Отрывки из дневника коллекционера

Октябрьская кошка
1
 
Экземпляр № 9 представлял собой нечто среднее между мальчиком и девочкой: линялые джинсы, короткая стрижка и плоская грудь. Курит сигарету за сигаретой, выражает мысли междометиями и частицами. – Скучно! Никакой борьбы и игры. Все просто. Неумелые поцелуи, жевательная резинка, пристающая к зубам, латекс (Проблем мне не надо. – Мне тоже, киска.). Утром наспех проглоченный кофе, деньги на троллейбус, - любовь вчерашнего подростка. Телефон забыт.
Другое дело экземпляр № 8. Давно и тайно желанная женщина. Точеные лодыжки, маленькие ступни, - темперамент, закованный в броню делового костюма. Только волосы, светло-рыжие в сочетании с кожей персикового оттенка, да любовь к эскимо, выдавали натуру страстную, с трудом держащую себя в рамках пристойности.
На одном вечере,  в компании коллег, когда она имела неосторожность поднять бокал за сплоченность коллектива, броня превратилась в стекло со второй дозой, а с третьей рассыпалась осколками. Серые глаза сфокусировались на мне. Она сняла очки, резким движением выдернула шпильку из прически, тряхнув головой, разбросала пряди по плечам, и потянулась пить на брудершафт.
Дальше была ламбада. Она обнажала одноименные с танцем трусики. Я целовал ее в основание шеи и ухо. Когда я касался губами кожи, она вздрагивала и постанывала. Отдаваясь в моем кабинете, при свете, она не обращала внимания на окна без занавесок, на жесткость офисного дивана и отсутствие средства предохранения. Она была просто самкой. Обычной рядовой самкой, огромное количество которых  я поимел за свою жизнь.
Получив желаемое, я потерял интерес к ней насовсем. Во-первых, женщина, опробованная  один раз, при второй дегустации, кажется перестоявшимся вином, букет которого слишком терпок, и оставляет ощущение оскомины…
Хочется, хочется свежеприготовленного, розового, с легкой кислинкой, а то и просто ягод, дымчатых, будто покрытых сахарной пудрой.

2

Место на одной из улиц нашего города, где можно снять недорого женщину, носит название «Маневровая панель». Здесь можно найти массу интересных экземпляров: от малолеток-наркоманок, с посиневшими от холода коленями, «зашибающих» на дозу, до молодящихся старух с многолетним стажем, - те всегда раскрашены под хохлому, и пользуются неизменным спросом у пацанов. С малолетками связываться – никакого удовольствия, - они, чаще всего, нуждаются в лечении. К чему ловить заразу?
Осматриваю внимательно «выставку». Сегодня для меня может найтись лакомый кусочек.
Я, вообще, люблю в жизни существ двух видов: кошек и «женщин-кошек». С первыми все понятно, а вот любовь ко вторым нуждается в комментариях. Дело в том, что «кошками» я условно называю семейных женщин, связь с которыми в силу запретности, более пикантна.
Редкие из них,  во время отсутствия мужей, приторговывают своим телом. Запомнилась мне такая встреча. Под памятником танкисту и летчику, я снял одну. Она оказалась новичком в этом деле. Все время смущалась и закрывала глаза. Поведением она напоминала девушек-отличниц, упившихся до потери координации движения, но, тем не менее, любящих с какой-то мрачной сосредоточенностью. Уверен, что в пиковый момент в их головах, отравляя удовольствие и себе, и партнеру, мечется, кидаясь на стены черепной коробки, мысль о беременности. Они молчат, молчат, боясь оказаться неприличными, а я молчу, не желая казаться идиотом, кричащим «ау» в дремучем лесу. Тошнит меня от такой «любви»!
«Да здравствуют звуки подлинной страсти!» - этот лозунг я был готов написать на красной тряпке, и носить по городу, гордо разворачивая полотнище в пустынных переулках, и вжимая голову в плечи при виде постовых. Я ходил бы по улицам в сопровождении толпы зевак, кричал бы в колодцах дворов и пугал бы крыс в протухших арках!
«Да здравствует любовь без стеснения!» - заткнуть фонтан моего красноречия нашлось бы много желающих. Стоя на коленях на сыром полу камеры, я писал бы простым карандашом на стене «Ура» свободным отношениям!», - писал бы, понимая, что ни свободы, ни отношений полов мне еще долго не видать…

