Защитное свойство

ИНИЦИАЦИЯ
Микросап №36452 (связь) — Главному Безличному Сапу.
Докладная №798.
Со времени последнего сообщения (№797), Сапу №6651 (список действующих микросапов прилагается) удалось внедриться в сап-слой планеты №6 практически без завихрений. Сап-уловитель одного из местных носителей был без повреждений заменен Сапом №6651. При утилизации туземного сап-уловителя были выявлены каналы связи и наблюдения неизвестного назначения. В связи с этим Сап №6651 просит предоставить дополнительный ресурс времени для изучения природы выявленных каналов связи.
Расход микросапов в пределах нормы.
Список действующих микросапов (приложение к Докладной №798):
36452 (связь),
98729 (координация) — 98728 выбыл,
65535 (видеосбор),
24588 (аудиосбор),
98730 (газоанализ) — 24589 выбыл,
89614 (регенерация)...

КОСТЯ (I)
Костя Зарецкий всегда выглядел занудой. Никто никогда не видел в нем человека, способного на переживания, глубже, чем неистребимая лужа перед парадным в его девятиэтажке улучшенной планировки, где он жил в полнейшем одиночестве после смерти матери.
То, что он зануда, ему наглядно доказали еще в школе. Света Озерова, в которую он подумал, что влюбился, так и сказала: «Извини, Костик, но мне с тобой скучно». Шестнадцатилетнему пацану, каждое утро тщательно выдавливающему ненавистные угри на лице и при любом удобном случае (когда никто не видит) поправляющему прическу, услышать такие слова от дамы сердца было почище удара по яйцам. Костик, будучи от природы тихим и нерешительным, оставил в покое Свету, которая к тому времени по уши втюрилась в Славку Слонова из 10-го «б», а тот, в свою очередь, трахнул ее один раз для пополнения своей коллекции «глупых телок» и больше к себе не подпускал.
Проболев после такого откровения два дня мигренью, Костя до конца учебы в школе оставался замкнутым и слегка рассеянным, что не прибавило ему популярности.
После школы мать, пользуясь его нерешительностью и своими слезами, отправила его в военное училище. Костя, еще не вышедший до конца из транса, сразу же попал в разряд «тормозов», хотя трогать его никто пока не решался, так как сложен он был неплохо. Но не только поэтому — у него был странный тяжелый взгляд. Он появлялся каждый раз, когда его называли «тормозом». Сокурсники скалились, видя, что он никак не реагирует, но отводили глаза, ежась от карих с черными крупинками глаз.
Все неприятности начались с маленького камушка. Если бы Костику сказали, что он сядет на «губу» из-за какого-то осколка кирпича не более пяти миллиметров в поперечнике, он бы посмотрел на сообщающего эту новость, как на полного кретина. Но, как бы то ни было...
Камушек упал Косте в сапог на старте марш-броска. Вообще-то Костя бегал неплохо. По «физо» у него была твердая четверка. Если бы не гимнастика, была бы пятерка, но он никак не мог пересилить себя перепрыгнуть через «коня». На середине разбега картина того, как торец этого тупого снаряда врезается ему в пах, настолько им овладевала, что больше того, чем оседлать «коня», духу не хватало. А это — два балла, что, несомненно, не красит защитника Родины и будущего офицера.
Костя почувствовал неудобства уже на первых ста метрах, но останавливаться и вытряхивать сапог было уже поздно — на эту операцию он потратил бы около минуты. Решив, что ничего страшного не случится, Костя решил пока не обращать на досадную помеху внимания.
К концу первого километра Костик начал уже волноваться за сохранность ноги и подумывать об остановке, но, отдавая себе отчет в том, что собьет дыхание и ко второму километру уже сдохнет, снова плюнул на это дело.
Разворачиваясь назад на полуторакилометровой отметке, и пытаясь заложенными ушами расслышать контрольное время, которое объявлял физрук подполковник Щербаков в выцветшем «адидасе», со свистком и двумя секундомерами на шее, один из которых он держал в руке, Костик пяткой наступил на камень, в связи с чем матюгнулся во весь голос, заставив устремить на себя удивленный взгляд подполковника. Увидев, что курсант хромает, подполковник решил, что тот просто подвернул ногу на развороте, и нецензурная брань в этом случае очень даже к месту, — он бы и сам не сдержался: больно ведь.
Но если бы подвернул! По инерции Костик сделал еще два шага прямо по острым граням камня, прежде чем тот передвинулся на более безопасное для пятки место. В глазах потемнело от боли, а в сапоге подозрительно потеплело. Еще через сто метров там уже захлюпало. В любом другом случае Костик бы уже остановился — он же не враг своему здоровью, — но это был зачетный марш-бросок, и два балла автоматически откладывали отпуск минимум дней на пять. Поэтому, стиснув зубы до хруста, он продолжал бежать.
На отметке два с половиной километра из-за нехватки воздуха и рези под ребрами, боль в пятке отяжелевшей ноги стала не так заметна. Костик финишировал с четырьмя баллами вместо обычных пяти, едва не потеряв сознание.
Хоть его и называли «тормозом», но дураком Костя не был никогда. Уже на километровой отметке он понял, что камушек попал в сапог не случайно, и он даже догадывался, кто его туда «не нарочно» обронил. Отчасти именно мысль о том, что нужно найти «доброжелателя», не дала ему расслабиться на дистанции. Согнувшись пополам и уперев руки в колени, он, кашляя и с усилием сплевывая тягучую слюну, обводил глазами сокурсников. Поспешно отведенный взгляд и ухмылка на лице объекта подозрения переродила догадку в уверенность. Эту уверенность подтверждал и тот факт, что во время старта этот «доброжелатель» был прямо за спиной Костика.
Сделав несколько глубоких вдохов для восстановления дыхания, Костик подождал, пока уйдет парализующая слабость после бега и резь под ребрами, а потом, хромая, подошел прямо к «доброжелателю» и, окликнув его для того, чтобы тот поднял лицо, прямым ударом правой сломал ему нос.
Потом были «ковры» у всех мыслимых начальников, начиная с командира курса и заканчивая начальником факультета. Решив между собой, что разбитая пятка, в принципе, вполне эквивалентна разбитому носу, начальство порешило не отчислять курсантов. «Доброжелателю» испортили отпуск госпиталем, а Костику — одиночкой на гауптвахте.
На «губе» Костика не трогали, считаясь с его временным нарушением опорно-двигательного аппарата, и вполне сносно кормили. И хоть формально много чего нельзя на «губе», но устроился Костя неплохо — приемник, пара увесистых детективов Чейза, сигареты и зажигалка (вообще-то Костя не курил, но все знали, что у него можно и стрельнуть и прикурить), а также кое-что из жратвы в вентиляционной трубе, находящейся на теоретически недосягаемой высоте двух с половиной метров над уровнем пола. Но посвященному человеку известно, что, уперевшись спиной и руками в одну стену узкой камеры, а ногами — в другую, можно запросто туда добраться.
Всем богатствам, хранимым в трубе, Костик был обязан своему другу Славке Чибисову, который проводил отпуск в городе. Чибис был отличником в училище. Школу он окончил с золотой медалью. У него был только один крупный недостаток — мозги у него были накоротко припаяны к языку, что, впрочем, не мешало ему хранить тайны. Дело касалось только тех случаев, когда стоило лишь придержать язык, не более. Любой другой человек ходил бы в двоечниках при таком поведении, но только не Славка! Этот шалопай был действительно талантлив. Одного только Костя не мог взять в толк — чего Чибис поперся в военное училище? Разве что военные родители...
В то время, как начальник курса, будучи при высшем, хотя и военном, образовании, грыз ручку, вспоминая как пишется «приемуществ» или «преимуществ», составляя характеристику на курсанта Зарецкого Константина Сергеевича, и уже перечислив все недостатки вышепоименованного курсанта, а теперь перейдя к «приемуществам-преимуществам», характеризуемый субъект рассматривал Луну, заглядывающую в узкую бойницу его камеры. Начкурса решительно зачеркнул сомнительное слово, начертав вместо него «положительных качеств», когда Костик вдруг понял, что ему страшно нравится Луна. Совершенно далекий от словотерзаний начальника курса над характеристикой, которая завтра ляжет на стол начфака, чем породит соответствующую запись в личном деле и, что значительно хуже, в особом журнале начфака, что гарантировало его несодействие любым проблемам провинившегося курсанта, Костя впитывал лунный свет, все четче осознавая, что наслаждается не просто Луной — он наслаждается ночью как природным явлением, ее странной тишиной, неясными звуками, уютной темнотой, перемигивающимися звездами и, конечно же, королевой ночи — Луной. Она заглядывала в узкое окно своими темными пятнами-глазами, и, казалось, что-то говорит, нужно лишь прислушаться как следует, еще чуть-чуть, и станет слышен загадочный шепот, лукавый и доброжелательный одновременно...
Начкурса с удовольствием ткнул ручкой на втором исписанном листе формата А4, ознаменовав окончание потока своих мыслей в отношении курсанта Зарецкого, и потянулся, смачно хрустнув позвоночником, в то время, как Костя уже посапывал на жестких нарах, укрывшись шинелью, и разговаривал с Луной...

