Как же нам дожить до весны...

Дневник

Что такое зима в России? Зима в России это полгода постоянного снега. То морозно
и солнечно. В эти дни сердце радуется тем бескрайним белым просторам, которые
открываются перед глазами. Снег искрится на солнце всеми цветами радуги, скрипит
под ногами, как старые качели. Вокруг бегают розовощекие дети с коньками и
санками, взрослые дяди и тети прогуливаются со своими большими и маленькими
собаками. А ты идешь, дышишь этой прохладой, над твоей головой чистое голубое
небо. Чуть в сторону и сзади кричат: “Посторонись! Лыжню!”, ты улыбаешься и
отходишь, мучительно пытаешься вспомнить, на каких антресолях валяются твои
старые лыжи. То потепление. Слякоть по колено. И ты проклянаешь дорожные службы,
что так лихо посыпают солью лед. Он оставляет отвратительные белые разводы на
твоих любимых новых ботинках. “Ну вот - ахаешь ты, - настроение испорчено. Ну а
в основном, погода злится: мелкий колкий снег бьет в лицо, и холод, промозглый
холод. Ты замерзаешь на остановке автобуса, который ходит раз в полгода, и
думаешь, когда же она кончится эта проклятая зима...
Но эта ночь была одной из самых прекрасных ночей, которые выдаются под
рождество. С черного как сажа неба медленно падал снег. Он танцевал, обнимаясь с
северным ветром, и словно пух опускался на землю. Деревья-великаны стояли,
укутавшись в белую шаль. Все спало в минутной зимней сказке. И только мороз
ударял своим ледяным посохом по длинным сосулькам, заставляя их звенеть в
унисон. Он снова и снова облеплял окна причудливым рождественским узором. В
одном таком окне теплился слабый желтый свет. На большой мягкой кровати среди
плюшевых медведей и бархатных подушек лежала девушка, шевеля в воздухе
маленькими розовыми пяточками, и что-то усердно вырисовывала в общей тетради.
Лицо ее было серьезно и напряжено. Забавные кудри каштановых волос падали на
лицо и щекотали курносый нос. Худенькие стройные ножки были затянуты в потертые
синие джинсы. И она может быть была бы самой обыкновенной девушкой и потерялась
бы в толпе своих одноклассниц, если бы не ее глаза.
Кажется, сам Бог был влюблен в ее огромные серые глаза. Они были похожи на
безоблачное небо, на бескрайнее море. Такие же нежные, как первая любовь, такие
же смелые, как первый поцелуй, такие же, как они, желанные. Ее взгляд хранил в
себе энергию солнца, свежесть утренней росы. В нем было столько чувств, столько
нерастраченного тепла, столько страсти и столько тоски.
Девушка долго писала что-то, вздыхая время от времени. На обложке маленькими
корявыми буковками было аккуратно выведено: “Мой дневник. Тетрадь уже подходила
к концу, а она, кажется, не могла остановиться:
“Вот и прошел еще один день, он как и все остальные не отличился ни чем. Как
всегда, школа, телевизор, немного глупого кривляния перед зеркалом и больше
ничего. Опять поссорилась с мамой. Она вошла в мою комнату без стука и увидела,
что я плачу. Сразу же началось выяснение отношений, посыпались глупые вопросы,
на шум и отчим пришел, устроил перекрестный допрос. Как мне все это надоело,
почему нельзя просто оставить меня в покое, почему они пытаются влезть в мою
личную жизнь! Я отказалась отвечать на все вопросы, и еще сказала что-то обидное
Сан-Санычу, он обиделся и ушел, а мама дала мне пощечину. Вот и поговорили.
Может быть, она, конечно, и была права, но только что я должна была бы ей
сказать? То, что мне очень плохо, что вот уже месяц жду звонка любимого
человека, что подлетаю к телефону раньше, чем он звонит, что ненавижу день и
отдыхаю ночью, что не могу больше смотреть в их пустые, ничего не понимающие
глаза? Нет, они бы не поняли, не поняли потому, что сами никогда ничего
подобного не испытывали. Или еще хуже, может быть уяснили бы для себя какой-то
скрытый смысл, и я получила бы еще одну пощечину. Но я верю, что когда-нибудь
этот ад закончится, придут те люди, которых я так люблю и жду. Может, это будет
завтра, а, может, через месяц, или когда будет весна, я так жду ее. Господи,
пусть она придет поскорее.
6 января 1993 г.”
Эту девушку звали Катрин. Так назвала ее мама, которая всегда была любительницей
экзотики. Друзья, которых, правда, было немного, звали ее просто и коротко -
Кэт, ну а кто-то называл просто Катей. Да какая, собственно говоря, разница!
Главное то, что ей было 15 лет и она, по мнению многих, находилось на самом
прекрасном отрезке своей жизни, хотя сама в этом часто сомневалась. Ее считали
красивой и неглупой девочкой. Никто не относился к ней равнодушно, ее либо
любили, либо ненавидели, очень многие завидовали, видит Бог, людям не
обязательно давать для этого повод. Она пользовалась успехом у ребят, которые
по-джентельменски засовывали записки в ее пенал. Девчонки с удовольствием
обсуждали ее на переменах в школьных коридорах. Ее никогда не оставляли без
внимания, но в душе она была очень одинока. То, что вокруг нее крутились все эти
люди, вовсе не приводило ее в восторг, она не хотела их видеть. И почему-то, как
это всегда бывает, тот, кто очень нужен, был слишком далеко.
О родителях Кати можно было бы многое сказать, но во избежание в будущем
повторов, оставим эту темную страницу, на которой появляются иногда просветы,
неоткрытой.
Между тем, мороз на улице становился все злее и злее. Вот уже все стекло
покрылось инеем. Одев легкую ночную рубашку, Катя подошла к окну. Она растопила
ладошкой маленькое черное пятнышко и через него тотчас пробился лунный свет.
Теперь она могла видеть и фонари, и машины с огромной шапкой снега на крыше, и
звезды и, наконец, саму луну. Катя опустилась одним коленом на стоящее рядом
кресло и начала обозревать обстановку на улице. Она задумалась на секунду,
что-то непонятное, еле слышное вырвалось из ее губ и прозрачная тяжелая слеза
покатилась по щеке, ударилась о худенькое плечико и упала на ковер. Только она
одна и знала тогда, зачем все это нужно.
 
