вовне, а читателя уподобляет истерику, который субъективирует чужие переживания.
Во всяком случае, я не буду отрицать, что поэт в творчестве высвобождает свои бессознательные влечения при помощи механизма переноса или замещения, соединяя новые аффекты с прежними представлениями и переживаниями.
Знаменитое признание Гоголя, который утверждал, что он избавлялся от собственных недостатков и дурных влечений, наделяя ими своих героев и отщепляя
Таким образом в своих комических персонажах он отрабатывал собственные пороки. И Гоголь в этом – не единственный.
Ранк отмечал, и я считаю, совершенно справедливо, что « если Шекспир видел до основания душу мудреца, глупца, святого, преступника, он не только владел этим – таков, быть может, всякий, - но он еще обладал дарованием видеть свое собственное бессознательное и из своей фантазии создавать самостоятельные образы».
ПРОДОЛЖЕНИЕ В СКОРОМ ВРЕМЕНИ ПОСЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №201080700024