Дневники - 1983

 
зеленая тетрадь
 

 

8 января 1983.
Ты девчонка глупая, смешная

Я смешной и глупый дуралей

А улыбка у тебя такая

Никогда мне не устать ласкаться в ней.

 

Страшусь свободы, как смертного огня

Из плена одного бегу в другой застенок

Одну любовь другою поменяв

Чтоб вновь страдать и вновь искать замены.

 

Вот и все, осталась только память

Бередить одиночество души.

 

 

 

16 января
Можно себе клясться

Можно придумывать для себя

Клятвы, правила

Поступать так

и

Так не поступать

Что я и делаю

Я только это и делаю

Придумываю правила.

 

Каприз №13 Паганини.

 

21 января. Night.
 

Я подумал: почему обожженное вчера место на руке сегодня, попав под горячую воду, вновь напоминает болью о вчерашней боли? Тут же возникла аналогия с обморожением. Ведь похоже — отмороженное место тут же напоминает о себе, стоит только выйти на улицу даже в легкий мороз.

Скоро последний экзамен. Снова увижу Н. Печально. А тут еще хлопоты с поездкой в Б. Так и не удалось обойтись без помощи родителей — а ведь мне уже 24 года!

Читаю Ремарка. Вот еще книга, обогащающая душу. Становишься более мягким, сентиментальным и добросердечным — ведь вот жизнь! Сколько судеб и мыслей, взглядов и идей. Становлюсь идиотом.

Раздражен бюрократизмом канцелярщины. Мое невнимание к документам и моя несобранность погубят меня.

Нат. Юрьевна вернула мой перевод. Похвалила. Буду продолжать.

 

Ты простая

И хочется просто думать

о тебе не переставая

Ты сейчас в Дубне

Скучаешь

Или не скучаешь

А я здесь

Скучаю

И думаю о тебе

и о себе.

Ты очень простая

и не простая

А мне больно думать

что все кончится

печально

Что все забудется

не скоро

И что-то не забудется

Никогда.

Уже никогда

Обнимая не тебя

Я не буду не вспоминать

другую.

Ты появилась

И не исчезнешь

Как бы я не хотел.

Я все помню

Всегда остается

Только печаль.

 

24 февраля
 

Тянет писать

Больше

На свете

Сказать, что я люблю только себя — неверно,

Еще я люблю людей.

 

 

 

Поездка в Болгарию
 

 

Киевский вокзал. Поезд «Москва-София». Мы отправляемся вечером, поздним вечером. Нас тридцать шесть. Едем все вместе, в одном вагоне. В Болгарию, по туристической путевке. На две недели. Говорят: «Курица не птица, Болгария — не заграница». Все равно интересно.

 

Еду в пятом купе, вместе с Юрой, руководителем поездки. Еще в купе две девушки — Оля и Рита. Рита — тоненькая, подвижная, с лицом азербайджанки. Черные, как смола волосы. Короткая, мальчишечья стрижка. Большой чувственный рот.

Оля — тихая, спокойная. Длинная коса рыжих волос. Лицо круглое, очень русское. Она — студентка текстильного института. Вообще, в группе все студенты, кроме Риты и Юры.

 

 

Ночь кое-как проспали. Утро встретили уже на Украине. Вот к Киеву подъезжаем. Монумент. Днепр не такой, как Волга. Снега нет после Киева. А ведь — февраль. Все, что мелькает за окном поезда, говорит за то, что сейчас — октябрь, ранний ноябрь — так все похоже на нашу осень. Это необычно для меня и привлекает к окну. Еще было необычно слышать объявления и видеть надписи на украинском языке на станциях.

Поехали по молдавской земле. По радио начали передавать интересные, необычные записи какой-то молдавской рок-группы. Так интересно было слушать! Говорят, в Молдавии есть ансамбль «Круиз».

 

Молдавские села отличаются от русских. Кишинев! Через несколько часов — граница.

 

 

Русе

 

Плевен

 

София — поездом — горы высокие

 

Пловдив (Алеша) (Novotel)

 

Шипка

Габрово

 

Великотырново — the last day in Bulgaria

 

Русе

 

 

1 день
 

Утро. Раннее. Румыния. Наших машин нет, солдат наших тоже нет. Солдаты везде румынские, их лагеря вдоль железной дороги встречаются часто. На станциях — чисто, прибрано, кое-где зелень (в феврале-то!) На нас смотрят искоса. Улыбаются редко.

Дунай. Переезжаем и — Болгария! Ура! Остановка на приграничной станции. На два часа. Разрешено выйти на перрон. Гуляем. Подходим к киоскам. Облепили. Хотя он и закрыт — «затворено» — гласит надпись. Погуляли-погуляли по перрону и — айда в город!

Можно снять куртку — почти тепло. Дома запомнились красными и желтыми. Привокзальная улица — в ремонте. Что-то роют, кладут новый асфольт. От рабочей суеты — какое-то домашнее настроение. Ходим как у себя. Вот книжный магазин. Много книг на русском. Купим, когда будут деньги. Все, пошли назад. И вовремя. Обмен валюты. Каждому — по 289 левов. И сухой паек. Весьма кстати. В шелестящем пакете — бутылка с «Шнайдером», палка колбасы, хлеб, сыр. Все очень вкусно. Жуем и обмениваемся впечатлениями. (Русе — станция).

 

2 день.
 

Плевен. (А как спали — 2=2!).

Снег. Надо же — кругом бело!

После завтрака — в автобус — в город.

Спускаемся вниз с заглушенным мотором. В салоне звучит музыка — что-то таинственное — под стать тому, что за окном — ели, заваленные снегом, стоят на обочинах...

 

3 день
 

С утра — солнце. Пошли гулять! Везде — пушки.

 

4 день.
 

София. Гора. Вечер в подсофийском совхозе.

Гостиница «Орбита». Рядом — гостиница, построенная японцами. Машина — черная, наверное — индивидуальный заказ — мечта. Сидим на скамейке с Жаклин, беседуем. В книжном киоске женщина предлагает: «Давай рубли!» И у гостиницы какие-то подозрительные личности спрашивают: «Червонцы есть?»

Пришлось покупать талоны на трамвай — 6 стотинок за один.

В книжном киоске женщина попросила рубли.

Купил куртку и на последние левы — вельветовые штаны.

А Онохин купил джинсы.

 

5 день
 

Кажется, София.

 

 

 

 

Велико Тырново.

Гостиница. Катание на повозке для белья по коридору. Дискотека в коридоре и внизу. Прогулка по улицам утром, снимаем куртки. Дома, как соты, на склонах берегов.

Крепость. Реставрация или съемки? Сбросили кого-то с обрыва. На вокзал — на автобусе — последний кадр — курица.

Помогал девочке спуститься со стены.

В ресторане прощальный вечер. «Феличита». Сидели с ней за одним столом.

И вообще, я все время боялся и оставался один.

Очень много фотографирую Онохина.

Резиденцию видели секретаря БКП (по секрету от Жаклин).

Очень тепло, ходил в рубашке. Бегал переодеваться. Ходили с Онохиным на базар — очень бедный, беднее наших. А зачем? У них все в магазинах есть, и в очень хорошем виде.

