Суббота

 Аннотация: В жизни всегда бывали забавные эпизоды...
 (И это было когда-то)


                С У Б Б О Т А

   Я пожалел, что зашёл за сигаретами в Центральный Гастроном. В мясном и молочном отделах толпились очереди, и всю середину магазина просто запрудили люди. В торговом зале была духота, ещё большая, чем на улице, в воздухе носился своеобразный ароматический коктейль из различных продуктовых запахов с сильной добавкой запаха пота обильно потеющих покупателей, продраться сквозь липкие ряды которых представ-ляло сложную задачу.
   В отделе вин и коньяков, где продавались интересовавшие меня си-гареты, народу оказалось не меньше. Давали какой-то дешёвый, но серди-тый портвейн, очередь стояла у касс, очередь - у прилавка, а оставше-еся место заполняли суетившиеся мужики, которые либо спешили встать к кассе, либо в очередь к прилавку, либо, толкаясь в толпе, прикиды-вали, сколько же бутылок брать, задумчиво-радостно глядя на многочисленные ящики грязных, липких бутылок с косовато прилепленными этикетками. Новоприбывающие мужики лезли сквозь уже занятых делом посмотреть, что дают. Впрочем, имелись не только мужчины, но и особы, многие из кото-рых, если приглядеться, относились к женскому полу. По крайней мере – номинально.         
   Я  тоже протиснулся к прилавку. Блоки финского "Пэл Мэл" ещё красовались на полках. Надо сказать, что поразительное у нас всё-таки снабжение. Вот эти финские лицензионные сигареты: уже упомянутый "Пэл Мэл", "Кент", "Малборо", "Кэмэл", "Ньо-Порт", "Висент", "Сэлэм" и что там ещё. Некоторое время тому назад ими просто завалили всё - и магазины, и киоски. И не только у нас в городе. Про Москву я не гово-рю, потому что на этой всесоюзной перед Западом витрине подбор товаров получше, чем в других местах, это всем ясно и у незлобливого русского вызывает даже понимание. Мол, там, в Москве, иностранцы часто бывают, вот там всё лучше должно быть. Надо, мол, гостям всё лучшее представить и показать. А в других местах, значит, можно и так перебиться. 
   Странная эта логика, с которой мне не раз приходилось сталкивать-ся, всегда просто убивала. Хотелось крикнуть, что как же так, дорогие мои, не показ ведь это лучшего, а так - жалкая показуха. Для показа лучшего существуют выставки, а в жизни всё должно быть равномерно распределено, по крайней мере, у нас, при нашем самом справедливом социалистическом строе!
   Когда же такие рассуждения исчезнут, а? Что - это у нас в крови, начиная ещё с "по-тёмкинских деревень" и кончая спешно возводимыми глухими заборами, скрывающими неприглядные места провинциальных городов на так называе-мых "гостевых" маршрутах, когда в эти города привозят каких-нибудь мало-мальски значительных личностей? На эти заборы выбрасывается коту под хвост уйма досок, бетонных плит и краски. Получается, что если недостатки прикрыть, то их вроде бы как и нет? Не все, видимо, над этим задумы-ваются.
   Так вот, завалили этими сигаретами многие города, сам видел это изобилие в Киеве и Минске, где был недавно. Слышал, что ещё во многих местах они продаются, единственное, что - опять же наше снабжение! - где-то, например, и в помине не было "Нью-Порта", а где-то не видели и не слышали о "Сэлэме".
   Сейчас эти сигареты начинают потихоньку исчезать из магазинов, раскупают. Очень похожее было и с финской зубной пастой с фтором. Море было её везде, море, а где она сейчас? Иди, поищи! Ничего не скажешь, дурацкое снабжение: то валом, то - ни черта. Это, уверен, и породило широко распространённую привычку покупать "впрок" и побольше, потому что потом не будет.
   Во многих магазинах у нас в городе финские сигареты уже, кстати, исчезли, но в ЦГ "Пэл-Мэл", который мне нравится, ещё был. Курю я мало, но ес-ли курю, то покупаю только хорошие сигареты. Даже после наценки. Как сказал Омар Хайям, я лучше буду голодать, чем есть, что попало. Кажется так.
