Зеркальная веревка

Я несла зеркало. Зеркало было фальшивым – оно отражало только внутренне состояние смотрящегося, пренебрегая его оболочкой – лицом, причёской, всем остальным. Несла и резала руки – края зеркала от остроты своей сущности будто становилось острей физически. Все встречные отворачивались, вернее, сначала плевали мне в лицо, а потом отворачивались – всё это происходило от тяжести увиденного ими в зеркале – одни видели вместо своих любимых лица, кожи, волос, улыбок и глаз горшок с грязью, другие – свинью, третьи – пустоту. Я ни разу не смотрелась в него, я нашла его у себя в постели тем грустным утром, когда поняла, что жизнь – это страдание.
Верёвкой быть не легко. Тем более если по тебе хотят забраться  на небеса.
Я шла и плакала. Летящие вниз слёзы в полёте смешивались с капельками крови из пальцев и быстро впитывались в весеннюю грязь. Легко было литься слезам от того, что одежда была изорвана, лицо заплёвано случайными встречными и руки болели от порезов. Солнце всходило и садилось, я шла куда-то на восток, оставляя за собой следы в грязи, окрашенные кровью и слезами. По ночам за моей спиной они светились и уходили за горизонт фосфоресцирующей ниткой.
Не легко быть тонкой верёвкой, пропитанной горем и слезами и тянуться в бесконечность распутанной паутиной.
Я прошла землю равнин и ступала по каменистой почве предгорий. Ступни обвивали каменные шероховатости – несмотря на долгий срок хождений они оставались мягкими, как перина. В промежутках, когда кончалась в слёзных мешках жидкость, я горделиво рассматривала свои розовые пятки и точёные пальчики на ногах, ничуть не удивляясь их красоте – даже в самом долгом пути они должны быть идеальными. В эти минуты я не задумывалась о том, что никто не замечает этого чуда – все только отворачивались от меня, чтоб, не дай Бог, не запомнить моего лица.
Нелегко затянуться на шее несчастного самоубийцы, рвущегося в небеса и опутанного нитью страданий, которая на шее превращается в верёвку.
Когда тропинка в горах взвивалась дальше ввысь и казалось, что она врезается в небеса и там теряется, перед моими глазами появились чёрные точки – от высоты. Дни вились подобно тропинке с одним направлением – только вперёд; дни не вернуть назад, поэтому незачем было бы разворачиваться – и я шла вперёд. Тем седым вечером между гор засела луна и всё вокруг стало серебряным – в зеркале отражались горы и воздух гор – хотя я и не заглядывала в лицо своей ноше, я знала, что природа в зеркале остаётся природой.
Во сне и видела себя стоящей возле своей ноши. Я смотрелась в фальшивое зеркало и плакала, не понимая, что есть моё отражение. Эта картина преследовала меня всю дорогу. Даже во снах. Вокруг настоящая ночь лениво шаркает ногами – шорохи её поступи наполнили ушные раковины. Кусок стекла уже почти врос в руки, а меня всё чаще стал мучить вопрос – куда я иду? и зачем? Ворона спокойно сидела у зеркала – её мозг не наполняли лишние мысли и озабоченность собою – она была всего лишь вороной, и только вороной. Я же чувствовала, что вскоре ноша моя станет непосильной и тело моё иссушается и истончается. Я становлюсь тенью… а может, чем-нибудь другим?
Через неделю в горах я встретила своё лицо. Оно плыло мне навстречу – сначала я не узнала его, лишь измождённая улыбка, осветившая всё моё тело, напомнила о чём-то дальнем в моём разуме, а затем и о том, что я когда-то потеряла своё лицо и теперь оно возвратилось ко мне – я поняла, я несла зеркало и страдала для того, чтобы найти себя. Я действительно – верёвка, тянущаяся из ямы унижений в горы безмолвной улыбки, перетекающая постепенно из состояния нити в верёвочное состояние и обратно. Так мне сказало отражение в зеркале, хотя теперь – это не зеркало и не отражение, это я и моё тело.