 

 

14 день.
 

В Русе — много советских. Оказывается, родственники очень часто катаются в частности. Но — хапуги!

День был теплый, солнечный. На автобусе доехали до Великотырново до Русе — горные области.

 

 

 

 

27 февраля, полночь
 

Телеграмма. Письмо. Шапочка приходил. Вспоминали, сетовали, смеялись.

Чио-чио-сан”, “Сад”, Вознесенский. “Устала Алла”, новые идеи, лени, Марина.

Болгария. Вадим"s letter. Москва, и москвичи. Наташа. Завтра — буду с ней говорить. Зачем? Я не знаю. Я не знаю. Я ничего не понимаю. Я становлюсь глупым и растерянным, и мудрым. Что мне люди, что мне их конвульсии. Каждый мечтает о своем, каждый хочет жить по-своему. По мне бы остались на земле я и она и больше никого не надо. И так хотят все. И дрожит лес от судорожной грызни. И плачет Сологуб и в сорок два все не так, как надо у Володи.

А она напишет письмо и весь мир в тебе — меняется на другой и душа очищается и долго к ней не прилипает никакая дрянь.

Слава Б.

 

Не хотелось мне вот так, по мелочам, писать. Хочется все обстоятельно, вдумчиво припомнить, сравнить, поразмышлять. Да невмоготу больше не писать, а чтобы обстоятельно — времени нет.

Наташа пишет, что скучает. Как? И она? — подумал я эгоистично. Вспомнил свою тоску, сейчас уже развеянную поездкой. Не желал бы я ей такой же муки, когда свет не мил и все безразлично. Не желал бы я ей такого, но что у нее было, что у нас с ней было — у нас не отнять — это наше богатство. Иногда она ошибается, не угадывает мое настроение, а мне не хочется ее разубеждать, я все ей прощаю, как она прощает мне — я был с ней груб. И мы не просим извинений друг у друга — молчаливый уговор — и что нам оправдываться — это мелочно и подло. За любым оправданием — унижение обоим. Любил я ее и люблю. И это прекрасно и больно — я ее брошу и брошу по своей подлости жестоко и больно для нее и обидно. Ведь не стою я ее, нет во мне такой душевной силы, какой ее наделила природа, подлец я и подличаю на ее чувстве и не могу разорвать разом. Вот и сейчас она мне не верит, да и сам я не верю ничему и самому себе не верю и уже не знаю, где правда, а где жестокость. И я еду снова и снова мечтаю, а что может быть лучше этих мечтаний? Одним они омрачены — в конце то — тоска, снова тоска. Тоска будет тем темнее, чем светлее будут новые встречи, чем больше в них будет теплоты и радости, чем больше мы отдадим друг другу наших сердец, тем больше с нас возьмется в разлуке, в одиночестве: “С любимыми не расставайтесь!”

Не скажу никогда, что счастье недостижимо. Оно трагично. И только трагедия делает человека счастливым. Чем больше он страдает, тем счастливее он делается. (Пишу для себя и знаю, что пишу и плевал я на того, кто скривится, прочтя эти строки — гуляй! — ищи свое счастье!

 

1 марта 83
Кинотеатр “Звездный” — один из немногих кинотеатров Москвы, известных своей популярностью среди истинных почитателей и знатоков кино. Здесь проводятся первые показы новой картины, встречи с творческими группами создателей какого-либо фильма. Поэтому зритель здесь — отборный, истинный знаток киноискусства. В кинотеатре можно наблюдать занимательные сценки. Чаще всего они разыгрываются в кассе. Вот одна из них, увиденных мной сегодня:

Очередь за билетами на американский фильм “Красиво уйти”. Очередь длинная и конец ее загибается за угол кинотеатра на улице. К окошечку кассы подходит пожилая женщина в очках и каком-то непонятном головном уборе из искусственного меха. Она вежливо протискивается к окошечку и берет один билет (на завтра). Мужчина, стоявший через 8-10 человек от кассы, высказывает свое недовольство нетерпеливой даме, взявшей билет без очереди. Его поддерживает несколько женщин, стоящих рядом с ним. Дама в головном уборе и очках подходит к гражданину, сделавшему ей замечание и начинает с ним спорить. Окружающие люди начинают возмущаться такой наглостью и высказывают вполне справедливые мысли по поводу поведения наглой гражданки.

Мужчина: Вы наглая. Смотрите — все стоят, никто не лезет без очереди. (Действительно, никто без очереди не лез).

Дама: А что вы кричите, как в рупор? Вы можете говорить спокойно.

Мужчина: Нет, вы видали? Откуда в вас такая наглость, вам же не двадцать и не тридцать! (В толпе слышится смех). Над вами же смеются. Вы же дура!

Дама: Вот вы меня оскорбляете, а я ведь вас никак не называю. Так кто здесь дурак? Ведь вы же дурак и идиот.

Мужчина: А ну, давай отсюда!

Толкает женщину к выходу. Она от толчка падает. Ее поднимают, она бросается на гражданина. Между ними встает парень, которому досталось в результате большинство ударов обеих сторон. Дама размахивает сумочкой и норовит попасть в голову мужчине.

Становится смешно и интересно. В кассе откровенно смеются. Всем забавно. И не скучно.

Женщина ретируется. В очереди еще долго сохраняется дух веселья и юмора. Вновь подходящие, не видевшие прошедшего сражения заражаются этим духом и тоже улыбаются.

 

7 марта
Телефон. Разговор с Наташей. Грусть. Немного жалко Наташу и себя. Хожу с ребятами в кино. Смотрел с Луи де Финесом “Тристана и Изольду”, “Красиво уйти”.

Сюжет. У велосипеда внезапно перекосилась передняя вилка и... раз! — сломалась. Велосипед грохнулся, и его накрыл своим телом ехавший на нем Димка — знакомый мне парень с нашего двора. Едва шум, созданный падением Димки улегся, резко раздался смех. Это смеялся над неудачником какой-то парень, сидевший с девушкой на скамейке невдалеке. Рука парня лежала на плече у девушки. Ей самой было и жалко Димку, и в то же время ей хотелось походить на своего дружка — и она тихонько хихикала в ладошки.

Димка, может, в другой раз и не обратил бы внимания на смех, но что-то в этом смехе ему не понравилось, что-то было в этом смехе чужое. И он, прихрамывая и потирая ушибленное колено, направился к скамейке. Парень, сидевший с девушкой, почувствовал неладное и замолк, но руку с плеча девушки не снял, и выражал уже если не удовольствие от виденного падения Димки, то полное к нему безразличие.

Но Димка был серьезен и, видимо, что-то для себя решил, как только услышал этот его смех.

— А ну, встань!

— Вот еще чего...

— Тогда я тебя подниму. — Димка без особых усилий приподнял парня со скамейки и... бац! — припечатал ему кулаком в скулу. Затем опять приподнял и еще припечатал. Парень очумело молчал. Девчонка испуганно отодвигалась на край скамейки.

Димка решил, что этого достаточно, развернулся и пошел к своему велику.

