Цветное фото с красивой девочкой

Валерий Киселев

Горный инженер Игорь Потапов  получил причитавшуюся ему сразу за полгода зарплату и решил слетать на юг, тем более что как раз подоспел отпуск.

В самолете Потапов выпил из  своей охотничьей фляжки коньяку и быстро заснул под размеренный гул моторов. Как в калейдоскопе,  снились  ему грязный северный снег,  угрюмые лица шахтеров, слепящий блеск моря и дальние туманные горы.

В последние годы Потапов стал замечать за собой одну странность: его тянуло в места, где проходила молодость. К 45 годам он, с института мотавшийся по северным шахтам, так и не обзавелся семьей. Как-то так получилось, что ни одной из встречавшихся на его пути женщин он не посмел предложить руку и сердце. А теперь, когда его однокурсники становились дедами, заводить семью ему казалось неуместным, считал, что его время для такого подвига прошло.

Длинными вечерами, выпив, он перебирал  в памяти встречи с женщинами времен своей юности, анализируя, почему с каждой из них не  сложилась судьба. Потапов, хотя и остался  одинок, ни о чем не жалел. От воспоминаний на душе долго оставалась щемящая грусть, и это новое  состояние помогало в тоскливой и однообразной жизни в северном шахтерском городке.

Лет десять назад Потапов случайно оказался в городе, где жила девчонка, с которой он поцеловался первый раз. Адрес помнил и решился навестить. Он понимал, что Наташка, так звали ту девчонку, давно уже солидная дама, наверняка замужем, да и вряд ли живет  в родительском доме, но все же пошел. Потапов с удивлением обнаружил, что улица, по которой гуляли они с Наташкой, ничуть не изменилась. Даже асфальт и деревья у домов были такими же, как  тогда. Чем ближе был ее дом, тем почему-то сильнее стучало сердце, а ноги становились ватными. Он остановился у калитки старенького деревянного дома с резьбой на окнах и никак не мог заставить себя войти. «Что скажу? - думал Потапов, - Да и помнит ли она тот первый поцелуй?».

Из дверей дома с шумом выбежал мальчик лет семи и побежал вглубь сада. Потом вышла женщина. Потапов сразу узнал Наташку. Та же прическа под мальчика, та же фигурка. Она вышла с ведром в руках  и пошла в сад.

-Наташа, - окликнул Потапов, но  не услышал своего внезапно севшего голоса.

Женщина, задумавшись о чем-то своем, не  обратила внимания, что у калитки кто-то стоит.

«Как глупо... Ну, что я скажу...», - Потапов, оглянувшись по сторонам, стоял и не знал, что делать.

Женщина в глубине сада о чем-то говорила с ребенком, и Потапов так и не решился открыть калитку.

Он побрел к вокзалу, вспоминая сладковатый привкус ее губ и дурманящий запах июльского сена, на котором они оказались в момент первого поцелуя.

После этой встречи Потапов долго не мог прийти в себя, ругал за нерешительность.

...В этом южном приморском городе  Потапов не был  лет двадцать. Больше стало рекламы и неряшливых торговых заведений на улицах, а так, в общем-то, городок не изменился. Те же раздавленные сливы на улицах, тот же удушающий зной, и разноцветное, сливающееся с горизонтом море у набережной, на которой Потапов любил неторопливо выпить бокал  шампанского, а потом закусить малосольным огурчиком.

Он, не торгуясь, снял у первой же попавшейся бабки комнату в каком-то пристрое, быстро переоделся и пошел к морю.

Искупавшись, Потапов лег на горячие камешки и закрыл глаза. Однако подремать не удалось.  По пляжу ходили торговки и громко кричали:

-Пахлава! Креветки! Кому кукурузы, кукурузы кому? Свежее холодное пиво!

Особенно донимал своими криками молодой грузин:

-А вот виноград! Кому черный виноград!

По берегу неподалеку ходил бородач и уныло говорил одно и то же:

-Цветное фото с красивой девочкой...

Потапов поднял голову: «Что это еще за новая услуга?», но увидев на плече фотографа маленькую обезьянку, снова попытался задремать.