   Уже пристроившись, было, к очереди, я наскрёб без сдачи и решил не терять времени даром - прошёл к самой кассе. Лица близстоящих людей приняли напряжённое выражение. Скажи я сейчас: "Бутылку "Агдама" без сдачи", меня отправили бы очень и очень далеко.
   Я даже усмехнулся про себя, а не провести ли такой эксперимент, но экспериментировать не стал, а попросил рослого дядьку с красной физиономией, стоявшего одним из первых, отбить за сигареты без сдачи. Дядька не возражал, очередь тоже. Раздался, правда, одинокий голосишка: "Тут тоже за сигаретами стоят, нечего!" Я, сжимая в кулаке мятый рубль и полтинник мелочью, сказал, оправдываясь:
- Мне же только пачку без сдачи, товарищи!
- Давай-давай, отбивай! - мордастый дядька слегка подался назад, давая мне место у окошечка.
  Через несколько секунд я держал в руке чек,
- Спасибо, - искательно сказал я - мордастый только махнул рукой.
   Вот этим мне наш народ очень нравится. Стоит, скажем, у кассы, допус-тим, в винном отделе огромная очередь. Дают, предположим, что-то у нас в городе дефицитное: пиво летом или же всепогодную "бормотуху". Если сунешься и попытаешься отбить чек на то, за чем стоят все, то не сомневайся, что тебе отобьют охоту это делать. Может быть, и не только охоту, но и кое-что пониже. Но если ты просишь пропустить без очереди, чтобы купить нечто такое, что никто особо больше не берёт, то - пожалуйста! Народ на тебя не обижается уже за то, что не сопер-ник ты ему, не конкурент, так сказать, и позволяет взять это что-то без очереди.
   Я лично предполагаю, что нигде на Западе так поступить не дадут, не те люди. Правда, очереди там только за билетами на кон-церты известных артистов (очень часто, кстати, наших, советских) и, говорят, на биржу труда, а в магазинах очередей нет, потому что ни у кого нет и денег-то на покупки. Что с них с безработных возьмёшь?
   Мне всё это, помню, популярно объяснил один знакомый инструктор из Бюро международного ту-ризма. В Англии, например, сказал он, в магазинах никто почти ничего не покупает: всё очень дорого, а денег ни у кого нет, кроме как у миллионеров. Знает, наверное, человек, что говорит, бывал везде, мно-гое видел.
   Я-то сам заграницей не бывал, приходится верить на слово, и как услышал такое, помню, очень англичан пожалел, ну и всех остальных заодно. Вот, подумал, жизнь у людей, хуже нарсуда. Пожалел, пожалел, а потом и плю-нул. Решил, что каждый народ заслуживает, видимо, то, что имеет...
   Очередь у прилавка оказалась менее сговорчивая, сказывалась уже явная близость к вожделенному напитку. Но после нескольких попыток я всё же получил свои сигареты, бросил взгляд на ряды чистых с золоты-ми генеральскими позументами бутылок с коньяком и на контрастировав-шие с ними, замызганные как солдаты из стройбата, пузыри с "чернила-ми", и стал выбираться из толпы, направляясь к выходу.
   Вдруг подумалось, а что, не взять ли бутылочку портвейна, всё-таки чего там говорить, ноль-семь литра при восемнадцати градусах - это действительно дёшево и сердито, да не заскочить ли к приятелю Алек-сандру, живущему неподалёку, да не "приговорить ли" эту бутылочку? Суббота же, как ни как! Конечно, по такой жаре лучше бы пива холоднень-кого, но где его сейчас возьмёшь - пиво? А в портвейн можно лёд бро-сить из холодильника.
   Однако, взглянув назад на обе очереди, я решил отказаться от этой затеи. Если что-то брать, то лучше не здесь. Ведь, может быть, что в ЦГ давка за тем, что в нескольких кварталах в маленьком магазинчике есть совершенно свободно. Конечно, вряд ли свободно, поскольку сегод-ня суббота, но при небольшой всего в несколько человек очереди. Да и как не крути, портвейн этот - "чернила", "бормотуха". Уж лучше следо-вать Омару Хайяму, лучше, действительно, коньяк.