 

8 марта
 

Не осуждай меня напрасно

Себя сурово не вини

И если память беспокоит ежечасно

То вспоминай лишь солнечные дни.

 

Про девочку.

В “Доме Туриста” готовят неплохой кофе. Я часто туда захожу. Вот я взял чашку и устроился за одной из стоек. Напротив меня на высоком стуле сидела девчушка, лет пяти или шести. Она пила кофе ложечкой, наверное, пила его впервые, ибо когда увидела, что я начал его пить прямо из чашки, она переняла мой способ немедленно. Подошла ее бабушка, которая усадила внучку за стойку и купила ей кофе, чтобы как-то отвлечь ее, пока сама она будет стоять в очереди. Вытерла с ее шубки пролившиеся капельки, пожурила немного, а потом, перед тем, как снова встать в очередь, сказала ей: “Как выпьешь весь, попроси кого-нибудь, чтобы тебя сняли со стула, ладно?” — и, дождавшись, когда девочка ответит, поторопилась в свою очередь. Мы пили кофе и поглядывали друг на друга незаметно. Однажды я захотел встретиться с ее взглядом, но ее широко распахнутые голубые чистые глаза заставили меня почувствовать какое-то необъяснимое чувство вины и ....... и я отвел свои глаза.

Девчушка допивала свой кофе. В ее глазах уже заметил я нарастающую тревогу и растерянность. Вот как! Девчонка робкой оказалась! Попросит ли меня ее снять со стула? Я выжидательно на нее поглядывал.

Ее беспомощность была смешна и очаровательна. Отодвинув чашку от себя, она повела глазами по сторонам и уставилась на мою чашку. Мне стало ее жалко и, когда ее растерянность уже собиралась превратиться в ..., я предложил легко и просто: “Ну что, помочь тебе?”

Как она обрадовалась мне! Ее голубые глаза распахнулись еще больше и одарили меня признательностью, головка готовно закивала.

Я подошел и, взяв ее под мышки, легонько опустил ее на пол.

Уже поворачиваясь от меня, чтобы побежать к своей бабушке, она смущенно протянула “Спасибо!” и это все отозвалось во мне теплом. Я допил свою чашку и вышел на улицу. На улице была весна.

 

Середина марта

 

Как я тебя встретил

Я начал понимать

Что я ничего до этого

не понимал.

 

Сумей первым взойти на эшафот

 

По мне уж лучше — подсудимым, чем судьей...

 

Да брось ты! Он хороший парень. Лучше многих. Есть подлецы. Он не подлец. Он хуже.

 

“Ой, туманы мои, растуманы....”

 

Совсем ничего не писал про Болгарию. Наверное, Наташа не дает ничего писать.

 

Было смешно слушать того колумбийца, что пел “А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму”. Но как слушали немцев, когда они запели “Туманы!”

 

17 марта 83
Сегодня увидел случайно в автобусе девушку-красоту. Скромная, но как красива!

 

Воскресенье.
Повесть о том, как мол. человек встретил в автобусе ее — идеал своей красоты. И потерял ее (надо было ехать по делам — за билетами в кино для другой девушки, некрасивой, но интересной). Долго ее искал по городу. Нашел и — полное разочарование — только красота и все. Внутри — пусто.

 

 

21 марта
Несколько дней в году я бываю дома. Дома у меня младший братишка, Вадим. Наверное, не тянуло бы меня туда, в обычный приволжский поселок так сильно, если бы не его родная душа, не его широко распахнутые голубые глаза, пшеничного цвета волосы, его мальчишеский задор и какая-то нервичность натуры. Он живет с отцом и матерью, которые мне дороги, как родители, его и мои; по-своему они любят меня, а я благодарен им за то, что они всегда помогали и до сих пор помогают мне. К своему стыду, я не чувствую к ним большой сыновьей любви, мне тепло от их родительского терпения и снисходительности к моим великовозрастным поискам.

А брат... Когда я приезжаю, меня встречают всей семьей. От станции до нашего поселка около пятнадцати километров и за полчаса отец с мамой успевают расспросить меня о главном, по их мнению — об учебе, о жизни в общежитии, об экзаменах. Отец спрашивает меньше, делает вид, что занят дорогой, а когда что-нибудь спрашивает, не отрывая взгляда от дороги, я чувствую, что расспрашивает он больше затем, чтобы оживить в памяти собственные студенческие годы, показать, что, мол, и мы не лыком шиты. Мать пытливо вглядывается в меня, сетует на мою худобу, справляется о питании...

 

Как-то в разговоре со Славиком я неожиданно для себя сформулировал основное противоречие, трудно разрешаемое рационально. Противоречие — во мне. Есть идеи, цели, если их нет, есть мечты. Если нет ничего — есть свобода. Вот появляется мечта и стремление ее осуществить. На пути к ее осуществлению необходимо все время ограничивать свою свободу. В зависимости от того, насколько эта идея или стремление достичь определенной цели завладевает тобой, настолько ты теряешь свою свободу. Как же жить — быть рабом своей цели или быть свободным от цели, т.е. жить в свое удовольствие? Или жить рабом — тоже свободы, тоже жизнь в свое удовольствие?

 

 

22 March.
Нашел более-менее подходящее пояснение на “табу”. Вот: Для процветания каждого человека некая общность людей создает государство. Государство вырабатывает пути к этой высшей цели, невольно подчиняет индивидуальные потребности отдельной личности, а в это время его институты ищут приемлемые постулаты, догмы для того, чтобы эту личность заставить слепо верить в абсолют любой позиции, вырабатываемой государством. Отдельные личности понимают это, но только это, и итогом служит протест против институтов этого государства. Исключительные, вернее их назвать — немногие лишь понимают, и вредность этого протеста — отсюда их табу — не критиковать, а поддерживать гос. институты, сознательно подчинять себя их требованиям. Протестовать — значит, возвращаясь к началу, к высшей цели государства, выступать против этой высшей цели.

 

The same date just later

... Он не сдерживал своих слез. Лишь когда друзья обращали на него свой взгляд, он стирал их со щек и смущенно улыбаясь бормотал — “Вот ведь какая история!”

 

At midnight

Идея сама убивает себя (стихи Исаковского — М31Т)

 

23 марта
Это был обычный вечер, посвященный Дню Союза Свободной Немецкой молодежи. Его ежегодно у нас устраивают немцы из МИМО. В зале третьего блока набивается много народу, отчего уже до дискотеки там душно и начинает болеть голова. Настроение же у всех приподнятое, зрители рассеянно встречают артистов, подготовивших выступление, больше вертят головами по сторонам, находя знакомых. Сейчас выступают немцы. Вот они спели несколько своих молодежных песенок, им даже подпевали из зала. Поют они хорошими голосами, весело, передают свое настроение залу и зал отвечает им улыбками и дружным хлопаньем. Аккомпанемент, состоящий из двух гитар, флейты, скрипки и погремушки, складно довершает впечатление от выступления, как выступление приятное.

Но вот отставлены гитары и не звучит флейта. Группа синеблузых парней и девушек перестраивается. Лица ребят стали серьезными, сосредоточенными. Музыканты стоят тут же, но инструменты — в опущенных руках. Залу передается дух серьезности. Шум постепенно стих. Раздались первые строчки песни

Эх туманы мои, растуманы...