3
…Во-вторых, в бездетных замужних женщинах остается какая-то нетронутость, наивность. Как сказал бы старик Фрейд, «девочки без кукол играют сами кукол»… Уверен, что он сказал бы именно так, только выразил бы мысль в более научной форме.
Часто замечая, что люди боятся показаться невежественными (как-то раз я с успехом выдал знаменитое описание булгаковской Маргариты, а именно перефразированное  «…Что хотела это немного косящая, слегка рыжеватая ведьма…» , за описание Гоголя одним из его современников), я заливал без малейшего зазрения совести о многих фактах моей личной жизни.
Тигрице, подобранной мною возле одной из гостиниц  (точное расположение не назову, но упомяну шоссейное кольцо и, поворотом дальше, знаменитую, обсиженную голубями, статую-страдалицу*, красующуюся   на фоне храма науки и знаний*),  я дарил всю любовь и ласку, на которые только был способен холостяк-потребитель, а она рычала по каждому поводу, в том числе и по поводу плохого настроения, тратила огромное количество денег на элитную косметику. Однажды  она ушла по первому тонкому льду в сырую октябрьскую ночь, прихватив с собой кредитную карточку, карточку льготного доступа в интернет, и мой новый шелковый галстук.
Воцарившаяся после ее ухода пустота, превратила меня в коллекционера, обрекла  на периодические поиски ее.
Вот иногда со спины мелькнет худенькая фигурка, продирающаяся через толпу и яростно работающая локтями. Кинусь, переполненный чувствами, трону за плечо, а обернется совсем не та…
Полосатая моя! Блудливая лгунья, зачем ты оставила октябрьскую слякоть в память о нашей страсти? Хуже всего терять в осенние дни, когда невозможно смотреть без слез в плачущее небо, когда мокрый ветер дует через форточку души, а на сердце скребутся братья меньшие…
Ты вернула галстук, завязав его висячим бантом на ручке входной двери, но сама ты не вернулась…
11.10.00.

* Статуя Свердлова. В течение нескольких лет ее неоднократно оскверняли надписями и перекрашивали то в белый, то в символический голубой, - и тот и этот удачно гармонировали с голубиным пометом.
 * Университет, который я не теряю надежды окончить.

Shopping

Отрывки из дневника коллекционера
Сама безродная дворняга,
Привечаю каждого пса…
(Гимн свободе)