   В толпе сжатый со всех сторон я медленно дрейфовал к выходу. Бы-ло очень жарко, и я с тоской смотрел на свою цель - дверь, до которой было ещё далеко. Здесь работала проверенная и до идиотизма привычная система, действующая во всех магазинах, кино- и просто театрах и всех иных присутственных местах, что в своё время отметили ещё такие классики как Ильф и Петров. Видимо, всегда постулируется одно правило: при вы-ходе из некоего помещения люди, особенно, когда они выходят толпой, должны испытать максимум трудностей, потереться, как следует, потолкаться, что-нибудь зацепить и порвать. Это всё, наверное, делается с благой целью: скомпенсировать хоть как-то общую малоподвижность нашего образа жизни. Я имею в виду не только нашего, а вообще современ-ного.
   Основной принцип, положенный в основу этой до гениальности дешё-вой системы, заключается в протаскивании верблюда через игольное уш-ко. Затраты - минимальные: просто закрывается восемьдесят процентов всех имеющихся дверей, и верблюда, то есть толпу наших советских лю-дей, из которых многие являются, возможно, активными строителями ком-мунизма, протаскивают через это самое ушко. Иначе и не назвать оставляемые открытыми двери. Можно ещё понять, почему зимой прикрывают большее число выходов: у нас страна в основном северная, зимой, если всё нараспашку, то продавцы просто перемёрзнут. Но вот почему летом то же самое?
   В доработанном и усовершенствованном виде в отношении техничес-ких возможностей эта же самая система действует и на общественном транспор-те: в часы пик подаётся минимум машин. Тут все, правда, обходится до-роже, поскольку двери и поручни в набитых битком автобусах и трамва-ях ломают чаще, чем двери и прилавки в магазинах, и отремонтировать машину сложнее, вот и ходят потом по улицам "Икарусы" с куском фане-ры вместо оконного стекла, с наспех заваренными петлями дверей, с об-ломанными поручнями и сиденьями. Прекрасного по меркам отечественного дизайна машина начисто теряет свой вид, но зато в нашу жизнь введён элемент риска: а ну как зажмёт тебя не вовремя закрывающейся дверью при входе и потащит за автобусом, а? Или под колё-са влетишь, особенно зимой, когда гололёд? Так что будь начеку, отра-батывай силу и реакцию. Как в джунглях когда-то, помнишь, за миллион лет до нашей эры?
   Потолкаешься по магазинам, по очередям, где стоят все, у кого де-нег очень много, в транспорте тебя помнут - вот и разминка, спорт! Придёшь домой - ну как тут не наорать на кого-нибудь из домашних или не влепить затрещину подвернувшемуся под руку сынишке-дво-ечнику? Одним словом - разрядка! Хорошо, что у меня дома всё, тьфу-тьфу, спокойно: нет пока ни сынишек, ни, тем паче, прости господи, дочек, а в общественном транспорте я езжу редко, да и то, обычно не в часы пик, потому что живу недалеко от работы и хожу пешком.
   В толпе я заметил высокого парня, на котором несмотря на жару красовалась белая нейлоновая курточка, какие весьма популярны у молодё-жи. На голове парня была тоже белая кепочка с длинным козырьком. Кепка была явно "самопальная", но на белой дерюге выделялась чёрная надпись "Монтана", сделанная латинским шрифтом через трафарет. Серые глаза на весёлом нагловатом лице парня насмешливо посматривали по сторонам.
   Я, умеренно толкаясь и пихаясь, плыл к выходу и почему-то засмо-трелся на парня. Наши глаза встретились. Мы оба находились примерно на одинаковом расстоянии от двери. Парень усмехнулся мне и навалился плечом на толпу, как бы приглашая меня сделать то же самое. Дверь бы-ла уже близко, и сквозняком долетал более свежий воздух с улицы.