Но торговцы не унимались, какая-то тетка с ворохом летних шляп села вообще ему чуть не на нос, и Потапов  решил, было, уйти куда-нибудь подальше по берегу, как обратил внимание на троих похожих лицами друг на друга женщин. Это были в акварельном возрасте дочка, ее мама,  с крепким телом зрелой  женщины, но размятой грудью, и бабушка, старуха с большим животом. «Три поколения женщин...» - подумал Потапов, пытаясь вспомнить слова историка Ключевского по этому поводу, что каждая из них кладет что-то на алтарь любви.: «У девочки это губы, у молодой женщины еще и тело...». Юное созданье, с сиреневыми глазами и стройной фигуркой, надоедливо  и надув розовые губки, просило у мамы денег на мороженое, но женщина, уткнувшись в книжку, как будто не слышала. «Господи, неужели этот ангел лет через сорок будет такой же, как ее бабка и стоять здесь с отвисшим животом и бревноподобными бедрами», - подумал Потапов.

-Цветное фото с красивой девочкой... - бубнил фотограф, проходя по берегу.

Потапов решил, что пора выпить портвейна и стал собираться.

Когда он был здесь  двадцать лет назад, то выпивать ходил всегда в один и тот же винный подвал. Обычно чайный стакан портвейна или мадеры, в день по три-четыре раза. А закусывал Потапов всегда малосольным огурцом, который покупал у  девушки, на углу, черноглазой, похожей на половчанку.

-Что для вас? - спрашивала она всякий раз, застенчиво улыбаясь, хотя кроме огурцов в ее большом белом бачке никогда ничего не плавало. Слово «что» девушка произносила мягко, по-московски,  не как местные толстухи-украинки  - «шо вам надо!», да и вообще Потапову она понравилась чуть ли не с первого взгляда. А познакомились они через несколько дней, и странно, в море. Поздним вечером, когда  Потапов выходил, накупавшись, из моря, навстречу, боясь холодных брызг, шла она. Удивившись неожиданной встрече, Потапов что-то спросил ее . Слово за слово, вечер просидели в пахнущем нагретыми солнцем кипарисами парке над морем. Оказалось, что Потапов с трудом понимает ее украинскую речь, а девушка - его северный говор, и фраза «что для вас?» была едва ли не единственной, которую она правильно произносила по-русски, поэтому они сидели на лавочке у пахнущего водорослями  моря, молчали и он целовал ее в соленые и прохладные губы.

А днем Потапов, выпив портвейна, подходил к ней за малосольным огурцом и Настя опять спрашивала его: «Что для вас?».

С пляжа Потапов завернул в тот же подвальчик, где не был двадцать лет, поглядел на длинный ряд бутылок и заказал двести пятьдесят граммов портвейна. В подвальчике, кажется, ничего не изменилось, те же огромные бочки вместо стульев, те же пьяные рожи...

Он вышел и ноги сами понесли его на угол, где он обычно закусывал малосольными огурцами.

«Что за наважденье... - на этом месте стояла за тем же бачком с огурцами... его Настя.

Потапов невольно протер глаза. Что-то спросил миловидную черноглазую девушку - «Нет, не она... Но как похожа... Те же глаза, фигурка, голос такой же...». Он взял  огурец, отошел в сторонку и стал наблюдать за девушкой. «Копия Настя!», удивился Потапов, и сердце заколотилось, как будто не было этих двадцати ушедших лет.

-Ну, шо уставился? - услышал Потапов от девушки.

От грубых слов ностальгическое настроение улетучилось мгновенно и Потапов, стушевавшись, пошел, ничего не видя перед собой.

От нахлынувших воспоминаний стучало в висках.

Потапов не помнил, как пришел на набережную. Отдыхающие, сменив купальники на летние платья, фланировали мимо выставленных южных безделушек и картин с художниками, гадалок, сонно сидевших под зонтами. «Настя, Настя... Но ведь ты же должна жить где-то в этом городе...» - не выходило из головы у Потапова.

Он купил бутылку портвейна, каких-то персиков  и пришел на квартиру. Вечером, не давая уснуть, зазвенели цикады. Во дворе у крана с водой громко разговаривали постояльцы, кричали дети. Потапов, изредка отхлебывая из бутылки, вспоминал ее голос... «Что для вас?» и удивлялся, что вдруг вспомнил ее слова, ее запах.

