Портреты его грёз, 1-й отрывок

                ВИКТОР


С некоторых пор я люблю читать некрологи. Сейчас их почему-то стали реже печатать в московских газетах. А раньше…

После тяжёлой и непродолжительной болезни умер старейший работник лесной промышленности, персональный пенсионер, член КПСС Пётр Васильевич МАЛЬЦЕВ.
П.В.Мальцев родился в 1904 году в Липецкой области в семье крестьянина. В 1919 году вступил в комсомол и вёл активную работу среди молодёжи в деревне.
После учёбы в Московском лесном институте П.В.Мальцев работал таксатором, техноруком леспромхоза, начальником отдела и заместителем начальника Главзапсиблеса. С 1942 г. по 1944 г. участвовал в Великой Отечественной войне, был тяжело ранен.
В послевоенные годы был управляющим трестом Мослеспром, на ответственной работе в аппарате Госплана и Совнархоза РСФСР, Минлеспрома СССР, Всесоюзного объединения “Союзхимлес”.
П.В.Мальцев проявил себя квалифицированным и способным организатором производства.
За трудовые и боевые заслуги он был награждён орденом Трудового Красного Знамени и медалями.
Светлая память о Петре Васильевиче Мальцеве надолго сохранится в наших сердцах.

Группа товарищей.
 

Такой некролог был напечатан в одной из центральных газет о моём деде на второй день после его смерти. Было это в 1976 году. Для застойного времени, как принято называть тот период в учебниках истории, очень даже человечный некролог получился, если можно так выразиться. Единственное, что тогда в 1976 году неприятно меня удивило, так это слово “надолго” в последней фразе газетной статьи. В те годы обычно писали, что светлая память о покойном сохранится НАВСЕГДА. Теперь-то я понимаю, что анонимная группа товарищей сказала правду. Ничто не бывает навсегда, в том числе и светлая память о покойном.

Я не историк, не учёный и даже не хотел бы называть себя журналистом… просто художник, живущий на рубеже третьего тысячелетия. Могу добавить, что я — Виктор Новиков — оказался в данное время в данном месте благодаря загадочному сочетанию множества случайных событий, часть из которых, возможно, инфернального свойства. Передо мной на небольшом столе стоит полупустая или полуполная — не знаю, как правильно сказать — бутылка шотландской “Белой лошади”. На её стекле ближе к горлышку выдавлена маленькая лошадка. Очень симпатичный хвостик у этой бутылочной лошади. Включён приёмник, на “Серебряном дожде” звучит музыка для молодых мужчин и женщин. Так это теперь называется. Неожиданно появляется Токката ре минор Иогана Себастьяна Баха…

Я встаю из-за стола и с бокалом в руке подхожу к книжным полкам. В руки мне попадается книга, что лежит под цветной фотографией моей матери. Книга называется “Смерть ей к лицу”. Я рассеянно листаю это творение Дэвида Кеппа и вспоминаю некролог о моей матери — она умерла в уходящем году. Наконец мне попадается абзац Кеппа, который я прочитываю от начала до конца:

“Мы собрались здесь сегодня проводить в последний путь отважного человека, наделённого особым видением мира, доктора Эрнеста Медвела. Он всегда считал, что жизнь начинается в пятьдесят лет. А поскольку мы очень мало знаем об Эрнесте Медвеле до его пятидесяти лет, то, вероятно, он говорил правду, потому что лишь когда ему исполнилось пятьдесят, он познакомился со своей очаровательной женой Клер, у него родилось двое сыновей и четыре дочери.”

Мне ещё далеко до пятидесяти, и так случилось, что нынешний Новый год я встречаю один, в просторной квартире моей матери на тринадцатом этаже в подмосковной Балашихе. Да, так уж получилось, что рядом со мной нет стройной длинноногой девчонки в мини-юбке и туфлях на высоком каблуке, нет рядом со мной и моей жены Натали. Эта дрянь отправилась в морской круиз вокруг Европы и сейчас наверняка пилится с очередным грузином или “новым” русским. Конечно, если все они вместе с тупорылой посудиной под названием “Михаил Шолохов” ещё не потонули. Впрочем, пусть плывут — я не кровожадный. Только теперь придётся объявить конкурс на вакантную должность, лучше всего через газету брачных объявлений. И, возможно, другая дрянь займёт свободное место.