ТОЛЯ (I)
Толя Купрас был полной, или почти полной, противоположностью Косте. Он был невысок, сухопар, общителен и, что самое главное, ничем не выделялся. В школе, когда вместо сросшихся к тридцати годам плеши и лысины, на голове курчавились пепельного цвета волосы, Толик практически не учился, едва заканчивая четверти со всеми тройками в дневнике.
Плохая успеваемость вовсе не означала, что у Толика не было мозгов. Отнюдь. Выпустившись из школы, он принял не по-возрасту смелое решение, имеющее дальний прицел. Он поступил в сельхозинститут на специальность агронома, имея в виду собственный дом в селе, машину, зарплату, ну и все остальное, прилагающееся агроному по должности как официально, так и не очень.
Разразившийся по выпуску бардак в стране заставил Толю пересмотреть планы обосноваться в стремительно нищавшей провинции, и сделать ставку на свой собственный бизнес, благо государство за это уже не сажало. Сделав пару челночных туров со «Сникерсами», Толик понял, что, хоть на жизнь остатков от уплаты всех налогов и взяток хватает, но сверхприбыли нет и не предвидится. Плюнув на это дело, Толик с жадностью окунулся в нахлынувшую волну «Рижских акций». Он оказался если и не на вершине пирамиды, то где-то вблизи, так как к моменту, когда бум утих, у него остался солидный капитал, который он безотлагательно потратил на покупку практически зачахшей государственной АЗС.
Первый год было трудно, но затем дела пошли в гору, и уже через полтора года Толя Купрас превратился в Анатолия Юрьевича, имеющего три АЗС, две СТО и пятидесятипроцентный пай владения коммерческим банком, а еще — пятикомнатные апартаменты в центре города, загородный коттедж с подземным гаражом, в котором «опели», «форды» и «ниссаны» менялись чуть ли не каждый месяц, мобильный телефон и все остальные атрибуты человека, именуемого в народе «новый русский».
Но в отличие от пресловутого прототипа, Толя не был тупым. Его стремительное процветание было вскормлено как интуицией и везением, так и трезвым расчетом. Только-только вступив в права владения своей первой АЗС, он начал работы по приведению ее в порядок только лишь после того, как встретился со своей «крышей».
«Крыша» приехала сама на «мерсе» и двух «жигулях». Из них выбрались шесть человек — все как на подбор квадратные, угрюмые и внушительные. Самый внушительный узнавался легко по толстенной золотой цепи на шее, и закованным в перстни пальцам. Толик отвел его в сторону, и, не дав тому даже открыть рта, сказал, что согласен на условия, которые ему собираются предложить, но просит передать это шефу, — тут он сунул пухлый длинный запечатанный пакет в звякнувшие пальцы.
Квадратные люди молча расселись по машинам и уехали. Толик смотрел им вслед с легкой усмешкой. Он действовал не наобум — он заблаговременно узнал под «юрисдикцией» какой группировки он оказался, как зовут главаря, и кто «куратор» территории, на которой расположено его приобретение. А также, естественно, и прейскурант.
На случай, если бы вместо человека, фотография которого лежала у Толи в бумажнике, заявился кто-то другой, то разговор был бы еще короче: для этого потребовалось бы времени ровно столько, чтобы сказать «нет». Толик знал правила — разборка последовала бы позже, но к тому времени он уже рассчитывал сидеть под «крышей», которая не любит, когда у ее клиентов плохо идут дела по вине конкурентов.
Ответ последовал на удивление скоро — через два часа после того, как за поворотом скрылись габаритные огни визитеров. Толик, в принципе, ожидал именно такой реакции, но все же боялся, что человек, которому он послал конверт, окажется недогадливым.
Когда снова показался «мерс» куратора, Толя понял, что не ошибся. Он подошел к машине, и сел на заднее сиденье прежде, чем обладатель толстой золотой цепи произнес «Залазь». Куратор удивленно зыркнул на Толю в выгнутый прямоугольник зеркала заднего обзора, хмыкнул, но ничего не сказал.
В пухлом конверте был бизнес-план, составленный может быть и не совсем грамотно, но достаточно вразумительно для того, чтобы понять, что нужно сделать, чтобы через полгода идти в ресторан обмывать первый «зеленый» миллион. Речь шла о сети пунктов обмена валюты. Толик рассчитывал на то, что «босс» догадается, на что намекает отправитель письма. А намекал Толик на отмывание денег. Его поняли, и это доказало на практике, что и среди бандитов есть люди неглупые.
Сеть обменных пунктов породила банк, права на который пополам поделили Толик и его «крыша». «Босс» Толю не зажимал, как остальных клиентов, прекрасно понимая, что незачем резать гуся, несущего золотые яйца. И Толик отвечал ему взаимностью. Несколько удачных идей сделали его тем, кем сделали.
Но у палки два конца. Не все у Толи шло гладко на пути к цели. Стремление выжить в бескомпромиссном бизнесе держало его в форме, сделав злым, терпеливым и мстительным. В конце концов Толя убрал со своей дороги последние препятствия и позаботился о том, чтобы не возникло новых, и тогда, в один прекрасный день, он вдруг осознал, что сопротивления нет и бояться нечего. Такое ощущение, что внезапно прекратился постоянный поток ветра, бьющего в лицо, и... — Толя потерял равновесие.
Александр Македонский несколькими веками раньше совершил ту же ошибку, что и Толя Купрас теперь, но Толя этого не знал, — он терпеть не мог школу вообще и историю в частности. Ошибка великого завоевателя состояла в том, что после всех побед он расслабился. Расслаблялся и Толик. Расслабление в его представлении практически совпадало по содержанию с оргиями патрициев в древнем Риме. Отличия заключались лишь в антураже. Зная об обычаях древнего Рима, Толик, возможно, захотел бы для разнообразия повторить и детали, но мы уже знаем, как он относился к истории.
Как бы то ни было, но в тот миг, когда начкурса ткнул ручкой в приговор Костика Зарецкого, и с хрустом потянулся, Толя Купрас, дернувшись, очнулся практически в полном сознании после недельного запоя, закрыл пересохший рот и спихнул с себя недовольно мыкнувшее голое женское тело, от которого несло перегаром. Не потрудившись одеться, он встал и пошлепал, запинаясь и чертыхаясь, на застекленный широкий балкон, где стояла тележка с напитками.
Сервировка была еще та. Пошарив противно дрожащей рукой среди объедков и недопитков, Толик выудил на треть заполненную бутылку коньяка, и вылил ее содержимое в рот. Внутри разлилось приятное тепло, а дрожь и слабость прошли. Настроение из неопределенно-тоскливого перешло в неопределенно-нормальное.
Толик посмотрел на Луну. Она была плоской и светила как фонарь. Толик почему-то подумал, что она на него смотрит. Он усмехнулся, и зачем-то ей подмигнул. Луна не ответила, но Толику показалось, что она хочет что-то сказать. Что-то интимное и приятное. Он напрягся, прислушиваясь. Но вдруг понял, насколько это глупо — стоять голышом на балконе с пустой бутылкой в руке и слушать Луну. Смахивает на белую горячку. Толик поставил бутылку на подоконник, заставив себя разжать пальцы. Он удивился, поймав себя на мысли, что и вправду ждал, что Луна что-то ответит.
Толя погладил лысину, и заковылял обратно в постель, снова спотыкаясь и вполголоса матерясь. Несмотря на то, что его несостоявшаяся собеседница не жалела отраженного от Солнца света, Толя шел практически наощупь, ибо при недостаточном освещении ничего не видел — у него была куриная слепота.
Добравшись до кровати, он плюхнулся на мягкую перину, задев пропитанные спиртом женские телеса, которые снова отозвались недовольным мыканьем. Толя попытался закрыть глаза, но снова открыл их, почувствовав неодолимое желание перевернуться и снова посмотреть на Луну. Он перевернулся и посмотрел.
Луна была выпуклой и красной. Толя снова закрыл глаза, почувствовав озноб. Он закутался в одеяло, прекрасно осознавая, что мурашки на коже высыпали не от холода, а от испуга. Он испугался, что допился до чертиков. Или до меняющей цвет и объем Луны, что было ничуть не лучше.
Он постарался уверить себя в том, что завтра проснется, и все встанет на свои места, но сейчас не стоит открывать глаза, чтобы не провоцировать... Кого? — ответа на этот вопрос он не знал, —  может быть себя. Или Луну. Во всяком случае ему сейчас нужно просто заснуть и все. Просто заснуть. Просто заснуть. Просто... и все...
Толик вспотел во сне, мотнул головой, и что-то забормотал, — он начал свой разговор с Красной Выпуклой Луной.