Александр Александрович
 
Ужасно трудно вставать утром, когда в комнате темно и холодно, и только из-под
двери струится слабый свет.
—- Катрин, вставай, сколько раз тебе надо повторять! - послышался с кухни мамин
голос.
“""Надо вставать"" - подумала Катя и легким движением ноги скинула с себя
одеяло. Маленькими быстрыми шажками она пробежала в ванну и тут же закуталась в
мягкий махровый халат. По идее надо было бы смочить лицо холодной водой. Катя
читала, что так всю жизнь делала Софи Лорен, и вот теперь в свои 50 она выглядит
на двадцать. Но что говорить о Софи Лорен, она же ведь не жила в тяжелых
российских условиях. Нет, куда приятнее засунуть руки под струю теплой, почти
горячей воды и побалдеть так с минуту. Только потом надо сразу вытереть насухо
руки, иначе вода на них быстро замерзнет и никакого удовольствия не получится. И
все-таки, когда на улице и дома так холодно, ничего не согревает лучше, чем
горячий утренний чай. Этим утром все было как обычно: бутерброд с колбасой,
новости по телевизору и мама, которая ничего не ест, так как блюдет свою фигуру,
и весь завтрак не спускает с тебя глаз.
    А Александр Александрович еще изволят почивать ? - спросила Катя, жадно
    откусывая кусок за куском от своего бутерброда. Мама улыбнулась:
- Ты никогда не упустишь момента, чтобы над ним посмеяться.
- Ну так, ты же меня знаешь, - усмехнулась Кэт.
Мама обиженно посмотрела ей в глаза и запинаясь начала говорить:
- Ну почему ты его так не любишь, ума не приложу, он все для тебя делает, а ты
отвечаешь ему грубостью.
- Ну а он, конечно, никогда не грубит!
- Ну ты прости его, если он тебе что-то сказал, у него на работе проблемы, он
вчера весь день зло на всех срывал, ты же знаешь, какой у него характер.
Катя промолчала, она понимала, что если у отца на работе проблемы, то это
серьезно. Он там у себя проворачивает какие-то дела, то кому-то “важному”
поможет, то “благодарность” возьмет, и без этого нельзя было прожить в то время,
каждый крутился как мог. И Катя ненавидела эту убийственную логику. Александр
Александрович был уважаемый человек, один из лучших судей города, но только она
знала, кто он есть на самом деле и ненавидела его всем своим существом. И не то
раздражало ее, что таким людям доверяют в России осуществлять правосудие, а то,
что от этого человека зависит все: благополучие семьи, настроение и атмосфера в
доме, жизнь мамы, ее жизнь. Все это было плотно связано с одним только местом
работы. Ну не отвратительно ли это!
- Пошла бы и ты, мам, работать, что ли - сказала Катя тихо и невнятно.
- Ну что ты, - засмеялась мама, у меня и образования то толком нет, всю жизнь
инженером на заводе проработала, другое ничего и не смогу, наверное.
- Ну может быть, отец...
- Да что ты заладила, - возмутилась мама - У тебя все есть, чем ты недовольна? И
ешь хорошо и одеваешься с иголочки, чего еще!
Катя поменялась в лице:
- Мама, прошу тебя, не начинай снова.
Мать вскочила из-за стола и схватила носовой платок. Катя видела, как из глаз ее
покатились слезы.
- Не забудь завтрак, - дрожащим голосом прошептала она.
Катя сунула пакет себе в рюкзак и ушла. Всю дорогу этот разговор мучил ее. Она
думала о маме, об отчиме, о себе. Почему же они постоянно ругаются, ведь она
правда этого не хочет. Вот уже все это время, что они живут вместе, она
старается уважать мамин выбор. Но, Господи, как сложно это делать! Ну почему все
должно быть так сложно! А может быть - подумала Катя - это все переходный
возраст виноват? На многие вопросы она никак не могла найти ответ.
На улице была ужасная погода: шел мокрый снег, под ногами сплошная слякоть,
никакого настроения! На всех занятиях она только и делала, что спала. Катя
пыталась набрать в легкие побольше воздуха и широко раскрыть глаза, щипать себя
за руку, рисовать картинки в тетрадке, но ничего не помогало, нудный день!
После уроков дежурных, как всегда, заставили убираться, еле-еле возила она
мокрой тряпкой по желтому паркету. И зачем только покрывать пол мастикой! -
бурчала Катя себе под нос - Вся обувь желтая, все руки желтые, просто ужас!” Она
уже почти закончила, как вдруг услышала за своей спиной шаги. Обернувшись, она
увидела знакомый силуэт.
- Папка! - закричала она и кинулась к нему в объятия.
- А я вот решил заехать за тобой, - сказал он очень нежно.
- И правильно сделал, я по тебе соскучилась.
Она уткнулась носом в его холодную кожаную куртку.
- Ну что, - спросил он. - Давай не будем терять время.
- Слушай, внезапно встрепенулась она, - иди подожди меня на улице, я кину швабру
в класс, оденусь и выйду.
- Хорошо, кидай - подмигнул он ей.
- Я быстро! - кричала Катя уже из конца коридора.
Через 15 минут Катя уже сидела в машине и с любовью наблюдала за тем, как
сильные мужские руки крутят баранку автомобиля.
- Папка, милый папка, как же я давно тебя не видела.
- Сто лет, - улыбнулся он.
- Сто лет, - тихо повторила она и положила голову на его плечо.
Она коснулась рукой его жестких черных волос.
- Ой, пап, смотри: седой волос.
- Где? - спросил отец, посмотрев на свое отражение в зеркале - Выдерни его
скорее.
Катя слегка потянула за волос и он упал ей на ладонь, она принялась его
внимательно разглядывать, на грубых губах ее отца появилась улыбка:
- Что ты в нем увидела такого интересного?
- Да так, ничего, - засмеялась Катя. - Вот думаю, буду собирать твои седые
волосы, складывать их в шкатулочку, следить за тем, как ты стареешь.
- Я уже старый - вздохнул отец.
- Ну ты выдумщик, - надула щеки Катя. - Может быть для кого-то и старый, но
по-моему, в самом расцвете сил!
- Эта как Карлсон что ли!? - усмехнулся он.
- Это точно. И прилетаешь так же редко, - вздохнула Катя.
- Малыш, ты сердишься на своего старика?
- Так, чуть-чуть.
- Я люблю тебя, курносая, мой глупыш, - сказал папа и поцеловал ее в лоб. -
Прости старого болвана, влюбленного в свою дурацкую работу.
- Папа, ты нашел новою работу, - удивилась Катя.
- А как ты узнала?
- Ты все такой же, папа, - засмеялась она.
- Да, - сказал он серьезным голосом. - Да, я открываю свою фирму.
- Новую фирму, свою! - Завизжала Катя.
- Да, да, - улыбнулся папа.
- А название уже придумали?
- Она будет называться ""Фэнтази"".
- Здорово! А что это значит?
- По-английски это значит - фантазия. - Воодушевленно ответил отец.
- Ну, - Махнула она рукой. - Я-то учу французский. И что же ты там будешь
делать?
Любопытство разбирало Катю.
- Мы будем составлять огромные красивые букеты, которые смогут стоять несколько
недель и не завянут, - ответил он.
- Да ну, и от чего же они будут так стоять?
- Понимаешь, - улыбнулся отец. - Их корни будут питаться от специальной
биосреды, она помещается в сосуд, а сам букет - в красивую плетеную корзину. Эта
среда с виду похожа на зеленую губку, но она тверже, и поэтому туда легко
втыкаются ножки цветов. Благодаря этому мы сможем делать разнообразные букеты.
Из красных роз, белых роз, лилий, ромашек.
- А, - кивнула головой Катя. - Это такие большие букеты, с помощью которых
мужчины завоевывают сердца дам?
- Да, именно так, ни одна не откажет!
Когда он рассказывал, то как будто уходил в себя. Показывал жестом каждое слово.
Его глаза блестели. Он то улыбался, то становился серьезным, казалось, что он
думает всух. Катя смеялась над каждым его словом и не могла оторвать от него
взгляд. Это был ее самый любимый человек, каждое его движение, жест приводили ее
в восторг. Она так сильно его любила, так грустила, если бы он знал, он приезжал
бы почаще. А ведь он знал.
- Это так здорово, - сказала она. - Я обожаю цветы!
- Я знаю, - с улыбкой сказал отец.
А что он не знал про нее!
- Катька, я так тебя люблю, - сказал он, поправив рукой случайно выбившуюся из
ее прически прядь волос.
Очень маленькой девочкой Катя любила, когда папа гладил ее по голове. Словно она
стоит на берегу моря и теплый южный ветер теребит ее волосы. Прошли годы, но это
чувство не уходило от нее. Вот и сейчас, когда за окном машины шел снег, такое
необыкновенное тепло проникало в ее душу. Она положила голову на его мускулистое
сильное плечо и почувствовала запах, который помнила с детства. Это был не
просто запах мужского парфюма и открахмаленного воротничка рубашки, это был
запах ее отца, запах родного и близкого человека, который она не променяла бы ни
на один новомодный аромат. Этот запах усыплял и убаюкивал, как вечерняя сказка,
как нежная колыбельная песня. Катя закрыла глаза, ей хотелось подольше
задержаться в этом чувстве, хотелось заснуть и долго не просыпаться. Она вдруг
поняла, чего была лишена всю свою сознательную жизнь, чего так не хватало ей все
это время. Ей нужно было это плечо, но вместо него она получала мягкую подушку,
ей нужен был этот человек, а ей клали плюшевого мишку в постель, ей нужно было
его тепло, что подменяли байковым одеялом. Все это нужно было ей. Ей, но не
другим, тем, что уверяли ее, что ничего не существует, что все это глупые
нежности. “""Какой жестокий обман, какая чудовищная ложь, какая грусть на
душе..."" - думала Катя. В этот момент она готова была расплакаться неизвестно
от чего, то ли от счастья, то ли от горя.
- Да ты совсем спишь, - прошептал отец. - Устала, бедняжка.
- Папа, - тихо сказала она. - Ты знаешь, что такое розовые очки?
- Кажется, да, - ответил он, не отрывая взгляда от дороги.
- Это то, сквозь чего я раньше смотрела на мир, понимаешь?
И Катя вопросительно посмотрела в глаза отца. Он смеялся.
- Не смейся, - Катя сдвинула брови. - Мне скоро 16!
- Ах да, я забыл.
- Папа, ну вот ты несерьезно, - продолжала она. - Сейчас все не так, как раньше,
сейчас быстрее взрослеют, постоянные проблемы с этим. А все только ахают: “Ах 16
лет, ах переходный возраст.”
Папа смеялся.
- Нет, ну совершенно не серьезно, - уже обидчиво повторила она.
- Я не знаю, - вздохнул отец. - Может, сейчас другие времена, но вот почему-то,
если тебе не 16, а 46, все проблемы, что волновали в 16 кажутся просто смешными.
И кто знает, возможно лет через 20 и они мне покажутся мелкими неприятностями, и
всего.
Катя делала вид, что дуется. Папа улыбнулся:
- Ты знаешь, что бывает с девочками, которые часто надувают щеки?
- Нет, - сказала она.
- Они раздуваются как воздушные шары, приобретают ужасающие размеры и...
- И?
- И улетают.
Катя еле сдерживала смех:
- Куда улетают? - Спросила она.
- Ну, - ответил отец. - Улетают куда-то.
Теперь они оба смеялись.
Машина остановилась и Катя выглянула в окно.
- А куда мы приехали?
- В ресторан.
- А что, мы там будем есть?
- Да.
- А что, что мы там будем есть?
    Да все, что захочешь.
Катя завизжала:
- Классно, классно, классно!
- Тише, - приструнил ее отец.
- Сто раз классно, тысяча раз классно, миллион по сто тысяч раз классно, два
миллиона...
- Перестань, - уже умолял он ее. - Просто какая-то бесконечность.
- Бесконечность, две бесконечности, три бесконечности, - не унималась она.
- Ох, ох, ох, - вздыхал папа.
Катя вышла из машины и оказалась перед красивым старинным особняком.
Чувствовалось, что его совсем недавно отреставрировали, еще даже пахло свежей
краской. Они вошли в здание и оказались в длинном просторном коридоре.
Практически рядом с дверью стоял стол, за столом сидела уже далеко не молодая
женщина, которая тот же час одарила их своим самоотверженным, полным
исполнительного долга взглядом.
- Извините, - обратился к ней отец. - Вы не могли бы позвать директора этого
ресторана.
Лицо женщины искривилось в один большой знак вопроса:
- Как? Мосье Верне?
- Да, да, Жака Верне, пожалуйста. - Ответил он.
- Секундочку. - Сказала Она и улыбнулась, блеснув белыми лошадиными зубами.
Женщина набрала несколько цифр на телефоне и проговорила в трубку что-то
непонятное. Дождавшись ответа, она расплылась еще в более обольстительной
улыбке. ""Страшна"" - подумала Катя.
- Он уже спешит, - запорхала женщина своими затушеванными ресницами.
Им навстречу выбежал маленький полненький человек с очень живыми чертами лица.
Когда он увидел отца, его маленькие глазки заблестели, и он тонким протяжным
голосом закричал:
- Алексей Михаилович, Леша!
Папа пожал ему руку:
- Жак!
Они обнялись.
- Смотри как стоят твои цветы! - Восхищался Жак. - Я знаю, что говорю, французы
знают толк в красоте.
Только сейчас Катя заметила огромный букет, украшавший вход в другой зал.
- Твой ресторан великолепен, - улыбнулся отец.
- Стараюсь держать его в порядке. Ну ты же ведь не просто так приехал делать мне
комплементы, - поинтересовался француз.
- Ты прав, нам негде было уединиться и я подумал, что твой ресторан как раз
подойдет, - сказал отец
- Ты правильно сделал, Алексей.
И Жак похлопал его по спине.
- А кто эта мадмуазель? - спросил он, переводя взгляд на Катю. Катя улыбнулась
и, видимо, настолько нелепо, что толстячок засмеялся.
- Это моя дочь Катя, - тихо ответил папа.
- Боже мой! - Воскликнул толстячок. - Просто красавица!
- Нам хотелось бы в малый зал, там можно спокойно поболтать, - попросил его
отец.
- Пойдемте, пойдемте, - засуетился Жак. - Я найду вам столик.
В этом зале действительно было уютно: пастельные тона, чуть приглушенный свет,
на каждом столике в миниатюрных стеклянных вазочках стояли цветы.
- Это все ты сделал, папа? - спросила Катя, оглядываясь по сторонам.
- Ну, можно сказать, да, - ответил он.
- Какие же они красивые.
Катя дотронулась до одного рукой
- Ой, он же искусственный! - Удивилась она.
- Да, а почему ты так удивлена?
- Просто... Просто они выглядят как настоящие, даже красивее.
Папа улыбнулся:
- Под час искусственное кажется красивее. Это работа художника, а она
заключается ни в чем другом, как в поиске совершенства. Вот почему они так
великолепны.
- Совершенно удивительно, что их не отличишь от живых. - Заметила Катя
- Да, - вздохнул отец. - Цветы как люди.
- Что ты хочешь этим сказать, что люди бывают ненастоящими? - загорелась Катя и,
не дожидаясь его ответа, закивала головой. - Я с тобой полностью согласна.
- Да нет, - улыбнулся папа. - Я всего лишь хотел сказать, что люди несовершенны.
- Я тебя не понимаю, пап, - вздохнула Катя.
- Ты счастливый человек, - сказал отец.
- Разве не знать что-то, это счастье? - Удивилась она.
- Иногда, да.
На секунду воцарилось молчание. Только было слышно как шуршат накрахмаленные
фартуки официанток, которые бегали туда-сюда с огромными блюдами в руках.
- Понимаешь, Катя, - оживился отец. - Они очень выгодны, их не надо поливать,
для них необязательно стоять на солнышке, их надо только изредка протирать,
подобно тому, как вытирают пыль с забытой фарфоровой статуэтки. Они служат лишь
украшением интерьера.
- Но ведь теперь твоя фирма будет делать букеты из настоящих цветов? - Спросила
Катя.
Папа ответил не сразу, он как будто задумался о чем-то:
- Да, Катюш, теперь настоящие...
- И они будут стоять долго- долго...
- Да, им как и людям, для поддержания красоты необходима благоприятная почва.
Играла музыка, некоторые пары даже танцевали. Официанты проскальзывали между
ними с маленькими белыми блокнотиками и полотенцем на руке. На улице мокрый снег
размывал дороги, а здесь было так тепло и уютно. “""Ну неужто, они все
искусственные"",” - думала Катя смотря на танцующих дам. Папа уже смеялся,
рассказывал анекдоты. “Какой же он живой, - думала она смотря на отца. - Я так
его люблю!”
Когда они возвращались домой, был уже поздний вечер. Катя растянулась на заднем
сидении и тотчас заснула. Открыв глаза, она выглянула в окно и узнала свой
подъезд.
