Большие пятнистые кошки

- В Африке только год назад вышел закон, что пьяные не могут ездить за рулём, - Евелин был болгарином, и поэтому его русский немного хромал.
- Потому что не могут, - сказал дядя Миша.

      Мы сидели в кафе «Лето». Было два часа ночи, но пьянка только начиналась. Дул лёгкий, прибрежный ветерок. В море плескались Ихтиандры, выдры, Луна и бабочки. Бабочки очень любят море. Море любит всех. Особенно утопленников. Они такие спокойные. Синие и раздутые. Плывут, влекомые морской волной, словно праздничные надувные шары. Идиллия.

      Люська - моя сестра. Резиновая. Есть сёстры родные. Есть двоюродно-троюродные. А есть резиновые - те, кто, не имея кровного родства, близок тебе по духу. Дух - субстанция эфемерная и пространству (впрочем, так же, как и времени) неподвластен, поэтому для него не составляет совершенно никакого труда мотаться от Южной Африки, где сейчас живёт Люська, до Южного Берега Крыма, где до сих пор обитаю я.
      Евелин - это муж (Т. Киркоров как-то сморозил: «единоутробный муж». Инцест получается) моей сестры резиновой. Он художник и в живописи проповедует постмодерновый хиппизм с элементами китча. Пишет он исключительно больших пятнистых кошек - леопардов. Почему? Ответ на этот вопрос неизвестен никому, даже самому Евелину, но одна из его картин радует глаз Майкла Джексона. Подарок. Евелин любит делать подарки. Мне он подарил сигару и фендикосовый браслет из китового уса. Модно. И хотя к моде я отношусь наплевательски, браслет, к нашему взаимному удовольствию (моему и модного браслета), болтается на моей левой руке.
- Люся, сколько зубов у леопарда? - спросил Евелин.
- Не знаю. Давай посмотрим у Миши, - Миша - это их собака породы чао-чао.
- Но он же спит.
- Самое время для изучения собачьей анатомии.
      Как-то незаметно, шустрым и непослушным негритёнком, пробежало время, в течение которого художник познавал своё вдохновение, пытаясь втиснуть его в жесткие рамки мастерства. Сколько бессонных ночей-полотен было залито черной краской вместо того, чтобы, сделав последний мазок, обеспечить на месяц (а может быть даже на два) себя и Люську, знает только Евелин и его жена.
      Африка и сафари - это синонимы. Кайфа, выраженного в убийстве, я понять не могу. Впрочем, в мире есть масса вещей, неподвластных моему пониманию. Сейчас я не об этом. К Евелину пришли любители легализированного убийства (плати и убивай) и заказали ему картину с убитым леопардом. Денег, как всегда, не было, и он с радостью согласился. Люська, в счёт будущего гонорара, взяла у кого-то в долг и уже успела эти деньги потратить. На жратву и маленькие радости: кофе, сигареты, немного виски и прибамбасы для аквариума, оставленного им на сохранение кем-то из друзей. Евелин около недели ходил вокруг полотна, затем, набрав чей-то номер телефона, мягко, но решительно отказался от заказа. Слишком долго он познавал жизнь Больших Пятнистых Кошек для того, чтобы писать их смерть. Тогда я захотел пожать ему руку, но рука не дух и от ЮБК до ЮАР она может дотянуться разве что в какой-нибудь анимационной действительности, или в моём маленьком рассказе. А, по сему, жму твою руку, брат мой резиновый, Евелин.

- Где Евелин научился так хорошо говорить по-русски? - спросила меня Аннушка.
- Не знаю, - ответил я, - но подозреваю, что в Африке.

        27.08.01 г. Ялта.