Домосед

Он сидел в чужой комнате,  в жутком чужом кресле.
Вокруг все чужое...
                ...аквариум!!!
                ...чужие книги!!!
Среди них он заметил те, что есть и у него, однако здесь их знакомые корешки выглядели иначе и ему показалось, будто книги эти его предали.
Она зашла. Ему стало намного легче - она была чужая, но все же не настолько как это ужасное кресло,  как шкаф,  древесные  узоры которого воспринимались им как символы страха; как  все  здесь, абсолютно все!
Чужое!!!
В его руке оказалась чашка.  Чужая!!!  Чужезаваренный чай имел невнятный вкус, чужой!!!
- Вот так я и живу...- сказала она, устроившись на его коленях.
Он ни разу не видел ее в этом халате! Чужой, чужой халат и она в нем - чужая!!!
- Мне ужасно неловко...- спромогся признаться он.
- Да  ничего,поначалу  всегда  так...-  улыбнулась  она  и взъерошила ему волосы.
- Мне, правда, неловко... Ведь обои на стенах должны быть синие! - вырвалось у него.
Она непонимающе нахмурилась, но догадалась:
- У тебя дома синие обои? Да?
- Ну, как же иначе?!- воскликнул он  и  затравленно  огляделся.
Она отставила свою чашку и забрала у него.
- Ты так ничего и не пил?!
- Чашка должна быть с  лесным  гномиком, -  пояснил  он. Она изучающе на него посмотрела и он,  испугавшись,  зарылся ей в подмышку. Чужой халат!!! Он моментально отдернулся.
- Нет, почему же, мне понравилось! - весело сказала она.
- Халат, - выдавил он.  На лице,  казалось, осталась  чужая, пятнистая расцветка. Запах иной жизни...
- Снять халат? - спросила она, взблеснув глазами.
- Да,- облегченно сказал он.  Она поднялась с его колен  и  он инстинктивно попытался удержать ее.
- Глупый,-  улыбнулась  она  и,  встав  напротив, принялась  за пуговицы.
Он следил за ней напряженно,  опасаясь выйти  взглядом  за  ее пределы, в пространство населенное страшными чужими вещами.
Обнажившись,  она снова влезла ему на колени,  однако на  этот раз несколько иначе.  Но так ему больше понравилось - теперь  она закрывала своим немалым, упитанным телом почти весь жуткий обзор и ему стало значительно легче…               
                ...пока она  не начала расстегивать на нем рубашку.
Он вскрикнул.
- В чем дело?- испуганно отшатнулась она.  Он не  знал.  Его страх усилился.  Лишиться одежды в таком жутком месте!  Он и  так чувствовал  себя  абсолютно  беззащитным  -  облупленным яйцом, сваренным в мешочек, бесприютной  улиткой  в  непредсказуемых пальцах. Лишь какие-то ее черты, напоминавшие ему  мать, спасали ситуацию: перестань он их видеть - вылетел бы с криком вон, или потерял бы сознание от перенапряжения страхом.
- Я тебя оцарапала!- поняла она.- Ой, прости... Я, правда,  не хотела... Ты такой нежный! Такая кожа...
Он тяжело дышал и чувствовал, как  стремительно  поднимается температура его тела.
- Какой ты горячий!- удивилась она.- Ты всегда такой, когда...
Он не понял ее вопроса.  Обычно у него поднималась температура даже от странного взгляда случайного прохожего.  Однажды в  школе его отчитал учитель,  тем самым чуть не убив мальчика, который температурил под сорок градусов две недели, и после, до  самого выпуска,  боялся даже взглянуть в глаза тому учителю, словно тот был василиском.
- Давай перейдем на диван,- предложила она.
Вид чужого дивана потряс его зашкальнорихтерной силой. Бассейн полный густой крови не ужаснул бы его так,  как  чужая  малиновая обивка софы. Малиновая вместо коричневой! А  подлокотники! - они истерты совершенно иначе!!!
Все непривычное, все жуткое! Он  едва  не  лишился  чувств  и застонал.
- В чем дело? Ты болен? - обеспокоено спросила она.
Он упал на пол и смотрел  в  аналогичный  своему  потолок.
Хоть что-то здесь...
                ... однако люстра!!! Чужая, чужая!!! Он захныкал.
- Да не переживай ты так... - утешала она.- Ты что, в первый раз? Ну, так это бывает...
Интонации ее голоса  навеяли  ему  сладкие  запахи  детства. Он зарыдал:
- Здесь все...  все не так,  как надо!  - прорвал  он словами рыданья. - Мне страшно! Здесь все чужое, чужое и опасное!
- О,  Боже...- прошептала она и с  полуопаской-полуотвращением на него посмотрела. - Да что с тобой такое, а?
- Я хочу домой!- воскликнул он и спрятав свое лицо  в  ладони, уткнулся в ее обнаженное лоно.
- Ну, пошли к тебе...- согласилась она.- А  нам  там  никто  не помешает?
- Что?  Что там может помешать?- растерянно спросил он.  В его голове не укладывалось, как  это  дома  может  случиться  что-то непредвиденное, неудобное.
И не дожидаясь пока она оденется,  он вылетел на улицу, под чужие акации...

                ... Они подходили к его дому и мир менялся. Знакомые с детства каштаны, родная облупленнокрасная песочница и бельевая площадка с хорошо известным соседским бельем; разломанный  молнией  клен, который когда-то так испугал его своей неожиданной трансформацией  -  это было одно из первых его душевных потрясений.  Но вскоре он привык и клен снова стал «своим».
Родные  двери  подъезда  с  желтыми, пропитанными клеем, хрустяшками  объявлений. Свой  запах  исходивший  из  кухонь соседей, знакомые с детства, надписи на стенах...
Внезапно его пронзил ужас.  Ведь она - это  совершенно  чужое! Ведь это так мерзко - ввести в свой дом нечто чужеродное! Ведь потом он станет совсем по-иному воспринимать свой мир. Она очужит его!  И во что тогда превратиться его любимый ковер с  русалками, его позолоченный подсвечник - подарок Деда Мороза,  его ночник  - вместилище его снов и чаяний?! Она испортит его мир!
Он осознал вдруг, какую глупость чуть  было  не  совершил,и будучи не в состоянии трезво мыслить,  не нашел  лучшего  выхода из ситуации, чем дверь на улицу.
... Он долго где-то прятался,  а  ночью  вернулся, опасливо обойдя подъезд, подошел к своему окну, влез в него, и, окунувшись в привычность, счастливо заснул, едва забравшись в постель.
Запорожье, 30.08.1993 г.