- Мы что, уже приехали? - спросила она сонным, чуть хриплым голосом.
Отец смотрел на нее, не сводя глаз.
- Давно уже приехали, - прошептал он.
- Ну а почему же ты меня не разбудил?
- Не хотел, ты так сладко спала.
- Ну я пойду, а то мама будет ругаться, - сказала Катя. - Она ведь даже и не
знает, что я с тобой.
- Да, конечно, иди, не расстраивай ее, - ответил отец с грустью в голосе.
Катя потянулась, взяла сумку и собралась уже было выходить, но остановилась и
посмотрела на папу:
- Когда приедешь?
- Не знаю. Надо разобраться с делами.
- Ну ладно, пока!
- Пока!
Он поцеловал ее смешной курносый носик и открыл дверь. Она чмокнула его в
небритую щеку и побежала к подъезду. Помахав рукой, она скрылась за железной
дверью. Отец еще долго смотрел ей вслед и, казалось, готов был заплакать.
“""Ну вот, сейчас будут ругаться, - думала Катя. - Ну и папа, тоже хорош, не
напомнил мне позвонить. Эх, это вечное противостояние"". Катя иногда казалось,
что папа все еще любит маму, он так часто с теплотой вспоминал о ней. Мама же
постоянно ревнует ее к нему, но видеться все-таки разрешает. Каждый раз,
спрашивая про отца, она как будто испытывает удовлетворение о того, например,
что его в очередной раз выгнали с работы. ""Я всегда знала, что он неудачник"" -
говорила мама частенько. ""Но ведь когда-то она любила его!"" - думала Катя.
Трудно сказать, когда и как от нас уходит любовь. Она приходит и уходит
совершенно незаметно. Катя была уверена: ее отец - лучший человек в мире. Ее
мать точно знала: он так и умрет, не расплатившись со своими долгами. И
совершенно непонятно, исключает ли одно другое. Но было очевидно: вот уже 13 лет
ее родители не живут вместе. Психологи говорят, что это откладывает свой
отпечаток на детской психике. Катя и сама очень долго думала об этом и
единственное, чего она хотела, это, чтобы ее дети никогда не узнали, что такое
""воскресный"" папа. Нет, ей не было плохо, Александр Александрович в общем-то
хороший человек и очень любит ее и маму. ""Да, он хороший, - думала Катя - но не
такой, как папа, папа лучше!""”
Подойдя к квартире, Катя услышала громкую музыку, восторженные крики, смех.
Создавалось впечатление, что в ее квартире справляют свадьбу. Открыв дверь, она
тут же была оглушена пением жутко популярной тогда группы ""Асе of base"".
""Наверное, гости"", - подумала она. Но на вешалке висело только одно пальто.
Причем, явно не отчима, он не носил такой ""савок"", он носил что-нибудь
подороже. У него не было никакого особого стиля, да и вкуса в общем-то тоже, но
зато на его одежде всегда были этикетки со знаменитыми фамилиями, типа Версаче,
Карден, Ферре.
Что поделать, это было время политических переворотов, сексуальной революции,
""Сникерса"" и ""Марса"". Очень скоро, все это станет обыденным и неинтересным,
но тогда люди поглощали всю эту иностранную гадость, и были уверены, что в жизни
не ели ничего лучше. Новая жизнь налетела на них с силой цунами, и,
действительно, это было похоже на катастрофу.
Признаться, Катя была удивлена. Она даже и не представляла, что у Сан Саныча
может быть такой знакомый. Ей не терпелось на него посмотреть, но был уже час
ночи и она не решалась войти в комнату. Внезапно послышался звук бьющейся посуды
и шепелявый голос отчима: “К счастью, к счастью.
Шепелявил он не с детства. Просто последнее время он сильно поправился и из-за
толстых щек почти что не видно было губ. Тем более, что верхняя губа была
гораздо больше нижней и это сильно затрудняло речь. Он то и дело причмокивал,
пыхтел и сюсюкал. Родные-то его понимали, но совершенно непонятно, как он с этим
справлялся в суде.
Катя вошла в комнату. За столом сидело три человека: Александр Александрович,
мама и еще какой-то пожилой мужчина.
- А вот и наша дочь! - Объявил Александр Александрович. - Ну-ка, Катюш, подойди
сюда, я представлю тебе нашего гостя.
Катя подошла к отчиму. Он взял ее руку и начал свою речь:
- Это, Катюша, мой самый лучший друг.
Катя начала вспоминать, сколько же у него таких лучших друзей. Мужчина
стеснительно улыбался.
- Его зовут Федор Борисович Галкин, - продолжал Александр Александрович. - Он
мой институтский товарищ, мы однокашники, понимаешь. Он приехал аж из Краснодара
и теперь входит в квалификационную коллегию судей. Чтобы ты знала, это такой
орган, который следит за судьями, что б все по порядку, по закону было,
присваивает разные там классы. Это очень важно, следить за работой судов, ведь
суд - это орган Пра-во-су-дия! Правильно я говорю, Федор Борисович?
Федор Борисович утвердительно кивнул головой. Кате теперь было понятно, почему
он назвал его лучшим другом. Она улыбнулась и села рядом с матерью. Этот человек
тоже улыбнулся ей. И вновь возобновилась бурная беседа. Под звон рюмок
обсуждались разные проблемы. Они начали с разговора о каком-то деле, которое
находилось сейчас в производстве суда и закончили тем, что может быть вскоре
начнется ядерная война.
Этот Галкин говорил живо, подтверждая каждое свое слово определенным жестом.
Отчим же только делал заключения, то есть решал, правильно или неправильно
сказал ""лучший"" друг. В основном, конечно же соглашался.
- Меня очень настораживают действия Америки, - говорил Галкин. - Особенно
теперь, после развала Союза.
- Да, - соглашался Александр Александрович.
- Мы потеряли свою мировую весомость.
- Да, к сожалению, да.
- Потом, эта повальная американизация! - возмущался Федор Борисович. - Мы совсем
не поддерживаем нашу промышленность!
- Да.
- А наша экономика, что мы сделали с ней?
- И не говорите, просто отвратительно.
Катя слушала все это и засыпала, между тем, собеседники уже оживленно спорили,
махали руками, но все-таки... соглашались. Иногда в разговор вступала мама,
спрашивая о жене и о детях. Это придавало беседе определенную теплоту и
домашность.
Наконец-то гость начал собираться. Тут же засуетилась мама с одеждой. Все
обменялись любезностями, взаимными приглашениями и поцелуями. Вот уже и
последняя рюмочка на посошок, прощание, и гость скрылся за дверью. Медленно
убирали посуду, сворачивали скатерть и разбирали постель. Легли спать. “Странно,
- подумала Катя. - Даже не отругали. Не заметили!” Катя пожелала всем спокойной
ночи и пошла в свою комнату. ""Не заметили..."" - думала она.
Милка
Когда Катя открыла глаза, было уже позднее утро, морозное, солнечное,
необыкновенно красивое. Лед блестел на солнце и сугробы переливались всеми
цветами радуги. На улице было уже много народу, лыжники тянулись вдоль леса
длинной, стройной вереницей. На горках было полно детей, родителей, собак. Это
было похоже на семейные спортивные соревнования. Больших собак запрягали в сани
и они катали самых маленьких, поднимая вокруг клубы снега. Самые отважные,
воспользовавшись тем, что родители отвлеклись и разговаривают о своих взрослых
проблемах, нашли опасные ледяные горки и съезжают друг за другом на каких-то
кусочках линолеума, картона, на чьих-то разломанных санках, валявшихся
поблизости. И не дай Бог кому-нибудь испугаться - засмеют! Те, кто постарше,
играют в снежки, и в секунду становятся похожими на снеговиков. Смех, радость
повсюду. Они готовы не есть и не пить, только до ночи торчать на улице. И вот
родители уже начинают ворчать и потирать друг об друга замерзшие ноги, а детям
хоть бы хны, им жарко, несмотря на лютый мороз.
Какой-то шаловливый луч солнца заиграл на Катиных ресницах, заставил ее
зажмурить глаза. Ей вовсе не хотелось вставать, под одеялом было так тепло и
казалось, что солнце и светит и греет. На кухне мама уже мыла посуду, пахло
чем-то вкусным. Кэт взглянула на часы, было уже половина двенадцатого. Она
потянулась и вытащила одну ногу из-под одеяла, убедившись, что в квартире не так
уж и холодно, спокойно встала и надела халат. Катя тихонько, на цыпочках
подкралась к маме сзади и дотронулась до ее плеча. Мама вздрогнула и обернулась.
- Бог с тобой, как напугала!
- Мамусик, мамусик мой любимый.
Катя чмокнула ее прямо в ухо. Мама зажмурилась:
- Доросла до 15 лет, а все такая дуреха.
- Уж какая получилась, не обессудьте, - засмеялась Катя.
- Ладно, ладно, - вздыхала мама. - Ты лучше скажи, что тебе подавать, завтрак
или обед, время-то позднее. Только аристократы в час завтракают.
- Давай мне ужин - подыграла она и тут же провела маме по ребрам двумя
указательными пальцами.
- Ай! - Засмеялась мама. - Убери, убери свои кости! Сколько не корми, все ничего
не прибавляется.
- Сейчас в моде девочки Твигги. Буду толстой - не буду нравиться мальчикам, -
сказала Катя.
- Брось, - возразила мама, - Мужчина не собака - на кость не кидается.
- Да мам, ну ты даешь, - удивилась Катя
- Иди умывайся, несчастье мое, я положу тебе завтрак.
И мама шутя шлепнула ее по попе. В ванне Катя все время думала, почему сегодня
мама в таком хорошем настроении и виноват ли в этом “папа”, или просто хороший
солнечный день, или воскресенье. “Как бы там ни было, - прошептала она для себя,
- это к лучшему.”
- Мне никто не звонил, - спросила она как только села за стол.
Мама задумалась:
- Нет..., а впрочем, да, тебе звонила Милка.
- Милка? А что она хотела?
- Кажется, хотела сходить с тобой в магазин.
- Какой магазин, они же все закрыты, сегодня воскресенье!
- Ну не знаю, позвони ей.
Не успела Катя взять трубку, как раздался звонок в дверь. Открыв дверь, она
увидела Милку.
Это была девушка 16 лет с огромной шапкой густых рыжих волос. Ее маленькое
личико было покрыто слоем тонального крема, чтобы скрыть веснушки, рассыпанные
по всему лицу. Глаза смотрели уверенно и бойко. Курносый нос и тонкие яркие губы
придавали лицу какую-то детскую дерзость. Стиль одежды, выражение лица и,
наконец, поза, в которой она сейчас стояла, делали ее похожей на мальчишку.
Ее инфантильная, хулиганская натура, громкий смех по поводу и без повода
приводили посторонних в шок. Одевалась она ужасно крикливо и ужасно безвкусно.
Некоторые дразнили ее Пеппи длинный чулок, но от этого становилось хуже только
им. Боже мой, что она выделывала со своими недоброжелателями! И в то же время,
Катина мама, смеясь, говорила, что даже если собрать всех самых лучших
стилистов, визажистов и модельеров мира, это не спасло бы ситуацию. И
действительно, это была полная безнадега. Выбежав на улицу, она случайно
замечала, что одела разные сережки или носки, но это вовсе не приводило ее в
конфуз. Она приходила на школьный вечер в невозможно пестром платье, обязательно
с какими-нибудь рюшками и в старых потертых кроссовках. Она наносила на лицо
колоссальный макияж из тонов, которые не могут сочетаться даже в военном окрасе
папуаса из племени Тумба-Юмба. Самое страшное, она была убеждена, что ее вкус -
это единственно правильный вкус. А впрочем, что мы будем ее ругать, когда пол
страны в то время одевалось подобным образом.
Она все время ходила с высоко задранным носом, она была уверена в себе на 100%.
Никто, кроме самой Милки, не мог понять, почему все ребята от нее в восторге и
липнут к ней банными листочками. Более того, ей было на них “конкретно”
наплевать. ""Конкретно"" - это то слово, которым она заменяла промежутки в
словах, ставила вместо точек и запятых а предложениях, использовала вместо
эпитетов, наряду с любимыми “""клево"", “""круто""” и “""суперски"". Она
использовала его как прилагательное и существительное, как выражение негодования
и радости.
Самый долгий срок, на который она выносила молодого человека - это неделя, в
редком случае - две. Она успела перегулять почти что со всем двором и половиной
школы, особо и не увлекаясь ни одним, не обещая ничего, не давая ничего взамен.
Однако каждый был готов бороться за нее до скрежета в зубах. Но ни постоянные
звонки, ни трогательные речи в подъездах не вдохновляли ее. Она как только можно
издевалась над бедными воздыхателями. На признания в любви она отвечала
""пока""”, на предложение пойти в кино - ""Извини, но с тобой совершенно не
интересно ходить на фильмы ужасов, непонятно куда смотреть, на экран или на твое
лицо"". Приходя на дискотеку с одним, совершенно естественным было то, что до
дома ее провожал другой. Ее ненавидели одноклассницы и учителя.
Но Катя обожала ее, Милка была классной подругой, с ней было легко и весело,
Катя могла рассказать ей все, зная, что не останется непонятой, зная, что та
обязательно поможет ей разобраться. Они знакомы с пяти лет и знают друг о друге
все, но не разглашали тайны даже тогда, когда ссорились, а это было крайне редко
и ненадолго.
    Привет, Катюх, кто дома? - Спросила Милка живым звонким голосом и тут же, не
    дожидаясь ответ влетела в коридор. Узнав, что мама дома, она высунула в
    кухню свою рыжую растрепанную голову и радостно крикнула:
    Привет, тетя Тань!
    Привет, привет, - ответила мама.
Милка схватила Катю за руку и потащила в комнату.
- Что я тебе расскажу сейчас - сказала она, закружившись в вальсе с плюшевым
мишкой.
- Про Сашку?
- Не-а
- Ну ведь про Сашку.
- Не-а
- Ну Милл! - Сдалась Кэт.
Милка остановилась и посмотрела на Катю, хитро прищурив глаза. Катя обожала этот
взгляд.
- Я сегодня, сейчас, иду к тебе, легкой, летящей походкой...
Она встала на цыпочки, подняла как можно выше свой курносый нос и пошла,
практически полетела.
- Ну так вот, - продолжила она. - И он, Лешка Бочкин, ну этот, который сам как
бочка, идет за мной по пятам, вот так:
И она растопырив ноги и сгорбатившись протопала по комнате.
- Ой, да ну, ерунда какая, - засмеялась Катя. - Я знаю его, а вот он, кстати,
кроме физики из женщин никого и знать не хочет. А нет, вру, математика ему тоже
очень нравится.
- Ерунда!? - Возмутилась Милка. - Ты до конца-то дослушай!
Она встала еще в более смешную позу и заговорила своим привычным басом:
- Ну а потом эта размазня конкретнейшая мне говорит: “Милла, вы мне так
нравитесь, я не сплю из-за вас...
- И не ем из-за вас, у меня энурез из-за вас и понос из-за вас - смеялась Катя.
- Ну послушай, - умоляла ее Милка. - Так вот и он говорит, что типа сегодня,
значит, тоже не уснет, если я не скажу ему ""Да"". А я ему говорю: “Конкретно,
парень, и таблетки уже, значит, не помогают?”
- А он?
- А он мне говорит, все, конкретно жить не могу, выходи за меня замуж.
- И что ты ему ответила, - давясь от смеха, спросила Катя.
Милка засмеялась :
- А, ну ладно тогда, пока, - говорю я.
И она упала на диван, держась за живот.
Внезапно открылась дверь и в комнате появилась мама. Смех прекратился.
- Рада, что у вас хорошее настроение, - сказала она.
- Я тебе нужна? - Спросила Катя.
- Да, на секундочку, пожалуйста.
Обратно Катя вошла с угрюмым лицом.
- Что такое? - Тут же среагировала Милка.
- А, - махнула она рукой. - Отчим звонил, сказал, что взял три билета в Большой
и они с мамой и тетей Леной пойдут туда сегодня вечером.
- Подумаешь, - фыркнула Милка. - А мы пойдем гулять, пойдем, там классная
погода.
- Да не в этом дело, - прервала ее Катя. - Нас с Сережей оставляют.
- С Сережей, - загорелась Милка, а сколько ему лет?
- 18
- Ну мы за ним тут присмотрим, - потерла ладоши Милка.
- Да он немного того, - сказала Катя, повертев указательным пальцем у виска.
- Как это, - удивилась Милка.
- Как это, так это, шизофрения.
Милка задумалась на секунду, выглянула в окно.
- Эх, погода конкретно хорошая, жалко! - Она потянулась и повернулась к Кате. -
Бог с ним, пусть оставляют, хоть повеселимся.
- Только не надо над ним издеваться, - сказала Катя и строго посмотрела на
подругу.
- Ой, подумаешь, надо мне это! - Возмутилась Милка.
 
