Одна, совсем одна первый день брошенной жены...

Все началось с вечера. Мы сидели и традиционно ужинали. Правда, муж вел себя как-то странно. Он то хватал сыр, чтобы затем опять положить его на тарелку. То задумчиво подносил ко рту кофе, и, не глотая, ставил его назад. А главное, он не делал мне замечаний, ни по поводу внешнего вида, ни по поводу легкомысленно истраченных денег. Наверное, приезжает свекровь, - подумала я.
- Леся, что случилось? - я не выдержала первой. Мой муж - Алексей, но свекровь всегда называла его Лесей, и это имя намертво приклеилось к нему.
Ты знаешь, я встретил женщину, и, наверное, нам с тобой надо расстаться, -  скороговоркой и все время шмыгая носом, отбарабанил он. Внутри у меня все как бы лопнуло, мне захотелось заорать, и шваркнуть в него сковородкой с недоеденной картошкой.
- Ты что, от меня уходишь? - потерянно спросила я.
- Да-да, - и он опять шмыгнул носом.
- Когда? - задала я дурацкий вопрос.
- Я хотел бы сегодня, - он поднялся и начал одеваться. Затем зашел в ванную и собрал в сумку  свои гели, пенки, бритвы и прочее мужское  добро. Проводив его до лифта, я попросила оставить ключи.
- Но там мои вещи, - возразил он и не оставил мне ключей.
- Когда ты за ними придешь?
- На неделе. Ты звони если, что. Ну, я пошел, - я вспомнила мультфильм "Жил был пес"...
Лифт открылся, он вошел, а моя прошлая жизнь ухнула вниз. Я вернулась домой и заплакала.  На плите стояла моя любимая картошка, а я сидела и рыдала, как по покойнику. Одна, совсем одна. Мне было горько, обидно и страшно. Нервно зазвонил телефон. Я кинулась к нему, сметая все на своем пути.
- Ты в чем пойдешь на Набуко, в красненьком или зелененьком? - протараторила Ленка.
- Я никуда не пойду, оставь меня в покое, - взвизгнула я и бросила трубку.
Через полчаса в дверь позвонили.
На пороге стояла Ленка, удивленная и с бутылкой дешевого коньяка.
- Что случилось?
- Меня бро-си-ли-и, - и я опять залилась слезами и соплями.
- Садись и рассказывай. Я жалобно, местами завывая, начала рассказывать.
- И из за этой ерунды ты пропустишь на Набуко? - Она посмотрела на меня своими круглыми глазами, как на неизличимо больную. Я опешила.
- А как же Басков? Ты же его обожаешь.
Баскова я действительно обожала, и еще одной контромарки на него мне было уже не достать.
- Пошли смотреть платье! - сказала она решительно. Я не умею протестовать, и потащилась за ней в спальню. Она открыла шкаф, и, увидев развешенные, в чехлах парадные костюмы Леси, скомандовала - Тащи чемодан! Пока я тащила чемодан, костюмы уже лежали отдельно от чехлов, как-то сразу постарев и сильно потеряв в парадности. Рядом лежали рубашки, майки, носки, ремни и много всего того, что забивает шкаф обычного среднестатистического мужа. Вздохнув, я пошла за вторым чемоданом. Я сидела и смотрела, как наша совместная жизнь расползалась по чемоданам. Через два часа у меня уже было четыре чемодана и две сумки, Кроме того, впервые за много лет, фотоувеличитель, гиря и эспандер вновь увидели свет. Венчали три пары мужских домашних тапочек разной изношенности. Мне опять захотелось послушать Баскова и купить очень модный этим летом ярко оранжевый костюм.
- Ты напоминаешь в нем курицу, - сказал бы Леся, но теперь, когда у меня нет Леси, мне очень захотелось напоминать курицу.
Вновь зазвонил телефон. Трепетный голосок его секретарши поинтересовался, дома ли Алексей.
- Его нет, и не звоните сюда больше. В трубке то ли хихикнули, то ли шмыгнули носом. Мне стало ясно, почему Алексей стал шмыгать носом.
