Шувалыч
Однажды он на крышу дома своего залез. Всё думал, а вдруг не заметят? Так сразу же и заметили! Вон, кричат снизу, Шувалыч на крышу зачем-то залез… И, что самое неприятное, пальцами стали на него показывать. Даже дети… Он на крыши других домов тогда, для проверочки, позалезал несколько раз - такая же петрушка... Шувалыч, - кричали снизу, - а чего это ты на нашу крышу-то залез? Своей что ли мало? Ну, приходилось слезать, конечно же… Версии всякие для залезания на чужие крыши придумывать, дескать, то голубей хотел в гнёздах посмотреть, то ещё что-нибудь. В конце-концов фантазия на отговорки перестала работать напрочь. Даже сны сниться стали, будто бы лезет он на очередную чужую крышу, а объяснения для чего лезет у него и нету… Просыпался в холодном поту, вся простыня - хоть выжимай да суши. С другой же стороны, надоело постоянно во влажном просыпаться, так и простуду подхватить недолго. К тому же осень уже глубокая началась… Так по грибы за лето ни разу и не сходил… Ну не обидно ли?
В общем, мучался он первое время. Потом привык, понятное дело. Даже оборачиваться стал, когда вдруг слышал где в городе такое буквосочетание. И разговаривать даже, если кто был ему незнаком. Дескать, дела идут нормально. Жизьть, естественно, тоже. Иду вот за хлебом или ещё там чем… И ведь удивлялись все – ну, ты даёшь, дескать, Шувалыч. Береги себя. Вот. Ну не заботливые ли?
А однажды он чуть под машину не попал. Даже сам не удивился. Хотя и переходил дорогу в положенном месте и на зелёный свет, как в школе учили. Тот мужик, из кабины-то, потом уже, оправившись от не наезда, так и сказал: «Шувалыч, ну у тебя и нервы! У меня ж Камаз со щебёнкой, а ты дорогу в положенном месте надумал переходить. У тебя что, совсем не все дома?» Именно так и сказал, а вот при чём тут «не все дома», если он совсем даже и не Шувалыч вовсе, так и не пояснил. Непонятки полные. Ничего он водиле тогда не ответил. Посмотрел только чуть виновато, да и дальше пошёл. Странные они все какие-то были, факт. Ну не люди ли?
А вот ещё по весне случай был. Год назад, кажется. На работе у них завхозом Клавдия Митрофановна работала. Женщина крайне работящая, сама вся такая представительная из себя - ящики с арматурой там или мешки с цементом одной левой ногой двигала, да и вообще… Ну он и влюбился в неё капитально. Гараж даже начал строить на предмет фундамента будущего семейного счастья. Думал, раз такое дело, надо всё основательно распланировать – она и раскроет ларец своего завхозного сердца для него. Ну и вот, побрился однажды по утру, приоделся торжественно (17 апреля это было, аккурат на день работников пожарной охраны), да и пошёл окрылённый. Одного только не учёл – его же все Шувалычем звали… Он, как только вошёл к ней в каморку предложение делать на предмет женитьбы, так первое что услышал: «А, Шувалыч… А чего это ты с букетом-то припёрся? Восьмое марта, вроде бы, прошло давно. У тебя всё ли хорошо? Или что-то всё-таки стряслось?» Ну не завхоз ли?
Он, понятное дело, засмущался в раз. Окончательно и бесповоротно. Ну и давай напрямик выкладывать основную цель своего визита. Выходите, дескать, за меня замуж. Я Вас давно, так сказать, люблю… и всё такое. Не могу уже тайну в себе сию культивировать. Вот и гараж наконец-то достроил. И не Шувалыч я вовсе, но коль такое дело, то готов наступить на горло собственной песне… Вот на этом самом месте и замолчал вдруг, на брошку её, к кофточке на груди пришпиленной, взглядом так и «приклеившись»… Ну не тяжело ли? – первый раз в любви признавался…Мужики (из слесарки) потом рассказывали – отказала она ему. Подчистую… Сказала, что муж у неё, вот уже двенадцать лет как имеется, не Шувалычу чета. Букет же взяла зачем-то – ну не женщина ли? Да и он тоже хорош… Нет, чтобы заблаговременно поинтересоваться объектом волеизъявления. Ну не влюблённый ли?
Потом полгода в себя приходил… Сначала угрюмый неделю по пуско-наладочному участку ходил, никого не замечая. Затем и вообще с работы уволился. Расчёт получил. Пришёл домой и шторы все задёрнул наглухо. Посидел, подумал чего-то своё сугубо угрюмое, и радио решительно обрубил как чуждый уязвлённому самосознанию источник информации. Телевизор же обрубать не стал по причине его отсутствия. Решил твёрдо – роман напишу автобиографический, вот тогда-то и станет всем яснее ясного что никакой он совсем не Шувалыч, раз такое дело… Чем уж он там питался эти полгода – неизвестно. Только роман всё-таки написал. Вышел как-то рано утром из дома, поздней осенью это уже было, снегу навалило, да и светало уже поздно. Думал, никто его не заметит по такому де-факто. Ан нет, дворничиха Федякина в ту раннюю пору последний сугроб догребала. Вот и увидела его, хоть он и крадучись от подъезда к подьезду из тени в тень перебегал. А всё одно без толку – снег-то под ногами всё равно предательски так поскрипывал… Однако Федякина сделала вид, что не приметила его. Ну всё, подумала, никак роман свой Шувалыч дописал таки, да в редакцию понёс… Ну не деликатная ли?