1
Наш город стар. Его площади помнят революции, митинги левых и ретроградных,  лозунги рдяных, алебастровых, бутылочных и небесно-голубых цветов… Земля пронизана корнями погибших вековых деревьев, время от времени подающих признаки существования ростками, всходящими сквозь асфальт.
Его арки не триумфальны. Они только дворовые, и проход через них – триумф каждого горожанина. Сквозь самое сердце – точку, откуда он берет начало,  - протекает река. По ее берегам стоят скамейки, на которых  я любил сиживать в студенческие годы с бутылкой пива в правой руке и девичьей талией в левой.
Я и сейчас бываю там, но реже. Едва я сдираю пробку с горлышка, как раздается сигнал мобильного телефона или радостно пищит пейджер. Выпустив амфорный стан девицы, уже расположенной идти в гостиничный номер, я устремляюсь на очередную деловую встречу, и в течение дня мне  удается вспомнить об оставленной даме только во время визита в  туалет.
Такова жизнь. Кто-то из приятелей находит меня счастливцем, к которому счастье само плывет в руки, но не догадывается никто из них о том, что моя удача чаще всего протекает как песок между пальцев.
Первый экземпляр не подлежит классификации  по категории уже оттого,  что был самым первым и благодаря тому, что  всегда находится рядом и является своеобразным плотом, спасающим меня, когда попавшаяся добыча внезапно соскакивает с крючка и уходит зигзагами. Мой самый первый экземпляр больше чем обыкновенные встречи, выше повседневных мелочных обид. Это единственная женщина, которую я уважаю, но, увы, самая последняя в роли претенденток на роль единственной. Именно ей я могу звонить в любое время суток, и она примчится как «скорая помощь», или, как психолог, пригласит на прием.
- Рина, обогреешь меня сегодня?
- А что, сегодня «рыбалка» не задалась?
- Клева не было… Я боюсь спать один.
- Знаешь, когда-нибудь они тебе отомстят. Появится одна-единственная, вот она-то за всех и отыграется.… Купи что-нибудь поесть, у меня холодильник пустой.
- Спасибо, ты настоящий друг.
2
Я – циник, ханжа, лицемер.  Все мои незначительные услуги и участливость проистекают не из этикетных постулатов, а из желания затащить в постель всеми средствами. Позвольте сказать в свое оправдание: если у павлина есть хвост, то почему бы его ни распускать? Разве моя вина в том, что он кому-то  нравится? А эстетическое наслаждение должно оплачиваться.
Только женщины, мстящие нам за тот исторический период, протяженностью в девятнадцать веков, во время которого они удерживались вдали от общественной жизни и политики, только эти женщины всерьез заявляют, что мы, мужчины, деградируем до стадии полной атрофии чувств и до полного контроля инстинктов над разумом. - Все это вражеские происки.
 Неправда, нам тоже бывает больно! Справедливости ради я добавлю, конечно, меньше чем вам… Но почему, дамы, вы смеете утверждать, что мы лишь самцы? Что у нас только рефлексы и всего одна извилина, да и та между ног? Да, нам нравится поесть, выпить в приятной компании, и путь к нашему сердцу лежит сквозь желудок и брюки прямо в постель…
Мужская жизнь – нескончаемое движение вдоль витрины, заполненной куклами в ярких туалетах и переливающихся всеми цветами радуги париках, - лишь столб останется безразличным к аналогичному зрелищу. По-нашему жизнь – shopping, и не наши проблемы, что куклы часто меняются. Знаю только, что ни одну из них не случается принуждать исполнять механический танец любви.
Мой друг, с которым мы работаем под одной крышей, долго называл новую коллегу – молодую женщину с узким, слегка птичьим лицом и презрительным взглядом, -  «снежной королевой». Сколько вечеров подряд он ее провожал и водил по клубам и театрам, но дверь квартиры неминуемо закрывалась перед его носом.  Как-то он робко попросил кофе, в ответ она ему вынесла пакетик и затворила дверь. Тогда он, разъяренный бесплодностью радений, вгорячах излил мне душу и поспорил на шестьсот баксов, что я не смогу совратить ее. Более легкой задачи мне никогда еще не приводилось претворять в действительность. Я попросил ее завязать трудный узел на галстуке. Теперь она неизменно, перед началом рабочего дня, по личной инициативе занимается моим внешним видом. Галочка поставлена напротив номера двенадцать.
Чтобы друг не умер от огорчения, я взял только часть выигрыша, а остальное мы прокутили вместе в баре, на углу, рядом с дежурной аптекой (удобное расположение, так как о своем здоровье надо заботиться постоянно, даже ночью). Там в объятиях ног профессиональной стриптизерши он позабыл все печали. Я же снял премиленькую мулатку с лисьим разрезом миндалевидных глаз и пышной грудью. Вероятно, я слишком много выпил, так как уже не помню деталей происшествия. Несомненным остается только факт не обнаружения наутро кредитной карточки, паспорта и именного «паркера» вкупе с золотыми запонками. Итак, меня снова ограбили. Я не стану заносить ее имя в записную книжку *, так как кроме лифчика четвертого размера я ничего не помню.

3
Оглядываюсь по сторонам. Пытаясь скоротать минуты ожидания в пробке, разглядываю женщин, проходящих  по весенним улицам. Сегодня мне особенно «повезло»: я попал в «замок» между жигулями  и грязно-белым мерсом.  Огорчение скрашивала близость остановочного комплекса с двумя полногрудыми и большеротыми красавицами, перебирающими ногами, как необъезженные кони.
«Девушка, девушка, у вас такие красивые глаза… Вас подвезти? Зачем автобус… Мы с ветерком.… Почему сразу козел?»
Красный. Срываюсь с места. В ближайшем супермаркете закупаюсь по полной программе. В корзину летят: молоко, йогурты, яблоки, колбаса, икра, сигареты (наверняка Ринка все истратила на тряпки и страдает от никотинового голода).
 - Ты что, решил у меня склад открыть? Икра… Я второй день на чае и курить нечего.… Купила вчера халатик с перьями. Потом покажу…. Яичницу будешь?
Уходя утром, я кладу на кухонный стол деньги.
- Золото, а не мужик. Жаль только, что кобель, - говорит Ринка, - некому будет приласкать – заходи.
Затем она препроводила меня к своей знакомой, снабдив следующими рекомендациями: «любит секс, женщин и новые знакомства». Не возражаю. Пусть будет так. Суетиться и искать не в моих правилах. Я спокойно жду добычу, спрятавшись, как паук в укрытии. Едва муха подлетит близко и заглядится на узор сети, как ловушка тут же срабатывает, - мне остается только дернуть за нить.
Кто-то скажет, что это старо и так давно никто не охотится, - ошибаетесь! Все дело в узоре сети: чем он замысловатее и запутаннее, тем больше вероятности, что обед никуда не денется.
Я как-то раз и сам попал в сети такой паучихи. Собственно, она просто запутала нити, устроила так, что я сам застрял в клейких арканах.  Она долго готовилась к атаке: вырабатывала стратегию, подготавливала методы, изыскивала средства и, наконец,  ударила по самому больному: чувству отцовства.
Прожив со мной всего около двух недель, она сумела забеременеть. Следующим шагом была запланированная ссора, смертельная обида. Блаженное одиночество, воцарившееся после ее ухода, частенько прерывалось вакханалиями.