ЛЕНА (I)
Лена Кораблева сжалась в комок от страха. Темная тень двигалась бесшумно, слышно было лишь жуткое сопение и грозное рычание большого зверя. Очень большого зверя. Внезапно исчезли все звуки, и на уши навалилась гремящая тишина, в которой нервы натягивались, как струны, готовые лопнуть. И вдруг — оглушительный рев, и огромная пасть в пене перед глазами. Лена взвизгнула и закрыла лицо ладошками.
Впрочем, не совсем закрыла. Правый глаз, блестя между безымянным и средним пальцем, продолжал наблюдать за экраном. Дальше было не страшно, а скорее противно — окровавленные недоеденные человеческие руки, ноги и ребра, игриво раскиданные по лужайке перед рядовым американским домом, и, наконец, слегка облезлый оборотень выше среднего роста ровно на одну искусственную голову с незакрывающейся пастью, бестолково мечущийся по всей этой красоте под лунным светом. Фильм, в общем, был отменно-дрянной, несмотря на участие известных актеров.
Лена никогда не любила ужастики, но всегда их смотрела, каждый раз обещая себе, что это последний такой фильм, который она смотрит. Не исключение был и этот, дома у Игоря.
Когда Лена подала голос, Игорь остановил видик, заставив оборотня на экране конвульсивно дергаться. Лена зажмурила глаза, как будто испугалась, что если Игорь заметит, то подумает, будто она подглядывает. Он обнял ее теплыми руками и прижал к себе.
— Ты что, испугалась?
Его голос показался ей скорее насмешливым, нежели участливым. Ее всегда раздражало, что Игорь относится к ней несерьезно. Нет, не то, чтобы она ему не нравится, — просто он обращается с ней как с маленьким неразумным ребенком. Она, конечно, понимает, что оборотень на экране ненастоящий, но все равно, когда такое показывают...
Лена убрала руки от лица, и укоризненно посмотрела на Игоря, не удостоив его ответом.
— Ты не хочешь больше смотреть? — как всегда неправильно понял Игорь, — Выключить?
Лена вздохнула и посмотрела на дергающуюся морду оборотня. Господи, ну почему все мужики такие тупые?
— Нет, я хочу досмотреть, — упрямо надув губы ответила Лена, и обняла себя руками, когда Игорь отпустил ее и покорно потянулся за лентяйкой.
Видик вжикнул, и оборотень снова ожил.
Лена ушла домой в половину первого ночи, когда Костя Зарецкий сопел под шинелью на нарах, его начальник курса хрустел позвоночником, а Толя Купрас потел во сне.
Собственно, она не хотела уходить так рано — или поздно? — в том смысле, что она собиралась остаться у Игоря до утра. Но настроение заниматься любовью исчезло, осталась какая-то смесь досады и раздражения, отчасти обращенная на Игоря, а отчасти на себя. Игорь был, конечно, разочарован, но держался душкой, — порывался проводить, — но она решила не давать ему сегодня никаких шансов.
Она цокала каблучками по асфальту, глядя на полную Луну и постепенно освобождаясь от неприятного осадка на душе. Никаких причин для плохого настроения не было, на улице было тихо и хорошо, Луна и мозаика звезд настраивали на романтичный лад. Лена остановилась, подумав о том, что могла бы вернуться. Но вместе с этой мыслью ей вспомнился насмешливый голос Игоря и, почему-то, дергающаяся морда оборотня. Лена тряхнула волосами, и решительно зацокала вперед, мимо огороженного забором безнадежно недостроенного универмага.
Но поток мыслей уже свернул с прежнего русла. Она вдруг вспомнила, как однажды Игорь заставил ее испугаться саму себя. Он учился то ли на психолога, то ли на психиатра — она точно не помнила. Однажды, пообещав показать «клевый фокус», он усадил ее в кресло, приказал расслабиться и начал говорить.
«Представь себе, что ты — императрица в древнем Египте. Ты молода, величественна, своенравна и ослепительно красива. Ты сидишь во дворце на золотом троне, твоя голова увенчана тяжелым головным убором со всеми атрибутами власти. Сзади стоят мальчики-рабы с опахалами из широких пальмовых листьев и обдувают твое полуобнаженное смуглое тело жарким воздухом пустыни. У стен большого зала стоят воины из твоей личной охраны. Их тела безупречны. Они стоят не шевелясь, сжимая свои копья в сильных руках, и, если бы они не дышали, то практически не отличались бы от каменных изваяний богов со звериными головами, застывших в нишах стены. У твоих ног умывается кошка — священное животное, убийство которого карается смертью. Ты делаешь жест рукой, и в зал вбегают слуги, быстро, но без суеты расставляя перед тобой кушанья и вина. Ты делаешь еще один жест — и посреди зала появляются...»
Лена слушала завораживающий рассказ, заставляющий смотреть на мнимый мир чужими глазами, и не заметила, когда стала ощущать себя императрицей древнего Египта.
«... музыканты, сразу начавшие играть незатейливую, но приятную для слуха музыку. Перекусив, императрица жестом приказывает все убрать. Музыканты исчезают сразу, как по волшебству. Подносы с едой и питьем, почти нетронутые, испаряются с неменьшей быстротой.
Перед ней появляется писарь, один из тех немногих рабов, которому дозволено открыто смотреть на ее лицо, правда только на ее губы, и только тогда, когда она говорит. Писарь хлопотливо усаживается, раскладывает на коленях свои пергаменты, и замирает в ожидающей позе.
Внезапно в зал вбегает воин, и, едва миновав вход, останавливается, преклонив колено, и опустив голову. Охрана внимательно наблюдает за гонцом, готовая в любой момент его растерзать. Императрица снова взмахивает кистью руки, разрешая воину приблизиться. Воин выходит в центр зала и снова склоняется в позе покорности. Еще один нетерпеливый взмах руки, — и воин начинает говорить. Его рассказ короток: будущий фараон, ее сын — мертв. Он катался на лошади, которая вдруг понесла, и упал, сломав себе шею.
Императрица смотрит на гонца неверящими глазами. Ужас охватил ее сердце. Несколько свинцово-тяжелых мгновений страха сменились яростью.
Казнить его! — кричит...»
... Лена, и зажимает в испуге руками губы. Именно их движение, движение ее губ, произносящих страшные слова, вывели ее из египетского сна.
Лена испугалась. Она почувствовала тогда, что действительно хотела смерти человека, пусть и мнимого. Она испугалась себя, ту, которая, будь ее воля, может убить безвинного человека.
Она тогда разревелась и убежала домой. Игорь пошел за ней, но все свои извинения и оправдания высказал запертой двери. Вечером, когда она уже успокоилась, он зашел снова, выглядел виноватым и расстроенным, но не решился ничего сказать по поводу дневного происшествия, за что она была ему благодарна...
Лена очнулась у своих дверей, копошась в сумочке в поисках ключей. Ноги сами принесли ее сюда, руки сами искали ключи — зомби, да и только. От этой мысли Лена захихикала, пытаясь сдерживаться, чтобы не выглядеть со стороны глупо. Потом она подумала, что все-таки выглядит глупо, но в коридоре она совершенно одна, а соседи вряд ли следят за ней в дверные глазки, и в конце концов картина прильнувших к глазкам соседей заставила ее рассмеяться по-настоящему.
Наконец ключ прыгнул ей в руку, и она буквально ввалилась в квартиру, — по крайней мере она думала, что со стороны это выглядело именно как ввалилась. Она прислонилась спиной к дермантину двери. Дурацкий приступ смеха прошел — дома было тихо, прохладно, сумрачно, одиноко и немножко... страшно.
Лена наощупь скинула туфли, несколько суетливо и почему-то на цыпочках прошла в комнату и щелкнула выключателем, на мгновение ощутив волну жгучего страха в груди: свет не зажжется, в комнате кто-то есть, по квартире игриво раскиданы окровавленные недоеденные человеческие руки, ноги и ребра...
Свет залил комнату, в которой никого не было, никого не убили и пока убивать не собираются. Лена вздохнула, состроила рожицу отражению в зеркале и подошла к окну. С той стороны на нее смотрел ее сдвоенный полупрозрачный двойник, а сквозь него светила яркая белая Луна. Больше ничего за окном не было...