Зал совсем притих — уж очень необычно поют ребята — без инструментов, и — почему — эту песню?

Песня рассказывала о белорусском полесье, о партизанах, об их стремлении выгнать немцев со своей земли.

Песня не глушилась в переполненном зале, она взлетала под потолок и отдавалась в каждом сидящем. Никогда я не слышал ничего подобного. Это было откровением, — немецкие ребята и девчата пели песню белорусских партизан, пели о борьбе, о ненависти к пришельцам. Они пели эту песню и я думал — вот, не надо никаких высоких слов об уроках прошлого, о необходимости помнить его и не допускать больше фашизма на немецкой земле, не надо уверений в дружбе. В притихшем зале не было в ту минуту человека, не тронутого чувствами тех немецких ребят и девчат, что пели им, сидящим в зале о себе, о самом сокровенном, о чем думает каждый честный немец.

 

27 марта.
Стадион. Брюнет — тренер. “Молодец!”. Малый театр. Не пришел Сашо. Гофман. Щелкунчик. Gold Cup?

И эта девушка. Повесть обо мне. Нахожу, знакомлюсь и... все?

Сон после Ма..ровской статьи. Бой, бег, плавание в камышах.

 

28.
“Король Лир”.

Рассказ о парнишке, ехавшем со мной в кузове грузовика с третьего отделения в Жолымбет.

5 тысяч метров. А к терапевту не пошел. Обломовщина. Добролюбов “Что такое О.?”

 

29.
Когда говорят об акселерации, я что-то не совсем понимаю, о чем идет речь. Какие факты говорят о проблеме? То, что чаще стали иметь место ранние браки? История имеет немало примеров, и значительное их число и убедительное, что брак для девушки в 17 лет — явление обычное, чего не скажешь про современных десятиклассниц. Что раньше начали взрослеть подростки? Да ради бога, что же говорить о пятнадцатилетних гусарах и капитанах, о студентах университетов в 15-16 лет?

 

Рассказ может быть и о педагоге, и о двух мужиках, ведущих разговор о малых и их воспитании. И о чем угодно.

 

Получил письмо от Глебки. Хочу его переписать к себе, так как оно меня тронуло. Жалко только, что переписка уничтожит прелесть его детского почерка. Вот оно:

“Здравствуй Слава! Слав, ты как учишься? Как ты хорошо, сколько вас там? А ты капкан купил? А как по английскому: собака? Слав, приезжай к нам.

Глеб”.

 

Ты не сидел в тюрьме

И песен ты не пел

Никто из-за тебя

Погибнуть не успел

Зачем трамваи и метро

Когда растоптанный цветок

На тротуаре.

 

31.
23.10 — 5 км.

 

The 1st of April
22.46 — the same.
 Из-за пустяка мол. человек пошел на принцип и стал именитым. Слава доказала лицемерие окружающих. Или ошибочность общества в оценке человеческой личности.

Пустяк — физкультура.

Тренер: Ну, а сейчас — еще 10 кругов.

 

2 апреля
Гофман. Ольга Ильинская и другая Ольга. Субботник. “Длинная дорога к себе”. Ленфильм.

 

“Это случилось весной (когда же еще!), перед самыми...

Надомное обучение.

A la Saint Exupery.

 

8 апреля
Только что из БТ. “Кармен” Бизе!!! Писать ничего не хочется, кажется, что это запомнится надолго.

 

Иногда кажется, что таланты — это капризы природы, как отклонения от общепризнанного, то, что наиболее идет к современности, что выживает и передается поколениям, согласно гениальному закону естественного отбора.

 

12, late evening
Прочитал “Луну и грош” Моэма. Получил истинное удовольствие.

 

12 мая 83
Будет ли такое: когда найдено и не теряется нить и ведет по лезвию бритвы? Верится. А иногда сомневаюсь — нужно ли так? и как правильно, лучше? И что — наслаждаться или страдать, чтобы наслаждаться? И что — строить или жить? Иногда ловлю и иду с этой нитью к свету, а потом — забываюсь, словно сил каких-то не хватает, или это от природы? — и тьма, и грязь, и душно. И противно. И жалко. Хотя ничего не жалею, что было. Жалею только настоящее, которое потеряно.

О литературе. Начал верить, что настоящая литература дает мне не только радость, но и силы и ум. Это — верно.

Жить — как можно проще. Слов — как можно меньше. Работать, работать, работать. Как же возненавидеть лень? Или это — защитная реакция?

 

M15S
Late evening. Rewriting from the notebook.

Неблагоприемлемый.

Государственного значения дело.

Судьба — слово, не имеющее смысла. — Наполеон.

С.Копылов — спринт под “Маэстро”.

Так что же, все мужчины делятся на хлюпиков и на негодяев?

Лекция Крутова — о зверинце и о разношерстности. О Кембридже. О значках и шапочках. О профанах, которые смеются.

“Можно посмеяться над вами про себя, но это — не честно, а так — вам обидно”.

“Мальчик на подъеме!” — в метро, на эскалаторе.

Если что либо утверждаешь — подтверждай это соображениями и разъяснениями по этому делу, невзирая ни на какие ограничения (времени урока).

Смотри в глаза.

Дядя — больной с двумя детьми.

Педагог приходит в семью провинившегося ученика. Разговор с родителями.

Два выстрела не могли подвергнуть экспертизе. Между тем человек убит. Обоим — 1 год условно.

Мы — строим, они — живут.

“Длинная дорога к себе”. Ленфильм.

4 — 24.41 — 5 км.

вчера 100 м — 1.22.9

5000 м — 22.46

 

О мастере, Вите и куртке и дожде.

Погода в Казахстане изменчивая. Когда закрапал дождик, мелкий, нудный, мы не удивились ему, скорее, насупились, но работать продолжали. Думали, что скоро он кончится. А он не кончался. И не собирался. Мы с Витей (Витя — это мастер в “Прометее” — в нашем отряде) устанавливали дверные проемы в опалубку — две доски в ширину стены — по вертикали и одну — сверху, на вертикалки — гвоздями. Остальные ребята начинали заливать шлак в эту самую опалубку. Шлак мешали в корыте, носили ведрами до опалубки — так и строили. Дождь — не редкость здесь, вскоре ребята пошли под навес — он хоть и мелкий, а мочит, лучше переждать. Ну а мы с Витей — “а... давай, бог с ним, с дождем, не сахарные”, так и ставили свои вертикалки — всего шесть дверей в доме. Правда, Витя смущался тем, что я-то был в простой рубашке, а на нем была болонья куртка — он мне ее предложил — вот чудак парень! Ну какая разница! Так мы с ним и работали под дождем. Ну работали ну и все, не подумай, что хочу сказать, вот — какие герои! А только через некоторое время увидел я, что Витя-то — без куртки — снял ее незаметно и работает. Ну чудак. Я улыбнулся тогда ему только, и все. А потом долго этот случай не уходил из моей головы, да я и не хотел, чтобы он уходил. Он скоро переселился из головы в сердце. Подумай — какая чепуховина!