В соседней каморке за фанерной перегородкой, уже за полночь послышался женский голос.

-Да не буду я здесь! Отстань ты от меня! В таких условиях я еще не трахалась.

Но мужчина, хотя и молчал, скоро добился своего - ритмично заскрипела кровать. Девушка с наслажденьем застонала.

Потапов отхлебнул портвейна и вспомнил такую же, но единственную их ночь с Настей... Девушка и мужчина за фанерной стенкой скоро сладко захрапели.

«Юг, нравы простые...» - ворочался на влажной простыне Потапов.

Утром во дворе у крана с водой он встретил девушку, похожую на его Настю, ту самую, вечером торговавшую огурцами на углу. Она вымыла красивые загорелые ноги под струей холодной воды и ушла в каморку, где ночью так громко и откровенно скрипела кровать и она так сладко стонала. «Ничего себе...» - оторопел Потапов.

-Ну, вы будете умываться, или шо? - вывела его из раздумий у крана хозяйка, - А то воду закрывайте.

После полудня, выпив три или четыре стакана вина, Потапов все же решился заговорить с девушкой, торговавшей огурцами и, как оказалось, ночевавшей вчера рядом с ним. Ее звали Вика, ей девятнадцать лет, узнал Потапов, стоит она здесь  второе лето, местная.

-Вика, а как зовут вашу маму?

-Настей. А что? - ответила девушка.

Потапов не помнил, как вновь оказался в своем винном подвальчике. «Настя... Девятнадцать лет... Но ведь всего лишь одна ночь...». Молоточками стучало в висках, хмель не брал.

Вечером он оказался на набережной.

-Цветное фото в красивой девочкой, - опять попался фотограф с вертлявой обезьянкой на плече.

У большого телевизора на улице стояла толпа. Дети, окруженные взрослыми, пели в микрофон. «Караоке по-русски», понял Потапов.

Перед телевизором наплясывало удивительное создание двух лет - черноглазая девочка-калмычка, в яркой синей жилетке, белых гольфиках, юркая и непосредственная, как обезьянка у того фотографа. Потапов невольно залюбовался ребенком, да и окружившие телевизор зрители смотрели не на пьяного парня, пытавшегося что-то петь, а на эту милую девчушку.

-А меня мама в арбузиках нашла, - вдруг сказала девочка Потапову.

-Ну, хватит, пошли отсюда, - услышал Потапов знакомый голос и поднял глаза: «Вика!» Она грубо взяла девочку за ручонку.

-Вы? - опешил Потапов, - Это ваша дочка?

-Ну и что, вам-то какое дело, дядя?

Они вместе вышли из толпы, окружившую телевизор.

-Вика, скажите, а ваша мама торговала раньше на том же месте, где сейчас вы? - спросил Потапов.

-Да, много лет, ну и что?

-Тогда, - неожиданно для себя вдруг решился Потапов, - наверное, я твой папа.

-Что? Ты - мой папа? - удивленно крикнула девушка. - Как это вы можете быть моим папой... - неожиданно тихо и растерянно  спросила она.

Потапов, сбиваясь и волнуясь стал рассказывать ей о встрече с ее мамой двадцать лет назад.

-А где она сейчас? - спросил он наконец.
-Вам ее лучше не видеть, вообще, - твердо и очень грустно ответила Вика. В глазах ее блеснула обида.

-А если вы мой папа, тогда погуляйте пока со своей внучкой! - вдруг сказала Вика. И, поцеловав девочку, быстро ушла.

-Цветное фото с красивой девочкой... - опять прошел мимо фотограф с обезьянкой.

-Меня Ксюшей звать, - потянула девочка Потапова за руку, - купи мне мороженого.

...Они куда-то шли, Потапов сжимал в своей руке ручонку этого юного и вертлявого, похожего на обезьянку создания, вдруг оказавшегося его внучкой, слушал ее щебетанье  и думал: «Но куда же я теперь с тобой, если не знаю, где твои мама и бабушка,  - и с ужасом: - А как же я без тебя?»