Весть эта облетела жильцов мгновенно. Разговоров в то утро среди них только и было, что о Шувалыче да о его написанном романе… Одни говорили: вот, присутствуем при рождении нового Льва Толстого наших дней. Другие на сторону Фёдора Михайловича склонялись… Ну, а кто библиотеки последний раз только в школе видали, те по реалиям журнала «Огонёк» и к Виталию Коротичу наклонение имели… Потом же и вообще круги мощные по городу пошли – ребятишки-то в школу побежали, ну и разнесли обобщённую информацию по городу. О дальнейшем и говорить как-то, право слово, неловко, - поскольку, пока он до редакции скрытно-то так перебежками добирался, ему уже и встречу с хлебом да солью торжественную заготовили. Встренули душевно: «Шувалыч, дорогой! Ну наконец-то, дождались! Давай скорей свою рукопись, мы её немедленно в набор поставим!» Ну не приятно ли?
В другой какой ситуации, конечно же, было бы весьма приятен сей фактец общественного интереса, но вот ведь беда-то – кабы они его кем другим, не Шувалычем назвали, может быть он рукопись-то свою и оставил бы. А так, - нет! Ну уж дудки, подумал тогда. Гори оно всё ясным пламенем! Каплей последней это оказалось в его до краёв полной чаше. Сначала глаза недобрым огоньком занялись, а потом уж и разум вовсю зашаял… Плюнул он тогда «в сердцах» себе под ноги (хотя плеваться как-то вообще не любил завсегда), да и вышел вон из-под этих дружелюбно расположенных к нему сводов… Ну не признавать же себя во всеуслышание Шувалычем?
Вот Вы теперь наверняка думаете – ну и что, дескать? С кем не бывает? Я тоже так думал всего неделю назад… Вечером это уже было, часов в восемь. Сижу под детским грибочком, что в песочнице детского сада № 90446 установлен. Я там завсегда песочек для кактусов своих беру для дренажных делов. Ну и вот, сижу так тихонечко, в мешочек полиэтиленовый ложкой столовой песок из песочницы пересыпаю. Знатный песочек, надобно заметить там, факт. И тут краем своего глаза оченно знакомые очертания на противоположной стороне улицы Просвещенцев отмечаю. Пригляделся – ну точно, он! Вот только что-то в нём меня принуждает насторожиться, а что – ну не пойму и всё тут!… Кричу, эдак, деликатно: «Эй, товарисч! Бросайте сходни у моего пирса. Есть вопросы…» Ну не любопытный ли я?
Ну, он услышал, естественно. Неспешно так дорогу в неположенном месте перешёл, да на оградку детсадовскую безошибочно облокотился. «Ну что, чучело?» – вопрошает – «Опять детей на предмет песка обделяешь?» На этом самом вопросе я вообще в осадок выпал и ложку из рук своих задрожавших машинально роняю… Глазам своим не верю! Что такое???! Глаз левый подёргиваться даже начал… Извините, говорю, я наверное просто обознался. А он мне и отвечает: «Да нет, не обознался. Просто я по паспорту Колыван Матвеевичем Жгутиковым теперь значусь. Да и вообще…» Паспорт достаёт из внутреннего кармана пиджака и мне передаёт, дескать, можешь засвидетельствовать сам, коли не веришь. Я и засвидетельствовал… Их бин. Натюрлих. Колыван Матвеевич Жгутиков. Собственной персоной… Дата, подпись. Круглая печать Дзержинского РОВД г. Крыжопля. Ну не настоящий паспорт ли?
Он же, видя мою крайнюю ограниченность по данному вопросу и всяких там ответов на него, просветил меня по полной, что ни на есть, программе: «Думали, что я дурней паровоза, да? Нет уж. Дудки! Я электровоз типичный. Век на улице сугубо компьютерный. А ещё женился я недавно на Клавдии Митрофановне. Фамилию её взял. Имею такое полное право. К тому же она сама давно подумывала на развод подать. Вот и подала тогда, букетом моим просветлённая и весьма тронутая. Скоро на юг вот, в отпуск двинем. А что касательно так называемого Шувалыча…» Развернулся он на этих словах, махнул рукой куда-то в сторону, да и дальше пошёл… Ну не Шувалыч ли?
Я вот что теперь думаю: коли такое дело случилось, а может действительно и не было никогда никакого так называемого Шувалыча? А всё есть просто плод моего гипертрофированного воображения? Ведь вон какой рассказец написал-то, прям самому интересно было, факт… И ещё один вопросец крайне будоражит моё сознание: Вот Вы, к примеру, как думаете - ну не графоман ли я? А? Ведь за песком-то для дренажа своих кактусов я действительно в песочницу детского сада № 90446 периодически хожу. Вот и его, по паспорту Жгутикова, там неделю назад встретил. Как сейчас помню, в восемь часов вечера это было… Ну, или, в начале девятого где-то… Теперь уж не вспомнить точно. А вот Шувалыч наверняка вспомнил бы, потому как хороший он всё-таки человек, факт. Вот и Клавдия Митрофановна через него теперь подлинного семейного счастья достигла… Ну не приятно ли за женщину? Мне вот лично – весьма и очень! Всегда бы так-то вот…
Послесловие: а ещё хочу Гарику Сукачёву спасибо сказать душевное за его песню «Нулевой километр». Да и вообще за всё хорошее, что он делает в этой жизни. Вот. А песня эта оченно жизненная … Меня завсегда на слезу прошибает… Ну, там, где: «На нулевом километре, где столбам снится небо, а по небу шатается стая весёлых галчат…» Да и вообще... Вот Гарик-то точно не графоман, факт! Уважаю.
26-28 августа 2001 г.
Свидетельство о публикации №201082800065