 

История о цензоре, редакторе и романе, который цензор написал.

Буфетчица сильно детерминирована. К повару, проходящему на работу мимо стойки: “Пивка не хотите ли?” Грузчику Ване: “А пошел ты! Совсем сдурел, что ли? Трогаешь грязными лапами!”

Несколько смешно, наивно и трогательно — но надо, надо завоевывать популярность на планете. Представьте новичка в классе. Все отношения уже сформулированы, нет никому необходимости показывать себя лучше, чем он есть, рисоваться.

Про девочку-баптистку, комсомольский билет на столе.

“Слава богу, хоть Лескова не проходите, сохраните свежее восприятие...”

Не помню, какая погода стояла, но верится, что это был солнечный, теплый день.

У Славы пропал магнитофон...

Извиняться приходится только перед теми, кого считаешь ниже, глупее себя. Люди умнее извинений не требуют, да они и не дают повода, чтобы приходилось извиняться.

У Шукшина только два рассказа ведутся от первого лица.

Большинство про деревню.

“Эй, отец! До Жолымбета доеду?” — Славка поморщился досадно. Так хотелось ехать обратно в кузове одному — Славка вообще не любил попутчиков, а этот парень, что перевалился через борт в кузов, наверняка начнет заводить разговор — не упустит возможность поболтать с московским студентом. “Ну, как там, в Москве?” — так и есть, начинается, зло подумал Славка и ответил: “Как-как... Поезжай — увидишь!”.

Читаю Шукшина — писал он, как будто бы сначала продумав весь рассказ насквозь, а затем переписывая его с глаз на бумагу.

Гоген. Моруа.

Писать через строчку — между строчками — еще строка.

Повесть об Ансельме (другом), которому поразительно везло. Как только он подходил к автобусной остановке, подъезжал автобус. Как только он садился в поезд — он трогался. Ни одного штрафа с него не взяли за проезд. Он погиб, понадеявшись на свою везучесть, злоупотребив ею (сказка).

Клуб кинопутешествий — клуб кинопутешественников.

Жорж Данден.

Ч.Айт. “И дольше века длится день”.

 

 

17 мая 83
Посмотреть “Поворот”.

Читал “Нерв”. Читал и слышал его голос — “Охота на лис” — тоже to see.

 

M25W
After stadion and bathroom.

Думал, человеку не взойти в истину — и это его lot, его судьба, его счастье. Все — нищета и останется нищетой по сравнению с жизнью, природой. Каждый по-своему прав, нельзя никого осуждать, и нельзя писать этого и говорить об этом — и почему, собственно, нельзя?

Пробежал 5000 за 19.50!

Задумки: Мишка наслушался ночью радио. У него — приемник. Хороший. На работу шел опухший, не выспавшийся. Хмуро здоровался...

Если это не глупо — устанавливать для себя правила и по ним жить — то вот эти правила: если спорить, то с тем, кто начинает спор. Не задираться, не лезть на спор. Если спрашивают твое мнение — отвечать. Если думаешь не так, как другие, подумай хорошенько, веские ли у тебя аргументы... Впрочем, enough. Никакие правила не пойдут в пользу, если ты — дурак. Пусть прагматизм — угнетенная у нас точка... Быть умным, поступать умно в каждом отдельном случае — вот правило.

 

28 мая
Сдал последний зачет.

 

M29S
Есть проблемы, которые нельзя объяснить рационально.

 

 

J1S
5000 — 19.28. Морфология — 4. Кубик Рубика — 3.23

 

J2T
Я думал, отчего я раньше не брал в долг и рассчитывал хорошо свои деньги, с тем, чтобы не брать. Получается, что от того, что был одинок, я ни на кого, кроме себя положиться не мог. Сейчас я трачу деньги и не рассчитываю, знаю, что мне помогут товарищи.

 

J5S
Педагогика — 5, и устал страшно. Весь день в комнате — афганцы и отдохнуть невозможно. Весь день — все плохое. Устал. Мысли — самые дурные. Надо что-то делать. Так жить — нельзя. Только не терять головы. Спокойно.

Ездил к Соколовым. Разбередили память. Может быть и настроение от этого плохое.

 

J6W
Экзамен — обед — баня — чай.

Я думаю, что оттого, что я буду подробно писать то, что прошло за день, моя рука сильно не пострадает. Другое дело, что я могу здесь идти неверным, или, по крайней мере, не выгодным (или длинным) путем, но тем не менее, он не кажется мне сейчас неразумным. Итак:

Утром я проснулся от шума дождя. Почему-то он меня обрадовал. Мне трудно сказать, почему именно. Мне, видимо, показалось, что перемена в погоде может взбодрить меня. Потом долго шумел чайником и стаканами вставший Масуд, в комнату пришел Хамид и я лежал и ждал, когда они уйдут — они, видимо, собирались куда-то идти — иначе зачем вставать так рано? Сколько было времени, я узнал, когда они ушли (Султан закрыл дверь на ключ), посмотрев на часы — для этого мне пришлось встать и повернуть будильник, что стоял на столе, напротив моей кровати. Оказалось половина девятого. Я еще подремал час, и выспался достаточно. Надо было идти на экзамен. Когда я о нем начинал думать в постели, меня охватывало странное чувство нервозности и я пытался скорее думать о другом, чтобы не волноваться. Я поднялся, сходил умылся, поставил Лео Сейера и стал одеваться. Зашел Славик. По его мокрому зонтику я догадался, что он уже завтракал. И я собирался зайти в кулинарию ЦДТ, to have a cup of coffee. Пришлось это отложить и поставить чайник. У меня было варенье. Хлеб я взял со стола, что остался после завтрака моих афганцев. Славик подождал меня. Потом мы пошли в Университет. Дождь лил не переставая. По дороге я рассказал ему про памятный мне ливень в Казахстане, когда мы бежали из клуба к Наташе и промокли все до нитки. Его мало тронула эта история. Так мы дошли до школы. Мы сразу прошли на третий этаж, думая, что экзамен проходит там, но там никого из наших не увидели и пошли на кафедру, на четвертый этаж, узнать, где, в какой аудитории наша группа сдает экзамен. Славик увидел на двери одной из аудиторий экзаменационный лист нашей группы и я открыл дверь. Десяткова, наш экзаменатор, said: common, comrades и мы вошли. Я сказал “Good morning”, сказал это довольно неуклюже и вряд ли кстати, потому что Десяткова посмотрела на меня странно и переспросила. Я повторил. Она ничего не ответила и вежливо попросила взять билет. Очень просто было сказать — “number seven”, сказать это громко и уверенно, так чтобы не оставалось сомнений насчет твоих знаний английского языка. Хотя конкретно номер билета почти ничего не сообщал. Татьяна Михайловна дала мне текст “Melting Story” by Twein, один текст из советской газеты и один из “Morning Star” and told the topic — “The main idea of Genious” in Mougham"s novel. I sat at the table and tried to start working. But the table was wet and I changed it for another one, by the window. T.M. did not object. The “Melting Story” I have read and it was not difficult for me to understand what the matter was. Then two articles and the topic. Словом, я получил пятерку (Ленин, умение рассуждать, грубые грамматические ошибки). Потом обед (устал писать и хочу спать) и мы поехали в Сандуны. Но парная и бассейн меня взбодрили. Чай с мятой и после бани у меня в комнате — длинные разговоры обо всем.