КОСТЯ (II)
В конце концов кончается все — и хорошее и плохое.
За Костиком приехал старшина курса. Прапорщик был весел, по дороге развлекал новостями и просто пустой болтовней. Костик слушал в пол-уха, размышляя над тем, почему это у его «любимого» прапора такое хорошее настроение? Тот факт, что Костя Зарецкий наконец на свободе, при том, что за ним пришлось специально ехать в воскресенье, да еще и оформлять всякие бумаги, никак не должен был этому способствовать. Ни до чего не додумавшись, Костик про себя пожал плечами и постарался выкинуть это из головы, — в конце концов он никогда не находил со старшиной общего языка, так что говорить о взаимопонимании не приходилось.
Странности дня этим не ограничивались. Тот темно-синий «Форд» Костя заприметил сразу — по какому-то лихорадочно-нервному маневрированию. Автомобиль резко затормозил у тротуара рядом с остановкой, на которой Костя и его сопровождающий ожидали автобус. Из машины как-то неуклюже вылез плешивый молодой человек, прилично, но небрежно одетый. Явно машинально захлопнув дверцу и пиликнув сигнализацией, он направился куда-то вдоль строительного забора, высившегося прямо за остановкой. Выражение лица было каким-то отрешенным, словно он не видел куда шел. Так оно, наверное, и было, так как он натолкнулся на Костика, и не подумавшего сдвинуться с места, чтобы уступить дорогу.
Человек поднял глаза и, прежде чем пришел в себя, с непритворной уверенностью произнес фразу, повергшую Костю в прострацию: «Луна не может быть выпуклой, — она плоская!».
Удивленно смотря на не менее удивленную физиономию курсанта, плешивый секунд десять стоял, как вкопанный, а потом опустил голову и быстрым шагом пошел дальше, хотя явно совершенно не помнил как он здесь очутился и зачем.
Костя же задумчиво смотрел вслед удаляющейся ссутулившейся фигуре и никак не мог отделаться от зудящего чувства пойти вслед и еще чего-то, пока как следует не оформившегося.
— Бу-бу, бу-бу-бу-бу, бу-бу грр-бу-бу-бу бу-бу-бу...
— А? — очнулся Костя и посмотрел на прапора.
— Я говорю, малый, наверное, после хор-рошего запоя...
Костя пожал плечами и снова посмотрел в сторону удаляющегося незнакомца. Вдруг у него внутри поднялась какая-то волна и, сам того не ожидая, он развернулся к прапору и выпалил:
— Пойдем до перекрестка пройдемся пешком, там на троллейбус сядем — не хочется в толкучке ехать.
— Пошли, — почему-то легко согласился старшина.
Они пошли по тротуару вдоль забора туда же, куда только что ушел плешивый в полубессознательном состоянии. Костик шел, уставившись в спину бредущей впереди фигуры, отчасти прислушиваясь к прапору, вещающему что-то про новую квартиру, планировку, метраж, лоджию, окна, паркет, плинтусы, краску, линолеум, обои, ремонт, проездные документы, пару дней, а отчасти к себе, пытаясь определить, почему его так притягивает эта сутулая плешивая не вполне протрезвевшая персона, идущая впереди?
— Хорошо? — спросил старшина, преданно заглядывая в глаза.
— Хорошо, — ответил Костя, не услышав, чего, собственно, «хорошо», но с первых слов догадавшись к чему прапор клонит.
Мыслями Костика практически целиком завладел человек впереди, несмотря на кажущуюся неуклюжесть или неуверенность, неуклонно удаляющийся от них. Костя слегка прибавил шагу...
Перед самым перекрестком плешивый свернул в пролом в заборе, задев перед этим плечом девушку с задумчивым выразительным лицом. Удивленно оглянувшись, девушка бросила вдогонку плешивому: «Ненормальный!», — нисколько, впрочем, этим его не задев. В проломе, куда тот свернул, просматривалось недостроенное здание универмага. Девушка же продолжила свой путь, встретившись на пару секунд глазами с Костей, перед тем как они разминулись.
— А может, сейчас и начнешь? Поехали прямо ко мне, чего время-то терять? — снова подал голос прапорщик.
— Ага. — Костя оторвался от созерцания стройки, в дебрях которой скрылся плешивый, посмотрел вслед удаляющейся фигурке девушки и повернулся к прапору, — Поехали.
Весь день Костик как заведенный клеил обои.