Cережа
 
Дверь открыла дама бальзаковского возраста, максимально затянутая в черное
вечернее платье, от нее пахло очень приторно и едко, она втолкнула в комнату
мальчика. С виду ему было лет 12-13, он был среднего роста и очень худощавого
телосложения. Рубашка на нем болталась, словно на пугале, очки, казалось, были
больше его головы, губ было практически невидно, уши - сильно оттопырены. На
голове жиденько кучерявились рыжие волосы, которые тетя Лена, его мама, усердно
зачесывала гелем. Веснушек почти не было, кожа была белая, как снег, а местами
даже немного голубоватая, особенно на руках и под глазами. Он стоял, упершись в
пол ботинками огромного размера, однако они не были ему велики, поэтому
создавалось впечатление, что у него растут только ноги.
- Мы ушли! - Раздался из коридора мамин голос.
- Посмотрите за ним, пожалуйста, девочки, - попросила тетя Лена, та самая
надушенная дама, и вышла.
Хлопнула входная дверь, они остались одни. Милка подошла к этому хрупкому
созданию, которое до сих пор стояло в дверях и не двигалось с места. Она взяла
его за руку:
- Меня зовут Милка, а тебя, я знаю, Сережа. Привет, Сережа.
Мальчик нервно, и в то же время стеснительно освободил свои худеньки пальчики и
сказал:
- Сережа.
Тут же его взгляд сосредочился на своей руке, он принялся рассматривать свои
пальцы так, как будто видит их впервые. Он сжал их второй рукой, похоже на то,
как это только что сделала Милка, но, кажется, сделал себе больно, и поэтому его
лицо сжалось в маленький комочек. Милка засмеялась. Сережа посмотрел на нее и
испуганно улыбнулся, так, как будто хотел попросить прощение.
- Ты будешь строить? - Спросила его Катя.
Он кивнул головой и сел на пол. Кэт вышла и через секунду появилась с коробкой
кубиков в руках. Сережа разложил их перед собой и начал складывать один с
другим.
- Что он строит? - Спросила Милка.
- Не отвлекай его, построит - скажет, - ответила тихо Катя.
На какое-то время воцарилась тишина, все молча смотрели на Сережу. На их глазах
медленно вырастали стены, появилась крыша. Это было что-то необыкновенное,
кубики лишь слегка соприкасались. Было похоже на замок, такой большой, что
самого Сережу за ним было практически не видно.
- Вот это да! По такому поводу надо выпить чаю, - сказала Катя и ушла на кухню.
Милка подошла к Сереже и села рядом с ним на корточки.
- Что ты построил?
- Крепость для всех людей, чтобы не беспокоили черные шары.
- Черные шары?
- Да, черные шары, они все время катятся за нами, мы их отталкиваем пока есть
силы, а потом... Потом мы уже не можем их отталкивать и они нас поглощают.
Он говорил все это и на его лице был нарисован ужас.
- Но ведь все люди сюда не поместятся, - сказала Милка, покачав головой.
- Почему? - Мальчик широко раскрыл глаза от удивления. - Почему не поместятся?
это же макет, а я построю огромный, до небес.
- Ну может быть построим только для добрых, а злых пусть себе поглощают?
Сережа недоверчиво посмотрел на нее.
- Все люди добрые, нет злых, все добрые, все, - забормотал он с какой-то
глубокой душевной обидой.
Милка смеялась.
- Послушай, парень, но ведь они, бывает, убивают друг друга.
Теперь в его глазах было полное непонимание.
- Это маски, черные маски!
- Какие еще маски?
- Они прилипают к людям и те не знают, что делают! - Он практически кричал.
- Господи, какой бред, - смеялась Милка. - Какие безумные идеи, никогда еще не
слышала таких глупостей, нет масок, нет шаров, это все у тебя здесь, - она
постучала пальцем по лбу. - В твоем воображении, и только.
Сережа не отрываясь смотрел на Милку, его серые глаза нервно забегали и через
секунду уже были похожи на мокрый асфальт.
- Псих, - прошептала она. - Не смотри на меня так, слышишь.
Но он не оторвал взгляд.
- Эй! не смотри так!
Она хотела встать и случайно задела один кубик. Замок рухнул.
Милка испуганно посмотрела на Сережу.
- Парень, только не хнычь, ладно, я сейчас все поправлю.
Сережа не плакал, он молча собирал кубики, его губы дрожали.
- Он и у тебя есть, - тихо сказал Сережа.
- Кто есть? - Спросила Милка
- Шар...
В комнату вошла Катя с подносом.
- А где же твой дом?
Сережа вздохнул и посмотрел на Милку.
- Да ладно, еще построишь, - успокоила его она.
Сережа продолжал собирать кубики. Катя села рядом с ним и начала ему помогать.
- Что ты-то с ним возишься, сам соберет, - сказала Милка. - Давай лучше пить
чай.
И она взяла с подноса чашку. Кэт усадила Сережу за стол. Он сгорбатился и
положил руки на колени.
- Пей, Сережа.
Катя пододвинула к нему чашку. Он принялся мешать чай звонко стуча по краям
ложкой. Милка взахлеб смеялась.
- Ну ты чудо! Там же нет сахара!
- Ну что ты, Милка, - остановила ее Катя.
Сережа потянулся за сахарницей и чуть не уронил вазу с конфетами. Милка покачала
головой. Сережа посмотрел на нее как растерянный маленький ребенок, которого
застали врасплох с банкой варенья в шкафу.
- Что он так смотрит на меня? - Возмутилась Милка
Катя улыбнулась.
- Ты сама сейчас на него похожа.
- Да?
- Да.
- Ну спасибо!
Сережа внимательно наблюдал за тем как чаинки опускаются на дно.
- Конкретно, - пробурчала Милка.
Весь остаток дня каждый занимался своим делом. Милка читала журналы, Катя играла
на пианино, а рядом на ковре строился замок мечты.
- Слушай, - обратилась Милка к Кате. - Его мама уже наверное вешается.
- Ты знаешь, он вообще-то не такой тормознутый, просто тебя стесняется.
- А чтой-то он меня так стесняется?
- Понравилась ты ему.
- Вот, я так и знала, всегда нравлюсь одним шизоидам.
- Эй, не говори так, он же слышит, - попросила Кэт
- Да, он как собака Павлова : все слышит, но ничего не может сказать.
Сережа время от времени поглядывал на нее.
- Эй, - окликнула она его. - У тебя подружка есть?
- Милка! - Возмутилась Катя
Сережа покраснел и опустил глаза.
- Нет.
- А где ты учишься, там что, девчонок нет?
- Есть.
- Ну и что? Ты никому не нравишься?
- Наверное.
- Ха, это не проблема, я тоже никому не нравлюсь!
- Немудрено, - разозлилась Катя. - Такая достовучая!
Милка насупилась.
- Ты нехорошая, - как бы между делом заметил Сережа.
Милка испепеляюще посмотрела на него.
- Зато нормальная.
- Это трудно понять, - сказал он.
- Нет, если посмотреть!
Сережа замолчал.
- А ты знаешь, что ты шизофреник? - Не унималась Милка. - Конкретный шизофреник!
- Ну хватит! - Закричала Катя. - Совсем обалдела!
- Знаю... - прошептал Сережа.
Катя осуждающе посмотрела на Милку.
- Взрослая ты дурочка.
- Ладно тебе, - Милка махнула рукой, она и сама знала, что виновата.
Родители пришли совсем поздно. В момент в доме все оживилось. Начались обычные
разговоры о полном аншлаге, о чистоте музыки, о том, как они чуть не
расплакались в конце представления. Ну и конечно же, кто в чем был одет, что
было в буфете, кого они там встретили с очередной любовницей, в общем как
всегда. Потом все перебрались в большую комнату отметить премьеру, а Катя пошла
провожать Милку.
Они брели среди полуразбитых фонарей по разные стороны дороги. Милка была не из
тех людей, кто готов просить прощение первым, но в конце концов сдалась.
- Ну ладно, прости меня, я, честно, не хотела.
- Не делай одолжения.
- Я и не делаю, правда виновата.
- Правда?
Катя посмотрела ей в глаза.
- Ну да, да!
- Ну ладно.
- Черт, - ругнулась Милка. - Я хлеб так и не купила, мама повесит!
- Брось, завтра купим, - успокоила ее Катя.
- Завтра в школу опять, я ничего не сделала.
- Я тоже, что делать будем?
- А, прикинимся чайниками.
Уезжал последний троллейбус, растянувшись на заднем сидении, задремал какой-то
бедолага. С него уже сняли шапку и ботинки. Катя остановилась около остановки.
- Ну что, дальше сама пойдешь?
- Ага, пора.
- Ну давай, пока.
- Пока.
Катя подождала пока Милка скроется за серым домом и медленно побрела обратно.
Она посмотрела на черное небо, высоко над ней горела одинокая звездочка. ""Какая
скука! - подумала Катя. - Где-то здесь, наверняка, Большая медведица"". Она
вспомнила песню, которую раньше ей пела мама, там тоже было что-то про медведей
и про ночь. Такси, загребая колесами снег, направлялись в парк.
 
Женя
 
Погода сильно испортилась, на улице шел противный мокрый снег, ни одного чистого
участка, повсюду серо-коричневая смесь. От проезжающих мимо машин летят грязные
капли, люди шарахаются в разные стороны. Милка и Катя шагали с серыми постными
лицами по размытой снегом ледяной дорожке, то и дело проваливаясь в грязь.
- Вот черт! - Злится Милка. - Всего ничего на улице, а ботинки уже полны.
- Ты думаешь, у меня они сухие, - огрызается Катя.
Милка то и дело останавливается, вытирая черные разводы с щек.
- И тушь давно потекла!
- Ну а чего ты красилась, в булочную же идем.
- Мало ли кого встретим.
- Кто о чем, а вшивый о бане!
В булочной много народу, вчера хлеба не было нигде поблизости, а сегодня он
только здесь. Они заняли очередь и сели греться на батарею.
- Ну и противная же эта продавщица, - возмутилась Милка. - Все брови у нее уже
от злости вылезли, так она жирным карандашом до самых ушей рисует. Ну и уродина!
Катя засмеялась:
- Ты на нее обозлилась за то, что она тебе в прошлый раз сдачу недодала.
- Да не в сдаче дело.
- А в чем?
- В ней! Что мне с этих ста рублей? Да ведь и ей ничего, ни себе, ни людям!
- Ну не скажи, - возразила Катя. - Она с тебя возьмет, с другого, с третьего,
так за день неплохо выходит.
- Вот именно! Старых больных людей чертовка обманывает!
- Ну ей тоже жить надо. Им же гроши платят.
- Да мне не жалко, вот тебе крест, не жалко, - И Милка перекрестилась с лева на
право. - Только если бы она училась лучше, пошла бы в институт, а не
какой-нибудь пекарный техникум, сейчас сидела бы в собственном кабинете, диплом
бы имела.
- Посмотри, сколько сейчас людей с дипломом на паперти стоят, что толку в этих
бумажках, - вздохнула Катя.
Милка посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
- Что толку? Да от них вся жизнь человеческая зависит. Вот кто ты без бумажки?
Никто, даже не человек.
- Брось, ты отстала от жизни, сейчас все зависит вот от этих цветных листочков -
И Кэт потрясла перед Милкой денежной купюрой. - Рубли, доллары, марки,
фунты-стерлинги, они все как листы библии. Мы живем в мире, где все продается и
все покупается. У каждого есть своя цена, какое-то темное царство. Нам сегодня в
школе об этом говорили, про это Добролюбов писал. Только знаешь, луча-то все
нет.
- Как это нет, есть, это ты! - Засмеялась Милка.
- Слушай, наша очередь подошла, - опомнилась Катя. - Пошли!
- Возьми мне, пожалуйста, один черный и два белых, - Сказала Милка и сунула ей в
руку деньги. - Так уж я ее терпеть не могу.
- Жалко, здесь соски не продаются, - усмехнулась Катя.
Когда они вышли из булочной, снег уже перестал идти и выглянуло солнце, правда
слякоть под ногами явно не дополняла картину. Они уже подошли к дому, когда мимо
них на огромной скорости пролетела красная восьмерка и затормозила на углу так,
что колодки задребезжали. Катя посмотрела на номер и тут же ее лицо озарилось
светом и радостью. Это был Женя. Не успела она сделать и шага, как машина сдала
на такой же скорости назад и остановилась рядом с ними. Из окна вылезла
белобрысая кудрявая голова.
- Держи! - Сказал он и протянул Кате длинную красную розу.
- Спасибо, - сказала она и поцеловала его в щеку.
Он тоже поцеловал ее и открыл дверь.
- Залезай!
Потом он посмотрел налево и увидел Милку.
- А, и ты здесь, садись, подвезу.
Милка скорчила гримасу.
- Спасибо, я уже дошла.
- Что ты говоришь, - покачал головой Женя.
Милка попрощалась и ушла. Не то что бы Женя не нравился ей, просто Милка
считала, что мужчин нельзя любить, их надо только использовать, иначе они будут
использовать тебя. Либо ты ешь, либо тебя едят, другого в этой жизни не
предусмотрено. Она совершенно не понимала Катю и была уверена, что та еще тысячу
раз пожалеет, что так конкретно втрескалась в этого парня. А Катя была уверена,
что когда-нибудь Милка тоже полюбит и поймет, что сейчас творится в ее душе. Она
смотрела на Женю и сердце билось часто-часто. Она была счастлива, рядом с ней
сидел человек, которого она так долго ждала.
- Я ждала тебя.
- Я тоже по тебе скучал.
“ ""Все как обычно, все те же слова, Господи, как хорошо"", - Катя думала, что
если бы она не услышала этих слов, то наверное решила, что он ее уже разлюбил.
- Поехали? - Уверенно спросил он.
- Поехали, - уверенно ответила она.
Машина тронулась с места.
- Тебе понравилась роза?
- Конечно, она чудесная.
- Тогда поцелуй меня, чего ты ждешь.
Катя поцеловала Женю и положила голову ему на плечо, он обнял ее одной рукой.
- Ты знаешь, я чуть с ума не сошла, тебя так долго не было, - прошептала она.
- Прости, Катенок, ты же знаешь, дела.
- Я все понимаю, но я уже начала думать, что с тобой что-нибудь случилось.
- Брось, что со мной может случиться.
Вдруг раздался гудок и он резко вывернул руль вправо.
- Держи руль! - Закричала Кэт. - Храни тебя Господь, ты не видишь, что делаешь.
- Не беспокойся, - успокоил ее Женя. - Бог всегда со мной, если он есть,
конечно.
- Ты не веришь ни во что.
- Ну посмотри на меня, что с меня взять, потом, я верю в тебя.
Катя прижалась к нему сильнее.
- Почему ты не спрашиваешь, куда мы едем? - Поинтересовался Женя.
- Зачем? Мне все равно, я с тобой.
Он улыбнулся.
- Тоже верно.
Они подъехали к серому невысокому зданию.
- Где мы? - Спросила Катя, разглядывая местность.
- Здесь живет мой друг, я отдам ему кое-какие бумаги и мы поедем куда-нибудь в
тихое местечко.
Он вышел из машины и открыл ей дверь.
- Прибыли, мадам!
- Мадмуазель, - поправила его Кэт.
- Ну это ненадолго. - Сказал он и подхватил ее на руки.
- Ай! ты что, с ума сошел! - Завизжала она.
- Катька, чудо мое, я так соскучился по тебе!
- Сумасшедший, сумасшедший, - шептала она.
- Да, я сошел с ума от тебя, я тебя люблю!
Они вошли в подъезд и поднялись по лестнице на второй этаж. Дверь им открыл
мужчина лет 30, в сером тренировочном костюме и домашних тапочках. У него были
длинные черные волосы и узкие глаза. Он был высокий и слегка упитанный, это
придавало ему немалую массивность. Он был похож на племенного быка, разве что
без рогов, но Кэт подумала, что ни одна женщина, даже мастер спорта по каратэ,
не осмелилась бы наставить ему рога. Он пригласил их войти.
Квартира выглядела как после переезда, в коридоре в несколько рядов стояли
коробки, комната была обставлена наполовину. Они сели на мягкий кожаный диван,
Женя обнял ее. Мужчина как-то пренебрежительно посмотрел на все это и поманил
Женю рукой. Они ушли на кухню и закрылись там. Катя сидела съежившись на этом
огромном диване и он казался ей неприятным и холодным, как все в этой комнате и
квартире. “Не может быть, чтобы это был его друг, - думала она. - С каких это
пор у него такие друзья ( хотя, в общем-то она и не знала никого из его
друзей)?. И всетаки он был ужасно неприятный.
- Это что, был твой друг? - Спросила она Женю уже в машине.
- А что?
- Он противный!
Женя засмеялся:
- Да, верно!
- Так он твой друг?
- Многие называют меня другом, у меня много друзей.
- Друзей не может быть много, - возразила Катя. - А он тебе друг?
- Ты знаешь, - замялся Женя. - Человек, который слишком часто напоминает тебе о
дружбе и через каждые пять минут говорит тебе: “""сделай мне одолжение, я ведь
твой друг"" или ""ты мне многим обязан"", ну да я и не помню, не чувствуй себя
обязанным, ведь мы друзья, не так ли?”, разве это друг?
- Он действительно много сделал для тебя?
- Да нет, ерунда.
- Расскажешь?
- Не сейчас.
- Ладно, - согласилась Катя, - перейдем к другой теме. - Например, когда ты
последний раз ходил пешком?
- Как?
- Ну пешком, без машины.
- Уже и не помню, - сказал Женя, почесав затылок.
- Ах этот мир машин, - вздохнула Катя. - Современная цивилизация, люди скоро
разучатся ходить. Вместо лестниц будут эскалаторы, вместо домашних тапочек -
ролики на дистанционном управлении.
- Но ничто не заменит тебя, - улыбнулся Женя.
- Ничто? - Недовольно переспросила Катя.
- Ничто и никто.
Радость встречи после долгого ожидания, какая ирония! Как быстро мы способны
забывать обиды. Она смеялась и целовала его, забыв про то, что еще вчера готова
была разрыдаться дома одна, всеми забытая. Где он был? С кем? Чего стоят эти
вопросы перед сладкими минутами любви. Главное, чему научились женщины за долгие
века - это терпеть и молчать, не спрашивать ни о чем. Все эти феминистки с их
смелыми утверждениями, вся эта борьба за права - такая глупость! Все это терпит
фиаско перед одним только поцелуем любимого мужчины. Любовь, жертвенная,
самосжигающая, всепрощающая, без обид и слов чести, без просьб и упреков. Если
женщина любит - это так, либо это не любовь или не настоящая женщина.
- Останови машину, - попросила Катя.
- Зачем?
- Пойдем гулять.
Женя остановил машину на обочине и выглянул в окно.
- А где здесь можно гулять?
- Гулять можно везде! - Закричала радостно Кэт и принялась выталкивать его из
машины.
- Катька, перестань, мне щекотно, - визжал он как маленькая девочка, - Я старый,
больной, у меня сзади табличка “""не кантовать""!
- Не вижу такой таблички, - смеялась Катя.
Солнце уже светило ярко, слегка приморозило и слякоть под ногами превратилась в
легкую гололедицу. Кэт то и дело хваталась за Женю и в конце концов они упали
вместе. Он нежно поднял ее и завязал ей на голову свой шарф.
- Ты вся дрожишь, тебе холодно?
- Ни капельки.
- Глупыш, зачем так легко одеваешься.
- Ты прямо как папа, папочка мой!
- Дурная ты, я хочу, чтобы ты была у меня здоровая и сильная, ты мне должна
родить кучу детей.
Он обнял ее. Катя уткнулась носом в его куртку. Она пахла сигаретами и машинным
освежителем воздуха.
- Я люблю тебя, - прошептала она.
- Я тоже тебя люблю, - ответил он и поцеловал ее розовую от мороза щеку.
Рядом куда-то шли, о чем-то разговаривали люди. Они обсуждали погоду, работу,
очередные семейные проблемы. Кате было все равно до них, она их не замечала. Она
чувствовала Женино дыхание, гладила его холодные руки и была абсолютно спокойна
и счастлива. Она не знала, что будет завтра и послезавтра. Время остановилось и
это было невозможно, потому что невозможно, чтобы время остановилось хоть на
минуту.
Наступил вечер, одинокий и тихий, Женя был уже где-то далеко, и она как всегда
не знала, где. Только длинная алая роза напоминала ей о нем. Шел снег и за окном
было темно, а в ее глазах все еще светило солнце и блестел под ногами тонкий
новый лед, пахло сигаретами и освежителем воздуха. Ее пальцы медленно скользили
по фортепьянным клавишам, нежная грустная мелодия заставляла плакать тишину.
Завяли розы в длинной красной вазе,
Потухли свечи в комнате пустой.
Всего лишь ночь есть у меня в запасе,
Чтоб насладиться этой тишиной.
Всего лишь ночь на то, чтоб в полумраке
Смотреть в окно на яркую звезду.
И, вспомнив о тебе, вновь не заплакать,
Всего лишь проронить одну слезу...
Тихо-тихо дрожал ласковый голос, он как будто бы боялся, что его кто-то услышит.
Катенька, Катенок, никто и не говорил, что будет легко. Кто вчера обещал небеса,
тот завтра забыл, ты же знаешь это. От чего же опять грустны твои глаза? Ты не
веришь этому, вот в чем дело.
“""Она завянет, - думала Катя смотря на розу, - а моя любовь никогда, она будет
длиться вечность. Невозможно, чтобы она кончилась, я бы не смогла жить без нее.
Я не могу жить без тебя, как же ты этого не поймешь"".
С привычной легкостью она залезла под одеяло и, сладко потянувшись, выключила
свет. Луна светила ярко и освещала каждую черточку ее лица. Она сложила руки,
склонила голову перед маленькой иконкой, которая висела прямо над спинкой
кровати, и зашептала:
- Господи, помоги мне с достоинством принять все то, что уготовил следующий
день. Убереги, Господи, меня, моих родных и друзей от несчастья и злого слова.
Прости все грехи и ошибки, наставь на путь истинный и освети блаженным светом
своим мою дорогу, пусть сны наши будут светлы и беспечны, пусть грусть и печаль
уйдут. И еще... Господи, не брось в беде любимого моего, ты же знаешь, он
единственный лучик света в моей жизни, без него все бессмысленно. Храни его,
Господи, береги от злых людей.
“""Он любит меня, я знаю, он тоже любит меня..."" - Шептала она, засыпая.
Новенький
 