 

J8W
Got a grant. Scene in the library. Then with Vasja. Я Васе благодарен. Он меня взбадривает. Как сегодня. Почему ни к кому у меня нет такого сильного чувства неприятия, как к нему? Пытаюсь разобраться, а чувство злости не дает это сделать. Я бессилен перед такой правильностью. Эта правильность и примерность так и бьет из него. Мне бы радоваться, что такой человек рядом со мной. Так нет. Страшно наоборот. И мне сейчас не хочется искать причины в себе, винить себя — хватит, у меня это было и достаточно. Я стою на ногах и надо умнеть. Может быть, может, что я завистлив и ревнив к чужим успехам и достоинствам, возможно, что я инертен, недееспособен и т.п., но это ерунда — делом надо заниматься. Это — единственное, что делает человека человеком, это — козырь, это щит и меч. Так вот, нечего обижаться и тратиться на такие унижающие сцены, как будто они — главное. Главное — дело. Работать.

 

J9T (midday)
There is that song that made me think, by Isakovsky

 

Ой туманы мои, растуманы

Ой, родные леса и луга.

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага.

 

На прощанье сказали герои

Ожидайте хороших вестей

И на старой смоленской дороге

Повстречали незваных гостей.

 

Повстречали — огнем угощали

Навсегда уложили в лесу

За великие наши печали

За горючую нашу слезу.

 

С той поры да по всей по округе

Потеряли злодеи покой

День и ночь партизанские вьюги

Над разбойной гудят головой.

 

Не уйдет чужеземец незваный

Своего не увидит жилья...

Ой, туманы мои, растуманы,

Ой, родная сторонка моя!

 

Шел домой, подумал: сейчас я уже не ищу образов для подражания, а наоборот, замечаю то, как не надо вести себя. Больше отталкиваю, чем принимаю. Стал злым, недобрым и угрюмым. У-уу.

 

Задумал перевести Моэмовский “Rain”. Но не знаю, как быть. Ведь у меня две незавершенки: “The Guilty Party” and про .... (неразб.). Надо их докончить.

 

J10F
Помню разговор трех товарищей. Один говорил: “У тебя есть друг. Он умен, начитан и добр. Но страшно неуклюж, рассеян, как все интеллектуалы. Он, сказать мягко, непривлекателен. Взял бы ты его на прием высокого ранга?” Двое других замялись и обнаружили в себе недостаток чувства товарищества. Один пытался объяснить, что этот вечер будет вреден его товарищу больше, чем пригласившему, другой говорил что-то о воспитании товарища перед вечером, но все конфузливо признали, что на вечер этого товарища они бы не взяли, даже если он — самый хороший друг. А сегодня мне подумалось, а что здесь неловкого? Во-первых, это пусть самый хороший твой друг, но наверняка не идеальный, сказать лучше — приятель. Далее все очень просто. Да что говорить, все понятно уже здесь. Любое решение брать или не брать правильно примет только выбирающий. Право за ним и правота тоже. И Сартр и Чернышевский уже об этом говорили.

 

КАЗАХСТАН
Темно-красная записная книжка маленькая
предположительно 1983 г (лето стройотрядовское последнее)
 

Отчего я пишу? Надо понять хотя бы самого себя.

Ведь до сих пор я — ничто. Ровным счетом — пустышка. Я ничего не сделал. Неужели так — вся жизнь? Не хочу. Надо оставить после себя не только навоз.

Сомнение в том, что я способен написать что-либо новое — правомерно. Но верно и то, что я — человек, какого не было на Земле и не будет больше никогда. Сознать себя индивидуальностью и развивать ее — вот путь к свободе и успеху.

Понял, что разговоры о литературе, о высоких материях, о чувствах и т.п. — светские разговоры — ни к чему не ведут, кроме как к стыду и чувству некомпетентности. Углубления в психику ничего не дают, т.к. никакие попытки достать дна не приведут к успеху. Человеческая природа такова, что человек не способен видеть себя со стороны.

Все идеи верны до тех пор, пока их не облекут в слова.

Необходимо творчество, работа. Так — раскрыть себя, а не в разговорах.

Пробовать писать — пусть не все — алмазами — но случайно... Но надежда должна быть.

Писать своеобразно, не насиловать свой ум, отдаваться влечению души.

 

Свободен одиночка. Как только двое — уже политика, уже насилие.

 

меня принимали

все руки подняли

и только против один

и двое — воздержались

 

Теперь и всегда

этот, что против и те

двое — всегда со мной.

 

 

Из разговора: об экзаменах.

— Сколько получил?

— Свое. А ты сколько?

Тот показал на руках

— А на один палец больше не потянул?

 

Все проголосовали за и только один воздержался и один был против. И как только в жизни — крутой поворот и надо напрячься — он вспоминал того, кто проголосовал против и воздержавшегося.

 

Кто увидит цвет неэкспонированной пленки?

 

Он был нелюдим и особенно не любил одного товарища. Но оба они ходили к одной девушке. И этот парень стал вести себя при нем и при ней дружелюбно.

 

Сон: попросили каждого в компании рассказать наизусть любое короткое стихотворение. Пока ребята думали и рассказывали, я вспоминал: "Я знаю, нет моей вины..." Вспомнил.

 

Сон — это интересная штука. Видишь, как бы ты повел себя в определенной ситуации. Тут себя не обманешь. Это вторая твоя жизнь.

 

Хочется найти новую форму для выражения своих мыслей, идей, боли и счастья. Уйти от сюжета. Но это стихотворение. И дневники — уже опробован. Да и были бы мысли!

 

Шагали с Вадимом вместе с работы в ногу. Я подумал — хорошо вместе шагаем. Армейская выучка. Армия делает всех похожими. Да и не только армия. А это надо. Пусть где-то ставят это нам в упрек — дескать, нивелирует личность. А что делать? Нужды обороны. Если люди будут даже шагать по-разному, то что это будет за войско? И здесь же: тем и интересны иностранцы — они даже походками отличаются. Тот же Чарльз — бег у него армейский — интересный.

 

Буду писать. Для себя. Чтобы не мучиться и не копаться в себе. Вылью себя на бумагу и буду копаться в других. А то задаю себе одни и те же вопросы. Хватит. Буду писать. Конечно, не "Былое и Думы" — мне не столько сейчас, как Герцену, и пишу не мемуары. Пишу за себя.

 

Называется вещь "Три лета". Писать просто и ясно для себя. Много надо вспоминать.

"Этот болт — неродной к цилиндру".

 

13 августа
На душе хреново. У Васи — Birthday. Как и в прошлом году — разлад с Nataly. Злой и на Васю, и на себя. На себя больше. Ругаю себя. На душе — кошки скребут. Все посылаю к чертям. И вместе с этим — прилив душевной энергии. Я — эгоист. Больше всего люблю себя. И пошло все к черту. А повесть напишу. Для себя. Читаю Толстого "Ан.Кар.". Начинаю понимать его с другой стороны — ошеломляюще глубокий психолог. Читаю и восхищаюсь умом этого человека. Кроме того радует точность описания действия. Как метко подобраны слова — какая техника! Вызывается чувство, какое ощущаешь, когда видишь красивую вещь, произведение искусства.