А пока я сижу за новогодним столом один. Передо мной “Белая лошадь”, рядом тоник, какая-то закуска (что Бог послал) и масса возможностей: напиться, напридумывать всяких историй или вспомнить действительно случившиеся, а если получится, то и записать их.
 

1. ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ: Владелец недвижимости

Так получилось, что после смерти матери я стал обладателем двух квартир (одной в Москве, а второй в подмосковной Балашихе) и дачного дома в столичном пригороде. Московская квартира была у меня и раньше, теперь вот появилась кое-какая недвижимость в Подмосковье. И это, не говоря уж о шикарной квартире моей жены Натали: евроремонт, потолки за три метра, холл размером с небольшое футбольное поле, две комнаты, а сам дом в старинном стиле, с колоннами, и всё это в центре Москвы на Покровке. Впрочем, шиковать у меня не было никакой возможности. Московскую однокомнатную квартиру я сдавал за триста баксов в месяц, а в квартире матери устроил мастерскую. Короче, как владелец недвижимости я имел суточный доход в десять долларов; никаких других источников существования не было даже на горизонте. Картины мои на фиг никому не были нужны. Точнее, они, может быть, кому-то и нравились, но в стране, где месяцами не платят зарплату, тратить деньги на чью-то мазню, вероятно, представлялось верхом безумства. А сумасшедшие в любом обществе — товар штучный. Мне они напрочь не попадались.

Свою новую любовницу я ласково называю Мартыш. Мартыш—это от мартышки. Девочка действительно слегка похожа на этого смышлёного зверька: такие же хитрющие карие глаза, та же жёсткая шёрстка на голове и, временами… поразительная глупость. Зато пилится классно, словно настоящая мартышка. Хотя лично я никогда не пробовал с всамделишными зверями и не знаю, бывает ли у них множественный оргазм. Впрочем, Мартыш приятна мне по целому ряду причин. У меня никогда не было девушки с такими жёсткими хищными чертами лица, такими иссиня-чёрными волосами, к тому же это их натуральный цвет! По профессии Мартыш переводчик с английского, и это тоже мне нравится. Ещё у Мартыш удивительно стройная фигура, так что мне очень хочется написать её маслом, в полный рост. Короче, наверно, я влюбился в Мартыш.

То, что она для меня больше, чем просто партнёрша по сексу, я понял, когда Мартыш уехала на стажировку в Лондон, намеренно не попрощавшись со мной. За неделю до этой её поездки мы крепко повздорили. Как часто водится, из-за сущих пустяков бытового плана: кто должен стелить постель, кому мыть грязную посуду, выносить мусорное ведро, идти за картошкой… Мартыш до безобразия упряма в таких спорах, и убедить её можно только с помощью ремня, если хорошенько выпороть. Последнее, правда, не так-то просто осуществить: пока её не свяжешь, она будет царапаться и огрызаться как настоящий зверёк. Зато после порки, когда аккуратная попочка Мартыш становится пунцово-красной, мой глупый зверь всегда подлизывается ко мне и пилится как настоящая супер-сексбомба.

Ещё одна классная черта Мартыш — она любит наслаждаться спиртными напитками. Именно наслаждаться. Секс под дозой ей тоже в кайф. Правда, чтобы набрать оптимальную дозу, ей нужна водка или портвейн.

— Такие напитки мужики в подворотнях пьют,— как-то, не выдержав, заметил я.

— Ты чё… болтаешь? — пролепетала Мартыш заплетающимся языком. — Это для здешних козлов портвейн — бормотуха, а в Порто напиток двести лет назад появился… Совершенно случайно… Как-то в долгом плавании у португальских моряков сухое вино в дубовых бочках “окрепло”… и его стали называть “Вино из Порто”. Молодой портвейн тёмно-красного цвета именуют “full”; когда со временем вино светлеет — это “ruby”, а следующий этап “tawny” — сладкий… Иди ко мне, мой сладкий!