   Но тут как раз у самого прохода, где плотность людского потока достигала макси-мума, поскольку пропускная ширина там, естественно, была минимальной, возник затор. Там зажало какого-то толстоватого мужчину в сером клетчатом пиджаке, обвешанного авоськами с продуктами. Шляпа съехала мужчине на лоб, с него градом катился пот, одна рука с сеткой оказалась прижатой к закрытой половинке двери, другую затянуло в толпу. В довершение всего что-то в его амуниции зацепилось за накидушку для замка, притороченную к две-ри. Мужчину трепало из стороны в сторону:  его тянуло вперёд пролеза-ющими в дверь, в какой-то момент ему удавалось протиснуться назад, чтобы попытаться отцепить свою сетку, но тут же новая порция прущих из магазина отки-дывала беднягу. Некоторые из толпы, особенно жизнерадостные, успевали подтрунивать над застрявшим, но что характерно, никто не делал попытки отцепить его авоську. Возможно, люди бы т помогли ему, но, видимо, они слишком поздно успевали сообразить, что можно было бы сделать, а чуть вернуться по потоку не было уже ни сил, ни желания. Мне и самому, чтобы оказать помощь мужчине, нужно было бы переместиться на другую сторону потока, но проще было переплывать горную речку.
   Мы с парнем на одном уровне приблизились к этому самому узкому месту, и в этот момент проход совершенно закупорило. Там в довершение всего застряли ещё какие-то два здоро-венных обормота опоечного вида, зажав между собой мужчину с сетка-ми. Сзади напирала толпа. Я упёрся ногами в пол покрепче, а плечом на-жал в чью-то влажноватую от пота спину, стараясь вместе со всеми протолкнуть образовавшуюся пробку, и вновь взглянул на парня в белой куртке и ке-почке. Он с весёлой гримасой делал то же, что и все: пихал впе-реди стоящих, чтобы и самому выбраться наружу. По лицу парня было вид-но, что это стоит ему усилий.
   Народ позади всё прибывал, и сжатие достигло предела. Дело в том, что двери в Центральном Гастрономе, как и во всех крупных магазинах, были двойные: наружные и внутренние, а между ними находился, как говорится, "предбанник". Внутренние двери из "предбанника" в торговый зал были открыты доста-точно, но из "предбаника" на улицу была открыта только четвертинка большой общей двери. Тут уже на всю мощность работала "система", поддерживавшая и развивавшая затор. Сразу же за наружной дверью находилось высокое,  очень неудобное, даже просто опасное крыльцо, не позволявшее спускать-ся быстро, что не способствовало скорейшему освобождению прохода.
   Меня сжали так, что что-то треснуло - не то моя рубашка, не то мои кости. Я снова встретился глазами с парнем. Он вдруг скорчил мне весёлую рожу и в тот же момент издал оглушительный неприличный звук» То, что сделал это он, не вызывало сомнений.
   Звук был поразительно сильный. Толпа как-то шарахнулась, и двоих обормотов и мужчину с сетками выпихнуло на крыльцо. Сквозь стекло две-ри я увидел, что один из обормотов не удержался, поскользнулся и шлёпнулся на четвереньки. Из его кармана вылетела бутылка портвейна и, радостно звякнув, разбилась вдребезги. Мужчина в сером клетчатом пиджаке упал на обормота, саданув его сеткой в лицо. Обормот громко и грязно выругался. Второй обормот соскочил вниз, прыгая по ступенькам, как горный козёл.
   Напором толпы на крыльцо вынесло спину, маячившую передо мной парня и ме-ня. Парень легко сбежал вниз. Я, ожидая толчка сзади, сделал шаг в сторону и вдоль витрины спустился с крыльца на тротуар.
   Меня душил смех. Выходка парня, которая помогла нам пробиться через затор в дверях, напомнила мне эпизод из известного романа Ярос-лава Гашека, когда некий пан Енох пришёл свататься к дочке одного торговца. Перед этим Енох для храбрости здорово набрался, и, когда хозяин дома встречал его в передней, то незадачливый жених издал оглушительный скабрёзный звук. На торговца подобный способ сватовства произвёл неотразимое впечатление, а на дочку - тем более.
   Я оглянулся назад. Толпа стекала с крыльца. Мужчины с сетками и парня уже не было видно, обормоты стояли в сторонке, и один отряхивал другого. В толпе раздавались смешки и ругательства.