 

"3Л" — так буду сокращенно называть свой эпос.

О первом — коммунизм — или мне так казалось.

О втором — страшно вспомнить.

О третьем — закат и кризис.

Стал совсем плохим. Завидую тем, кто сохраняет себя таким, каким я был первое лето. Завидую и жалею себя.

Писать для себя. Только для себя. При появлении задних мыслей немедленно их на бумагу, чтобы эти задние мысли не появлялись у читателя.

Пример. Начало: "Пишу эту повесть только для себя". А сам думаю: зачем и ведь кто-то будет читать непременно? Для себя в каком смысле — немного набить руку, поискать свой стиль (заходили Вадик с Ирой, Карасев — интересные!). Мне кажется, что так я лучше узнаю себя, и, может быть тогда стану лучше? Добрее? И — излить себя. Что называется исповедью. А исповедь эта, если это будет действительно исповедь — может оказаться жестокой меркой, или зеркалом. Не Наташа ли — это зеркало?

Учусь печатать — надо купить машинку себе портативную. Нравится печатать. Завтра с Наташей идем в контору. Может быть, опять попечатаю.

"3Л" — придется в эти три лета вместить всю свою жизнь — лирическими отступлениями, что ли?

Наташа: "Думаешь, я не понимаю, в чем дело? Я знаю, что я для тебя, какая я есть сейчас — не пара. Я знаю, что ты хочешь, чтобы я училась. Сейчас я тебе, для тебя — кукла. Но... — она как-то озорно повела плечами и оказалась за порогом другой комнаты (перешагнула порог), получу образование, смотри, нужен ли будешь мне ты?” Я в нее после этих слов опять влюбился. Она уже хорошо меня знает, и мы научились избегать ссор.

 

Колин рассказ о картах в рабочее время — обязательно включить в третье лето.

 

Наташа выплеснула всю себя. Просидели до половины седьмого. Дядя Витя ездил с Амиром отвозить Тучку. С Наташей — серьезно. Это серьезно.

Вчера на дискотеке плясали так, как не плясали давно. Вадим с Ирой, я с Наташей.

Вечер на плотинке. Коля ездил с Лилей в Березняки. На линейке не был. Скоро — расставание.

 

(конец казахстанским дневникам)
 

 

 

Сентябрь 18. Воскресенье.
 

Кросс — 3.04. Коля был. Will live in Dubna. To learn. When I feel that I cannot not to write about her, I get on my working on the translation.

 

Сентябрь 20.
Постоянное желание писать. Убиваю его тем, что начинаю заниматься другими делами — переводить. Сейчас закончил начерно “Retried Reformation”. Это — 50% работы. В три I am going to a library. Сейчас у нас Щедрин и Золя. Надо читать. Политэкономия. Писать обо всем. Название — “Три лета”. Но там будет все.

 

28 сентября
Не оставляю мысли писать “Три лета”.

Идея написать что-нибудь на такую тему: Молодой человек обнаруживает в своем кармане волшебную пятерку. Как только достает одну, в этом кармане появляется еще одна. И так каждый раз. Что будет. И чем кончится?

Написал a letter to N. Sent some photos.

 

29.
5000 — 20.15

 

Ночь на 30 сентября.
Диалог у новогодней елки Валентины Толкуновой.

 

4 октября
Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои...

 

Reading Hemingway"s “The End of Something”. Difficult to recollect but I can"t help I do.

 

Еще. Еще одно открытие для меня.

Рассказы Хемингуэя. Но вот что я думаю. Ведь дело тут не только в Хемингуэе, а и во мне.

 

15 окт.
Достать 2-й концерт Рахманинова.

“Надо честно раскладывать свой костер. А огонь упадет с неба”. (Маршак).

 

Воскресенье.
Смотрел “Избранных” (Los Eligos). Наверное, прав Володя П. — за такими фильмами — будущее. Вот не смог читать Достоевского, достал дневник, который уже давно не доставал. К.Д. — вот... Целая философия. Тонкие наблюдения. Наконец-то нет этой грубой, топорной схемы, где все понятно. Заставляет думать, хотя с предельной ясностью расставил все точки над i. Их расставил тот мальчик, с пистолетом в руках, ползущий по склону наверх, к небу, карабкающийся изо всех сил и в бессилии скатывающийся вниз. Много можно говорить.

 

20, ночь, перед сном.
5000 — 20.22
Сегодня со Стеллой Берн. говорили по моим переводам. “Работайте!” Что ж, надо работать. Основной недостаток — корявость. Простое следование оригиналу порождает массу несвойственных русскому языку оборотов, словосочетаний. Свободнее! Встреча дала много полезного. Большой заряд на будущее.

 

23. October. Night.
5 км. — 20.03 Сегодня воскресенье. Читаю “Belle amie”. Так хорошо!

 

4 ноября
Мне не хорошо. Какое-то странное чувство бесполезно уходящего времени. Оно уходит, оно сочится сквозь пальцы и нет сил задержать его, сделать его послушным. Хочется работать, очень хочется, но нет способностей. Все выходит плохо, тускло, понимаю, что это — от малой работы. Нельзя чего-то достичь просто так, как это удавалось Пушкину. Кому завидую! Наташу забываю. Неужели так пройдет вся жизнь? Неужели нечего не будет? Никакого чуда? Просто?

Дела такие: читаю “Анну Каренину”. Делаю переводы Хемингуэя, Смотрю фильмы. Курсовой. Собрал материал. Попробую в праздники разобраться. Французский. Начал читать “La petit prince”. Выступал у нас в школе Бовин.

 

8 ноября, час ночи.
“Белорусский вокзал”. Потом — долгие разговоры, характерные в студенческом общежитском обществе — немного политики, немного литературы, немного истории, немного сплетен, грязи и слухов. Мало хорошего. Снова потерял рабочее настроение. Может, можно — ведь праздник. Много думаю, что и как написать Наташе. Я получаю от нее письма, добрые, товарищеские, и мне становится не по себе, я как бы в долгу перед ней. Я не хочу быть ни перед кем в долгу. Видимо, надо рвать. Больно.

 

Вот ведь какое дело — ведь что мы читаем — зачем? Ведь это надо как то жить — иначе зачем? Ведь все надо как-то приложить, любое знание, любое впечатление. Иначе — лучше одиночка.

 

9 ноября.
После семинара по RL пошли со Сл. в “Record” — “Спасатель”. Сергей Соловьев — он же — 100 dn. after the childhood, он же — “Los Egidos”. Весь день думаю о письме Наташе.

 

11 ноября, утро
Услышал новость о том, что к концу пятилетки Москва будет вся оснащена кабельным телевидением. Так же — Киев, Рига, ряд других городов. Что ж теперь, теперь идеологический сектор может быть спокоен. Еще бы радио перевести на кабель — и все! никаких проблем!