* Каталог собранных экземпляров.



В один вечер раздался звонок, и ее мама сообщила о том, что я – мерзавец, поскольку довел женщину в положении до нервного срыва. Отмечу, что о положении я ничего не знал. Испытав все муки совести в эту ночь, и утешившись мыслью, что отцовство пришло раньше, чем хотелось, я купил огромный букет роз, плюшевого медведя, и поехал мириться. Она растрогалась и, утратив осторожность, сообщила, что это была ложная тревога. Не скажу, что я был обрадован. Мне уже 35 лет, и угомониться давно пора. Я готов был бы выносить рядом с собой нелюбимую женщину ради ребенка. Моя часть в нем каким-то образом сбалансировала бы долю равнодушия по отношению к ней. Я плакал в пробке, плакал дома, плакал, как последний дурак.  Я уливался слезами разочарования. Именно тогда я и пришел к выводу, что я – неудачник.
И что проку от денег и толстой записной книжки с телефонными номерами  женщин, которых я поимел?
Озарение пришло внезапно: мне не хватает духовного родства и гармонии. Но где искать? На свете красивых тел гораздо больше, чем чистых душ…
01.12.00.

Месть
Отрывки из дневника коллекционера
Заключение
Меня точит бессонница: два отказа подряд. Две ночи  не смыкая глаз. Может, я теряю форму? Как же так? С самого появление на свет, меня окружали женщины. Оцепляли, брали в плотное кольцо назойливого внимания, - все: от акушеров и соседок по горшкам, до одноклассниц и однокурсниц, табунами ходивших по пятам во времена безоблачной юности, - все нуждались во мне. Но сейчас мне уже под сорок… Нервы сдают и появились проблемы со здоровьем. Настало мое время нуждаться.
- Куксишься, хандришь – подсмеивается друг, некогда уступивший мне один из экземпляров. Сейчас он солиден, лысоват и обзавелся брюшком-удостоверением отца семейства, - сходил бы в клуб, развеялся…
- Нет желания.
- Да ладно! Есть у меня для тебя спасительный червячок, полагаю, крючок пройдет как по маслу…
-   Смотря, каким будет масло.
- Высший сорт! Надо съездить в провинцию. Пара недель созерцания местных герлз, пресных, как киоскерши и одетых в черно-сине-коричневые мешковатые юбки. Две недельки наивности, вздора и симбиоза с природой. Ну, как?
- Звучит заманчиво. Я один еду?
- Не-е-т! Вместе с новой сотрудницей из соседнего отдела: секретарь, стенографирует материалы. «Carpe diem»* /лови момент, лат/, - она на тебя давно запала.


