1977

 Письмо самому себе в 1987 год
"Я прочту это через десять лет, т.е. в 1987 году. Мне будет 28 лет. Неизвестно, что со мной произойдет за этот отрезок времени, но, что бы со мной не случилось, я буду бороться за звание называться настоящим человеком.

В моих мечтах ты, 29-летний мужчина, будешь находиться в апогее физического и духовного развития, впрочем, и в дальнейшем ты будешь развиваться. Твой организм будет иметь право называться организмом. Единство мозга и мышечной системы не позволит над ним насмехаться. Мозг избавится от юношеской заносчивости и горячности. Стрессы не будут властвовать над организмом, а организм будет управлять стрессами и, играя, ликвидировать их.

Я буду иметь идеальную осанку, походку. Моя речь достигнет уровня речи, которой будут завидовать. Выражение лица будет лишено фотографической напряженности и вместе с этим будет выражать работу мысли. Улыбчивость сократится на 75%.

Характер ровный, и целеустремленный, выдержанный. Невозмутимость, умение владеть собой — вот мои личные качества к тому возрасту. Все же к 29-летию характер будет иногда показывать ребячество и несдержанность, но они будут быстро подавляться и будут незаметны окружающим.

Вежливость — неотъемлемая часть моего будущего "я". Обостренное чувство такта к женщине, учтивость и чувство превосходства над ней будут владеть мной. Однако к одной женщине я буду питать иные чувства. Любовь может сломать все мои фундаменты и пустить меня под откос.

К этому возрасту я скорее всего буду женат, и это положит конец моему развитию как личности. Поэтому я буду оттягивать этот момент насколько это будет возможным.

Я буду мало общителен, но тот, с кем мне все-таки придется общаться, будет доволен моим общением.

Мой собирательный идеал:

Павел Корчагин ("Как закалялась сталь")

Конрад Кернер ("Земля, до востребования")

Мариотти (к/ф "Опасная погоня")

Овод ("Овод")

Штирлиц ("Семнадцать мгновений весны")

Башкирцев (к/ф "Укрощение огня")

Лагутин (к/ф "Самый жаркий месяц")

Кондратьев (к/ф "Рожденная революцией")

Мой почерк будет походить на этот, но будет более крупным и ровным.

Я буду коммунистом — это точно.

Я не люблю военных, войну, и все, что с этим связано. Но я буду делать на работе это. Если я буду делать это, то моя работа будет противоречием.

Я не уверен, что войны не будет. Но я уверен в том, что наша страна делает и будет делать все, чтобы несчастья не было.

Скорее всего, когда я буду читать это, я с улыбкой буду вспоминать мою категоричность. Уже сейчас то, что мы называем жизнью, дает о себе знать подобно ребенку в животе матери живыми толчками, только извне.

Нельзя, невозможно полностью постичь восхищение жизнью. Жизнь — это песня экстаза. Горе ли, радость ли ты переживаешь, ты живешь!

Женская душа еще не охватила меня своей любовью, но любовь к жизни у меня крепнет с каждым прожитым в ней днем. Моя одержимость кажется мне смешной. Моя неуравновешенность скорее всего признак молодости.

 

 

 

