джиу сидел и смеялся

Джиу сидел и смеялся.
Твидовый пиджак с продавленными плечами. В его рукавах спрятаны руки, на запястье золотые часы и светлые глаза, улыбающиеся с циферблата. Прячась за стрелками – толстой и тонкой – мелькая на ветру своими бирюзовыми зрачками. Пруд под веселой осиной. Кузнечики с темными коленями и прямыми длинными усами.
Одри давно не выходила из дома, прижимаясь к кремовым обоям с астрами холодным ухом, читала скучные повести на французском. Вздыхая, кусала яблоко и пальцами вытирала влажный рот. Раздавался плач из окна – кошка разговаривала с васильками. Зеленые листья тополя прятались в тень; на перегонки, ныряя в ветер, обжигали крылышки желтые бабочки. Сонная Одри роняла книгу и видела Джиу у кровати.
Нет Джиу вовсе не смеялся. Он раскачивался в такт, прислушиваясь к тикающим часам в пиджаке. Принесли чай. Внезапный сквозняк закрыл окно, и Джиу, поднявшись, решил выйти в сад.
Как и в тот вечер, когда они лежали в траве, и она, сильно сжав его руку, хотела сказать что-то важное, но передумала и закрыла глаза. А он улыбался, путаясь в ее волосах и своих мыслях. Трогал ее плечо и тяжело дышал.
Нарушалась тайна симметрии, когда Одри пыталась открыть глаз и увидеть непонятные световые кривые где-то в глубине глазного яблока. Присматриваясь, жмурилась. Кошка во дворе смахнула слезу с василька, и тонкий голос позвал Гордую в дом. Ложка в тарелке с молоком и сухими яблоками. Муха приближается и удаляется от стекла, теряя свое увеличение, - точит лапки, - и Одри морщится, снова загрустившая, словно и не было того дня…
Джиу показал ладонь Одри, - Смотри. Здесь все мои дороги, и я могу выбрать любую.
Одри смеется. На Джиу такие нелепые брюки, башмаки испорчены на носцах. Притворяется, что разглядывает ее лицо … А сам проникает в душу, говорит и говорит … Не открывая рта … Так много слов, что Одри начинает задыхаться.
Джиу гладит рукой ее волосы. Господи, что за бредни в голове. Терпкий запах ромашки, какая-то мазь для тела. Расческа в желтой тарелке и голубые влюбленные глаза.