ТОЛЯ (II)
Похмелье Толя не любил (да кто его любит!), но привык к нему, как к нелюбимой жене — процесс приятен, но последствия...
Спихнув с себя полусонную полупьяную пассию, он прошествовал в ванную, по пути держа голову обеими руками, дабы не расплескать по всей квартире кричащие от боли мозги, которые, казалось, распухли и прямо-таки сочатся из черепа. «Да что же мы такое пили вчера?» — спросили мозги у Толи, но тот не ответил, потому что не помнил.
Подставив голову под струю холодной воды, Толик с мазохистским удовольствием отметил резкую боль, которой откликнулось содержимое его черепной коробки на эту процедуру. Он подождал, когда боль поутихнет, сменившись обычным похмельным шумом и тоскливой тупостью, и поднял голову, едва удержавшись на ногах — на него смотрели налитые кровью сумасшедшие глаза. «Так!» — подумал Толик и закрыл глаза. Всё было плохо. Очень плохо. Хуже некуда. Толик прислушался к себе и пошел в туалет пугать унитаз...
Снова основательно умывшись и кое-как напялив на себя «тройку», Толя заставил себя позавтракать. Аппетит отшибло напрочь, и теперь вице-президент крупнейшего в городе коммерческого банка уныло гонял серебряной вилкой в изящной фарфоровой тарелке кусок изысканного мяса. Мучительно хотелось чего-то. Толины мозги не в состоянии были сформулировать нечто конкретное, но это «что-то» обязательно должно быть чем-то достаточно приятным для того, чтобы отогнать это гадостное состояние.
Вилка выскользнула из расслабленных пальцев и с душераздирающим звоном шмякнулась о тарелку, родив в отупевшей голове неясную пока, но Мысль. Толик почувствовал внезапный прилив энергии и хлопнул себя по карману брюк, с удовлетворением отметив привычную тяжесть ключей. Он вскочил и помчался в гараж, сам удивляясь своей прыти.
Захлопнув дверцу машины и нажав кнопку открытия двери гаража, Толик как будто что-то переключил внутри себя. Внезапный порыв энергии прошел, но прежнее состояние угнетенности не вернулось. Образовалась некая неопределенная пустота, усугубленная не собирающимся без боя уходить состоянием отупения.
Толик, зачарованно глядел на медленно, с натужным электрическим гудением поднимающиеся бронированные ворота-жалюзи. Не прерывая процесса наблюдения, он открыл бардачок и сунул туда руку. Наткнувшись на какие-то бумаги, лампочку, полусмятую пачку сигарет, игральные карты, пистолет, снова бумаги и, наконец, на ветошь для протирки окон, рука выудила мини-аптечку. Толик вытряхнул ее содержимое на сиденье пассажира. Поворошив коробочки панадола, аспирина-це и других всяких-разных шипучих байеровских штучек, он закинул все это обратно в бардачок и от души захлопнул крышку. Потом пару секунд остервенело мял руль, наблюдая последнюю фазу открытия дверей, и вдруг матюгнулся во весь голос. Мозги отозвались болью, но на душе стало легче. Толя нажал на газ.
Пулей вылетев с подъездной дороги на шоссе, сигарообразный темно-синий «Форд» помчался по направлению к центру города с рискованной скоростью. Сидящий за рулем Толик вряд ли смог бы объяснить причину такой спешки. Он был напряжен как сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент и высвободить в одном броске без остатка всю накопленную энергию. Вот только что-то не давало пружине распрямиться, а скорее наоборот — какая-то сила еще сильнее закручивала тиски, сжимающие Толика-пружину, грозя преодолеть сопротивление и просто-напросто сломать его.
Он ясно себе это представлял: два огромных стальных бруска, медленно, но неумолимо сближающихся, а между ними — его голова. Плоскости брусков, между которыми расположена голова, имеют насечки крест-накрест — специально для того, чтобы голова не выскользнула. Толя потряс, проверяя — нет, не выскочила, держат надежно, сволочи. Краем глаза он видел, как опускался конец отполированного ворота, завершая очередной или начиная новый оборот. Видимо, Толина голова все-таки была крепким предметом, потому что вот уже во второй раз подвижная часть тисков соскакивала на один шаг с нарезки, принося кратковременное облегчение. Но затем давление снова безжалостно нарастало. В конце концов голова сжалась настолько, что глазные яблоки начали смещаться, искажая привычную картину мира.
Последнее, что увидел Толя правым глазом — это насечки на бруске, которые хищно посверкивали острыми треугольными гранями, не оставляя никаких надежд на освобождение.
Последнее, что увидел Толик левым глазом, был вращающийся в беззвездной пустоте кроваво-красный шар, в котором легко узнавалась Луна, даже с учетом того, что пятна на ней постоянно меняли свою форму, копошась и извиваясь, словно они были живыми. Толик никогда не видел такой Луны. Обычно это был плоский бело-желтый, равномерно светящийся круг с четко очерченными краями и со всегда одинаковым рисунком пятен. Теперь же Луна была выпуклой и красной. В этот момент голова лопнула. Но это уже не имело никакого значения. Значение имело только то, что Луна не может быть выпуклой! Просто не имеет права!
Перед глазами вдруг появилось Лицо. Толя был уверен, что если он сейчас же не сообщит ему о Выпуклой Луне, то случится что-то непоправимое, а другой шанс может и не выпасть. Он в мельчайших подробностях рассказал Лицу все, о чем знал. Лицо исчезло. Толик успокоился. Теперь же надо всего лишь успеть до Появления. Он не знал что, как и откуда должно Появиться, но очень важно было успеть прибыть на место до этого события. Это он понял, когда объяснял Лицу про Луну. Где-то здесь была связь — между Толиком, Лицом, Луной и... еще чем-то или кем-то, но это тоже не важно. Важно успеть...
Внутри что-то ворочалось и поднималось, пытаясь вырваться наружу. Слегка поташнивало, но это не было позывом к рвоте — это чувство Толя еще не забыл, — это было что-то другое, гораздо хуже. Это «что-то» было настолько плохим, что нужно было срочно уйти куда-нибудь с глаз долой, забиться в темный угол и пережить Появление этого «чего-то»... Толик вдруг остро ощутил свою неполноценность или незавершенность. Даже Голос, Пришедший Сверху объявил его «Ненормальным». Ему осталось совсем немного до завершения. До Появления. Но время шло, а Место никак не объявлялось. Хотя... Да это то, что нужно!..