 

Какое-то ноября. Знаю, что — суббота.
Сидели у Васи. Неплохо посидели. Несколько возбужденные. Надо работать свой сад.

 

20 ноября. Воскресенье.
Все, конечно, ерунда. Единственно, что имеет ценность — дело. Надо перестраиваться на дело. Болтать надо поменьше.

 

17 декабря.
Наверное хватит to kid. Ведь все так просто. Думаю, пора преодолеть страх быть человеком. Чего еще ждать!

 

21 декабря.
I wrote not bad on 17th. But already forgot it. It is very good idea. How can I forget about it! Remember. Then, I think that to make rules is necessary, but not to speak about them with people. One more... Where to — to Siberia or to Kazachstan? It is right or it is wrong? Where the hell to? Embarrassed. Or just not to think about it? Когда-то я мечтал воспитать из себя цельного, уравновешенного человека. Что же, удалось? Ни черта — бьюсь, как раненый. Что делать? Почему, откуда эта боль? Какой в этом смысл? Или боль, или пустота. Я не могу держать себя в руках. Я разболтался. Так нельзя. Надо ломать себя, но ломать не внешне, а для дела, для людей. Надо быть умным. Ведь сегодня на семинаре по русской литературе я вел себя не совсем умно. А ведь пора. Разговаривая, надо постоянно помнить, что ты хотел сказать, и, говоря, мысленно следить за планом, который должен быть построен перед началом говорения. Нельзя начинать говорить, не обдумав того, что хочешь сказать.

С Наташей мне просто бывает иногда хорошо. Тянет к ней. Хотя уже второй год клянусь порвать. А разве это ей будет приятно? И у меня останется только пустота. И вот опять — отряд, и надо сделать выбор. Надо просто хорошо подумать. А что толку! Разве возможно правильно что-то обдумать? Все ерунда. Неужели никогда не распутается клубок?

Ночь. По стеклам — ниточки оттепельного дождя. Девятый блок — весь в лампах. Значит, еще не ночь. Еще только половина двенадцатого. Читаю Хемингуэя, “The Catcher in the Rye”. У Моэма — масса непереведенных рассказов. На каникулы домой не поеду. Наверное, летом поеду в Сибирь. Долгов по зарубежке нет. Ольга Борисовна. Ее улыбка. От ее улыбки плакать хочется. Давно закончил курсовой. Вал. Ивановна поставила “отлично”. “Хорошо подобран материал”. “Goddamn phony” — сказал бы Holton. Понравилось ходить в Иностранку. Там я говорю “до свидания” и пара глаз мне отвечает “до свидания”. Так робко. А ту девушку я больше не встречал. И к Маринке уже не подойдешь после Мадагаскара. А как мне было хорошо с Наташей. И как мне было с ней плохо. А бывает так, что всегда — хорошо? Одна радость? Наверное, если “плохо” заменить на “трудность” — останется труд и радость! Живу со Славиком. Неплохо жить с ним. Мы хорошо друг друга понимаем. И пока не надоедаем. Надо просто трудиться. Я плакал дважды в жизни. Первый раз в армии. Плакал, т.е. без шуток, рыдая, не мог произнести ни слова. Второй раз осенью, после нее, да еще “Странной женщины”. Родителям не пишу, а деньги получаю от них. Хотя устраиваюсь на работу, но все никак не устроюсь. Если устроюсь, то поеду ли в отряд? Будет ли когда-нибудь так хорошо, как это было летом, первым летом?

 

 

(без даты)

Все было как в начале ноября

Деревья без листьев

Но все это притягивало взгляд. Можно было без конца смотреть из окна.

 

Тростниковая занавеска.

 

Писать эпизоды о добре и зле. Коротенькие вещи, мне помнящиеся. Писал, чтобы увидеть, чего больше, и какое бывает добро и зло.

 

 

26 декабря 1983
Вчера, 25 декабря 1983 года я проснулся в 11.40. Пошел, сделал зарядку (там никого не было), умылся, оделся, пошел в столовую, пообедал и поехал сразу в библиотеку. По пути зашел в политехнический музей и ходил там до трех часов. Потом зашагал в библиотеку. Там взял свои книги, немного посидел, потом сходил в зал новых поступлений, потом вернулся на второй этаж и посидел там до пяти часов; затем пошел в зал периодики, там полистал журналы и в шесть часов отправился домой. По пути зашел в “Диету”, купил чай, сахар, хлеб, масло. Дома умылся, вскипятил чаю, попил. Пришел Слава, мы с ним поделились впечатлениями дня. Пришел Саша, Володя. Развернулся спор. Долго болтали, они ушли. Я пробовал переводить. Потом легли спать. Долго не мог уснуть, ворочался. Слушал музыку.

 

(без даты)
Роман обо мне, как я приехал в свое село, стал учителем, стал директором школы и сломался, столкнувшись с бюрократией.

 

Смотрел недавно, 28-го, вру, 27-го “Oh, Lucky Man!” Интересной была лекция. Мужик хорошо говорил, с пониманием дела. Зачетная неделя. Вспоминаю Кидайте. “Стыдно, молодой человек!” Стыдно?

Роман о молодом человеке, бросающем все, чтобы вернуться к себе. Купил пластинки о Шукшине. Володя посмеялся надо мной: “Идола нашел!” Ну, ладно. Стал осторожнее высказываться насчет “нравится — не нравится”. Дело тонкое. Лучше послушать, что другие говорят. Ведь дело не в том, что ты думаешь. Ты дурак. Послушай людей. Они умнее тебя.

 

 

29. The evening.
I wanted to write down the words about the restrain and all plus the work but Boy! Think! Is it really think? To be keeping with? I rethought and should write that work, only work and work, that is all. All the other stuff is foulth. The real price. Сегодня listened to the new disk of Shopin music. His masterpiece — 49th Fantasy. Sending Volodja to the hell. Spoke with Stella. Told her about Mougham “Three Fat Women”.

Постоянно думаю о сельских жителях. О моих Коле и Наташе. О ее словах о городе и деревне. Она права. Она тысячу раз права. Все это внешнее, шелушащееся. Что внутри? Как сохранить, не утерять? Не ругаю — ищу. Но не всегда внутренне. Захватывает. Как-то Попов говорил о том, что ему не нравится то положение, что многие коммунисты сейчас забыли о том, что они коммунисты. В то время как женщины в Греннам Коммен ложатся на дороге, чтобы не пустить американские ракеты. Там коммунисты — лучшие люди, борцы, сознательно идущие на лишения и трудности. Здесь, часто — наоборот.

 

30. Friday.
Just from Nataly Yurjevna. A great lesson. And interesting information about that band of translators. “Mafia” — she said. Promised me to show my translation of Mougham to a prof. translator. Gave me some cakes from their New Year"s table. Fanny!

 

Arbaiting at “Three Women” and all the time suspecting that sometime ago I read it in Russian. I don"t know why but I just want to note that. Strange feeling!

 

31 декабря, 9:30
Последняя запись в году. Год интересный был, дай бог каждый так. Впереди — лучшее. Все еще будет. Надо только весело глядеть вперед, не робеть.