Сегодня снова кошмар: два робота занимаются любовью. Провода, похожие на мокрые  шнурки для ботинок, путаются, завязываются в узлы. Скрипят механические суставы, страстно мигают лампочки глаз, и льется, льется машинное масло…
Набираю телефонный номер шефа, и соглашаюсь на поездку.
Я согласен… «Во сколько поезд?». Я согласен. Больше так нельзя. Пора искать Ее.
Припомнились мне все взятые некогда телефончики, е-майлы и адресочки, по каким я так ни разу и не обратился. Вдруг, Она существовала под одним из них?
***
Она пришла сама, как приходят кошки, избравшие себе владельца. Она скреблась в дверь и просила впустить, но я был глух к мольбам, и на все «мяу», то робкие, то умножающиеся до тоскливого нескончаемого воя, я отвечал безмолвием.  Но я стоял по эту сторону двери и терзался сомнениями, изредка отводя от глазка, - этого выпукло-вогнутого оптического прибора, искажавшего лица до карикатурности, -  слезившийся от напряжения орган зрения. Я ее не впускал, я страшился даже малейшего проникновения ее мягкой лапки в узкую щель почтовой прорези, зная наверняка, что едва  она дотронется до меня, как пушистый кулачок аккуратно и крепко-накрепко стиснет  сердце.
Она выждала еще немного и ушла, поджав в задумчивой тоске хвост. Я думал, что она ушла навсегда, но как я ошибся!  Она лишь на время отошла, для того, чтобы возвратиться с массивной связкой ключей от двери моего существования, и войти, победно распахнув  створки пинком прямо перед моим ошеломленным носом.
Кто она, по сути? Заурядная динамщица.
- Поедем к тебе.
- Я должна раньше лечь спать.
- Зачем?
- Завтра важное совещание: мешков под глазами не должно быть…

- …Поехали сейчас ко мне.
- Смеешься? У тебя такая грязь! Я не намерена кататься по смятым несвежим простыням, да и храп рядом меня не удовлетворяет.
Все. Неделю ни звонка, ни эпистолы. Тщетно напрягаю почтовый сервер -  только позывы.
Если бы вы знали… (Что я говорю? С вами такое наверняка бывало!) Знали, как тягостно любить человека, понимая, что ты ему не нужен. Когда на твои телефонные звонки он отвечает с неохотой, сам никогда не звонит. Как скверно на сердце под левыми полупарами ребер в верхней доли грудины, где как правило селится  паразит – любовь! Этот нещадный и бездушный червь выгрызает петлистые проходы в мышечной материи, и мой мотор начинает работать с перебоями.
Одна только польза от амурных страстей – худею, скорее сохну. Уже не хочется напевать, как раньше в душе, да и муза, - малютка в серебристом хитоне, - прекращает перебирать визгливые струны, и с вздохом ревности /я иногда пишу «в стол»/ шелестит сквозь стену к соседу-скрипачу, увлекающемуся маргинальной версификацией.
Лукавый бы побрал эту весну, вкупе с лихорадкой инстинкта! Моя тридцать восьмая весна. Многое не сделано. Многое отсрочено. Толстая пачка фотокарточек
девушек, женщин, давным-давно пылится на дне ящика: я не до такой степени душевноболен, для того чтобы с редкостным наслаждением, до жгучей тягучести под солнечным сплетением, без конца подвергать анализу и перебирать в уме мельчайшие детали удачно прошеших рандеву. – Нет. Когда-то я намеревался каталогизировать, архивировать экспонаты. Присвоив им инвентаризационные номера, я бы создал отменный альбом былых побед.
Словно Обломов, я представляю себе идиллию, невоплотимую в жизнь: я одиночка. Никто не позаботится обо мне, да и не надо, потому что я - сильный.
Я стал бы ветераном эротического тыла. Трижды орденоносцем. Но никогда в жизни отцом-героем: у меня невезуха (как это ни анекдотически звучит) с бабами. Ни одна из них не захочет от меня зачать. Я  не способен создать нормальные отношения ни с кем.… До последней поры я никогда не интересовался шириной женского таза, как показателем к успешным родам, и не страшился за мальчишкобедрых  подружек: как она сможет? А вдруг.… Если кесарево?
И уж точно не краснели от умиления глаза при виде рекламного пухлоногого, подгузникозадого младенца в ультрамариновом слюнявчике под колер глаз и в подобном  чепчике. О, как бы я взвыл от восторга, если бы он поедал кашу с ложечки на моих руках, или молочно срыгивал после грудного кормления поднятым кверху на Ее ручках!
Никто не родит для меня. Никогда я не смогу привязать к себе Ее. Я… я болен. Имя этому недугу «одиночество вследствие опоздания»... Я - сильный?…

- Рина, я погибаю…
- Опять осечка? Прости, мачо, но для тебя началась полоса невезения, - я выхожу замуж.
- А как же я?
- Читай гороскоп на следующую неделю, вдруг повезет…
17.12. 00.