Смерть фашистских оккупантов трагедия

                "Врать нехорошо."
                чужая мудрость
                "Что делать?"
                голь


Л и ц а:

Василий Буслаев, полицай;
Мария Целюлидова, девушка разносторонних взглядов;
Макар Токарев, недобитый партизан;
Франц Иосиф, фашистский оккупант;
другие фашистские оккупанты.

В р е м я   д е й с т в и я:

лето.

М е с т о   д е й с т в и я:

идиллическая сельская местность.


[Василий и Мария мирно беседуют о жизни в оккупированной деревне. Появляется Токарев.]

Токарев (морщась, держится левой рукой за бок, правой поднимает пистолет, стреляет в направлении, противоположном его движению, и, повернув голову к Василию и Марии, сквозь сжатые губы выдавливает:)  Смерть фашистским оккупантам!  (после чего быстро скрывается в неизвестном направлении.)
Мария (взволнованно теребя прядь длинных, чуть не по пояс, светлых русых волос): Слышь-ка, Вась, што он сказал?
Василий (догадываясь, что вопрос риторический, но была - не была, хитро прищурясь из-под козырька спрашивает:) Што?
Мария (явно довольная его чуткостью, бросает теребить прядь и начинает грызть ноготь указательного пальца правой руки; говорит:) Он сказал - смерть. Я, конешно, не шибко верю партизанам, но...

[Тут Василий, икнув и оглядевшись зябко по сторонам, прерывает её речь.]

Василий: Я им тоже не очень верю. А этого Макара, господи прости, давно бы уже надо было убить - за подлость. Давеча занял у меня 50 марок: на водку, говорит. Я ещё подумал: зачем так много? но дал. А он, шельмец, купил на эти деньги динамиту у немецких друзей и пустил под откос эшелон с мукой. В тех местах теперь бело, как зимой, - даже птицы с перепугу в Африку зимовать улетели. И что самое обидное: денег-то так и не отдал - зарплату, мол, ему задерживают, через фронт переслать не могут. А я ему: ты что же, ханурик, рублями мне отдать хочешь? Издеваешься? Да на хрена мне твои рубли?! Ты мне марками отдай, марками! А он...

[Мария недовольно топает ногой, да так, что каблук с её туфли обламывается и она, неловко подвернув ногу, падает на бок. Василий осекается, делает движение в сторону Марии, но она жестом руки останавливает его, потирает зашибленный бок, встаёт и, словно не было всей этой предыдущей тирады Василия, продолжает с того места, на котором остановилась.]

Мария (рефлекторно сжимая в кулаке каблук): ...может и правда - смерть? Я, Василий, много думала в последнее время: столько зла и несправедливости в этом мире... столько детских слёз пролито... столько кровушки человеческой выпито... столько женщин отдано на поругание басурманам (при этих словах она оправляет несуществующую складку на юбке и облизывает свои и без того блестящие пухлые пунцовые губы)...И всё из-за этих проклятых фашистов.

[Василий хмуро смотрит на неё, положив руку на пояс, - на кобуру своего вальтера, - раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но Мария, не желая - в свете протяжённости предыдущей тирады Василия - прерывать свой монолог, не даёт ему ни шанса.]

Мария (резко меняя тон длящейся речи): Тикать нам надо, Вася. Чуёт моё сердце, скоро всё накроется медным тазом. И нас пришлёпнет между прочим. Да-да (кивая недоверчиво вылупившему глаза Василию). И не спорь со мной. Я девушка начитанная; знаешь, что в учебниках истории пишут? (На этот раз Василий даже не пытается вставить слово, только вымученно улыбается.) Ничего хорошего там не пишут, и нечего тут улыбаться - тут плакать надо.

[Неожиданно из груди Марии вырывается сдавленный стон, она падает на колени и, скребя руками сухую землю, орошает её своими обильными слезами. Каблук, выпав из руки, откатывается в сторону.]

Мария (сквозь необоримые рыдания): Ах, судьба-злодейка! Что ж ты с нами-то так обошлась! Чем же мы тебя обидели?! А я ведь жить хочу! Как же я хочу жить! И петь! И танцевать! И детей! Жи-и-ить!..

[Появляются весёлые мёртвые фашистские оккупанты; под звуки губной гармошки, наигрывающей мотив песни "We are the champions", приближаются к Василию и Марии; по пути один из них мастерским ударом посылает валяющийся на земле каблук в сторону токаревской избы, - слышится звон разбитого стекла и произведения устного народного творчества. Под возгласы на немецком языке, примерно переводящиеся как: "Браво, Франц! Ты не подумывал о карьере футболиста?", "Где твоя совесть, Франц? Ты разбил этому русскому последнее окно в Европу!" и "Пусть это будет месть партизанам за пущенный недавно под откос поезд!", Франц первым подходит к русским и заговаривает с ними.]

Франц: Что горевать, православные? Будет ещё, всё будет... Пошли танцы танцевать с нами, песня петь, веселиться!..

[Все вместе уходят. Появляется Макар, несущий в руках деревянный ящик, останавливается. На ящике явственно видна надпись: "Смерть фашистских оккупантов" и ниже: "Хранить в сухом прохладном месте. Годно до:" (дата не проставлена). Макар довольно причмокивает, разводит руки в стороны и, до того, как ящик успевает упасть на землю, с кривой ухмылкой произносит]

Макар:  Конец им!

И действительно:

КОНЕЦ.