Утро следующего дня обещало быть обычным. Как всегда, позавтракав, Катя схватила
рюкзак и выбежала на улицу, где ее уже ждала Милка. Они пошли по направлению
школы. Милка как всегда рассказывала небылицы, смеялась. Катя, видно, еще не до
конца проснулась и глупо улыбалась. Все было как обычно: холодно, рассветом и не
пахло, дорогу к школе освещали фонари. Как обычно дул ветер, заставляя поплотнее
завязывать шарфы.
Они вошли в школу, когда уже звенел звонок на урок и, отряхнув с одежды снег,
побежали к кабинету. В классе все стояли, приветствуя учительницу.
- Ольга Николаевна... - Начала Милка.
- Садитесь, - оборвала ее учительница.
Они сели за свою любимую заднюю парту и разложили учебники, Милка вытащила свою
знаменитую толстую тетрадь, которая была у нее по всем предметам, и то, на
половину заполнена рисунками и перепиской.
Когда уже шла вторая минута урока, Милка подергала Катю за кофту.
- Ты посмотри налево, - почти что визжала она.
Катя посмотрела налево и взгляд ее упал на какого-то парня, которого она раньше
никогда не видела. Он выделялся из всех, был высокий и черноволосый. Катя
подумала, что его наверняка перевели из другого класса, так как он просто и
непринужденно разговаривал с рядом сидящими ребятами и, казалось, был с ними
""на ты"". Он держался очень раскованно, постоянно улыбался, оголяя стройный ряд
белых зубов. Красивые каре-зеленые глаза прятались под длинными, как у девчонки
ресницами. У него было худощавое лицо с очень резкими и правильными чертами.
Даже губы, казалось, были выведены по трафарету. Аккуратная стрижка, уложенная
гелем. ""Господи, этот парень, наверное, час сегодня перед зеркалом стоял"", -
подумала Катя. Одетый с иголочки, в чуть ли не отполированных осенних туфлях (в
такую-то слякоть!), он выглядел как витрина валютного магазина. Он был настолько
чистенький и опрятнеький, что становилась противно. Когда он улыбался, густые
черные брови поднимались, и лоб обаятельно морщился.
- Ну как тебе он? - Восторженно спросила Милка. - Я узнала, он новенький.
- Ничего сверхъестественного, я таких знаю, - сказала Катя, зевнув.
- Ты ничего не понимаешь в мужчинах, я всегда это говорила, он великолепен, все
наши мальчишки по сравнению с ним выглядят сосунками!
- Ну ладно, он средний.
- Средний!? - Зашипела Милка. - Высокий, смуглый.
- Да, он длинный и темный, - согласилась Катя.
- Ну о чем с тобой разговаривать! - Возмутилась Милка и принялась донимать
одноклассниц, сидящих на следующей парте.
“""Он ничего себе"" - доносилось из их разговора: ""Я бы за него взялась"" и. т.
д.
- Нельзя помолчать, амурные дела обсудите на перемене! - Кричала раздраженно
учительница.
На перемене Милка подошла к Кате.
- Кэт, ты знаешь, что мы с девчонками решили?
- Что?
- Смотри, - оживленно заговорила она. - Мы решили соревноваться, кто быстрее
его... ну ты сама понимаешь.
Кэт вопросительно посмотрела Милке в глаза.
- Ну господи, кто быстрее закадрит его! - Не выдержала та.
- Да он даже и не смотрит на вас, - усмехнулась Катя.
- Посмотрит, уверяю тебя, и ты мне в этом поможешь.
- Нет, нет, нет, нет, - завертела Катя головой.
- Ну пожалуйста, подружка, пожалуйста, - умоляла Милка
- Ну ладно, - сдалась Катя. - Что я должна делать?
- Устрой вечеринку, предков отправь куда-нибудь, его пригласи.
- А куда я их отправлю?
- Ну в гости, на дачу, придумай что-нибудь!
Катя вздохнула.
- Ну а его-то я как приглашу, мы ведь даже не знакомы.
- Это я беру на себя, - уверенно сказала Милка.
Все было готово, Катя сидела в большой комнате напротив стола, скоро должны были
прийти гости. Она уже несколько раз переставляла тарелки, ей было как-то не по
себе. Раздался первый звонок. Катя открыла дверь и увидела Милку. Это не была та
Милка, с разными шнурками и двумя косичками. Перед ней стояла девушка в длинном
облегающем платье, на высоких каблуках, ее волосы пышными блестящими прядями
спадали на оголенные плечи. Катя раскрыла от удивления рот. Милка поздоровалась
и тут же подошла к зеркалу.
- Ну как тебе?
- Класс!
- Спасибо, - засмущалась Милка.
Катя постаралась припомнить, когда она видела, чтоб Милка смущалась.
- Похоже ты действительно решила им заняться, - заметила Катя.
- Ты на редкость догадлива, а что?
- Ничего, просто он мне не внушает доверия.
- Брось, Кэт, - ухмыльнулась Милка. - Ты завидуешь.
Катя обиженно посмотрела на нее.
- Из-за какого-то идиота говоришь мне гадости! - возмутилась она.
Милка обняла ее.
- Ну прости, Катюсик, прости, не хотела, просто ты же знаешь, что мне нравится
выигрывать всегда, - начала оправдываться Милка.
- Ладно, ладно, как бы тебе пожалеть не пришлось, - воздохнула Катя и ушла в
комнату.
Гостей принимала Милка, все делали ей комплименты и заваливали коробками конфет.
Странно, но приходя в гости, все почему-то приносят что-нибудь к чаю, хотя до
чая доходит в один из десяти случаев. Милка вежливо принимала у всех вещи и
развешивала их в коридоре. Все спрашивали, по какому поводу праздник, она
отговаривалась, что это всего лишь вечеринка. Глаза Милки горели, она ждала Его,
но Он почему - то все не приходил и не приходил.
Саша пришел позже всех, заставив Милку не на шутку поволноваться. Не заметив ее,
он подошел к Кате, подарил цветы и поблагодарил за приглашение. Все сели за
стол. Милка была вне себя от ярости. ""Этот парень опаснее, чем я думала, -
заметила про себя Катя, - чертовски классный ход!"" Ей было интересно, кто
победит в этой борьбе. И в чем она была уверена, так это в том, что Милка ему
еще покажет.
Вечер был в самом разгаре. Все было продумано до мелочей. Сашу с самого начала
посадили рядом с Милкой, потом она целый час показывала зажигательные танцы.
Ребята вертелись около нее как рой пчел, слетевшихся на один цветок в
предвкушении сладкого нектара. Она улыбалась, хохотала и даже, казалось, не
обращала внимания на Сашу. А он сидел в глубине комнаты и просто смотрел на нее,
смотрел, не сводя глаз. “""Попалась птичка"" - подумала Катя. Ей было весело и
грустно. Она ушла от всех в маленькую комнату, ей было противно смотреть, как
девушки трескают водку а потом трутся по углам с этими малолетними даунами.
Конечно, пока было рано, но она была уверена, что скоро все это начнется,
последнее время все вечеринки стали проходить по такому сценарию. “""Какая я
дура, что позволила себя уговорить"", - думала Катя. Ей совершенно не нужны были
эти люди, ей нужен был один человек, но среди них его не было. Она сидела одна в
темной комнате и дулась на Милку, на себя, на всех.
- Ты чего сидишь здесь одна? - Окликнул ее кто-то из темноты.
Это был Костя, они с Милкой часто встречались с ним в разных компаниях, он
учился с ними в параллельном классе. Он сел рядом.
- Скучаешь?
- Нет.
- Пойдем потанцуем, - предложил Костя.
- Нет, спасибо как-нибудь в другой раз, - отказалась Катя.
- Брось, пойдем.
И он потащил ее за руку из комнаты.
Катя зашла в зал и увидела, что все происходит так, как она и предполагала. ""No
limit"" - орала музыка, ""No limit"" - надрывались девчонки и висли на ребятах.
Костя схватил ее за руку и начал вертеть в разные стороны, какой-то идиот
включил ламбаду. Он прижимался к ней как только мог, а она как только могла,
пыталась отстраниться.
- Классно я танцую? - Спросил Костя.
- Очень специфично, - заметила Катя.
Быстрый танец кончился и начался медленный. Катя плюхнулась на диван.
- Пойдем танцевать, - пристал к ней Костя.
- Извини, после твоего ритмичного танца, я выжата как лимон.
- ""Я вышел от нее, выжат как лимон, но вдруг мы услышали подруги нашей
стон..."" - напел он знакомый мотив “""Мальчишника"".
Эта группа стала в то время просто культом, вождем сексуальной революции, их
цитировали, песню ""Секс"" пели чаще, чем марсельезу во время Великой
французской революции.
Костя прижался к Кате всем своим потным вонючим телом и начал жадно целовать ее
шею. Катя захохотала во весь голос и столкнула его с дивана.
- Вали отсюда, ковбой! - Крикнула она.
Он встал, как ни в чем не бывало, поправил рубашку и пропал в толпе танцующих.
- Конкретно ты его, подруга, правильно! - Засмеялась Милка, которая оказалась
рядом с ней.
- Милка, ну а как твои дела? - Поинтересовалась Катя.
- Достаточно фигово, - растроенно выдавила из себя Милка.
- Что так? - Удивилась Катя.
- Посмотри на него, - возмутилась Милка.
Катя увидела Сашу, который полностью раскрепостился и выдавал всевозможные
вертеля руками и ногами.
- Ничего танцует, - улыбнулась она увиденному.
- Ничего, но не со мной, - сконфузилась Милка.
- Да он просто дразнит тебя, ты что, не понимаешь, это тебе не Лешка “""Бочка"",
тут все посерьезнее.
- Ты думаешь, я сама этого не вижу! - вышла из себя Милка.
- Ну тогда в бой! - Ободрила ее Кэт.
- Пошли, девочки, покажем класс! - Скомандовала самой себе Милка и подтянула
лифчик.
- Да, это серьезно, бой не на жизнь, а на смерть! - Засмеялась Кэт.
Она посмотрела на эту хаотично движущуюся толпу, погибающую под грудой
навешенного на их шею металла и подумала: “Какое скудное счастье. Катя почему-то
вспомнила, как справляла новый год раньше, как верила в Деда Мороза, что
проберется ночью к ним в дом и положит подарки под елку. Как радовалась первому
снегу и, не боясь ничего, каталась с самых крутых горок. Как же давно это было,
этот Новый Год получился скучным и неинтересным, в кругу друзей Александра
Александровича, за их идиотскими разговорами о политике. А ведь еще совсем
недавно люди выходили в праздничные часы на улицу поздравлять друг друга.
Совершенно незнакомые люди с веселыми светлыми лицами поздравляли прохожих с
Новым Годом и желали счастья. ""Тысячи бенгальских огней, - вздохнула Катя - а
сейчас люди стали злыми, огрызаются друг на друга, готовы глотку перегрызть за
место в очереди в магазине. Эх, что же делается с нами"".
Начались медленные танцы. Катя видела, как Саша подошел к Милке, приклонил
колено и протянул руку, Милка сияла от счастья. ""Не промах, парень, не
промах"", - бормотала Катя себе под нос, наблюдая за тем как Саша шепчет что-то
на ухо Милке, слегка касаясь губами ее ушка.
“""Как просто все сейчас, - подумала Катя - раньше мужчина добивался женщины,
сражался на турнирах, рисковал жизнью. Муж - первый мужчина, любовь до гроба,
сейчас уже такого нет"".
Катя посмотрела на Милку. Они целовались! ""С ума сойти! - Возмущалась про себя
Катя - Мне это не нравится"".
На улице было уже совсем темно, вечер подходил к концу и Катя была этому
бесконечно рада. Последние полчаса рядом с ней сидела ее одноклассница и, плача
крокодильими слезами, рассказывала о своей безответной любви. Катя же делала
сочувствующее выражение лица и время от времени поддакивала: ""Да, да, все они
хороши"", ""И не говори"". Воистину кто-то сказал, что у современной женщины
есть три темы для разговора: нечего одеть, все мужчины - сволочи и разное.
В конце концов Кате это порядком надоело и она решила найти Милку. Ни в комнате,
ни в коридоре ее не было. Она пошла на кухню и, проходя мимо маленькой комнаты,
обратила внимание на то, что дверь была закрыта. Кэт дернула за ручку, дверь
была заперта изнутри, холод пробежал по ее телу. Она дернула еще раз и еще раз,
затем постучала, никто не открыл. На ее раздраженных глазах появились слезы. Она
побежала на кухню и увидела там Костю с друзьями, их лица пропадали в облаке
сигаретного дыма.
- Милку не видели, - возбужденно спросила она.
Костя ехидно улыбнулся.
- Нет, а ты все комнаты проверила?
Вся компания захохотала.
- Идиоты, - рявкнула Катя и выбежала в коридор.
- Если хочешь, мы можем быть следующие, я занял очередь! - Крикнул он ей в след,
и опять раздался смех, похожий больше на свинячье хрюканье.
- Идиоты, - шептала Катя в слезах.
Она подбежала к двери и начала стучать. Никто не открыл.
- Милка! - закричала она, пытаясь заглушить музыку. - Милка...
Ее руки дрожали, она чувствовала, что произошло что-то непоправимое, что-то
страшное, и сама себя отговаривала от этой мысли. “Милка, ты же моя лучшая
подруга, - шептала она себе под нос, - он ведь не серьезно.
Гости стали расходиться, многие почти что ползли. Все ковры были в остатках еды
и пустых бутылках. Никогда больше не буду устраивать вечеринки, - ворчала Катя
собирая грязь в большой полиэтиленовый пакет.
Дверь из комнаты открылась. Сначала вышел Саша.
- А что все уже ушли? - Удивленно спросил он.
- Да, - тихо ответила Кэт.
Потом появилась Милка, потягиваясь. Ее глаза блестели.
- Милка, - прошептала Катя, - все уже давно ушли.
- Разве, - засмеялась она. А я и не заметила.
- Ну я тогда тоже пойду, - сказал Саша, откашливаясь. - Спасибо, Кэт, все было
великолепно.
- До свидания, - отрезала Катя.
- Подожди, я провожу тебя, - засуетилась Милка.
- Подожди, - остановила ее Катя. - Нам надо поговорить.
- Ну я пошел, - обратился к ним Саша в надежде, что ему пожелают хорошего пути.
Милка подошла к нему.
- Пока, до завтра.
- Увидимся, - сказал он и вышел.
Катя дернула ее за руку.
- Иди сюда!
- Ты чего?
- Ты зачем это сделала.
- Что? - Спросила Милка изображая удивление на лице.
- Это его ты ждала всю жизнь?! - Кричала Кэт вне себя от злости.
- Не ори, - попросила Милка. - Он мне нравится.
- Нравится? И этого достаточно? Ведь ты же была...
- Брось, - остановила ее Милка, что было, то прошло.
- Как все просто, - вздохнула расстроено Катя.
- Ты знаешь, оказалось достаточно просто, - засмеялась Милка.
- Разговаривать даже с тобой не хочу! - Возмутилась Катя.
Они сели на диван, на любимый Катин диван, с ее любимыми игрушками, которые
впопыхах были разложены кое-как. ""Как она могла!"" - думала Катя.
- Ты что обиделась что ли? - Спросила Милка.
Катя растерянно посмотрела на нее.
- Ведь он это никак не воспринял.
- И я это никак не восприняла.
- А как же любовь?
- Вернись на землю, подруга!
Катя сидела и смотрела в пол. Неизвестно, что говорило в ней, ревность, любовь
или забота, но это почти что съедало ее изнутри. Она понимала, ничто теперь не
будет как раньше.
На следующий день Милка подбежала к ней и закричала прямо в ухо:
- Ты знаешь, он предложил мне гулять!
- Он только сейчас тебе это предложил? - Спросила Катя, не отрываясь от книги.
- Ладно тебе, не язви.
- Я и не язвлю, просто вчера мне показалось...
- Постель еще не повод для знакомства, - улыбнулась Милка, как будто издеваясь
над ней.
Гадость какая, разговаривать с тобой даже не хочу! - Крикнула Кэт.
- Ой, ой, ой, - покачала головой Милка. - На дворе 20 век, сексуальная
революция, а ты... Она посмотрела на книгу, которую читала Катя. - А ты все про
рыцарей читаешь.
- Ты стала такой противной, - заметила Катя.
Милка обняла ее.
- Мы победили, слышишь, он предложил мне с ним встречаться. Сказал, что я
шикарная женщина.
- И ты согласишься? - Спросила Катя, зная Милку как свои пять пальцев.
- Я подумаю, - сказала та и, резко развернувшись, пошла в класс.
“""Подумаю", - повторила Катя, - Господи, что же это делается!""”
Войдя в класс, она увидела Милку сидящей за партой, а не как обычно в кругу
девчонок. Но самое страшное заключалось в том, что она читала книгу, чего не
делала раньше никогда, по крайней мере в школе.
- Милка, - окликнула ее Катя. - Ты читаешь?
- Понимаешь, - прошептала она, - я должна казаться не такой, как все, должна
выделяться. Так он мной действительно заинтересуется.
- Что с тобой случилось, - недоумевала Катя. - Эта не та Милка, которую я знаю.
- Может, это к лучшему, - вздохнула Милка.
- Хотелось бы надеяться, - вздохнула Катя.
Из школы они шли привычным путем, всю дорогу Милка что-то оживленно
рассказывала, постоянно переводя разговор на Сашу. Это теперь была ее
излюбленная тема.
- Ты знаешь, я поняла, как же я раньше ошибалась, - говорила она, - я думала,
что мне никто не нужен, а теперь знаю, что необходим кто-то...
- Ага, плюшевая собачка, например, - смеялась Катя.
- Нет, - обиделась Милка. - Кто-то, кто бы любил меня. От этого так легко на
душе. Ты не одна и все тут.
Катя обреченно вздыхала.
- Раньше я не понимала тебя, - продолжала Милка. - Как можно настолько посвятить
себя одному человеку, думала, что все ребята одинаковые, однообразные,
неинтересные, понимаешь?
- Да уж...
- Так вот, а теперь я понимаю, надо жить не для себя, а для кого-то, кто любит
тебя. Не есть, не спать и всякая такая фигня...
- Да уж...
- Нужен был кто-то настоящий.
- Живая собака, ты имеешь в виду?
- Не смейся!
- Ладно.
“""Остапа несло"" - думала Катя.
- И вот теперь у меня есть такой человек, - подытожила Милка.
- Это я? - Спросила Катя, чуть ли не смеясь.
- Ты невозможна, - вздохнула Милка.
Кате было не по себе, они как будто поменялись местами.
Телефон молчал весь день. Всего лишь один звонок, и то маме. Катя не делала
уроки, а просто лежала на диване, ей захотелось подумать о чем-то полезном, о
будущей профессии, например. Она еще не знала, кем будет, но ей жутко хотелось
быть нужной людям. Она с детства страдала обостренным чувством справедливости и
все еще была уверена, что сможет изменить мир. Как пример был ее папа: оптимист,
любящий жизнь и людей. Как антиидеал рассматривался Александр Александрович.
""Нет, - думала она. - Юристом не буду. Может быть, что-то более серьезное,
например, модельер или визажист""...”
В комнату вошла мама, у нее было мрачное лицо.
- Все лежишь...
- А что еще делать, - зевнула Катя.
- Позанималась бы.
- Позанималась бы, - заворчала Она. - Не хочу!
- Я хочу, чтобы ты выучилась, стала образованной, на работу хорошую пошла,
получала бы хорошо.
- Слишком много сразу.
- Я тебе лучшего хочу.
- Да, и все для этого делаешь.
- Я что тебе в чем-то отказываю, - возмутилась мама.
- Мама, мама, не начинай опять, - попросила Катя.
Мама вышла, не сказав ни слова.
С каждым годом Катя все лучше понимала, что родителям бесполезно что-то
доказывать. Они люди с устоявшимся, непоколебимым мнением обо всем. Вот Милка,
например, никогда не ссорится с мамой, потому что просто не спорит с ней.
Соглашается, а сама делает все наоборот. “Так и надо, - пришла к выводу Катя.
Она уже чуть было не заснула, когда телефонный звонок разбудил ее. Как бабочка
подлетела она к телефону. Это была Милка.
- Слушай, я сейчас еду к нему в гости, - сказала Милка.
- К нему в гости? - Спросонья пробормотала Катя.
- Ну да, к Сашке, у него предки куда-то смотались, говорит, что в загранку,
клево да?
- Да, наверное какие-нибудь дипломаты, раз вместе уехали.
- Наверное, - обрадовалась Милка.
- Ничего хорошего, - опустила ее Катя, - какие-нибудь невыносимые снобы, и он
такой же.
В трубке послышался глубокий вздох.
- Он хороший, Катька, хороший.
- Ладно, но будь с ним поосторожней.
- Кать!
- Так ведь он один! - Опомнилась Катя. - Вы же с ним не чай будете пить.
- Это не телефонный разговор, - прошептала Милка.
- Ладно, не забудь зайти в аптеку, купить чего-нибудь к чаю, - засмеялась Катя.
Но вместо Милки в трубке уже были гудки. Надо же, не дослушала меня до конца! -
Возмутилась она.
 
