К разговору о пустяках...

Все в этом мире чихня, кроме пчел. Хотя, если задуматься поглубже, приходишь к выводу, что и пчелы – редкостная дрянь...

К чему я все это? Да, просто так. Хочется не расстраиваться, особенно по пустякам. Хочется радоваться жизни этой паскудной, ан нет, не у всех выходит. И не выходит именно потому, что парятся люди. Всегда парятся и именно по мелочам. Выходит, из этих мелочей и состоит настроение? Глупости! Я, например, на мелочи не обращаю особого внимания. Или, по крайней мере, стараюсь не обращать. Иногда получается.  Иногда – нет. Вот вчера: жена попросила сходить за хлебом.  Идти было лень. Но и альтернатива, убаюкивать больного, и потому капризного, годовалого сынишку, не устраивала. Что мне стоит сходить за хлебом? Раз плюнуть – уговаривал я себя. Даже и расстраиваться нечего. Уговорил.

Иду. Встретил Коляна. Постояли, потерли о том, о сем. Вспомнили Сан Саныча, умершего на прошлой неделе от туберкулеза. Как тут не помянуть-то? За разговором незаметно оказались у железных ворот грязной, но родной до боли рюмочной на углу. До булочной оставалось меньше ста метров. Ну, не убежит же никуда булочная! Да, и времени еще совсем не много. Посмотрел на часы – без четверти пять. Успею. Ирка-шалава и одноглазый Витек пили портвейн прямо у стойки. Мы с Коляном подошли и поздоровались. Выпили. Все чин чинарем. Сан Саныча помянули. Выпили по второй. Покурили. Выпили еще. Потом еще... В булочную я так и не успел. Пустяк? Конечно! Че орать-то было? (Это я про жену.) Никто ж с голоду не умер. Нервная она у меня стала. Нельзя так. Сама себе жизнь портит.

Или вот еще. В автобусном парке, где я и работаю слесарем, трудится очень даже аппетитная и грудастая блондинка Любочка. Трудится диспетчером, а заодно практикуется любовницей у начальника второй колонны. Так вот, я, желая хоть как-то обратить на себя Любочкино внимание, и выпив чуток для храбрости, прижал ее в переходе и, не скрою, грубо отобрал заполненные табели, которые она несла в дирекцию. Вернуть обещал только после того, как она даст мне разок свое тело, а заодно сообщил, что в случае несогласия, я все расскажу ее мужу. Это я намекал на, и так внебрачные, Любочкины связи. Пустяк, согласитесь! Что ей жалко? Почему одному можно мять ее роскошные сиськи, а мне нет?  Дура-Любочка так не считала. Расплакалась. Вырвалась и убежала.

Я все-таки честно и по-мужски рассказал Любочкину мужу правду о ее выкрутасах на работе. Он мужик ничего, часто заходит за женой после работы. Пасет, значит. Не доверяет. Все он понял правильно. Меня благодарил. Выпили мы с ним, посидели, на баб посетовали, мол, дрянное дело эти самые бабы. Паскудное. На следующий день Любочка не вышла на работу. Бюллетенила неделю. Когда появилась, то я не досчитался у нее трех передних зубов. И шепелявить она начала отчаянно. А всего-то делов – дала бы мне, так и красоту бы свою не потеряла, и счастье в семье собственной сберегла. Пустяк ведь. Сама, короче, виновата. Глупая баба.

А тут хохма – сгорела дача у соседа. Мы с ним, как раз, пили в баньке неподалеку. Я пошел в дом, чтоб прогладить и подсушить утюгом намокшую сторублевку. Кажется, забыл выключить утюг, когда, зажав в кулаке опять хрустящую купюру, пошел за водкой. Возвращаюсь – дым коромыслом, Пашка-сосед орет, как полоумный, бегает с ведром, суетится. Народу набралось на участке – весь огород вытоптали. Затушили, наконец. Выгорело всего ничего – только полверанды, да стена внутренняя. Не так уж и много. Банька стоит, как новая, да и водки две бутылки я принес. Вообщем, урону мало. И расстраиваться из-за таких мелочей, я думаю, не стоит особо. Нервы себе только хавать. Пашка, наверное, жены боится. Думает, та ругать его будет. А я так считаю: раз все живы, то и говорить тут нечего. И бабе своей втолковать можно. Пустяки все это.

Не понимаю я иногда людей. Даже очень часто не понимаю. Слабые они, что ли?  Или глупые? А, может, и то и другое? Все в этом мире, повторяю, редкостная чихня, кроме пчел. Хотя, если задуматься поглубже, поморщить лоб, приходишь к выводу, что и пчелы – самая настоящая дрянь...