Последние слова относились, вероятно, не только к портвейну, но и ко мне. Впрочем, тирада отняла у Мартыш последние силы, и она, склонив голову, уснула в мягком кресле. Пустой бокал она успела водрузить на подлокотник.

В определённом роде Мартыш — уникальное существо. Когда мы вдвоём, она не видит грани между человеком одетым и нагим, может целый день ходить по квартире абсолютно голая, что меня вполне устраивает. А однажды поздно вечером вознамерилась в таком виде вынести ведро с мусором на лестничную площадку, где у нас люк мусоропровода. Пришлось ведро отобрать и нести самому. Теперь-то я понимаю, что Мартыш хитрила — приучала меня к домашней работе.

Иногда возбудить Мартыш достаточно тяжело. На мой взгляд, она —странная женщина. Как-то она сказала, что объектом её сексуального желания могут быть совершенно обычные вещи. Например, зёрна кофе; или разрезанный пополам спелый гранат; либо микрофон, обёрнутый ворсистым материалом, что необходимо при записи в ветреную погоду; или красивые мужские руки.

— А теперь давай вкусим друг друга без наслаждения. Мне так хочется, — сказала она однажды.

— Не знаю, получится ли, — искренне признался я.

Ещё Мартыш сказала, что я ей понравился, когда она увидела меня за холстом с кистью в руке, но больше всего ей нравится нежная кожа на моих ягодицах, и что она мечтает спустить с меня трусы и строго нашлёпать, как маленького непослушного мальчика.

— Ты, Мартыш, совсем обалдела, — нарочито грубо прорычал я после её последнего признания. — Забыла что ли, как тебя недавно пороли ремнём? Твоё место у моих ног!

И Мартыш взглянула на меня глазами покорного существа.

Однажды Мартыш, будучи гидом какой-то иностранной делегации, оказалась в музее на Поклонной горе. Там, в одном из киосков, которые оккупировали вестибюль музея, она присмотрела себе игрушку—смешного сказочного зверька-инопланетянина с коричневой шерстью, Альфа, довольно большого по размерам. Вечером она принесла Альфа в мою квартиру, посадила его на секретер и заявила, что он будет нашим талисманом. В чём-то неуловимом Альф был похож на Мартыш — может, такая же жёсткая шёрстка на голове? Или я всё это себе придумал?

После смерти моей матери и разрыва с Натали Мартыш стала для меня самым важным звеном окружающего мира. Без неё мне было бы очень трудно жить, и всё вокруг оказалось бы другим. Чаще всего художник изображает мир таким, каким он ему представляется; иногда — каким он должен быть (разумеется, на его, художника, субъективный взгляд); совсем редко — каким мир мог бы быть. Парадокс в другом: видим мы окружающий мир лишь в том виде, в каком он оказался бы без нас. Но каждый из нас есть. И потому художник никогда не догонит изображаемую им натуру...


Мне привиделась наша последняя встреча.

Ночью я лежал в постели и смотрел на спящую Мартыш — худющая, рёбра, как урок анатомии. В окно, через чистый сегмент стекла, который она не домыла, подсматривает полная Луна. К счастью, у Мартыш нет привычки мыть стекло целиком.

Моё сердце отрешённо тикает в ушах, словно старинные напольные часы, что когда-то давно были в доме у моего деда. Именно в такие минуты кажется, что жизнь будет длиться вечно, и ты успеешь совершить всё задуманное. Мартыш беззвучно шевелит губами во сне, смешно раскинула свои длиннющие ноги молоденькой кобылицы. Мы лежим как святые в ожидании нимба…



© 2001 by  Гусев Андрей Евгеньевич

* Полностью повесть напечатана в сборнике — Гусев А.Е. «ROLE PLAYS в зрелом возрасте»: повести и рассказы / М., 2003    ISBN 5-704-0630-1


Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.