Три недели спустя
 
Морозы крепчали, температура упала до - 25°С. Катя уже несколько дней болела и
не ходила в школу, чему была несказанно рада. Она лежала в своей теплой мягкой
постели и наблюдала за тем, как за окном медленно падают снежинки. Там, на улице
спали деревья, заметенные январской стужей, стояли машины, прячась от своих
хозяев под пушистой шапкой белого снега, шли люди, обремененные минутными
заботами, шли и прятали в шарфы свои красные от холода носы. Все это было там,
по ту сторону окна, но казалось, что это как будто другая жизнь, совершенно
отличная от ее. Она лежала, пила антибиотики и смотрела на то, как меняется
погода. То сыро и слякоть, то падает пушистый белый снежок, то морозно и
солнечно. Все вокруг менялось, кроме нее и ее жизни. Александр Александрович
работал, мама сидела дома и окружала Катю заботой, Милка заходила к ней
ненадолго, чтобы рассказать, как там в школе, а вечерами убегала к Саше, Женя
все не звонил... Иногда Кате казалось, что ее бросили, но каждый раз не
верилось, что-то плакало внутри и просило надеяться. Она верила ему, верила
несмотря ни на что.
Раньше Катя редко смотрела телевизор, зато теперь наверстывала упущенное.
Новости, фильмы, мультфильмы, телепередачи и снова новости. Подобно маленькому
ребенку она удивлялась всему, и забастовкам шахтеров, и увеличивающейся озоновой
дыре, и тому, что в Сирии нашли древнюю цивилизацию. Она жевала эту жвачку для
глаз и поглощала всю нужную и ненужную информацию словно губка, немудрено, что
уже через два дня у нее начала болеть голова.
Потеплели ее отношения с Александром Александровичем. Как-то за рюмкой хорошего
коньяка он признался ей в отеческой любви, сказал, что она золотой ребенок, и
даже пообещал взять с собой на работу, посмотреть, как вершится правосудие. Катя
чуть ли не расцеловала его от восторга. Естественно, обещанное пришлось
выполнять, и как только у нее упала температура и перестало течь из носа, они
поехали в Суд.
“Дворец правосудия” действительно был дворцом. Полы были устланы коврами, кругом
чисто и опрятно, широкие мраморные лестницы, стеклянные автоматические двери.
Отчим проводил ее в свой кабинет и усадил в большое мягкое кресло. Худенькая
секретарша в коротенькой черной юбочке принесла ей кофе. Катя ревниво покосилась
на нее.
- Посиди пока тут, скоро начнется заседание, - сказал Александр Александрович и
вышел куда-то.
Катя с удовольствием рассматривала открытки и конверты с письмами, как вдруг в
комнату вошла женщина. Она остановилась у входа и посмотрела на Катю.
- А Пашков скоро будет? - Спросила она.
- Александр Александрович вышел, - серьезным тоном сказала Катя.
Женщина замялась.
- Тогда... Тогда я его там, за дверью подожду.
- Что вы, проходите, садитесь, - пригласила ее Катя.
Женщина села на самый краешек стула и положила рядом с собой шляпу и перчатки.
""В машине ездит, - подумала Катя. - Иначе, в таком головном уборе давно бы уже
менингит заработала"". Однако, это была настоящая дама из высшего общества, по
крайней мере, так показалось Кате. Женщина была одета с иголочки, строго и со
вкусом. Изъяны лица скрывал удачный макияж. По морщинам на шее и под глазами,
Катя поняла, что этой женщине уже далеко за тридцать. Но надо признаться,
держалась она молодцом.
Через 5 минут вошел Александр Александрович. Он увидел ее и смешно прищурил
глаза, как будто пытаясь что-то вспомнить. Женщина подошла к нему и сказала
что-то очень тихо. Видимо, попросила поговорить наедине.
- Мне совершенно нечего скрывать от своей дочери, - успокоил ее Александр
Александрович. Он прогнал Катю с кресла и посадил даму напротив себя.
- Я к вам по сегодняшнему делу... - Начала женщина робко. - Мой сын, как бы это
сказать... Ну у нас сегодня суд. Я знаю, что судить будете вы.
- Очень любезно со стороны вашего адвоката, - улыбнулся А.А.
- Поймите меня, - взмолилась дама. - Он уже столько времени провел в тюрьме, это
уже наказание, сущий ад!
На ее глазах появились слезы. Она вынула из маленькой лакированной сумочки
платок и звонко высморкалась, видимо, чтобы усилить чувство жалости по отношению
к себе. У нее это получилось, по крайней мере, Кате стало жалко. Тем более она
знала, что часто в тюрьму попадают невиновные ( бразильские сериалы все-таки
оставляют свой след ). Катя посмотрела на отчима, он сидел, подперев рукой
второй подбородок и лицо его было исполнено сочувствия.
- Я хотела бы попросить вас об одном одолжении, - продолжила женщина. - Я
понимаю, что трудно будет сделать что-либо в такой ситуации, но...
И она, покопавшись в сумке, достала белый конверт и протянула его отчиму.
Александр Александрович побелел на глазах. Он смотрел то на Катю, то на эту
злополучную женщину и, казалось, не знал, что делать.
- Что вы, что вы! - Спохватился он вдруг. - Уберите это, я вас прошу!
“""Вот это да!"" - подумала Катя. Ее сочувствие улетучилось
- Я вас очень прошу, Александр Александрович, - не отставала женщина.
Она смотрела на него с собачьей преданностью в глазах и чуть ли не готова была
упасть перед ним на колени и расцеловать ему ноги. Отчиму нравился этот взгляд.
У него было обостренное чувство самолюбия и собственной значимости. Ежедневно он
решал судьбы людей. Он мог сделать с этим конвертом все, что угодно
(естественно, не трудно догадаться, что там было внутри), и он упивался своей
властью, смаковал ее, подобно тому как растягивают удовольствие наркоманы, вводя
наркотик небольшими дозами. Наверняка в подобные моменты в его голове мелькало
что-то вроде “""правосудие - это Я"".
- Катя, выйди пожалуйста, я тебя позову, - сказал А.А. и откашлялся для пущей
важности.
Катя все поняла, не первый день на этом свете, она встала и молча вышла.
“Важный разговор продлился недолго, и минут через пять покрасневшая и
заплаканная женщина вылетела из комнаты как стрела. Но как только за ней
закрылась дверь, она достала из сумочки пудреницу, припудрила свой курносый
носик и медленной размеренной походкой пошла вдоль по коридору. Интересно, что
она имела в виду под ""Такой Ситуацией" - озадачилась Катя.
Начался суд. Александр Александрович с серьезным лицом выслушивал доводы сторон,
периодически давая какие-то комментарии двум народным заседателям, по лицу
которых было видно, что им очень хотелось домой, где их ждал горячий обед. На
скамье подсудимых сидел молодой человек с уверенным лицом и равнодушно наблюдал
за всем “представлением. Его обвиняли в изнасиловании. Девочка, дававшая
показания, то и дело прикрывала кровоподтек, красовавшийся на ее скуле платком.
Прокурор тщательнейшим образом расспрашивал ее о всех подробностях, от которых
даже у самого заядлого продавца порнофильмов засосало бы под ложечкой. Женщина в
стареньком сером пальто всхлипывала и вытирала слезы рукой (видимо, это была
мать потерпевшей). Даже когда представили результаты экспертиз, лицо молодого
человека не изменилось, ни что в нем не выдавало страх, страх, который сидел у
него внутри. Проведший в тюрьме уже немало времени, он знал, что сделают с ним в
зоне, осуди его сейчас за изнасилование. Но глаза его были холодны и
бесчувственны. Иногда он переводил их на свою мать, мать улыбалась и кивала ему
головой, мол, не волнуйся, все будет в порядке. И все было в порядке, мальчик
получил 3 года условно. Суд, как сказал Александр Александрович, учел возраст
подсудимого и то, что он совершил преступление впервые. Под крик обвинения и
радостные возгласы защиты Александр Александрович удалился из зала. Катя как
будто вросла в стул, она не могла двигаться, она смотрела в глаза этой
несчастной девушки и готова была от стыда провалиться под землю. ""Так ли часто
сажают невиновных"", - думала она. - Так ли часто? А вокруг был это звон, этот
ужасный звон из упреков и слез. Катя закрывала уши, - и вот она уже ничего не
слышала, закрывала глаза - и ничего не видела. Как бы она хотела ничего не
понимать.
Когда они ехали домой, этот звон еще стоял в ее ушах. Александр Александрович
вел машину и слушал музыку, он явно был доволен собой, у него было прекрасное
настроение. Катя смотрела на него и ненавидела больше, чем когда-либо в жизни.
- Ну как, теперь понимаешь, в каких условиях приходится работать, - обратился он
к ней.
- Как вы только выносите все это! - Огрызнулась Катя.
- В чем дело? - Удивился А.А. - Ты чем-то недовольна?
- Не берите меня больше с собой, - попросила Катя.
- Не понравилось?
- Нет.
Александр Александрович изобразил на лице удивление. ""Неужели он думает, что я
такая дура, что я ни о чем не догадалась"", - возмущалась мысленно Катя.
- Что ж, - вздохнул отчим. - Первый раз всегда трудно.
- Только первый, - поинтересовалась Катя.
- В общем-то да.
- Быстро! - Не без сарказма заметила она.
- Ты недовольна тем, как я разрешил это дело? - спросил Александр Александрович.
- Зачем вы сделали это?
- Что?
- Ведь он же виноват!
- Да, виноват, - согласился А.А. - Виноват, но заслуживает снисхождения.
И он засмеялся. Как же противно звучал его смех. И этот смех смешивался в
Катиной голове с тем звоном из зала заседания. Она зажмурила глаза и начала петь
какую-то ерунду, которая пришла ей в голову сейчас. Машина ехала быстро и Катя
была рада, что они все дальше и дальше удаляются от этого ужасного места.
Февральская зима
“Здравствуй, февраль!” - сказала Катя, когда часы пробили полночь. Она открыла
свой дневник: “ Остался месяц до весны, еще целый месяц... Хотя, в этом году он
меньше, чем в прошлом, тот год был високосным. Многие говорят, что високосный
год приносит несчастья, но все это ерунда, он был не таким уж и плохим, не то,
что этот, этот начался уже плохо. Да, двадцать восемь дней зимней жизни и весна,
какая она будет? Должна быть теплой, обязана, я ведь так ее жду. Все, все должно
измениться. Весь холод уйдет из душ, все подобреют. В метро перестанут ругаться
по мелочам, все будут улыбаться с самого утра, просыпаясь с весенним нежным
солнышком. На улицах появится тысяча влюбленных пар, они будут обниматься и
целоваться, и никто не посмеет их упрекнуть, потому что все будут влюблены.
Господи, как хочется любви, пусть ненадолго, пусть на мгновение... Я не люблю
его, не люблю! Он уже месяц мне не звонил, за что мне его любить! Любовь - это
не боль, любовь другая, она дарит радость и счастье, а я, я... Я жду его звонка,
каждый день жду только его звонка. А он, наверное, с другой, он целует ее. Но
мне все равно, я смеюсь, я его не люблю, не люблю!” На ее щеке появилась
слезинка, она собралась в маленький ручеек и потекла медленно и осторожно, так,
как будто бы стеснялась саму себя. “ Разве это любовь? Вот так проводить все дни
около телефона. Просить его, скажи “трынь”, ну пожалуйста, скажи “трынь”, всего
один “трынь” или два “трынь”, ну скажи, прозвени чуть-чуть. А он молчит...
Интересно, ему жалко меня? Мне себя жалко, разве это любовь? Нет, я не люблю
его, слышите, не люблю!
Я ложусь спать и думаю, что он может разбиться на машине, что его могут
обворовать, убить. Господи, да я на все согласна, только бы он жил, только
горели бы его глаза и спадала на них веселая соломенная челка. Пусть даже мне и
не увидеть всего этого, только живи, слышишь, живи, или я умру.
Ревность. Какая глупость! я давно уже не ревную, я устала ревновать. Какая
разница, с кем он сейчас. Он жив, а значит он может думать обо мне, помнить меня
и даже любить. Вот в чем заключен великий смысл. Бояться, страдать, плакать,
ждать, верить, надеяться. Не знать, не видеть, не слышать, не целовать. Вот это
любовь, любовь, скажете вы? Ах да, видимо... Но вы уж простите меня, глупую, я
представляла ее другой. Но ведь у природы нет плохой погоды, и любовь надо
принимать такой, какая она есть. Мы все в чем-то садисты, но только скажите,
почему так больно, так нестерпимо больно...
Мама, папа, вы часто говорите, что я еще ребенок, а я и не отрицаю. Мне 15 лет и
я не понимаю, почему должно быть так больно. Я знаю, весь мир терпит, но ему
проще, он большой, а я в нем такая маленькая, одна. Мама, ты мне рассказывала
про свою несчастную любовь в 20 лет, а в 23 ты уже вышла замуж за папу, но я,
мне всего 15 и я все еще играю в куклы и сплю с плюшевым мишкой, я люблю
смотреть мультфильмы и сказку про Али бабу и 40 разбойников. Я еще не готова ко
всему этому, я не хочу больше плакать. А вы, вы любите меня? Почему вы только
ругаетесь и выставляете запреты, почему никогда не пожалеете меня, или думаете,
что я еще очень маленькая для взрослых проблем? Мама, мама, сейчас взрослеют
быстрее, не от природы, просто жизнь - это такая гадкая штука, почему вы мне
никогда об этом не говорили? Наверное, ждете, когда мне исполнится 18.
Интересно, меня вообще кто-нибудь любит? А вдруг нет. Может быть, завести себе
собаку, собаки ведь лучше, чем люди”.
Как хорошо ночью, когда знаешь, что все, происшедшее сегодня уже далеко и
никогда не вернется, а завтра наступит нескоро. Ты находишься как будто
посередине двух времен, это своеобразное третье измерение, где кончаются старые
проблемы и еще не начинаются новые. Ты сбрасываешь с себя скорлупу ежедневной
суеты и обыденности, тебе тепло и спокойно, ты лежишь в темноте с открытыми
глазами, пытаясь постичь тайну ночи. Твои глаза улетают высоко к звездам,
смешиваясь с шумом улиц и светом светофоров, запутавшись в вуали ночи, они
закрываются сами собой, и ты попадаешь в мир прекрасный и неизведанный, в мир
твоих снов. Во сне воплощается то, что не может иметь место в жизни, мы
переходим границы разума и постигаем истинное совершенство. Только во сне мы
можем летать. В наших снах сосуществуют реальность и фантазия, прошлое и
будущее.
И как же беспощадно свет наступающего дня топит твои сладкие грезы. Ты
открываешь нехотя глаза и видишь, что он уже здесь, он уже пришел, здравствуй,
новый день. Это вечный закон, он не обошел и Катю.
И вот она снова идет в школу, снова садиться за парту, снова выводит на полях
тетради дату. Все это повторяется снова и снова, изо дня в день. И нет перемен,
которых так желает сердце.
В школе ей пришлось просидеть от звонка до звонка, она долго болела и поэтому
должна была все наверстать. Первый день после больничного дался нелегко. Когда
она вошла домой, то сразу разделась, бросила сумку и свалилась вместе со своей
огромной усталостью на мягкий диван. Грустная мелодия, звучавшая по радио,
сливалась с мокрым снегом, монотонно стучавшим по стеклу. Как грустно, когда в 4
часа в комнате полумрак. На кухне мама готовила обед, пахло убежавшим молоком,
Кэт пыталась заснуть, но не получалось, было невыносимо скучно... Но телефонный
звонок разорвал паутину ленивого дня, всего один звонок и этот день стал
особенным, не таким, как другие. Всего один звонок и Катя услышала любимый
нежный голос, всего звонок - и она бежит, спотыкаясь, по лестнице навстречу
своему счастью. Кто бы мог подумать, такой обычный день.
Обычный день и все как обычно:
- Здравствуй, дорогая!
- Здравствуй дорогой!
Такие обычные и такие любимые слова, как будто и не было расставания.
- Ты жив, ты существуешь?
- Я не умру, пока ты рядом.
- Ты здесь, ты настоящий?
- Потрогай, если не веришь.
Женя протянул ей свою руку. Катя дотронулась до нее кончиками пальцев. Она была
холодная и мокрая, но была!
- Ты совсем промокла, смотри, на твоих волосах снег не тает.
- Тает, просто падает новый. Где же ты был так долго...
- Садись!
Женя открыл перед ней дверцу машины. Катя молча села, она и не хотела слышать
ответа. Любят не за что-то, любят несмотря ни на что, даже вопреки всему. Но
почему в голову лезли такие дурацкие мысли? ""Кэт, ну за что ты его любишь?"" -
задала она сама себе вопрос. Машина рассекала снежные заносы. Зачем нужны были
эти вопросы, надо было только посмотреть ему в глаза. Глаза, Господи, какие у
него глаза!”Катя смотрела в его огромные голубые глаза, в которых отражалась
ночная дорога, и понимала, что не может без них.
- Куда мы едем? - Спросила она спустя полчаса.
- Ко мне, - сказал Женя и посмотрел на нее с умоляющим лицом. Перед ней вдруг на
секунду появился маленький мальчик в магазине игрушек, которому мама не хотела
покупать машинку.
- Мама говорила мне не ездить в гости к мужчине, особенно если он старше тебя на
10 лет. Она говорила, что взрослые мужчины обманывают.
- Я обманывал тебя, когда говорил, что готов подождать до 18 лет. Я не в силах
больше терпеть, позволь или убей!
Катя коснулась губами его шеи и уткнулась носом в мокрые волосы.
- Как ты приятно пахнешь...
- Перестань сейчас же, - засмеялся Женя. - Иначе я потеряю контроль над собой.
- Ты любишь меня? - Шепнула она ему на ухо.
- Я обожаю тебя!
И Женя чмокнул ее в щечку. Катя с облегчением вздохнула.
- Тогда, теряй контроль!
Она прижалась к нему своим дрожащим телом. Ее взгляд потерялся в темноте. Только
белая разделительная полоса напоминала им, что они не в невесомости, что они еще
на земле.
Квартира была маленькая, но очень уютная. Повсюду чувствовалась женская рука.
- Проходи, - пригласил ее Женя.
Она пробежала в маленькую комнату и забралась с ногами в мягкое кресло. На
столике стояла фотография: немолодая, но очень привлекательная женщина
склонилась над книгой.
Женя появился с пледом в руках. Он аккуратно накрыл ее ноги и обнял их. Катя
поцеловала его лоб.
- Ну зачем ты, мне вовсе не холодно.
- Я же вижу, ты вся дрожишь, - сказал он озабоченно.
- Это сейчас пройдет. Кто эта женщина, твоя мама?
- Да, нравится?
- Очень красивая, ты на нее похож.
- Ей было бы очень приятно это слышать.
Катя знала, что Женя с мамой жили одни, она никогда не спрашивала, куда делся
его отец, видимо он бросил их, когда Женя был совсем маленький, и Женя избегал
разговора об этом.
- А где мама сейчас? - Поинтересовалась Катя.
- Подруги утащили ее на дачу. Вообще-то я бы давно уже устроился жить один, но
ее не хочу бросать.
- Я бы тоже хотела жить одна, - вздохнула Катя.
- Нет, все-таки давай я принесу тебе чай, вдруг ты простудишься, - заботился
Женя.
- Не надо, просто поцелуй меня.
Женя коснулся ее губ, они были горячие и влажные. Катя притянула его к себе и
обвила ногами его спину, он мог чувствовать, как бьется ее сердце.
- Я люблю тебя...
- Ты у меня одна...
Тусклый желтый свет настольной лампы освещал в беспорядке разбросанные вещи. Две
стройных фигуры на темном ковре казались такими хрупкими, такими беззащитными
перед силой природы. Они все были отданы ее власти. Она повелевала ими как
своими детьми, она слила их воедино, они стали одним целым. И окна покрылись
легкой испариной, чтобы скрыть это таинство от посторонних глаз. Прерывистое
дыхание сменялось тихим стоном. Тени на стене танцевали свой магический танец.
Поэт, смотря на это, написал бы так:
Слиянье губ, слиянье рук
И сердца тихий частый стук.
Его глаза в ее глазах,
Любовь и боль, любовь и страх.
Как сотворенье сладких грез,
Любимый аромат волос
Пьянит и не дает заснуть.
Горит лицо, томится грудь.
Женя лежал, положив голову на ее живот, его глаза были закрыты, на лице застыла
улыбка. Катя гладила рукой его белокурые волосы.
- Ты самый лучший.
Женя покачал головой.
- Да, да, да.
- Пользуешься тем, что у меня нету сил спорить.
- У тебя нет аргументов против.
Женя открыл глаза, они смотрели прямо на нее.
- Знаешь, я самый счастливый, я так давно об этом мечтал, видел во сне, спасибо,
малыш.
Катя молчала и только улыбалась. Он поймал ее руку и поцеловал.
- Ты ведь не оставишь меня? - спросила она
- Никогда, - пообещал Женя.
По дороге назад они оба молчали и только время от времени смотрели друг на
друга. Катя откинула голову и закрыла глаза. Ее лицо освещал свет встречных фар.
Женя положил руку на ее худенькую коленку.
- Ты необыкновенно красива.
- Ты обманываешь, - сказала она, не открывая глаз.
- Да, обманываю, ты просто прекрасна.
- Таких, как я миллионы.
- Ты одна на миллион.
Она приоткрыла глаза и они наполнились внезапной грустью.
- Жень, приезжай почаще...
Он улыбнулся:
- Если бы не Максим...
- Так оказывается, это все Максим виноват! - Возмутилась Катя.
- Ты понимаешь, - начал оправдываться Женя. - У него какая-то боязнь замкнутого
пространства, он не может находиться один в машине, я все время с ним.
- И ты, конечно, незаменим?
- Конечно. Вот видишь, ты сама все понимаешь.
Катя нахмурила брови.
- Ладно, ладно, - засмеялся Женя. - Я постараюсь.
Она посмотрела ему в глаза и покачала головой.
- А врать-то вы совсем не умеете.
Женя смешно потупил глаза, словно мальчишка, застигнутый врасплох с сигаретой в
зубах. Машина подъехала к подъезду. Женя наклонился к Катиной щеке и поцеловал
уголок ее губ.
- Я скоро приеду.
- Конечно, сказала она и, чмокнув его в губы, вышла из машины.
Визг колес заставил ее содрогнуться. Воздух был чистый и прохладный. На улице ни
души. Только одинокие фонари освещали грязные лужи, покрытые тонкой ледяной
корочкой. Катя посмотрела на дом, во многих окнах уже не горел свет. ""Спят, -
подумала она. - Не хочу спать. Я засну, и этот день пройдет, а когда еще такой
будет"".
Мама встретила ее с бигудями на голове.
- Он еще жив?
- Однозначно, - пробурчала Кэт и закрылась в своей комнате.
Катина мама не любила Женю, но не стоит ставить ей это в упрек. Какой матери
понравилось бы, что ее дочь ходит грустная и бледная, а выдуманный герой
является так же часто как Вифлеемская звезда. Катя думала по-другому, ей
казалось, что мать попросту третирует ее, не дает жить, глупо ревнует. Она же
любит его, неужели мама этого не понимает. Как странно... У поколений уходят
годы на то, чтобы понять друг друга.
Катя села на кровать, поджав под себя пятки. Прямо над ее головой висела
маленькая иконка святой Екатерины. Она сложила ладошки и шепотом, еле слышно
сказала: ""Господи, я знаю, ты сердишься на меня, не сердись, пожалуйста. Я,
конечно, провинилась перед тобой, но у меня есть оправдание, я люблю его, буду
любить его всегда. Кто знает, может быть когда-нибудь ты повенчаешь нас. Я
уверена, что однажды он придет и останется со мной навсегда. Господи, сохрани
нас, сохрани нашу любовь""
Добрые и добрые
 