ЛЕНА (II)
Выспалась она плохо.
Снился какой-то дурацкий кошмар, главным действующим лицом которого был почему-то Игорь, одетый в огромную, свисающую складками шкуру волка с волочащимся по земле хвостом. На голове у него была шапка-ушанка с развязанными и торчащими вверх как у собаки-дворняги ушами. Спереди, к лицу, был привязан большой взведенный зубастый капкан, отчего казалось, что это гипертрофированные челюсти, готовые в любой момент кого-нибудь цапнуть.
В правой руке Игорь держал зубную щетку, а в левой — сотовый телефон. Ручкой зубной щетки Игорь что-то быстро набивал на клавиатуре телефона. Подойдя ближе, Лена попыталась рассмотреть надпись на ручке зубной щетки. Игорь, заметив появление Лены, поспешно спрятал щетку за спину, и взглянул на Лену. Глаза его лихорадочно и недоброжелательно блестели. Лена стала отступать. Ноги не шевелились, она словно висела в воздухе в нескольких сантиметрах над землей, передвигаясь как в густом киселе. Игорь не двигался, только смотрел. Но взгляд был цепкий и какой-то материальный. Лена хоть и отдалялась от него, но нездоровый этот взгляд прямо-таки прилип к ней намертво и мешал двигаться.
Капкан-челюсти вдруг ожили. Сначала Лена не поняла, что происходит, но потом догадалась — Игорь говорил! Вместе с пониманием пришел голос, а с ним слова: «Бог. Что есть Бог? Дьявол. Что есть Дьявол? Живые ли это существа, или субстанция? Скажи мне Императрица...». Лена присмотрелась, и поняла, что говорящее с ней существо вовсе не Игорь, а нечто другое, злое и опасное. А она сама не Лена Кораблева, а египетская императрица, от которой зависят жизни людей, — от ответа, который она должна дать. И она знала ответ на вопросы существа. Этот ответ был короток, точен и понятен. Лена решилась.
Первое же слово, которое она попыталась произнести, сильным толчком вытолкнуло ее из глубин сна на поверхность реальности.
Проснувшись, Лена смогла уловить из стремительно разлагающейся плоти сна лишь то, что это был кошмар, и связан он был с Игорем. Все остальное исчезло без остатка. Не открывая глаз, Лена села на кровати. Как хочется снова лечь и уснуть! Поборовшись немного с собой, Лена все-таки открыла глаза. Машинально взглянув на часы (без пяти семь), она накинула халатик и пошла в ванную комнату...
Спускаясь по лестнице вниз, Лена чувствовала какой-то внутренний дискомфорт, словно она что-то забыла сделать, или что-то неприятное должно произойти. Она остановилась на выходе из подъезда. Газ выключен — это точно... Или нет? Да нет, выключен, она вспомнила как закручивала конфорки, когда снимала чайник с плиты. А вода? Да выключена вода! Да что с ней такое, право слово! Лена тряхнула головой, заставив длинные волосы откинуться назад, и прищурилась — день выдался солнечный. Так. Никаких плохих мыслей сегодня. Только хорошие. Сказав так себе, Лена почувствовала, что настроение улучшается и пошла на работу.
День действительно прошел неплохо, несмотря даже на то, что какой-то то ли пьяный, то ли обколотый засранец чуть не сбил ее с ног, когда она проходила мимо недостроенного универмага, и даже не потрудился извиниться. Этот инцидент был практически сразу забыт, так как за этим хамом шли двое военных: один постарше — что-то наподобие офицера, — а другой, молодой и симпатичный, — курсант. Они на мгновение встретились глазами, и сердце колотнулось, заставив щеки порозоветь. Лена знала, что у нее розовеют щеки, когда она волнуется. Она ему понравилась, она чувствовала, что он смотрит ей вслед — тот, молодой. Не похотливо, а как-то удивленно, или ошарашенно. Она это тоже чувствовала, или думала, что чувствовала... Или хотела думать, что чувствует... Дело не в этом, совсем не в этом. Дурной это тон — знакомиться на улице...

КОСТЯ (III)
«Это от клея. Точно от клея. Надо было клейстером клеить, а не этим говном», — подумал Костик и остановился. Он был сейчас за квартал от той стройки, где утром встретил ту девчонку, которая сидела в голове целый день. «Или от краски», — вспомнил Костя спину плешивого, зачем-то лезущего в пролом в строительном заборе. Плешивый был второй фигурой, занимающей мысли в течение всего дня.
Костя посмотрел на часы — двадцать две минуты двенадцатого. Поздновато уже. Прапор предлагал переночевать у него, но Костя отказался, отмазавшись тем, что ему нужно заехать-таки в училище забрать кое-какие вещи: ему совсем не улыбалось с утра снова горбатиться на дядю.
Костя сунул руки в карманы и посмотрел на Луну. «Двадцать две минуты двенадцатого», — тикнуло в голове, и Костя решил идти дальше к автобусной остановке, но лишь качнулся вперед-назад и остался на месте.
«Ну хорошо, что ты хочешь? Пойти туда, залезть в кромешной тьме на стройку, найти того мужика и... что?». Костя ясно отдавал себе отчет, что ищет малейший повод действительно пойти, залезть, найти и... что?
«Воскресенье. Какого рожна ему там понадобилось в воскресенье?», — покрылся мурашками Костя, — «В костюме-тройке». Костя посмотрел вдоль полуосвещенной улицы, ведущей к недостроенному универмагу. «Двадцать две минуты двенадцатого». Костя выдернул левую руку из кармана и снова посмотрел на часы. Там ответа не было, — только двадцать три минуты двенадцатого.
Костя вынул из кармана правую руку. В пальцах она держала конфету. «Бар-ба-рис» — прочитал Костя, поворачивая ушастый похрустывающий фантиком эллипсоид в свете фонаря. «Спасибо, хоть накормил», — вспомнил Костя борщ и пельмени. Разворачивая карамель, Костя уже двигался, переходя дорогу. На той стороне он обернулся, посмотрел направо и налево, отметив где-то очень глубоко про себя, что хорошо, что не было машин, кинул конфету в рот, снова запихнул руки в карманы (какие к черту патрули в полдвенадцатого ночи!), и решительно зашагал по полуосвещенной улице. Фантик он выкинул в урну возле киоска.

ТОЛЯ (III)
Охотник очнулся, сидя в темноте на железобетонной панели в каком-то подземелье. Сидел он скорчившись и обняв руками колени. Какое-то время он ничего не понимал — ни кто он, ни как здесь очутился. Но потом вспомнил. Он здесь ждет Зверя. Появление свершилось. От припомнил, как был озадачен, когда Выпуклая Красная Луна в первый раз сообщила ему об этом «загадочном» Появлении, и усмехнулся. Теперь-то все ясно. Охотник — вот кто должен был появиться. И Охотник появился. Часть личности, которой стал Охотник, называющая себя Толей Купрасом, сейчас находилась в блокаде, и не могла противостоять воле Охотника. Собственно, она и не пыталась, но так надежнее. Когда появляется Охотник, Хомо Сапиенс уходит.
Голова работала ясно. Охотник разомкнул затекшие руки и огляделся вокруг, напрягая глаза. Постепенно, медленно и нехотя, сначала хаотически, налезая друг на друга, в глазах стали появляться красно-желтые пятна, преобразуясь в картину подвала, в котором нашел укрытие Охотник. Вокруг, за стенами, копошилась подвальная жизнь — коты, крысы, мыши и даже несколько ежей, сновали, ползали, поджидали и дрались между собой, отвоевывая право на жизнь даже здесь. Понаблюдав немного за ними, и не заметив ничего подозрительного, Охотник встал.
Потолок был низковат, но пока вполне достаточен для подготовки. Первым делом нужно содрать все эти неудобные мешающие движениям тряпки, которыми Люди любят себя обворачивать. Покончив с ними, Охотник придирчиво оглядел свое тело, неодобрительно кривясь при виде выпирающего живота и рук, в жизни не державших гантелей. Он до предела напряг все мышцы и медленно присел на корточки, выгнув дугой спину. Подождав минуту, он усилил напряжение. Тело выдержало. Охотник удовлетворенно сузил глаза и расслабился, снова поднимаясь на ноги. Ничего, тело попалось хоть и запущенное, но еще молодое и вполне здоровое. Еще раз оглядевшись вокруг, он закрыл глаза и опустил голову.
Через минуту, голова вдруг откинулась назад, рот распахнулся, демонстрируя образцовый звериный оскал, живот как-то судорожно подобрался, уйдя, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, куда-то в грудь, потому что грудная клетка расширилась и выпучилась. Одновременно что-то подобное произошло и с нижней частью тела. Рыхлые и слегка отвислые ягодицы вдруг округлились и напряглись, и часть их довольно внушительного объема перешла в хилого вида бедра и икры, заставив их увеличиться. Затем выгнулась спина, породив волнообразную судорогу, потрясшую все тело. Кожа заблестела от пота.
Медленно полуприсев и наклонившись вперед, Охотник вытянул вперед руки и сжал пальцы в кулаки. Руки напряглись. Объем их не увеличился, но они вдруг приобрели твердую узловатую рельефность. По телу снова пробежала судорога, начинаясь с ног и заканчиваясь на кистях рук. Потом еще одна, и еще. С каждой волной руки, казалось, становились все длиннее и длиннее, как будто выворачиваясь из суставов. Тело заблестело сильнее.
Часто и тяжело дыша, Охотник, наконец, расслабился и открыл глаза. Снова оглядев себя, он пришел к выводу, что этого вполне будет достаточно. Кроме одной детали. Он был заметен. Мало того, что кожа была белой и блестящей от пота, так еще и Луна светила на полную катушку. Можно было изменить пигментацию, но был способ получше: шерсть. Это избавит его не только от заметной окраски, но и от бликов, да и даст дополнительную защиту для кожи.
Снова оглядевшись и закрыв глаза, Охотник расставил пошире ноги, буквально вцепившись ступнями в пол, развел руки и снова откинул голову. На этот раз прошло значительное время, прежде чем изменилось что-либо настолько, чтобы можно было заметить. Сначала еле-еле, а затем все быстрее и быстрее, как фарш из мясорубки, из кожи по всей поверхности, где были волосяные луковицы, стали выдавливаться черные курчавые волосы, постепенно как паутиной, затягивая все тело. Когда слой волос полностью закрыл кожу, скрыв даже, казалось, безнадежную Толину лысину, Охотник резко расслабил мышцы и, не удержавшись на ногах, рухнул на колени. Стоя на четвереньках, и опустив вниз голову, он натужно дышал, чувствуя, как струйки пота прокладывают себе путь к земле.
Слегка отдышавшись, Охотник перебрался в угол, и сел там на корточки, обхватив удлинившимися руками с отвердевшими и утолщившимися пальцами с крепкими когтями свои колени. Подбородок он водрузил на колени и застыл в такой позе, широко распахнутыми глазами следя за обстановкой вокруг. Ему нужно было набраться сил. Зверь был уже в пути. Зверь приближался.

