Культура в уральском понимании

Наш город – это болото,  лягушатник: сплошь ряска и топь (перен.). Конечно, нынешний его облик не сравнить с тем сырым и беспросветно хмурым, неумытым лицом, которое без улыбки встретило меня двенадцать лет назад апрельским  вечером.
Тогда десятилетняя девочка, жившая ранее в краю цветущих гранатов, превратившимся перед самым ее отъездом в край взрывающихся гранат, просто смотрела на памятник  танкистам и думала о любимой собаке, пристреленной солдатом-миротворцем и о том,  что она уже соскучилась по теплому морю, которое навсегда покинула. А остались только камни, как тяжелая могильная плита, накрывшая разом весь ее мир… И надо было жить и взрослеть здесь. Что я успешно и проделала, проводя одну четвертую года в других городах России. Но возвращаться все равно надо было. И контраст меня поражает своей нелепостью до сих пор...
Олигархов, заправляющих  областью, преследуют утопические идеи, и оттого Городская дума больше похожа на палату больных шизоидным синдромом: ну кому придет в голову строить аквапарк на Урале (интересно, а в Антарктиде его еще не построили?), как не нашему мэру! За которого, впрочем, я голосовала, и вовсе не потому, что он был лучшим из кандидатов, претендующих на губернаторское кресло, а просто потому, что он лично мне симпатичнее Росселя и его прихвостней, - этакий дядька-балагур, заигрывающий с народом в прямом эфире с еженедельной регулярностью. Вот кому стоило быть актером: такой талант пропал! Впрочем, в политике он всегда востребован.
  Чего стоят его шутки в ответ на вопросы о том, когда наконец-то если и не соскоблят снег с обледеневшего асфальта, то хотя бы разровняют его, размешав с грязью до однородной массы, пригодной для устойчивого хождения. Ведь его не просят даже уже, а умоляют: «ну нету у нас шоферов, вот и ползаем мы на карачках в гололедицу, уж вы, господин любезный, поможите -  песочку сыпните нам под валеночки…».
Просто классический  город N.
Я работаю с детьми, не имеющими возможность посещать общеобразовательные учреждения. Совсем недавно один из моих учеников, пятнадцатилетний подросток,  умер тихой незаметной смертью от диабета из-за того, что не досталось ему очередной порции инсулина, – слава Богу, об этом не узнало местное телевидение: есть у нас один «репортер», отбирающий для своих выпусков новостей только криминальные случаи, да преждевременные летальные исходы: как то поножовщина, суициды и забивания стулом гвоздей в головы жертв. Репортаж он ведет исключительно изнутри героя…
Об этой передаче угнездившейся на местном «Десятом канале» можно было бы говорить много, но не стоит столь пристального внимания  сама персона автора, изображающего Большого Друга всех стройотрядовцев и юнармейцев, которым он платит деньги за помощь в инсценировании «липовых» репортажей. Добавлю лишь, что с его женой я сталкивалась на литературной ниве – она, оказывается еще и пишет! Наверно, не от хорошей жизни: с мужем, который сочиняет невероятные истории про интимную жизнь идейных  оппонентов, остается только уходить в мир грез.
 И публикует ее (цитирую дословно): «ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ «Урал» - единственный «толстый», по уверению главного редактора – Несравненного Коляды, в области журнал. Конечно, единственный – кому придет в голову спорить?
 От произведений, публикуемых в вышеназванном, несет самой, что ни на есть провинцией, мечтающей догнать столицу хотя бы в области литературы: не можем Кремль построить (на торговые центры все истратили), так вот хоть журнальчик – двойничок незабвенной «Юности», густо населенный стариками. Только никак не можем мы выбрать: к немецким иммигрантам подлизаться,  или на Брайтон-Бич затусоваться.
Есть  одна забавная персона нашего научно-литературного андеграунда – Леонид Быков.  Вот где природа создала поистине оригинальный талант: научные работы его, сотрудника университета – лица нашего города – УРГУ, состоят из рецензий, написанных им в разные годы к книгам, издававшимся в области. Скреплена отрывочная информация отнюдь не плавными переходами и капает, капает вода со всех страниц. – Насморк гарантирован.
Никак не объяснимая, на мой взгляд, тяга к простоте народной, объясняется, тем не менее, зовом корней: «наши деды - простые мастеровые». Например, один местный писатель старшего поколения – а иных у нас практически и нет, -  творящий под довольно специфическим псевдонимом, составленным из различных частей матершинных слов,  любит принимать гостей в своей квартире в стоптанных валенках  у самовара. А сам прославленный драматург земли ссыльных сейчас живет в деревне и пишет светские пьесы, наслаждаясь видом глинистой проселочной  дороги и церквушки Св. Николая, восстановление которой спонсировал.
 Мне так  не суметь: если я пишу о будуаре, то только в спальне, если об адюльтере, то сама в нем участвую – наверно в этом отношении мой талант заключается в обработке испытанных ощущений. Вера моя синтетична: с одной стороны  дед – мулла, княжеского рода, окончивший медресе и бабушка из староверов тамбовского замеса, а с другой стороны – еврей-ростовщик и немко-еврейка  слегка разбавленная русскими из потомственных крепостных Островских. И в церкви я бываю редко, потому, как не могу разговаривать с Богом в бывшем Дворце Пионеров. Где уж мне, с моим происхождением и воспитанием понять горноуральские умы – я здесь белая ворона.
Иначе как еще объяснить ответ одной местной редакции: «Вот если бы вы писали о городе, мы бы публиковали с удовольствием, а у вас только в трех стихотворениях название наших мест». Подсовываю рассказ, где события происходят на одной улице, славящейся дешевыми проститутками (материал собирала подруга-журналистка), и меня выталкивают взашей без права возвращения.
