Чайка в ботинках
Он резко встал, записал мысли в блокнот и отправился в ванную комнату.
“Я окончательно разочеровался в дружбе между мужщиной и женщиной. Если она и есть, то лишь по той причине, что кто-то из двоих питает нежные любовные чувства. Я только закончил было мысль и замолк в ожидании. А она за это время растаяла и растеклась по креслу. Остался один только влажный скелет, на коленях которого все ее нутро свернулось, подобно спящей кошке, что поглядывала на меня умиленными глазками и нежно урчала. Не люблю кошек: у меня на них аллергия”.
- Видимо, твой голос звучал довольно мужественно?
- Не только голос, но и жесты, мимика, взгяды – все это, будучи окрашенным в резкие и решительные тона, спровоцировало в ней женщину.
- И по тому, насколько она смягчилась можно делать вывод о том, насколько ты возмужал.
- Да, арифметика какая-то: я был на 70% мужщиной, ибо ее женственность я оценивал не ниже. И мужского в ней осталось на те 30%, на которые я оставался бабой.
Он на мгновение улыбнулся, словно радость осветила его изнутри, но потом поник и произнес:
- Учеба, учеба!
- А почему ты поступил на педагогический?
- У меня ярко выраженный педагогический комплекс: я чувствую вину, если человек после общения со мной согрешил. Словно я мог это предотвратить, профилацировать.
- Тогда что на тебя давит?
- Все объясняется странной способностью к неспособности быть способным.
- Почему не бросишь? Разве не повод?
- Да, отличный повод-поводок. Слушай, я вчера ехал в автобусе и разглядывал в окне лица его пассажиров. Тебя случайно небыло среди них?
- Я был в желтом, как и ты. Люблю наблюдать за миром из окна автобуса.
- Желтый и голубой – мое любимое сочетание.
- Кстати, странно, что люди считают белый цвет не имеющим окраски. По-моему, именно желтый цвет стоит во главе радуги.
- Почему это?
- Ведь именно желтый является зеркальным для солнца: оно видит в нем себя отраженным.
- Слушай, кто ты такой? Откуда ты знаешь, что на мне была желтая футболка?
- Ничего странного, ты же знаешь.
- А-а!
Он переберал наугад сегодняшние впечатления, чтобы каким-либо из них перебить последнее.
- Это какое последнее?
- Я о вчерашнем разочеровании в дружбе между полами. Раньше я реагировал на впечатления, вызванные внешним миром более живо. У меня было мало общения, да и вообще контактов с внешностью. К каждому впечатлению извне я относился с тем же вниманием, что и к внутренним. Каждое движение мира я дробил на эпизоды, выжимая все возможные соки предназначенного мне опыта. Каждое из них подолгу заполняло меня, оставляло длинный след. А сейчас все иначе.
- Прямо экзистенциальный анализ.
- А сейчас я стараюсь разглядеть свой облик отраженным в сознании других людей.
- Впечатления – это следы атаки объективного мира.
Он на кухне. Подходит к кастрюле, открывает крышку, глубоко вдыхает и восклицает:
- О, у нас сегодня чайка на обед; чайка с горохом.
- Не ешь ее!
Он оглянулся: никого не было. Видимо, голос исходил из кастрюли. Он опустил крышку.
- Мне чужд ваш мир,
Я в нем лишь странник,
Забредший в полумраке путник, - раздалось из-под закрытой крышки.
- А мне понравилась его идея о том, что желтый цвет не имеет цвета, - сказал он себе. Послушай, я сегодня видел такую красивую женщину!
- Она была не так уж и красива. Из-за того, что ты резко поднял голову из задумчивости, ты не успел разглядеть ее толком и отождествил с неким идеальным образом.
- Нечто среднее между Хайди Клум, Кастой и Аленкой. А тебе многое обо мне известно!
- Сегодня у тебя грустный вид. Впервые за мировую историю.
- Упадок сил всегда придает мне задумчивый вид. Кстати, я в последнее время много размышлял о роли органической химии в мыслительных процессах и настроении.
- Да, нам портит кровь срессовая химия.
- Это сочетание адреналина с эстрогеном.
- Возможно, вдохновение – это всего лишь результат воздействия на мозг определенного сочетания гормонов.
- Как стрессу предшествует страх, так вдохновению – отчаяние.
Он наложил себе тарелку супа и принялся за большой кусок мяса.
- Послушай, - начал он, пережевывая, - я, обычно , читаю по несколько книг одновременно, а ты?
- Я задыхаюсь, мне плохо, - раздалось еле слышно.
- По настроению каждую из них продолжаю с того места, где остановился, – сказал он, не замечая изменений. - Надо спроецировать этот прием в жизнь: резко прекращать размышления об объекте страсти, оставлять на этом месте закладку и переключаться на другие “книги” бытия.
- Мне кажется, что способность к этому напрямую связана с волевыми качествами, - голос был очень слабым, болезненным.
- Я прямо вижу это: мы расстаемся, я раскрываю блокнот и записываю последнюю мысль, которую она у меня вызвала. Потом просматриваю другие закладки и продолжаю какой-либо из потоков сознания. Как тебе?
Ответа не последовало. Он слегка нахмурился, а потом с радостью продолжил:
- Знаешь, я ей сказал: “Не жди от меня открытости, я должен убедиться в том, что ты не разбилась”.
Он доедал последний кусочек и принялся за бульон с горохом.
- Она всегда говорила, что мое воображение, - продолжил он, - пляшет вальс под частушки. А я, в свою очередь, отвечал, что ранимость – это черта художника. Черт, где же он?
Он огляделся вокруг и, заглянув под стол, увидел пару дымящихся ботинок.
9/2/01
Свидетельство о публикации №201090200059