Леший и Чудная

-Снова завтра все проспим…
Она неслышно вздыхает, я лишь чувствую движение воздуха.
-Проспим…-охотно с ней соглашаюсь.
-Опоздаем на работу.
-Опоздаем…
-Нас выгонят.
-Еще как.
-Скажут нам "Прощайте! Нам такие работнички не нужны."
В темноте, на фоне светлой стены, я вижу ее тонкое запястье, она медленно машет рукой куда-то в сторону светлого окна.
-Не нужны…
Она поворачивает ко мне лицо, почему-то в темноте очень хорошо видны ее глаза, спрашивает строго:
-Ты что повторяешь за мной?.. Дразнишься?
Кажется, ей приходит в голову интересная идея, она устраивается поудобнее, потом с ноткой каприза в голосе:
- Лучше расскажи мне сказку.
-Сказку? - недоумеваю я.
-Ну что, не рассказывали тебе в детстве сказок, что-ли?
-Рассказывали, наверное. Читал даже.
-Ну вот, расскажи… А я буду засыпать.
Кажется, ей эта мысль очень понравилась, я не вижу, но чувствую: она улыбается.
Увы, тянуть больше невозможно, помычав, похлопав глазами в потолок, я начинаю рассказывать сказку:
-Сказка про лешего. Жил-был леший. В лесу. - я задумался о продолжении.
-Ну и что? Ну, жил. А дальше? - ребенок капризничает, медлить нельзя.
-Жил он в лесу один с незапамятных времен. Уж и сам не помнил, сколько ему лет и откуда он взялся в лесу этом. Знал он по имени каждого зверя и по шелесту каждое дерево, знал все тропы, но ходил чащобой, таился. Ходил по лесу бесшумно, умел ступать своими мохнатыми лапами так, что не треснет ни один сучок …
Не человек он был, а леший, и потому не грустил ни о чем, не искал счастья, не ведал горя. Жил себе и бродил по зарослям, редко из опушки выглядывал, к чему? А зачем сам живет - вопросов не задавал таких, родился лешим - так и живи, вопросов не задавай.
Неподалеку, верст за пять, стояла деревня. Небольшая, домов на шестнадцать. Обычная деревенька, крестьяне, кобылки в телегах, собаки лают - ветер носит.
Шло все своим чередом, наступило раннее лето, и решили девицы деревенские развлечься, пойти в лес да через костер попрыгать, на женихов погадать. Пришли в лес, нашли полянку укромную, развели костер, песни пели, хороводы кружили, смеялись и шутили. А была среди них одна девушка особенная, звали ее Чудной за молчаливость. Была она нрава непростого: и красива, и умна и на язык временами ой как остра, но порой находила на нее грусть, все вокруг смеются, а она чуть не плачет. Спрашивают: кто, мол, обидел тебя, а она молчит, не говорит. Парни ее сторонились, если припечатает словечком, то потом так и ходит горе-жених, мается. Но и уважали, само собой. Но, в общем, никто не смел песни ей петь да руками лезть, сама по себе была среди ребят.
Вот и на это раз отошла она от девиц веселящихся, стала к тишине прислушиваться лесной и ягоды подбирать. Услышала она, что тишь стоит необыкновенная, и птицы не поют в лесу, и лист не шелохнется. Чует она, что не с проста все. Да и верно. Леший неподалеку притаился, но ей откуда знать? Пока леший в лесу и сам не покажется - его и не увидишь, хоть в упор на него пялься. Но почуяла она своим сердцем, что глядит на нее кто-то из чащи самой, внимательно смотрит, долго… Испугалась Чудная, выскочила обратно на поляну, а там - веселье горой, только подолы над языками пламени скачут. Им весело - а ей жуть как страшно, отмахнулась она от зазывов, побежала по полю домой, без оглядки. А во след ей подруги кричат: "Чудная, Чудная! Куда ты?…"
И леший ушел от той поляны, даже и не ушел, убежал вдруг сломя голову, прямо в заросли, куда и звери не забредают. Только ветки ломались, хоть и слышать это некому было. Тоска вдруг нашла на него странная, хоть и не плачет леший, но так его скорбь взяла, что и делать нечего, только за голову хвататься. А к кому закричишь, если лешим родился, кому пожалуешься? Только кору грызи от тоски с веток.
Знала с той поры Чудная, что ждет ее в лесу кто-то, даже тоску существа этого она чуяла, но страх ее держал. Все по околицам бродила, в сторону леса поглядывала, но ступать туда не решалась.
И леший смотрел на деревню, покой потерял. У опушки лежал, не шевелился, только ждал все Чудную, только увидеть ее хотел еще раз.
Сколько так времени прошло - не знает никто, но срок не малый, осень подошла. Уж заметили, что с Чудной неладно дело: совсем замкнулась она, лицо темное стало, будто какой недуг ее гложет. Думали, замуж хочет девица, но так она посмотрела на женихов, что увели их от нее от греха подальше.
А леший совсем иссох: теперь даже и воробьи шерсть у него с загривка выдирали гнезда себе строить, а он даже не отмахнется. Извела его тоска. А когда наступил последний черед, решил он пойти сам к ней, лишь бы только увидеть ее снова, глаза ее… Выполз он с опушки однажды вечером и поплелся по полю. Медленно ковылял он к деревне. Нельзя лешему на поле выходить, нельзя ему к деревне подходить, но горько стало ему, выше сил терпеть, и пошел.
А Чудная тем вечером вдруг открыла калитку и пошла в поле, к лесу. Никто не видел ее, пока собаки не забрехали по всей деревне, вой поднялся, лай злой, свора целая деревенская в поле кинулась. Лешего почуяли. В поле, беззащитного, слабого.
Виделись они или нет - неведомо, но на утро нашли в поле люди шерсти клочки, то ли собачьи, то ли звериные, а Чудную больше так никто и не видел.

Я замолчал, сказка меня захватила и теперь я смотрел на  пятна света на потолке и думал, что же стало с Чудной?
-Это про меня, что-ли? - вдруг в тишине прозвучал ее голос. Думал, она уже уснула, но голос ее не был сонным.
-Думаешь, ты похожа на лешего? Леший лохматый, а ты - нет… - я провел рукой по ее бедру, она вздрогнула:
-Брр, щекотно! Ну все… Спать пора, уснул бычок. Все. И так уже проспали.
Повернувшись ко мне спиной, она немного поерзала, потом, помолчав, сказала:
-Я в детстве рисовала. Однажды пьяный родитель разорвал все. С той поры не рисую… Вот такой чудной педагог.
-Сколько тебе лет было?
-Лет двенадцать.
-Да уж… И не будешь больше никогда?
-А все, отрезало… - она вдруг в голос усмехнулась, замолчала, потом вдруг:
-Все, спокойной ночи.

Она уже спала, я засыпал, мне захотелось вдруг поднять руку и помахать куда-то в сторону окна. Уж и не помню, помахал ли я или это только мне приснилось.