   Поразмыслив, я решил проехать на трамвае к очень неплохому мага-зинчику, где в винном отделе часто бывает что-нибудь хорошее, и пошёл к остановке.
   Интересно, думал я, почему то, что выкинул этот парень в белой куртке, или, скажем, тот же пан Енох, обычно производит на людей такое впечатление? Ведь, говоря научно, в данном случае действие и его эффект несоизмеримы. Как, на-пример, нажатие на спусковой крючок и выстрел - нормальная аналогия, правда? И, вообще, почему это осуждается? Я, вот, например, где-то читал, что какой-то из римских императоров, ка-жется, Клавдий, собирался даже издать специальный эдикт, согласно ко-торому его подданным разрешалось бы в любом месте "пускать ветры", дабы не причинять вреда организму сдерживанием.
   Чихнуть можно где угодно, кашлять - тоже. Сморкаться в два паль-ца, хотя и не вполне соответствует правилам хорошего тона, но осуждение в наше время встречает разве что у "гнилых" интеллигентов, а таковых осталось мало (интеллигенция у нас, конечно, есть, но она уже не "гнилая"). Даже на экране телевизора очень часто можно видеть,  как какой-нибудь футболист или хоккеист смачно сморкнётся, мотнув рукой и стряхивая сопли, да и побежит себе дальше лупить по мячу или по шайбе. Как говаривала, помню, моя первая учительница, хоро-шая женщина, дай ей бог здоровья, это называется "выбить нос". Видимо, "калька" с английского: там ведь тоже - "to blow ones nose", то бишь, "высморкаться".  А вот если сделать то, что сделал этот парень, и там, где он это сде-лал, то подобный поступок вызовет осуждение, а в первый момент ещё и изумление наглостью. Втихую подобное, надо сказать, случается не так уж редко. Едешь иной раз в трамвае, особенно, когда народа набьётся много, и вдруг волной накатит "восхитительный" амбрэ: кто-то пустил "шептуна". Когда скученность и помещение плохо проветривается, это, конечно, неприятно. Думаю, что если бы император Клавдий ездил в общественном транспорте, он в жизни не додумался бы до своего эдикта. А так, по-моему, это не более неприятно, чем наблюдать, когда на улице харкают почти тебе под ноги, но к этому уже как-то привыкли.
   Парень сделал  это нарочно, сомнения нет, на такой эффект он и рассчитывал. Те, кто делает подобное в толпе втихомолку, тоже не очень-то краснеют. Многие с недовольной миной и сморщенным носом ещё и башкой будут вертеть по сторонам по принципу "держи вора", так, что покраснеют скорее те, кто к этому запаху имеет только то отношение, что его обоняет. А вот если у человека подобное случается на людях непроизвольно, то сам потерпевший страшно конфузится, хотя как раз в этом случае его можно было бы и простить.
   Я надолго, например, запомнил одну ситуацию в автобусе, свидетелем ко-торой мне довелось стать. Забыл точно, когда это произошло, помню только, что уже довольно давно, так как в транспорте в нашем городе ещё были кассы для продажи билетов. Помните, такие: бросаешь денежку, крутишь сам колёсико и отрываешь билет.
   В общем, ехал я в полупустом автобусе и сидел недалеко от такой вот кассы. Тут же рядом сидел помятый пьянчужка неопределённого возраста, кото-рый к счастью помалкивал, а то, если бы он разглагольствовал, сидеть поблизости было бы невозможно. К кассе  подошёл какой-то мужчина, держа в ладони горсть мелочи и от-считывая оттуда за билет. Автобус тряхнуло, и мужчина уронил мелочь на пол. Он нагнулся, собирая монеты, и от напряжения и неудобной позы издал звук, о котором уже упоминалось. Бедняга покраснел, резко вы-прямился и настороженно посмотрел по сторонам. Люди, сидевшие доста-точно близко, чтобы заметить его конфуз, либо действительно ничего не слышали, либо сделали вид, что не слышат. Я, например, даже отвернул-ся и уставился в окно: боже мой, с кем не бывает, в конце концов! Не люблю без необходимости смущать людей, которые, тем более, не сделали мне ничего плохого. Кстати, запаха в данном случае не чувствовалось.