Немодно у нас публиковать прочувственную лирику: все больше о горькой рябине, нелегкой доле сынов народа…Кажется, что область прочно застряла где-то между социализмом и анархией,  причем тянет телегу обратно в социалистическое прошлое, а вознице кажется, что буксуя он выедет одновременно с другими на ровную капиталистическую дорогу.
Уютно  в хате, ничего не скажешь, а коровка-то как мычит в хлеву за стеной: мууу…
 Вот в  Россоши – той же провинции, все смотрится гораздо органичнее, - может потому, что никто не пытается выдать недостатки за достоинства, а может и потому, что помои там для поросенка на одной плите с обедом не варят, а если и варят, то не заявляют об этом так, будто делают что-то важное для народа.
 Да и приезжая  на орловщину, к восьмидесятилетней бабушке, пережившей войну, мне не придет в голову осуждать ее за картошку, поданную по-простецки на общей сковороде и за мат в адрес упрямой козы. И Орел – просто город-герой, скромный, блеклый от непосредственной близости к Москве. Но ведь город Екатеринбург – город с немалыми претензиями: «я – третья»!
 Третья столица… Смешно! Где видано, чтобы в столице самым развитым транспортом был трамвай, мусор не вывозился месяцами, а крысы атаковали в подъезде? Конечно, крысами богат и Питер – но то потомки грызунов, бегавших еще в кладовой Достоевского, и вторая столица с лихвой окупает свои недостатки музеями, писателями и роком. А наши певцы истероидного склада: с надрывом, на последнем дыхании: вот и Чичерина запела о жаре – вовсе неуральском явлении только уехав с родины. До этого пела о грозах. О чем еще можно петь среди людей, у которых август – образ мысли?
Столица была и есть одна – Москва. На мой взгляд, не может быть ни третьей столицы, ни столицы Урала, и принимать всерьез воздушные замки, выстроенные богатой чиновничьей  фантазией – несерьезно взрослым людям, а уж тем более фантазировать вместе с ними. И нечего удивляться, что правительство не довольно областью: я бы тоже разозлилась на нерадивого двоечника, обвиняющего меня в профессиональной не компетенции. - Колхоз, одним словом.
И как человеку, часто покидающему родные уже (никуда от этого не денешься – годы идут, а человек ко всему привыкает) угодья, возвращение бывает для меня приятным только по одной причине: зная, что преодолев по пути от вокзала пробки и дорожные колдобины, вскарабкавшись на седьмой этаж по захарканной лестнице без помощи лифта, из которого украли плату и сдали на ценный металл еще девять месяцев назад, я наконец-то увижу родных людей…
Старушка-соседка по купе радостно высматривает заводские трубы: «Гляди, девка, гляди милая, я тут робенком еще робила», а я вижу лишь стаи горластых птиц – вот оно, воронье, раскаркалось… Что я могу ей ответить на своем акцентированном языке? Ничего приятного… Лучше выйти в коридор.
Сказать хочется местным чиновникам: да раскройте, наконец, глаза! «Екатеринбург - 21 век» - утопия. Какой аквапарк,  какие высотки и неограниченное метро? Наш город стоит на природной каменной платформе (туннель в горе под железнодорожное полотно годами выгрызали).
У нас целое лето дожди, душевнофригидные люди, не замечающие весны,  - знали бы вы, что такое любовь по-уральски: зябкие ощущения. Люди остаются вместе только потому, что отопление включают в октябре, после установления снежного покрова, и выключают задолго до того, как последний снегопад  превратится в ледяной ливень, а ни одно одеяло не согреет так, как другое тело. Уходя к другому здесь можно  услышать упрек: «Как ты могла, скоро ведь зима?!». Если уходишь летом, такого не услышишь…
 У нас нет самого необходимого для цивилизованного существования  – нет света, горячей воды, не говоря уж о детских площадках и территориях для выгула  братьев меньших. Рядовой горожанин с ужасом смотрит на своего ребенка-подростка: а ну как спид подхватит? Да и в школе наркотиками торгуют… «Меняйте, детки, шприцы после очередной дозы в ближайшей больнице» - ответил главврач в прямом эфире на вопрос об эффективности подобной профилактики СПИДа и добавил интимным тоном, нагнувшись к хрупкой ведущей «А вам, девочка, я могу сказать, что презерватив мало спасает от проблем». К слову, девочке на тот момент было далеко за тридцать, и она по-настоящему испугалась – наверное, за дочь.
Неестественно как-то в двадцать первом веке  умирать оттого, что необходимой дозы лекарства не хватило или кровь не нашли для переливания….
Рыба гниет всегда с головы, а головы у нас в городе две, - выходит, обе надо менять,  а начинать, как всегда, надо с той, которая побольше, поглавнее. И не соревноваться надо этим головам между собой за право приземлить общий зад на шею электората, а подумать о том, что шея истощенная.
Позвать бы моим «согоражанам», как в стародавние времена народного героя Ивана-Дурака и отрубить их разом. Вот только изменится ли что-то, если менталитет у уральцев такой…самобытный: соскучатся по змеям – нового найдут.
Не даром  герой одной туземной музыкальной программы Змей Горыныч Уральский – породило же чье-то воображение существо с двумя женскими головами и одной мужской посередине! Мою четырехлетнюю знакомую, недавно открывшую в садике истину о том, что мужчины и женщины устроены не одинаково, постоянно занимает мысль: «а что у этого змея в трусиках?». И вправду что?
06.09.01.