Болотные огни

«…Мы все знаем. Мы, таланты, знаем почти наверняка, что искусства уже нет, есть только хождение по краю бездны, чем ближе подходишь к ней, тем острее чувства. Запустить руку по самый локоть внутрь своего чрева, вытянуть оттуда страдание, прицепить к нему флажок с штрих-кодом и название, выложить, выложить…»

Петя отрывается от монитора, его пальцы шевелятся, он задумывается. Вскоре он вновь начинает стучать по кнопкам:

«А между тем, еще в начале двадцатого века творцы созидали иначе. Представление о прекрасном затуманилось, но принимаясь за оргии, они хотя бы служили своим гениям, своему искусству.  Что же творится сейчас? Нас окружают болотные огни. Как никогда много одаренных людей, но эти дары – не золото и благовония, а тлен и.»

В прихожей стучит дверь, входит Маша. У нее усталый вид, в руке пакеты:

- Привет, Петь. – она смотрит на Петину спину, взгляд ее пробегает по монитору, разбросанным журналам, горе окурков.
- Угу… - он все стучит по клавиатуре, иногда на пару секунд задумываясь.
 
«Земля так устала от этих букв, когда говорят о том, что мы испоганили весь мир, то показывают пальцем на трубы, из которых вытекает в реки и вылетает в небо, но на самом деле эти медные трубы, которые все засорили – это наши глотки, мы подняли каждый камушек и нацарапали на нем «еклмн…», а потом глотаем эти камни, как курицы, у нас пищеварение уже иначе не работает…»

- Петя, пойдем, поедим, я принесла сыра. – Маша накидывает на себя халатик, закалывает волосы:
- Да оторвись ты!.. – Маша подходит к Пете, обнимает его, тот подергивает плечом:
- Иду.

«Мы еще по инерции думаем, что миру нужны наши плоды, но он устал от них, он хочет очиститься от этих…»

- Петя, я соскучилась, пойдем, поговорим… - Маша ласково тянет мужа за руку, он неохотно отрывается от компьютера, оборачивается:
- О чем поговорим? Опять о вашем начальнике-дегенерате? Сколько можно?
- Я тебя люблю…
- Я тебя тоже. Ну пошли, где сыр?

- Петя,  я устала так жить. Нужно что-то менять.
- А что такое?.. - муж жует большой бутерброд с сыром, запивает его чаем, рассматривает рекламу пластиковых окон в бесплатной газете.
- Надоело мне все. Ты занят своими делами, денег нет, Юлька уже забыла, наверное, как я выгляжу… Надоело мне все. – Маша смотрит в окно,  по улице едет большой грязный грузовик, поворачивает за угол.
- Ну и к чему ты это мне говоришь? Ты же знаешь ситуацию. За ребенком нужно следить, отводить в садик, ты не можешь, я не могу. Сколько можно говорить об этом?
- Я знаю… Не знаю я. – Маша вздыхает, молчит, задумчиво смотрит в окно.
- Ты купила сигарет?
- В прихожей.
Петя встает, бросает на стол бумажку от чайного пакетика. Вернувшись, закуривает:
- Что, хочешь, чтобы я пошел к Митрофанову и сказал: все, можете меня брать тепленьким, я готов тебе лизать задницу?
- Фу!..
- А что фу? Ты же знаешь, что мне противно продаваться. Я лучше пойду дворы подметать, чем стану этим заниматься.
- Ну, может, где-то приличные редакторы есть?..
- Маша! Не смеши меня! Ты вообще не знаешь ситуации, я же тысячу раз тебе говорил: если хочешь написать что-то стоящее, то будь готов к тому, что это никто не оценит!.. – Петя в раздражении вскакивает, начинает ходить по кухне:
- Что, бросить все и пойти в слесари-сантехники?.. – Петя отлучается. Вернувшись, он подходит к жене, наклоняется к ее лицу и говорит тихо:
- Не устраивает жить со мной?
Маша плачет.
- Давай разведемся. Вот, Кирьюша давно на тебя поглядывает, но учти, ему Юлька нафиг не нужна!
- Прекрати…
- А что? Он мужик дельный, работящий, все на своем месте у него, карьера...
Маша одевает плащ и уходит. Стучат ключи.
Петя глухо матерится, давит окурок, вздыхает, возвращается к компьютеру. Некоторое время Петя смотрит на нарисованного на обоях толстячка, потом вновь принимается стучать по клавишам:

«… очиститься от этих бессмысленных и бесчисленных снов разума. Честность истинного таланта в наше время – молчать, а не разевать свою разбитую, бесприютную душу, изливая на стонущий мир вереницы слов.
И если есть высшее существо, то оно с печалью наблюдает, как мы тонем в своих пропитанных буквами и пробелами трагедиях, думая, что уподобляемся Творцу. И лишь носятся над нашими головами болотные огни – гении нашего века».