Письмо
Собираясь уехать на год, я запаслась обещаниями многих, отвечать на мои письма, чем и успокоилась, хотя опыт мой в плане таких обещаний радужных надежд не обещал. И все же... Может быть, хоть кто-то...
Он был... Впрочем, это не важно, каким он был или каков он сейчас (тем более, что этого я сказать и не смогу, потому что познакомились мы всего за пару месяцев до моего отъезда, и представление мое о нем столь часто и столь координально менялось, что абсолютно дискредитировало себя, как источник информации), главное, он обещал писать и писать часто.
Характер наших отношений, необыкновенно для меня бурно и быстро выросших, позволил мне начать свое послание к нему еще с дороги, и, едва освоившись на новом месте, я отослала письмо на первой же неделе. Потом было еще много других писем к другим людям (по какой-то всем (в том числе и мне) понятной, но необъяснимой логике именно я должна была начинать все линии переписки) и долгие дни и недели ожидания.
На какое-то время, мне пришлось оказаться совсем одной, среди людей, не понимающих моего языка, и языка которых я не знала. Жаловаться не на что: я знала, что должна быть готова к такому, еще во время своих приготовлений. Да и никто меня не заставлял, не толкал под руку – выбирала и планировала я – это была моя жизнь, в которой я уже привыкла все решать сама. Но никогда не бывав в подобных условиях, я и представить не могла, сколь необходимой окажется для меня тоненькая ниточка, связывающая меня с моей страной, пунктирная линия, которую предоставляла мне переписка. И сколь долгожданной будет каждая точка в ней – каждое письмо.
Ответы не торопились. Благо, мне было, чем заняться, а времени на размышления оставалось ровно столько, чтобы помечтать о руках, обнимающих меня за плечи, и не успеть впасть в отчаяние из-за их отсутствия. Конечно, это были его руки. Руки, которые я все еще помнила на своих плечах. Как помнила и его обещания писать каждый день.
А писем все не было.
К исходу третьей недели я начала думать, что поняла что-то не так (обычная для меня мысль, когда что-то идет не по задуманному сценарию) или же написала какую-то непоправимую глупость, перечеркнув тем самым все, чего достигла в этих своих отношениях. Я перебирала в памяти каждое слово письма и каждую секунду нашего последнего дня (может быть разгадка там?), не находя ничего, либо находя слишком много.
Когда прошел месяц, я решила, что опять попала в историю, о которой не захочу вспоминать в будущем, что опять натворила что-то, и что меня, похоже, бросили (что на самооценку действовало не лучшим образом, прямо-таки «давая под дых» моему «эго»). В конечном итоге, я загадала последний срок – пятницу – для того чтобы получить ответ и сохранить отношения...
Письмо пришло в четверг...
Белый конверт на мое имя выпал из кипы газет, и, поднимая его, я успела прочитать обратный адрес. Что-то во мне перевернулось. Я почувствовалв дрожь в руках и еще... тошноту. Положив письмо на стол, я часа полтора сидела, уставившись в пустоту. Мне не хотелось знать, что было мне написано. Мне не хотелось даже думать об этом письме. Я и поймала себя на том, что думаю о совершенно посторонних вещах, а малешая мысль о письме или его авторе вызывает у меня только отвращение.
Не помогали никакие доводы логики, спасавшей меня обычно. Я решила подождать до вечера, когда меня особенно сильно одолевала тоска. Но это ничего не изменило.
Утром я сожгла злосчастный конверт, так и не вскрыв его.
Свидетельство о публикации №201081200041