5 июля 77
Наконец-то появилась возможность рассказать о том, что долго будет храниться у меня в памяти как самое впечатляющее событие в моей пока что молодой жизни. Это — Десятый Всесоюзный молодежный фестиваль туристской песни памяти Валерия Грушина. Он собрал 50 тысяч молодых людей на живописном берегу Волги для того, чтобы почтить память советского парня, туриста Валерия Грушина. Валера был студентом КуАИ и все свободное от занятий время проводил в походах. Перед практикой на третьем курсе он с тремя товарищами отправился на речку Уду. Это быстрая таежная речка, бежавшая среди больших сосен и камней. Однажды, находясь один в палатке на берегу реки, Валера услышал крики с речки. Там перевернулась лодка и двое детей тонули посредине бурлящей речки. Валера бросился в поток. Девчонку взял выше локтя и поплыл с ней к берегу. Выбросил ее на берег и, шатаясь от усталости, снова поплыл на середину. Там оставался мальчик. Сил хватило только лишь на то, чтобы вытолкнуть его на берег; на то, чтобы выбраться самому, сил не было... Его искали двое суток. Не нашли. Друзья из института собрались на следующий год на Волге, чтобы вспомнить о подвиге Валеры, чтобы пропеть его песни, которые пел он. Их было 80 человек. Эти энтузиасты с любовью отнеслись к организации следующих фестивалей, на которые приезжали и гости с других городов. На десятый фестиваль прибыло 80 городов из различных уголков нашей Родины. Надо отдать должное организаторам фестиваля — он проходил в исключительной дисциплине и в атмосфере глубокого товарищества и уважения ко всем его участникам. Атмосфера непринужденности... (несколько слов нельзя прочитать)... уборка лагеря от мусора проходила не по принуждению, а по совести человека. Какие лица людей я там видел! Ни одного тоскующего или расстроившегося человека. Все молодые люди с улыбкой не расставались. Сколько репортеров с фотоаппаратами и магнитофонами! Если всю эту аппаратуру сложить в кучу, получился бы маленький курган. Лагерь, если смотреть на него с высокой террасы на берегу Волги представлял собой поселок палаток, выстроенных в идеальном немецком стиле, как по ниточке, со своими улицами и переулками. Купание на Волге не прекращалось ни на минуту в течение всех суток. Двое суток фестиваля можно было не спать, до того они насыщены событиями. Фестивальные ночи у костров и у эстрады. Когда садится солнце и ярче зажигаются костры после ужина и чая, у этих костров собираются кружки людей и в середине них, у самого костра — люди с гитарами. Песни! Какие я там слышал песни! Песни настоящие, с глубоким смыслом, и пели их так задушевно, так проникновенно, что уйти было трудно не досидев до утра. Лица певцов наполнялись такой добротой и лиризмом, каких я никогда не видел у профессиональных певцов. Первую ночь я сидел у костра рядом с нашей палаткой. Пел дяденька лет 30-ти, пропахший, наверно, насквозь дымом костров, с лицом, загоревшим на солнце, пышущим туристическим огнем. До того лицо его говорило о его принадлежности к туристам, что можно было его увидеть в толпе людей и сказать — вот идет турист. Он был в кепке, натянутой на лоб — больше из одежды я ничего не запомнил. Ему подпевали друзья. Пели негромко, для души, не для того, чтобы их слушали. Пели так, что вслушиваешься в каждое слово, в каждый звук гитары, игравшей в его крепких руках. По рукам было видно — это товарищ, который не подведет, с которым в огонь и в воду. Друзья к нему относились с уважением и мягкой добротой. Пели они о походах, о товарищах, обо всем, что так ценится в жизни, и редко встречается в обыкновенной жизни. Нет, жизнь фестиваля так отличается от повседневной жизни, что можно подумать — устроители фестиваля проводят пропаганду туризма и туристической песни, сманивают людей на туристические тропы от цивилизованного мира. Отношения людей на фестивале светились благодушием и товариществом. Там не было людей, приехавших для того, чтобы напиться и побуянить. Да если бы и нашлись такие, их быстро бы утихомирили — с обеих сторон лагеря была вода прохладная, а люди собрались крепкие и решительные. О заключительном дне и ночи фестиваля нужно рассказывать особо, а у меня устала рука.

Итак, мы подкрепились тем, что привезли с собой и отправились на фестивальную гору — это инсценированная гитара у подножия склона, на воде, с прислоненной к ней яхтой с парусом. Склон — метров сто, сто пятьдесят в высоту — идеальное место для прослушивания концерта. Склон имеет угол градусов семьдесят и впереди сидящие или даже стоящие люди не заслоняют от тебя происходящее на сцене. Гигантских размеров гитара на воде расположена так, что гриф ее служит мостком для певцов.

 

6 июля 77
Про фестиваль потом. Я обязательно, если будет такая возможность, буду ездить туда каждый год.