   Так что для мужчины всё сошло бы и гладко, если бы не весельчак-пьянчужка. Тот со смехом заорал на весь автобус, указывая грязным паль-цем куда-то под сиденье: "Эй, пердун, а вон ещё десять копеек! Подбери!"
   На счастье этого забулдыги мужчина попался тихий. Он по-краснел как варёный рак и, так как автобус как раз подошёл к останов-ке, пулей вылетел из салона.
   Я усмехнулся, вспомнив тот случай. Будьте осторожны в присут-ственных местах! Не совершайте подобных ошибок случайно, не все отне-сутся к этому сочувственно! Делайте это лишь преднамеренно, если наг-лости хватает, или очень-очень тихо. Чего там, пусть другие краснеют!
   Настроение у меня хорошее с самого утра стало ещё лучше. Надо же, подумал я, вспоминаешь о всякой ерунде, а настроение улучшается. Это-му, в общем, можно найти объяснение. Подобные мысли отвлекают от по-вседневной суеты, от вида всех этих полчищ в магазинах и узких дверей, от созерцания ажиотажа в очередях за колбасой и за дешевым портвейном. Качество колбасы уже не то, но пока ещё туда-сюда, но вот этим порт-вейном народ просто травят, хотя... Скотство, конечно, что такую га-дость продают живым людям, но что сейчас не гадость из выпивки? Даже водку, которую помечают знаком качества, и на этикетке пишут, что из-готавливается она, якобы, из отборного зерна, делают, как ходят слухи, черти из чего, чуть ли не из нефти гонят. Но, для определённого кон-тингента товарищей, и дешёвый портвейн, и более дорогая, но не менее низкосортная водка нужны в качестве заменителей мыслей, позволяющих отвлечься от нудной реальности. Довольно многочис-ленная подобная публика - тоже люди, им также надоедает серость будней, а единственный известный им способ расцветить тусклые краски повседневности заключа-ется в приёме внутрь спиртного. "Залил шар", как говорится, и вот уже всё вокруг выглядит намного праздничнее, ярче. Вроде как в детской сказке "Волшебник Изумрудного города": надел зелёные очки - и простые стек-ляшки заиграли изумрудами, действительность приукрасилась.
   Так и с ал-коголем. Иной после приёма внутрь героем становится, ему бы сейчас в чистом поле с ворогом врукопашную сойтись, под неприятельский танк с гранатой броситься, грудью на амбразуру лечь, преодолеть зону ядер-ного удара…
   К сожалению, в данном случае врагов заменяют просто первые по-павшиеся на пути люди, вместо гранаты фигурирует всё та же бутылка, опускающаяся на чью-нибудь голову, хорошо ещё если на голову такого же алкаша, танк заменяет проносящийся мимо трамвай или автомобиль, и поскольку бутылка - не граната, то броски под эти транспортные сред-ства заканчиваются печально в основном только для одной стороны. Грудью же "герои нашего времени" ложатся не на амбразуры, разящие пулемётным огнём, а в зависимости от времени года на мягкий снег, тра-ву газонов или твёрдый, но, как правило, не смертельный асфальт троту-аров. Зону же ядерного удара очень часто заменяет совсем другая зона. М-да...
   К трамвайной остановке я подошёл одновременно с трамваем. Изряд-ная толпа штурмовала обе двери одиночного вагона. Ничего не подела-ешь - суббота, время беготни по магазинам тех, кто не набегался по ним в рабочие дни, в течение тех часов, за которые в табелях учёта ра-бочего времени рисуют "восьмёрку".
   Я на секунду задумался, лезть ли в трамвай или пройтись пешком, и вдруг увидел того самого парня в белой куртке и кепочке. Из кармана у парня торчала бутылка портвейна. Парень работал локтями и, энергич-но пихаясь, лез в трамвай.
   А что если он и здесь ...., подумал я.   
   Наши глаза встретились, парень узнал меня, и мы оба рассмеялись, потому что вспомнили давку в дверях магазина, мужиков, летящих по ступенькам, ругающихся и матерящихся в толпе.
   Нам обоим стало очень весело: была суббота.

                -\\-