ЛЕНА (III)
Не то, чтобы она не хотела его видеть, но просто настроение было не то. Ей не хотелось сейчас слушать про новые психологические тесты, смеяться над не слишком остроумными шутками, дрызгаться на кухне над ужином, чтобы все это в конце концов закончилось постелью. Хотелось просто включить ящик, свернуться клубком в кресле и в состоянии комы смотреть в него...
— ...не реагируя ни на какие внешние раздражители, — сказал Игорь и потянулся за солью.
«Вот именно», — угрюмо подумала Лена, сохраняя на лице маску внимательной заинтересованности.
— Пнегтавляеф, ему ф таком фофтоянии могно хоть фсе кофти пенеломать, и он нифего не пофуфтвует! — продолжал Игорь с набитым ртом, — И это ефе не фсё!..
— Послушай, — оборвала его Лена, — Я думаю, после ужина ты сегодня пойдешь домой.
Игорь перестал жевать и удивленно уставился на нее.
— Пофему? — спросил Игорь как-то жалобно и проглотил, наконец то, что жевал. У него были глаза незаслуженно побитой собаки.
— Потому что. — Не позволила разжалобить себя Лена, догадываясь, что Игорь знает, как выглядят сейчас его глаза со стороны.
— Почему? — еще раз спросил Игорь, на этот раз нормальным голосом и нормальными глазами. Ну, может быть только чуть-чуть удивленными.
Лена молча пожала плечами, отведя взгляд и рисуя пальцем на скатерти невидимые узоры. Игорь пристально смотрел на нее, все еще ожидая ответа, правой рукой держа вилку, а левой — стискивая салфетку. Пауза затягивалась, как в дешевых мелодрамах. Игорь подчеркнуто аккуратно положил вилку на стол, не сводя глаз с ее лица, вытер губы салфеткой и наклонился к ней.
— Может, мне лучше прямо сейчас уйти? — вопрос был задан безукоризненно участливым и дружелюбным тоном.
Лена коротко глянула на него и немного нервно откинула назад прядь волос. Он все-таки своего добился — она уже начинала чувствовать себя виноватой.
— Ну зачем так сразу? Доешь, я же старалась... В конце концов я же не виновата, что у меня сегодня нет настроения. — Теперь уже в ее голосе послышались жалобные нотки.
Игорь погасил взгляд и снова принялся за еду. Минута прошла в молчании, потом он снова уставился на Лену.
— Чтх... Кхм... Что-то произошло?
Лена снова пожала плечами, решив ничего не рассказывать про сегодняшнее утро. Собственно, и рассказывать-то было нечего.
— Да нет...
— Но ведь что-то явно не дает тебе покоя. Что?
«Психолог, черт тебя дери!», — непроизвольно подумалось Лене.
— Да бог его знает...
— Ну да, ну да... Или диавол... Ну ладно, раз ты сегодня не в юморе, то пойду я, а то поздновато уже — двенадцатый час...
Пока Игорь выбирался из-за стола, Лена широко раскрытыми глазами смотрела на него и пыталась совладать с внезапным и беспричинным, как ей хотелось надеяться, испугом: весь сегодняшний сон вдруг собрался перед ее мысленным взором, — и шкура волка, и Игорь, и челюсти-капкан, и слова, произносимые ими. Сердце снова, как и утром, тревожно забилось, предчувствуя что-то неладное.
— Я провожу тебя до остановки, — вдруг сама того не ожидая выпалила Лена.
— О, мадам! — чувственно сказал Игорь и довольно грациозно сделал реверанс.
Она задержала его всего на две минуты, переобувшись и накинув на себя плащ.

СХОЖДЕНИЕ

***
В нагрудном кармане лежал фонарик размером с ручку, подаренный Чибисом на прошлый день рождения, но использовать его Костя пока не хотел, зная, что пока есть хоть малейший внешний свет, он что-нибудь да увидит, а вот если включит фонарик, то не увидит ни черта, кроме того, что попало в освещенное пятно размером с чайное блюдце. Да и не было пока особой надобности в фонарике — у Луны пока аккумуляторы не сели.
Пробираясь вглубь строительной площадки по символической тропинке, Костя один раз запнулся об арматурину, торчащую прямо из земли, и два раза о кирпичи, упавшие со сравнительно аккуратно сложенных штабелей. Правый ботинок, кажется, не выдержал такого с ним обращения. Костя материл уже себя в душе на чем свет стоит, но почему-то продолжал пробираться дальше.
Вскоре он увидел черный прямоугольник входа в здание — просто бетонная дыра с ровными краями. Костя остановился перед ней и все-таки достал фонарик. Слабенький лучик света без остатка утонул во мраке входа.
Костя перестал материться и шагнул внутрь.

***
Охотник почувствовал Зверя уже давно. Возможность напасть на него уже была, но были, также, кое-какие нежелательные факторы, которые Охотник желал бы обойти. Он примерно прикинул дальнейшее поведение Зверя, и решил, что лучше будет подождать еще. Времени у Охотника было не слишком много, но оно еще было.
Особо отрадным оказался тот факт, что Зверь его не чувствовал. Это говорило о многом. Во-первых, что он явно чужой. Даже люди с их жалкой, забитой столетиями инквизиции психикой, ощущали Охотника и ему подобных, сами того не осознавая. Этот же даже не насторожился.
Во-вторых, он здесь новичок. Так нагло и безалаберно вторгаться в чужой мир — это что-то! Может, конечно, оказаться, что это провокация, но это не его — Охотника — дело. То, что он раньше здесь не был, значительно упрощает задачу. Возможно, Охотник сможет опередить график и добраться до Зверя раньше срока, и тогда, возможно, удастся с ним поторговаться. Наверняка удастся — очень уж удачный расклад.
Ну вот, наконец и он! Охотник бесшумной тенью метнулся вперед, и замер, приготовившись к прыжку.