На следующий день я поменяла замок и пошла на Баскова. Ленка поила меня шампанским, развлекала историями о Верди и просвещала Набукой. Набуко мне не понравился. Я подумала, что мне больше подошла бы Юдифь. Да и Басков пел мало и как-то совсем не по-вердевски. После спектакля я первый раз одна возвращалась домой, где меня уже никто не ждал, и мне некому было ничего рассказывать. В голове сидела фраза Ленки, - когда тебе очень захочется плакать ты должна улыбаться. На этаже у мусоропровода, на бесплатной газете сидел Леся.
- Ты зачем сменила замок?
- Чтобы твоя герлфрендка не посещала мою квартиру без меня. Забирай, я все приготовила.
Муж был какой-то неуверенный, но счастливый.
- Ты мне нее сваришь кофе? Я поставила чайник и достала растворимый. Он шарахнулся, словно я предложила ему живых тараканов. Я сделала вид, что не заметила. Он стал выставлять чемоданы к лифту.
- Ой! Вы отдыхать? - выпорхнула соседка из лифта.
- Да! Нет! - одновременно, но каждый свое, ответили мы.
- Да кстати, не забудь сегодня же поставить машину в гараж.
- Ты хочешь войны?
- Нет, - сказала я, - но, согласись, с какой стати, на моей машине ты будешь возить свою новую жену?
- Подожди, я ее куплю. Ты же и ездить то не умеешь.
- А меня на моей машине уже сосед берется учить. И недорого.
- Ну, что же это ты так...
Лифт пошел вниз, и сердце опять бухнуло.
На кухне зазвонил телефон. Троюродная тетя мужа, которую я терпеть не могла, требовала почтения и внимания.
- Знаешь, - заверещала она, я тут дала ваш адрес сыну моей подруги, они собираются в Израиль и им совершенно негде остановиться. Я машинально хотела сказать "Да", но вдруг все вспомнила и радостно крикнула "Нет!" И тут же дала телефон Леси.
Первый раз я почувствовала облегчение. Бесконечный караван родственников и знакомых далекой, неприятной, но обязательной родни ушел в небытие. Затем я открыла полочку с идиотскими подарками, которые как считал муж, можно было бы и передарить более дальним знакомым и с удовольствием выбросила эти убогие подарки в пакет для мусора. Первый раз за два дня я почувствовала себя не брошенной, а свободной. Я сварила неправильный кофе, вымыла посуду вместо Ферри содой, достала дешевый детектив и завалилась на эксклюзивное покрывало с ногами и миндальным печеньем. Потом я позвонила Ленке и мы долго обсуждали похудательную диету, Иркиного нового хахаля и оранжевый костюм. Никто не нудел, требуя освободить телефон. Утром я не стала варить осточертевшую, но полезную овсянку, а сделала  французский омлет. Затем в помойку полетел распорядок недельных трат, баночки с намоченным рисом и рецепт отвара для колита. В ванной я не принимала контрастный душ, а нежилась в теплых струйках. Я надела юбку с легкомысленным разрезом, слишком прозрачную блузку и опоздала на работу. В 10 мне позвонил муж, - ты мне не напишешь статью? - по привычке начал он.
- Конечно, 50 долларов.
- Да ты что? Ты даже с чужих всегда брала 20
- Но ты ведь сам говорил, что надо брать 50. Ну ладно, - я вздохнула и улыбнулась, - тебе, как бывшему родственнику, 35.
- Хапуга, - прошипел муж и бросил трубку. Я опять улыбнулась.
- Тебе очень идет улыбка, - с подхалимничал коллега. Опять позвонил муж, - у меня нет выхода, я согласен. Ты когда заедешь и заберешь мои наброски?
- У меня много работы, пусть твоя секретарша завезет деньги, а текст сбрось мне по мылу, - предложила я.
- Ты что, мне не веришь? - опять зашипел он, и я почувствовала, как хорошо держать ситуацию в руках.
- Но ты ведь сам всегда настаивал на предоплате, - удивилась я его забывчивости.
- Какая же ты стала, а ведь я когда-то тебя так любил.
- А я тебя и сейчас люблю, - я улыбнулась, - вот поэтому и беру на 15 долларов меньше. Сам знаешь, жизнь дорожает. В трубке нервно засопели.
После работы я, никуда не торопясь, зашла в магазин и купила оранжевые лодочки и оранжевую сумку.
До получки осталось 15 дней и 400 рублей.
- Одна, совсем одна, - замурлыкала я себе под нос. Мне стало легко и просто, и я опять улыбнулась.