Катя проснулась, солнце очень ярко светило в ее окно. Она попыталась
представить, что за окном вовсе не зима, а весна или лето. Ей даже показалось,
что она сейчас откроет окно и услышит радостные крики, плеск воды, или просто,
что почки на деревьях набухли и зеленая трава тянется к солнцу. Но нет, оно было
слишком холодное, как будто это и не солнце вовсе, а так, просто маленькая яркая
льдинка, замерзшая на голубом небосводе. Все так же лежал снег и деревья
напоминали немые памятники некогда зеленой природы.
Воскресенье - немного скучный, но приятный день недели. Катя знала, что как
обычно ее родители пойдут сегодня в оперу или театр, или куда-нибудь еще, где
можно подышать светской жизнью и обсудить вечерние туалеты, поэтому она весело
поздоровалась с Александром Александровичем и поцеловала маму. На плите уже
пыхтел ее завтрак. Катя ненавидела кашу, но эту съела с удовольствием.
- Какой-нибудь светский раут намечается сегодня? - Спросила она, вглядываясь в
удивленные лица родителей.
Еще не проснувшийся А.А. кивнул утвердительно головой.
Я, надеюсь, вы не удивляетесь, почему она не спросила какой.
“""Какая разница, куда они едут. Главное, что полдня их не будет дома"" -
подумала Катя как раз в этот момент.
- Мы берем с собой Елену Георгиевну, - сказала мама.
“""И Павла"" - сказала Катя про себя.
- И Павла, - сказал Александр Александрович.
Катя смешно сморщила лоб.
- Понятно, я остаюсь с Сережей.
- Да, и не пускай его на кухню, Елена Георгиевна сказала, что он дома выбросил
все ножи, - забеспокоилась мама.
- Хорошо, постараюсь отвлечь его чем-нибудь более интересным, - вздохнула Кэт и
взяла в руки телефон. Уже через 20 минут Милка сидела вместе со всеми за столом.
- Ну как твои успехи в школе? - Спросила ее мама потому, что не знала о чем еще
спросить.
- Хуже некуда! - Вздохнула Милка. - Вчера по физике этот старикан поставил
тройку, причем не столько обидна эта тройка, сколько его слова: “Всякого рода
любовь начинается с любви к знаниям”, не знаю, что имел виду этот дырявый мешок.
Мама от такой красочной игры слов потеряла дар речи.
- Не понимаю, какая любовь может быть в вашем возрасте, сейчас надо стараться
побольше получить навыков, чтобы потом устроиться получше. - Возразила она.
- Что касается меня, - оживилась Милка. - Я бы хотела выйти замуж и не работать!
Катя, понимая, что атмосфера накаляется, потягивала свой чай и молчала.
- Выходить замуж надо за порядочных людей, с состоянием, которые смогли бы
обеспечивать семью, - Продолжила мама с полной уверенностью, что порядочность и
крупное состояние - это одно и тоже. - А замуж за такого человека можно выйти
только, обладая хорошим образованием, поэтому надо поступать в ВУЗ, заканчивать
его. А как же, любовь она непрочна, где она любовь-то эта, когда есть нечего.
- Я с тобой абсолютно согласен, - добавил А.А.
Милка поняла всю беспочвенность своих притязаний и отступила. Катя следила за
происходящим с улыбкой на лице. Прямо-таки круглый стол, - подумала она. - Тема:
Как прожить за чей-то счет.
- Пойдем ко мне в комнату, - шепнула она Милке на ухо, мне надо тебе кое-что
рассказать.
Они раскланялись по всем правилам хорошего тона и удалились.
- У тебя светятся глаза, - заметила Милка, которая знала Катю с 5 лет.
Она все угадала точно. Не просто глаза, все лицо ее сияло.
- Я вчера виделась с Женей, - прошептала Катя так тихо, что даже стены, если бы
у них были уши не услышали бы ничего.
- Да ну! - Фыркнула Милка, - И что сказал нам сказочный принц, где он был целый
месяц? Дай я сама угадаю... А! За тридевять земель, за семью морями спасал он
какую-нибудь Василису Прекрасную от злого Кащеющки.
- Эй!! - Обиделась Катя, - Раз так, вообще ничего больше не скажу.
- Нет, нет, ну прости, скажи пожалуйста, а то я ночью спать не буду, ты же меня
знаешь, мое любопытство меня погубит! -Взмолилась Милка.
- Не любопытство тебя погубит, а твое легкомыслие, - сказала Кэт.
- Простите, что вы сказали, госпожа учительница?
- Нет, ты невыносима.
- Да, я такая. Ну только говори быстрее.
- Ну ладно, согласилась Катя, - Вчера я была у него дома.
Перед ее глазами пробежал вчерашний вечер, как будто фильм, как будто это было
не с ней.
На лице Милки появилось сначала удивление, но оно тут же сменилось серьезной
задумчивостью, что с ней бывало очень редко.
- Не может быть! - Закричала она. - Нет, я не верю!
- Тише, - попросила Катя. - Услышат.
- Нет, - не выключалась Милка, - Ты мне лучше скажи, что, да?
- Тише, Да!
Милка встала с кресла и опустилась на колени перед диваном, там, где сидела
Катя. Теперь их глаза были друг напротив друга.
- Да? - Как будто не верила Милка, - Да... Вот это да!
- Тише, умоляла ее Катя.
- Да как я могу говорить тише, ты что, такое случилось, расскажи мне, расскажи.
Кэт начала рассказывать, время от времени останавливаясь и недоговаривая
чего-то. Милка слушала ее рассказ с открытым ртом, время от времени добавляя
свое любимое ""конкретно"", и, когда Катя закончила, пододвинулась к ней совсем
близко и совсем тихо спросила:
- Скажи, а ты почувствовала что-нибудь?
- Что? - Так же тихо переспросила Катя.
- Ну то, о чем в ""Спид-Инфо"" пишут, ну мы читали с тобой, помнишь.
Катя смутилась.
- Я не хочу говорить на эту тему, с какой стати, вообще!
- Ясно, - вздохнула Милка. - Я тоже.
- Я ничего не сказала.
- В том-то и дело, если бы почувствовала, сказала бы.
- Нет не сказала бы.
- Сказала бы, сказала бы, сказала бы!
- Какая ты пошлая, ужас! - Не выдержала Катя.
- Да ладно, - засмеялась Милка. - У тебя одни предрассудки.
- Это называется культурой. - Поправила ее Катя.
- Это называется ерундой.
- Ерундой называется то, что говоришь ты.
Они замолчали.
- И потом, есть же и другие моменты, - сказала Катя после паузы. - Есть еще
любовь, верность, уважение...
- Тогда зря, - прервала ее Милка.
- Что зря? - Не поняла Катя.
- Зря ты сделала это.
- Почему?
- Потому, - пояснила Милка, - что в его отношении к тебе этих моментов нет.
- Много ты знаешь! - Разозлилась Катя не на шутку. - Саша тебя конечно безумно
любит!
- У нас свободные отношения.
- Бред...
Опять наступила тишина.
Заметив то, что Милка расстроилась, Катя взяла ее за руку.
- Прости, подруга, мы с тобой такие дурочки.
Милка улыбнулась.
- Ты права, - продолжила Катя. - Он, наверное, не любит меня...
- Брось, - ободрила ее Милка, - Не верь мне, я специально, я завидую.
- Нет, нет, он не любит меня...
И на Катиных глазах появились слезы.
- Не плачь, - взмолилась Милка. - Не плачь, ненавижу, когда ты плачешь.
Но было поздно, напряжение, которое копилось уже долгое время хлынуло наружу
крокодильими слезами. Милка не погладила ее по голове, не принялась успокаивать,
она не умела этого делать. Может быть потому, что не верила слезам, а может
быть, ее саму никто никогда не успокаивал.
- Знаешь, - сказала Милка. - Когда я была совсем маленькой, у меня был попугай,
большой, зеленый, клевый такой. Как-то одним утром я проснулась, а клетки нет,
бегу к маме скорей, а оказалось, что на работе у нее одна сотрудница из загранки
приехала, шерсть верблюжью привезла. Фирменную, с лэйбаками красивыми. Ну вот
моя мама и расплатилась за эту шерсть попугаем. Так и не связали мы ничего из
этой шерсти, мама ее потом в шкаф положила, а там моль...
В общем, целую ночь я ныла, с мамой не разговаривала, а она все никак понять не
могла, чего же я плачу-то, ведь теперь вся семья в верблюжьих кофтах ходить
будет. Это был последний раз, когда я плакала.
- Я боюсь, что мама узнает, - прошептала Катя, вытирая рукавом слезы.
- Не узнает, не бойся, сама посуди, ну кто ей скажет. Я не скажу.
- Ну почему, почему они никогда не могут нас понять! - возмутилась Катя.
- Ты много от них хочешь.
- Разве понять - это много?
- Такое да, они живут в своем мире, в своем времени, ты для них навсегда
останешься маленькой девочкой. У твоей мамы первым мужчиной был твой папа, а
твоя бабушка, как истинная комсомолка вообще не занималась этой гадостью и.т.д.
- Как думаешь, мы тоже будем такими?
- Нет, мы будем лучше, новое поколение всегда лучше.
- Не надо так говорить, вдруг наши дети будут говорить про нас то же самое.
Может, надо просто постараться понять друг друга?
- Вся твоя проблема заключается в том, что ты хочешь изменить этот мир, а его
невозможно изменить, - ответила Милка, утомленно вздохнув. - Ты поступай проще,
не говори им ничего и все. Если бы я рассказывала все, то давно бы сидела дома
под замком и вышивала крестиком.
- А может быть это правильно? - Спросила Катя.
- Что?
- Ну, муж - первый мужчина.
Милка откинула крышку пианино и начала играть собачий вальс, подпевая своим
низким безголосьем: По статистике половина браков разваливаются на почве
посте-е-е-ли, лучше сразу знать, на что иде-е-е-шь, а родители вру-у-у-т, и все
кругом вру-у-у-т, слушай меня и делай, делай, делай как я-я-я.1
- Ты можешь быть серьезной только минуту, - сказала Катя, покачав головой, ее
депрессия прошла.
- Серьезные разговоры портят нервы, они мне еще пригодятся в будущем, - ответила
Милка и снова запела.
Хлопнула входная дверь и послышались радостные приветствия. Через пять минут
дверь в ее комнату приоткрылась и показалось веселое лицо тети Лены.
- Оставляйте, - сказала Катя, не дожидаясь вопроса.
- Целую, - поблагодарила ее тетя Лена и ввела за руку Сережу.
Он встал посередине комнаты, и, казалось, растерялся. Он посмотрел сначала на
Катю, потом на Милку, и, видимо понял, что ему нечего бояться. Его глаза
успокоились. Катя улыбнулась ему.
- Ну что же ты, Сереж, стоишь, садись.
И он тут же плюхнулся на пол.
Милка громко засмеялась. Сережа посмотрел на нее широко раскрытыми глазами и
тоже засмеялся. Смех у него был совсем детский и звонкий, но звучал он как-то
грустно. Он смеялся, показывая свои маленькие кривые зубки, которые он каждое
утро добела натирал щеткой. Тетя Лена говорила, что эта утренняя процедура
занимает у него как минимум час. Он стоит в ванной, смотрит на свое отражение в
зеркале и чистит, чистит, чистит. Щетки выходят из строя с небывалой быстротой.
Он ни в чем не мог вовремя остановиться, вот и сейчас, он все смеялся, смеялся и
смеялся.
- Ты помнишь Милку, - оборвала его Катя.
Он утвердительно кивнул головой и сказал:
- Да, Катя, я помню ее.
- Ну вот и хорошо, она тоже помнит тебя. Значит, все знакомы.
Милка подошла к Сереже и поцеловала его в щеку.
- Здравствуй, приятель.
Сережа на секунду остекленел, а потом вытер щеку ладонью и понюхал ее,
сморщившись как лежалый баклажан.
- Милка! - Одернула ее Катя. - Опять ты за свое.
- Все, все, все, - пообещала Милка.
- Чем сегодня будешь заниматься, - спросила Катя Сережу.
Он пожал плечами.
- Ну хорошо, может быть тогда посмотрим мультфильмы?
Сережа снял тапочки и забрался с ногами в кресло, стоявшее напротив телевизора.
- Хорошо, будем смотреть телевизор, - согласилась Катя и пошла искать пульт,
который, как обычно был не на месте.
Сережа уставился в пустой экран.
- Куда он смотрит? - Спросила Милка
- Он? Он смотрит мультфильмы, ты что не видишь?
- Нет, не вижу.
- Я тоже, а он видит.
Катя протянула ему пульт. Он немедля включил канал, по которому шел мультфильм,
как будто бы помнил всю программу наизусть.
- Может быть, показать ему расписание загородных поездов, отпадет необходимость
каждый раз звонить на Савеловский вокзал, - пошутила Милка.
- Не смешно, - покачала головой Катя.
- Ты такой большой мальчик, а все еще смотришь мультфильмы? - Пристала Милка к
Сереже, не смотря на запрещающие знаки, которые пантомировала ей Катя.
Сережа даже не услышал ее слов. Экран моргнул и на Сережиных губах появилась
широкая улыбка.
- Что ты там увидел? - Спросила Кэт.
- Он показал пальцем на сказочный замок.
- Как твой?
Он закивал головой.
- Слушай, - обратилась к ней Милка, а ты поняла, что он там про эти шары нес?
- Да.
- И что это за шары?
- Понимаешь, они есть у каждого человека. Мы напополам состоим из жизни и
смерти, которые постоянно борются между собой. Пока в нас есть любовь, вера,
надежда, добро, они образуют положительную энергию, и она способна отталкивать
эти черные шары. Но когда мы теряем все это, они нас поглощают, - объяснила Кат.
- Мы умираем. Причем, чем меньше изначально в человеке добрых начал, - тем шары
больше.
- Да, его никогда не вылечат, - вздохнула Милка. - Только больное воображенье
могло родить такой кошмар. человек состоит на одну половину из воды, а на другую
- из мяса и костей. Это уже доказанный факт.
- Он говорит, что видит их.
- У всех?
- Говорит, что у всех.
- Эй! - Крикнула Милка Сереже так, что он вздрогнул. - У меня есть шар?
Сережа смотрел на нее непонимающим взглядом.
- Ну что ты смотришь так, - улыбнулась Милка. - Видишь ты у меня черный шар.
- Вижу, - тихо сказал он. - Шар большой.
- Разве он не такой как у всех? - Поинтересовалась Милка.
- Нет, не такой.
- Что же в нем особенного?
- Он большой, - повторил Сережа. - В тебе много злой энергии. Избавься от нее и
тебе будет легче.
Какая-то забота слышалась в его голосе. Он внимательно и с большой любовью
смотрел на Милку.
Милка скорчила гримасу.
- Как прекрасен этот мир, посмотри-и, - запела она.
Сережа не сводил с нее глаз и даже не моргал.
- Ты красивая, - произнес он стеснительно.
На этот раз Милку просто разорвало от смеха.
- Да что ты знаешь о красоте?
- Моя мама красивая, - ответил он, недолго думая.
- Ага, а я, значит, похожа на твою маму, - смеялась она. - Ах, она так тебя
любит, так и старается кому-нибудь сбагрить!
И она подошла к Сереже и слегка щелкнула его по носу. Сережа вскочил и принялся
тереть свой нос, его глаза заслезились, он оступился и упал. Милка смеялась еще
громче, чем раньше. Она согнулась пополам. Ее рыжие кудри упали на колени, и вся
она тряслась от смеха. Катя подошла к испуганному мальчику и подняла с пола его
очки.
- На, - протянула она ему их. - Они не разбились.
Он взял очки трясущимися руками.
- Ни трещинки, - успокоила она его нежным голосом.
Сережа погладил их.
- Ни трещинки, - произнес он хриплым голосом.
- Не сердись на нее, попросила Катя. - Она больше не будет дотрагиваться до
тебя.
И она злобно посмотрела на Милку.
- Я не сержусь, она добрая, - сказал он, надевая очки.
- Вот, посмотри.
И Катя протянула ему красочный журнал. Он принялся листать его. Периодически с
его губ срывался такой грустный-грустный вздох, что внутри у Кати все
переворачивалось. Он выглядел таким обиженным, даже сам не подозревая об этом.
Катя подошла к Милке.
- Ты знаешь, тогда, по дороге в школу, я думала, что ты изменилась. Ты выглядела
Счастливой. Но теперь, я знаю, что ошиблась, ты такая же стерва, что и была.
- Прости, я... - Вырвалось у Милки.
- Сережа вот говорит, что ты добрая.
- Добрая... что он знает. Вот ты, Кэт, такая правильная, добрая. Но сама,
наверное, понимаешь, что всех любить нельзя.
- Не то, - прервала ее Катя. - Не то ты говоришь. Речь идет не об этом. Просто
мы сначала пытаемся возненавидеть человека с первого взгляда, если он кажется
нам странны. Так, на всякий случай. Вдруг, он потом действительно окажется
подонком. Мы не верим никому.
- Так что же здесь неправильного? - Не понимала Милка. - Ты предлагаешь впустить
незнакомца в квартиру, напоить его чаем, а потом удивляться: как так, он унес
всю аппаратуру и любимую норковую шубу.
- Не утрируй, наша ошибка заключается в том, что мы отталкиваем от себя людей,
мы не хотим стать добрее.
- Такова жизнь, приходится приспосабливаться.
- Не хочу приспосабливаться!
Милка промолчала.
- И еще, - продолжила Катя. - Мы постоянно врем, врем даже самим себе. Ты
думаешь, что сможешь удержать Сашу, представая то полной невинностью, то
выпуская когти? Нет, ему все равно. Ты думаешь, он твой? Нет. На твоем месте я
бы не была так уверена.
У Милки покраснели глаза, она, наверное, просто бы растерзала сейчас Катю, если
не выбежала из комнаты. Катя не остановила ее, первый раз за долгие годы дружбы
у нее получилось задеть этот толстый лед. Кэт торжествовала над своей победой.
Правда, уже через несколько минут она испугалась этого чувства и готова была
побежать успокаивать Милку.
Сережа подошел к Кате и заглянул ей в глаза.
- Она обиделась, - спросил он.
- Да, - растроенно сказала Катя.
- Она вернется, я знаю, она хорошая, - успокоил он ее.
- Я тоже знаю...
Сережа сел на корточки.
- В этом замке, который я построю, будет много места. Там будет место и для
тебя, и для нее.
- Здорово.
- У вас будут самые белые потолки и самый красивый вид из окна. На море... А ты
расстроилась? - прервал он вдруг свои размышления.
- Нет, с чего ты взял? - спросила Катя, стараясь сделать свой голос веселым.
- У мамы тоже бывают такие глаза, а потом она плачет...
- Плачет? - Переспросила Катя, ее это почему-то удивило.
- Да, как дождь, - ответил Сережа. - Слезы прозрачные как капли дождя и соленые
как море. Я вытер ее щеку рукой и ранки защипали, на море они тоже щипали...
Все еще рано темнело. Наступили сумерки. Как же нравилось это время дня Кате.
Как будто туман обволакивал дома, загорались фонари. Солнце краснело и
опускалось за горизонт. Становилось видно луну. Белый месяц на темнеющем небе...
как это красиво.
Сережа начал беспокоиться и Катя включила свет, вечер проник в ее душу. Надо
было как-то развеселиться. Катя взяла карты. Они играли, выдумав новые правила.
Сережа выкладывал те, которые ему нравились больше всего, а Катя пыталась их
побить. Ясно, что она быстро проиграла.
Вскоре после ужина пришли родители, восхищенные очередной премьерой. Тетя Лена
долго благодарила Катю за помощь. Во время чая все делились впечатлениями. Катя
встал из-за стола и пошла к себе в комнату. Распластавшись на плюшевых подушках,
она взялась за дневник.
“""На улице мокрый снег, в голове у меня тоже. Правильно ли я поступила сегодня,
поставив Милку на место? Не знаю. А вдруг действительно нет плохих людей?
Абсурд! Их полно. Но я уверена, в Милке есть много хорошего, только как далеко
она запрятала это и зачем?
Нет, я не могла равнодушно смотреть на то, как она издевается над бедным
ребенком. Несчастный человечек. Он живет в своем придуманном мире. Этот мир
совсем отличается от нашего, конечно, он не понимает, почему мы все такие злые.
В его мире нет ни войн, ни убийств, ни экономических кризисов. И еще неизвестно,
сей мир безумнее.
Действительно, мы все озлобились, огрубели, готовы удавить друг друга за пачку
сигарет. Все мои одноклассники шляются по подвалам и пьют водку. Им больше
нечего делать. Зачем учиться, когда можно торговать в коммерческих ларьках!
Я так рада, что у меня есть Женя. Он старше меня, умнее, я с ним расту. Ах как
же я люблю его, Господи! Я так давно его не видела, целый день. Сейчас я лягу в
постель и буду думать о нем. Не знаю, может, это и не та безумная любовь, о
которой пишут в романах, но я люблю его во всем. Мне кажется, что у него нет
недостатков, он весь хороший. Он так понимает меня, как никто на свете. И он
такой добрый, как мой папа. Он умеет сделать мне приятно: подарить цветы,
сделать комплимент, нежно-нежно поцеловать. Это так важно. А как он умеет
смотреть, какие у него глаза! Господи, я уверена, что сейчас ты видишь его.
Передай ему привет, скажи, что я его люблю.
Ах, эта школьная жизнь! От звонка до звонка, день за днем, от каникул до
каникул, а под конец экзамены. И вот оно наступает, долгожданное лето. Учебники
и тетради заброшены, за три месяца им суждено покрыться толстым слоем пыли,
московские пляжи открывают свои объятья для белых худощавых школьников, чтобы
сделать их пухленькими и загореленькими, родители тянут на дачу, бабушки в
деревню, лагеря заманивают веселым братством. Столько всяких возможностей, целых
три месяца просто бить баклуши, разве это не здорово! Ах, как печально об этом
думать, когда до первого теплого лучика солнца еще так долго. Был февраль,
начинался обычный школьный день. Преподаватели каждый раз обещались устроить
""родителеву субботу"" для нерадивых учеников, которые уже успели нахватать
двоек. А в этот раз намечалась настоящая головомойка. Через неделю приезжала
какая-то комиссия, которая проверяла успеваемость в классах и, что самое
ужасное, профессиональную подготовку преподавателей. Поэтому все ходило ходуном.
Каждый учитель посчитал за честь устроить отработку пропущенных уроков и
переписывание двоечных контрольных работ. Пропуски запрещались под угрозой
педсовета.
Милка и Катя как ни в чем не бывало сидели вместе на подоконнике, свесив ноги и
болтали о насущном. Будто и не ссорились вовсе.
- Тебе надо что-нибудь исправлять? - Интересовалась Милка.
- Нет, а тебе?
- А мне надо. Двойка по физике не закрыта, хотя до этого вообще-то нормальные
оценки.
- Ну, значит, не стоит волноваться, - успокоила ее Катя.
- Сашки сегодня нет, устроил себе выходной, - заметила Милка как бы между делом.
- Эльвира на него напишет, она давно обещается.
- Да нет, - покачала головой Милка. - Он ей цветочки, нежный взгляд...
- Какой хороший мальчик! - Съязвила Катя.
Милка сделала вид, что не слышит и уткнулась носом в учебник.
- Многие виды и популяции обезьян, встав на путь очеловечивания, не закончили
его, - прочитала Милка вслух. - Гм, гм... Естественный отбор способствовал
выживанию особей и групп, обладавших способностью к трудовой деятельности.
Астро...ра..ла, лапи.., тик, таки, Господи! Какая фигня. Что за слово такое!
- Австралопитек, - поправила ее Катя.
- Ну да. Они и стали связующим звеном между животными и первым человеком, -
продолжила Милка. - В непосредственной близости от найденных останков
австралопитеков были найдены самые первые и примитивные орудия труда. А, ну да,
поэтому они, то есть ученые, стали считать их первым видом людей - человеком
умелым! - Как будто осенило ее. - Древнейшие люди обладают схожими признаками с
современными, мозг древнейших людей немного отличается от мозга обезьян.
- Читай ниже, - прервала ее Катя, выхватив нужный кусок. - На этом этапе
эволюции мы видим, как начинают появляться новые, более усовершенствованные
орудия...
- Брось его, Кэт, - попросила Милка, каждый выкручивается как может. Кто-то
камнем, кто-то глазами. Глаза у него все-таки красивые!
Катя тяжело вздохнула.
- Ты так легко позволяешь ему строить глазки кому угодно?
- Да, конечно, все мужчины, как и первобытные люди похожи друг на друга. Они все
бабники, все эгоисты. Просто одни меньше, другие - больше. В зависимости от
красоты глаз... Не забудь, вместе с интеллектуальными потребностями развивались
и другие, физические. Все очень просто, Катенок!
- Ну да, - согласилась Катя. - Просто у некоторых особей интеллектуальное
развитие приостановилось, а физическое усилилось.
- Все мужчины такие, - заверила ее Милка. - Думаешь, твой лучше?
Катя задумалась, как-то грустно, если все это правда.
- Он еще не появился? - Поинтересовалась Милка.
Как же Катя ненавидела такие вопросы. Если бы она умела врать, она солгала бы и
сказала, что Женя теперь приезжает каждый день, и вообще он сделал ей
предложение и они завтра идут в ЗАГС. Пусть все не так, можно было бы соврать!
Но Милка не стала ждать ответа, все и так было ясно. У невест за день до свадьбы
не бывает таких несчастных глаз.
- Нет уж, - сказала она. - Лучше синицу в руках, чем журавля в небе. Хоть
плохонький, но мой. Ну куда он без меня, такой маленький, такой беззащитненький.
Катя закрыла уши, ей не хотелось слушать этот бред сумасшедшего. Какие тут могут
быть сомнения, ее Женя лучше всех. И слава Богу, что прозвенел звонок,
неизвестно, чем мог закончиться этот беспредметный спор. Ведь чем отличается
спор мужской от спора женского, - женской логикой, а чем характеризуется спор
влюбленных женщин, - отсутствием какой-либо логики.
Урок тянулся ужасно долго, время как будто остановилось, хотелось сказать: не
останавливайся, мгновение! Глаза продолжали закрываться даже тогда, когда Катя
перепробовала уже, пожалуй, все ободряющие способы, начиная с массажа рук,
заканчивая щипанием коленок. И вдруг сон испарился, в класс вошел Саша. На лице
его сиял красный румянец, вся его одежда благоухала прохладой и свежестью. Катя
хотела было заткнуть уши, чтобы не услышать крика Эльвиры, но крика не
последовало.
Эльвира - это их учительница по химии. Ей было лет 35, это тот возраст, когда
женщина как бы заново расцветает, у нее открывается второе дыхание, она
молодеет... И вот Эльвира цвела, цвела так же, как и ее одежда, духи и помада.
Они зацветали каждый раз всевозможными цветами и формами, приводя в ужас и тихий
трепет. Ее длинные, по орлиному изогнутые ногти летали стрелами в разные
стороны, когда она пыталась что-то объяснить, и практически вонзались тебе в
переносицу за случайно пророненное слово. Казалось, вот-вот, и они выколют тебе
глаз.
Это был настоящий преподаватель химии. Она была преданна своему делу поленински,
покомсомольски! Выйдя замуж за химию на первом курсе химфака, она не переставала
любить ее и сейчас. Эльвира не могла и предположить, что некоторые не очень...
ну не очень любят этот предмет, и, наверное, поэтому обожала ставить двойки.
Каждый раз они получались у нее особые, непохожие на предыдущие, они легко могли
сравниться с произведением искусства.
Она была не замужем. В ее возрасте это не трагедия, это кошмар, катастрофа,
стихийное бедствие! Спасатели не сильно торопились, и с каждым днем появлялись
все новые жертвы.
Так вот, все ждали очередной бури. Но она не произошла. Наоборот, увидев Сашу,
Эльвира преобразилась. Ее щеки покраснели, как будто она тоже только что с
мороза, на губах появилась не свойственная этому злому гению улыбка, а эти
пустые доселе глаза, в которых раньше отражалась только таблица Менделеева,
загадочно заблестели.
Она приоткрыла свой маленький размалеванный ротик и тихо произнесла:
- Почему же вы входите без стука уже на вторую половину урока.
В классе послышалось тихое хихиканье над этой нелепой фразой. Катя готовилась
уже услышать очередную сказку про сломанный автобус, но...
- Я проспал, - гордо, как пионерскую присягу, произнес Саша.
""Ну все"", - подумала Катя. Невозможно было проспать урок химии, лучше проспать
свою смерть, чем этот урок. Более того, была уже середина учебного дня!
- Ах, вы проспали, - сказала Эльвира и томно вздохнула.
В классе воцарилась гробовая тишина, такая же, какая обычно бывает, когда
Эльвира объявляет оценки за контрольную работу. Это было невероятно. Неужели она
спустит этому прогульщику, этому ужасному двоечнику, которого она сама несколько
раз обещала вышвырнуть из школы, и обязательно вышвырнула бы, этот дерзкий,
наглый поступок?!
- Садитесь же, - сказала она ему почти что ласково. - Мы говорим про атом, ну
садитесь же.
К ее словам оставалось прибавить только ""Ах ты дурашка, проказник такой!"",
остальной стиль был выдержан. По классу потекли забавные шуточки, но Эльвира
постучала указкой по столу и урок возобновился. Саша весь урок не сводил с
Эльвиры глаз, как самый лучший ученик, кивая и поддакивая каждому ее слову.
Воистину фантастика!
По дороге домой Милка смеялась и шутила, казалось, что всевозможные ухмылки в ее
сторону вовсе не испортили ей настроение. Она воодушевленно рассказывала о том,
как по физике ей исправили двойку, а преподаватель по биологии похвалил ее
отличные знания. Как будто ничего и не было. Как будто она не видела всего того,
о чем после урока химии говорила вся школа! Они с Катей попрощались и Милка
побежала по направлению к своему дому. Ничего не произошло?
 