***
Лена держалась за его локоть. Что-то нематериально-опасное было разлито в воздухе. Она ощущала какой-то зуд, какую-то странную вибрацию под кожей, словно до чертиков боялась, но видимой причины для этой боязни не видела. Она хотела бы надеяться, что это, возможно, из-за погоды или еще по каким-то причинам, не зависящим от нее, но скорее всего нет. Она боялась темноты. Впервые в жизни. Даже будучи маленькой девочкой, она никогда ее не боялась, а вот теперь — на тебе!
— Ты хочешь оторвать мне руку? — Игорь остановился и удивленно-насмешливо посмотрел на Лену.
— Ой, извини...
— Ты чего-то боишься? Ты вся дрожишь.
— А... Да нет... Прохладно просто... — Лена попыталась улыбнуться, но получилось очень плохо.
— Послушай, — Игорь высвободил руку и взял ее за плечи, — Ты, все-таки чего-то боишься. Расскажи мне, и поверь, что как бы твой рассказ дико не звучал, обещаю, что не буду смеяться. Я знаю кое-то о подсознательных страхах, о навязчивых идеях, о дежа-вю, о... Не важно... Просто я знаю, что это отнюдь не смешно. Расскажи, не бойся. Увидишь — будет легче.
Лена поежилась и посмотрела на него. Когда он говорил, она верила каждому его слову, каждой интонации. Но в глазах она увидела интерес.
Только интерес.

***
Как он вышел на это место, он и сам не понял. Какое-то шестое чувство притащило его и ткнуло носом: «На, смотри, поверил теперь?».
Да, теперь поверил. Луч фонарика выхватывал из темноты порванные и разбросанные вокруг предметы одежды, которые, несомненно, были на том пьяном мужике, влезшем на стройку утром. Можно было бы и еще посомневаться, но тут же валялись и новенькие ботинки от Ллойд. Ни строители, ни бомжи, насколько Костик знал, эту марку не носили.
Да что же, черт побери, тут происходит! Этот мужик, выходит, теперь по городу голышом бегает? А если у него планка съехала? Сидит где-нибудь в темном углу и напильником зубы точит — ужин ждет. А тут вот и Костик — молоденькое свеженькое мясцо... Или еще чего похлеще придумал — для чего и разделся. А тут вот и Костик — молоденькая свеженькая попка...
Костя почувствовал волнение и по очереди осветил все восемь углов комнаты. Пусто. Сердце бумкало где-то в горле. От страха Костя покрылся испариной, но стал лучше видеть и слышать. Луч фонарика вдруг наткнулся на немного погнутый лом, приютившийся в одном из углов. Костя в одно мгновение метнулся туда и схватил его. Странно, но лом показался вдруг Косте недостаточно увесистым. Костя выключил и спрятал фонарик в карман. Ухватив железяку двумя руками, он почувствовал себя увереннее. Костя замер и прислушался.
Потом ему часто казалось, что вперед он бросился до того, как услышал крик. Этого уже никогда не узнать. Но факт остается фактом — он ни разу ни обо что не споткнулся и не зацепился, хотя бежал очертя голову.

***
Зверь вышел. Но он был не один. С ним был человек. Ненужный свидетель. Хорошо, что хоть один — минимальные потери. Но тут уж ничего не поделаешь. Вряд ли он сможет себя контролировать, когда почувствует кровь. Чужак, скорее всего, выживет. Наверняка у него есть защита. Ну, а если нет — так и не о чем с ним торговаться. Да, все действительно удачно складывается. У Охотника будет порядка шести часов, чтобы разговорить гостя. А если он откинет копыта, — тоже хорошо, тогда Охотника оставят в покое надолго.
Зверь остановился. Охотник подобрал ноги, прицелился и прыгнул.
До них было около 20 метров — около двух прыжков. Заметила, точнее почувствовала, его девчонка. Она закричала, но было уже поздно, он вскользь ударил ее, заставив замолчать, и на развороте вцепился зубами в шею гостя.
Чужак оказался не готов. Его защитные функции начали работать с опозданием. Он откинул взвизгнувшего Охотника вместе с куском своего горла. Охотник сильно шмякнулся о землю, почувствовав боль в правой стопе. Скорее всего сломана, и Охотник, царапая асфальт, снова кинулся на Чужака, но уже поджав правую ногу.
Чужак же все-таки собрал защиту и стоял на широко расставленных ногах, зажимая рукой рану на горле. Охотника он встретил отличным аперкотом. Но Охотник не был бы Охотником, если бы такие удары могли его обескуражить. Сделав сальто и развернувшись в воздухе, он приземлился на три конечности и вцепился Чужаку зубами в пах. Если бы не поврежденное горло, тот бы взвыл. Но он лишь захрипел и двумя пинками отбросил от себя Охотника, оставшись еще без одного куска тела, значительно поважнее горла. Охотник на этот раз приземлился удачно, но вот бросаться вперед уже не торопился, хотя Зверь внутри него бесновался, чувствуя кровь. Чужак упал на колени. Охотник победил, это уже очевидно. Наступило время торговли.
Он начал готовиться к трансформации. И тут случилось невероятное — удар, и черное маслянистое острие выскочило из груди, стремительно унося силы. Охотник вцепился в него, словно это могло как-то помочь, и медленно обернулся. Как же он мог забыть про Егерей! Один из них, вонзивших эту железяку Охотнику в сердце, стоял, явно не понимая что происходит. Охотник хотел пошутить, что, мол, лицензия у него есть, и он не браконьер, но не смог сказать ничего, а просто свалился бездыханным куском мяса.

***
Лена видела практически все. И стремительный бой Игоря с этой ужасной черной тварью, и внезапное появление курсанта, проткнувшего чудовище ломом. И дальнейшие, еще более кошмарные вещи.
Когда тварь шмякнулась набок и затихла, курсант с ужасом посмотрел на Игоря. Игорь стоял на коленях, запрокинув голову и истекал кровью. Под ним уже была целая лужа. Судя по величине этой лужи и состоянию его горла, он давно уже должен быть мертв. Он вдруг дернулся и захрипел.
Курсант сделал шаг по направлению к нему.
И тут Лена снова испугалась. Она опять не знала, чего именно следует бояться, но страх был настолько осязаем, что Лена просто закричала «Не-е-е-т!», заставив курсанта замереть.
Игорь вдруг задрожал, как в лихорадке и упал лицом вниз. Буквально сразу он начал как будто бы сдуваться, как резиновая кукла, выпуская из себя какой-то плотный желтоватый дым.
Дым не рассеивался, а потянулся вдруг к курсанту. Тот попятился, и сунул руку в карман брюк. Лена затаила дыхание. Этот дым вызывал у нее тошнотворный ужас. Куда там ужастикам, и даже той твари, что проткнута сейчас насквозь как жук булавкой! Лена чувствовала, что этот дым — и есть причина всего этого кошмара. Курсант это тоже понял, потому что достал зажигалку, и чиркнул ею, высекая огонь. Понял это и дым, потому что отпрянул от него прочь, и начал рассеиваться, но не успел — зажигалка упала, и дым пыхнул пламенем, сгорев практически без остатка.
Курсант подошел к Лене и помог подняться.
— Тебе есть куда идти?
— Д-да, я тут живу. В-вон в том доме.
— Тогда идем отсюда побыстрее... Тебя проводить?
— Д-да, если можно.
Он был теплым и нестрашным...

ДЕАКТИВАЦИЯ
Микросап №36452 (связь) — Главному Безличному Сапу.
Докладная №799.
Со времени последнего сообщения (№798), Сапу №6651 (список действующих микросапов прилагается) удалось подтвердить факт наличия и активности каналов связи туземных сап-уловителей с единой защитной системой всего сап-слоя планеты. Эта связь поддерживается на низком уровне рефлексии, развязана от локальных сап-уловителей и управляется из единого центра, чем обусловлена высокая чувствительность и эффективность защитной системы в целом. В связи с этим Сап №6651 рекомендует воздержаться от немедленной экспансии.
Расход микросапов фатальный.
Список действующих микросапов (приложение к Докладной №798):
36452 (связь),
98729 (координация) — выбыл,
65535 (видеосбор) — выбыл,
24588 (аудиосбор) — выбыл,
98730 (газоанализ) — выбыл,
89614 (регенерация) — выбыл..

------------------------------
Киев, 1998–1999 г.