Бывает ли дым без огня?
 
Риторический вопрос не требует обязательного ответа. Он даже задается не для
того, чтобы на него дали ответ, он нужен, чтобы люди задумались, или просто для
красного словца. Академики очень любят такие вопросы, это просто непаханое поле
для докторских и кандидатских, это возможность строить долгие и нудные
умозаключения, изобретать то, что никак нельзя потрогать, а порой и даже понять.
Два профессионала - три мнения, - известная истина. Зато сколько теорий и
дискуссий, сколько научных споров, сколько бесполезных толстых книг. И все-таки,
им можно только позавидовать, ведь каждый раз, изобретая колесо, они чувствуют
себя первооткрывателями, великими умами своего времени. Да... Сколько же времени
уходит у несчастных школяров на то, чтобы понять эти общие фразы. Но все равно,
теоретики недолюбливают практиков, а практики смеются над теоретиками, и что
самое страшное, мир от этого не становится лучше. Вот, что такое, например в
теории спор? Это тезис и антитезис, аргументы и факты. А как он происходит на
самом деле? В ход идут различные предметы, начиная от чашки кофе и кончая
кухонным ножом. А может ли человек спорить сам с собой? Трудный вопрос. Человек
часто пытается спорить со своим внутренним голосом. И не потому, что он ему не
верит, а потому, что просто не хочет верить. Мы редко обращаем внимание на дым,
мы предпочитаем бороться с огнем. Человек вообще любит бороться с тем, что ему
неподвластно, он обожает покорять стихию ровно так же, как стихия любит
порабощать человека. Конца и края не видно этой борьбе.
Милка сидела в кресле, поджав под себя 39 размер ступней. Ее рыжие локоны то и
дело спадали на курносый, веснушчатый нос, а она то и дело их одергивала. Слово
держал Александр. Он сидел напротив, раскинувшись всеми членами на диване, его
лицо было серьезно и напряжено.
- Эта чертова двойка по Химии, меня вообще могли не перевести в следующий класс,
какой позор для родителей! Потом, ты же знаешь, как мне нужен отличный аттестат,
туда, куда я хочу поступать потом, не возьмут с троечным, а тем более с двоичным
аттестатом.
- Чего ты так волнуешься, - прервала его Милка, которой уже порядком надоело
слушать эту болтовню по новому кругу. - Я всего лишь спросила, как прошел вчера
вечер.
- Да я ничего, просто ты так на меня смотришь, как будто что-то случилось...
- А что-то случилось?
- Я же говорю, что нет, о чем речь? Если что-то не так, скажи.
- Если бы все было хорошо и ты был бы чист душой, то не нес бы такую околесицу.
- Брось!
- Сам брось врать, я знаю все! - Неожиданно закричала Милка ( по сути это был
всего лишь старый милицейский прием).
Саша на секунду замешкался, в его глазах отразилось удивление. Это был не страх,
не мучения совести, только лишь удивление.
- Понимаешь, драгоценная, - спохватился он. - Некоторые понимают чистоту душой,
как чистоту телом...
- Меня до этого не волновала ни одна твоя женщина, ты всегда был ужасным
бабником, но сейчас я просто хочу знать, что было.
- Был ужин, понимаешь, - отговорился он.
- А после? - Не останавливалась Милка.
- Послушай! - возмутился Саша. По его лицу было видно, что он теряет терпение.
- Я хочу знать.
- Да успокойся, любимая, она такая ужасная, вся кожа в складку, грудь висит,
если бы не эта химия, ни за что! - Сказал он спокойно и поцеловал Милку в шею. -
Не то, что твоя шелковистая шейка, ты моя королева, брось ревновать, это тебе не
идет.
Милка схватилась за лицо руками, ей не хотелось, чтобы Саша видел слезы, которые
хлынули из ее глаз. Ее ногти впивались в кожу лица так, как будто она хотела
знать, что больнее.
- Ну ладно, прости если так, я не думал встретить такую реакцию, думал,
посмеемся вместе. Бред какой-то, - недоумевал он.
- Тебе смешно? Тебе смешно? А мне-то как смешно, смотри, я смеюсь!
И она захохотала во весь голос, залилась страшным диким смехом. Ее покрасневшие
глаза казались совсем безумными.
- Ну ты и истеричка, - покачал головой Саша. - Шизофреничка. Сиди и реви одна!
Он медленно вышел в коридор, не торопясь одел свою куртку, как будто ждал, что
его сейчас остановят.
Милка продолжала смеяться. Она смеялась и слезы текли по ее щекам.
- Истеричка, - буркнул он себе под нос и вышел, хлопнув дверью.
Милка давно уже не плакала. Это было похоже на чудо. И было бы так смешно, если
бы не было так грустно.
Она открыла окно, чтобы набрать в легкие чистый воздух, ей казалось, что в
комнате душно и нечем дышать. В этот момент как раз под ее окнами проходил Саша.
Милка остолбенела.
- Он заметил ее и улыбнулся.
- А знаешь, - крикнул он, почувствовав свое превосходство. - Почему мужчины
любят иногда побаловаться сорокалетними женщинами?
С другой стороны улицы послышался смех проходящей мимо молодежной компании.
- Они все делают так, как в последний раз! - Заорал он еще громче, поймав
удивленные взгляды старушек из соседних квартир.
- Это анекдот такой! Смейся! - Сказал он и ушел наконец.
- Вот бесстыжая! - послышалось с верхнего этажа. - Совсем Машкина девка
распустилась...
- Да, какие друзья-то у нее! - Отозвался кто-то снизу, - слушать противно, какие
гадости говорят.
- Да, эта молодежь совсем распустилась, Сталина бы на них, Сталина!
- Ну причем здесь Сталин, - вздохнула Милка и закрыла окно. Она опустилась на
колени и облокотила голову о спинку кресла. Было очень больно... Где-то там,
глубоко внутри, где, вроде бы, нет ничего, болело сильно, сжимало грудь. Что это
за чувство? Ранее оно не было ей знакомо. Зачем оно пришло, что хочет от нее?
- Что же это, - шептала она. - Что же это...
Стемнело, но она не заметила. Она только боялась, что сейчас откроется дверь и
кто-то увидит ее такой, беззащитной, отчаявшейся. А темнота скрывала это,
темнота прятала ее от всех. Темнота жалела ее.
И действительно, наступил вечер. В доме напротив уже горели все окна. Милка
смотрела на них и думала: ""Как странно, они занимаются сейчас своими делами,
кто-то смотрит телевизор, кто-то моет посуду... Всем все равно"". Горело и окно
Кэт. Она лежала на кровати в мечтательной позе и думала о чем-то своем. Может
быть, о весне. Представляла, как все вокруг распускается и зеленеет. Странное
совпадение, она вдруг вспомнила о Милке. Когда приходит весна, лицо Милки
покрывается симпатичными веснушками и она пытается свести их чем только можно.
“""Вот глупая, они такие веселые, как она сама, - смеялась Катя про себя. -
Интересно, что она выдумает этой весной. Вот чудная!""”
Внезапно ее мысли перенеслись в сегодняшний день, она вспомнила все происшедшее.
С одной стороны, она была уверена, Милка не может переживать, но с другой,
интуиция подсказывала ей, что надо бы узнать, как там дела. Она посмотрела на
часы. Было еще не очень поздно. Какая же противная эта зима, в середине дня
кажется, что уже вечер!
Катя накинула куртку, схватила с полки шарф и направилась к выходу.
- Надолго? - послышалось с кухни.
- На часик, - крикнула Кэт.
- Я готовлю ужин, приходи быстрее!
- Я быстро, мам!
На улице было холодно, как будто крещенские морозы вернулись. Катя спрятала нос
в шарф и прибавила шаг. Из бора, что находился через дорогу вывалилась пьяная
компания.
- А, Катюша! - Заорал вдруг парень, идущий в компании двух надравшихся в стельку
девчонок с намалеванными до нельзя физиономиями.
Катя узнала в нем Сашу и остановилась.
Они пересекли дорогу. Саша подбежал к Кате и схватил ее за руку. От него несло.
- Я лучше пойду, - сказала она, поняв в чем дело.
- Стой! - Остановил ее Саша. - Малышка с иностранным именем Кэт, красавица Кэт!
Девчонки засмеялись. Кэт попыталась освободить руку.
- Подожди, Кэт! - не отступал Саша. - Поговори со мною, Кэт!
- Подожди Кэт, поговори со мною, Кэт! - Повторили девицы, еле ворочая языками.
Катя собралась с силами, выдернула руку и побежала. Саша и так не твердо стоял
на ногах, а от этого резкого жеста и вовсе свалился. Две пьяных дамы тут же
полетели на него. Он грязно выругался и что-то закричал ей вслед. Кати уже не
было.
- Девочки, - обратился он к своим спутницам, которые валялись на льду и хрюкали
как молодые поросятки. - Поднимите вашего мальчика!
- Я уже все знаю, я видела этого негодяя, - сказала Кэт, войдя в комнату Милки.
Милка молча села на диван. Ее ресницы были мокрые от слез.
- Это правда, то, что все подумали сегодня? - спросила ее Катя.
- Да, - сказала Милка и снова заревела.
Катя насупилась.
- Тебе больно?
- Очень.
- Прости меня за вопрос, - извинилась Катя, - но я просто не знала, что все
настолько плохо. Я думала, что ты не будешь переживать.
- Он тоже думал, - сказала Милка сквозь слезы. Вы думали, я бесчувственная,
грубая, да? А мне вот больно, очень больно, мне не было так больно еще никогда,
мне так больно в первый раз.
Катя сжала ее ладонь.
- Прости меня прости, ну неужели ты влюбилась.
Милка кивнула головой.
- Да, так уж получилось...
- Ну надо же! - Воскликнула Катя. - Ты влюбилась. И в кого, в такого человека!
- В какого человека? - Остановила ее Милка, как будто обидевшись. - Думаешь, в
него трудно влюбиться.
- Ты что, совсем? - Удивилась Катя. - Ты что не видишь то, что он подлец, что он
тебя использует.
- Ну, знаешь что, - вспылила Милка. - Тебе как никому лучше должно быть ясно,
что любовь не выбирает. Думаешь, твой Женя хороший? Откуда ты знаешь, где он и с
кем. Чем он лучше Саши? Получил от тебя все, что надо и был таков.
- Если тебе от этого легче, можешь сделать больно и мне, - расстроилась Катя.
- Нет, прости, - попросила Милка. - Не обращай на меня внимания, я злая, мне
умереть сейчас хочется.
- Так сразу и умереть?
- Да.
- Надо бороться, Милка, покажи ему свои клыки, ты же можешь.
- Нет, - покачала она головой. - Раньше могла, сейчас нет.
- Ну это же как школа выживания, помнишь, в четвертом классе? - Попыталась
отвлечь ее Катя. - Девчонки все такие вредные были, выбирали, с кем дружить, а с
кем нет, авторитетов назначали.
- Да, над тобой все издевались... - Вздохнула Милка.
- Да, а ты меня защищала, тебя всегда боялись.
- Да, это было раньше...
- Не говори так, - ободрила ее Катя. - Время пройдет, и раны затянутся.
- Не затянутся, - шмыгнула носом Милка. - Я уже никогда не буду прежней.
- Не плачь, мы всех побьем.
- Надо думать о том, как бы тебя не побили. Сейчас так: не зевай!
- Не будь пессимисткой, я буду тебя защищать.
- Эх, Катька, что ты можешь сделать, - махнула Милка рукой. - Мы с тобой совсем
одни. Я иногда закрываю глаза и представляю мир. Он такой огромный, и в эти
секунды мне кажется, что я такая маленькая, совсем маленькая, просто плакать
хочется.
И в этот момент Кате, той самой Кате, которая только что была так уверена в
себе, показалось, что Милка права, и ей стало страшно, она узнала в ней себя,
она смотрела на нее, как в зеркало, такой знакомый взгляд, такие знакомые слова.
- Поплачь, - сказала она Милке. - Поплачь...
 
Сумасшедшая Истина
 
Снег, белый снег, отчего так грустно смотреть на тебя, отчего такая тоска, зачем
сеешь холод в душах людей. Все они, замученные своими проблемами, трясутся в
метро, автобусах, электричках и не думают улыбнуться хоть на миг. Закутанные в
пальто, шапки, замотанные шарфом, они не замечают ничего. Смешные, жалкие,
никому ненужные, кроме Бога. Время, время, что же ты делаешь с нами. Мы
обозлились и стали черствее, мы готовы порвать друг друга на части за свободное
место. Снег, снег, ты такой же тоскливый, как и песня бедного музыканта в
переходе, плачет его скрипка, и плачет твое сердце вспоминая что-то давнее,
что-то нежное, милое ему.
- Отойди, встала тоже! - Рявкнул на Катю пробегавший мимо старичок в рваной
телогрейке с огромной авоськой бутылок на плече.
“Странно, - подумала она. - Ему ничего не надо, кроме этих бутылок, а мне надо
так много. Может быть, это неправильно, Господи, что я все время у тебя что-то
прошу, пора бы сделать что-то самой?” И она бросила деньги в коробку какому-то
нищему. Он стоял с протянутой рукой, а в другой руке у него было свидетельство
об инвалидности.
И в этой ситуации не было ничего особенного, просто люди уже устали подавать. За
времена перестройки на улицах появилось столько нищих, что не перестаешь
удивляться, как это у всех умерли мамы и папы, украли документы и развились
неизлечимые болезни, вылечить которые можно только в Америке и только за большие
деньги. Впрочем, их нельзя за это винить, уже нет красивого звучного лозунга
""Все профессии нужны, все профессии важны"", зато появилось много других, не
менее эффектных. Например, ПОМАГИТЕ, ХАЧУ КУШАТЬ” или “КУПЛЮ - ПРОДАМ СКВ, или
ПРИВОРОЖУ, ЗАГОВОРЮ, СНИМУ ПОРЧУ, ОТВОРОЖУ, ПРЕДСКАЖУ БУДУЩЕЕ, ЗАКОДИРУЮ ОТ
ПЬЯНСТВА, ОТ ОЖИРЕНИЯ. Страна стала похожа на густые непроходимые джунгли, такие
же непроходимые, как тупость, которая вдруг вылезла наружу вместе с
порнофильмами, американскими боевиками и рок группами, которые пишут все свои
песни в наркотическом бреду. Человек перестал быть частичкой сильного,
сплоченного общества, он стал свободным и независимым, он превратился в варвара,
он жил теперь только для себя. Появилось море казино, баров, дорогих салонов -
парикмахерских, людей, ездящих на шестисотых Мерседесах, развалились сотни
предприятий, потеряли работу тысяча государственных служащих, а учителя и
научные работники стали челноками и вышибалами. Слово инженер, которое еще вчера
произносили с гордостью, стало ругательством. Уже никому не нужен космос,
Терешкову публично в газетах называют проституткой, военные пополняют ряды
безработных, а лучшие когда-то оборонные заводы делают раскладушки. Вся страна
превратилась в огромный рынок. И мы радуемся, мы орем: “демократия!”, даже не
вдумываясь в это слово, мы сломали памятник Дзержинскому, закрыли Мавзолей и
думаем, что покончили со злом. Как смешно, как грустно и смешно, мы покончили со
всем. О великая страна Россия. Только здесь одно поколение может за один день
сломать все то, что всю жизнь строило другое. А самое страшное, что ничего не
стало лучше, просто раньше рушили церкви, а теперь - заводы, раньше умирали в
лагерях, а теперь на улицах. И ходят, гордо глядя вперед, бритые молодцы со
свастикой на плече, и смотрят беспомощно на них ветераны, которые получали пули,
теряли друзей и родных, воюя против фашизма, смотрят и ничего не могут сделать.
Молчат люди, молчит государство, которое объявило плюрализм мнений и забыло
объяснить, что это такое. Молчат все. Каждый сам за себя. Беззаконие, имя тебе -
демократия.
Катя добралась привычной дорогой домой. Дом, несмотря на позднее время был
оживлен, опять были гости. Катя поздоровалась со всеми и незаметно юркнула к
себе в комнату с надеждой растянуться на диване. Включив свет, она вздрогнула.
На полу сидел Сережа, он как будто не заметил ее и продолжал смотреть на небо.
- Садись, - сказал он ей вдруг.
- Куда?
- Рядом со мной, на пол.
Катя села.
- Смотри, - замурлыкал он. - Как хорошо сейчас видно звезды.
- Да. - согласилась она.
- Это очень интересно, - оживился Сережа. - Звезды очень похожи на нас, - людей.
- Чем же это? - Поинтересовалась Катя.
- Своим светом, - ответил он совсем тихо. - Вот яркая, она как ты -живая, яркая,
горящая, зовущая всех к себе.
- Я такая?
- Да, а вот моя мама. Уже почти потухла и скоро умрет и взорвется. На ее месте
останется только белое облачко, и не будет новой такой... Звезды, как люди, не
бывает двоих одинаковых.
- Интересная наука, - заметила Кэт.
- Это не наука, это моя философия, - поправил ее Сережа.
Ночное небо накрыло город вместе с домами, тротуарами и машинами. Так необычно
для зимы, небо было усыпано звездами разной величины. Такое яркое, как в
Планетарии, можно было разглядеть все созвездия. Они сидели на холодном полу и
смотрели как завороженные в окно, их лица освещал мягкий лунный свет.
- А где Милка, она какая? - Поинтересовалась Катя.
Сережа погрустнел, подумав минутку, он ткнул пальцем в небо.
- Вот она, видишь, пульсирует. Бьется, как сердце - ""Тук - тук"", как будто
зовет тебя, манит к себе, а подбегаешь, протягиваешь руки, а ее и нет вовсе.
- Ты влюбился! - Засмеялась Катя.
- Нет, - смутился Сережа. - Она влюбилась.
- В тебя?
- Нет, не в меня, - с грустью заметил он.
""Интересно, - подумала Катя, - и откуда же он об этом знает"". Внезапно ее
ослепил яркий свет.
- Ты спишь, о Господи! Что вы здесь сидите в темноте. - Заволновалась мама.
- Кто это здесь? - Поинтересовался какой-то мужчина в очках.
- Эта наша дочь, - гордо объявил Александр Александрович.
- А, продолжатель рода юристов, - сказал мужчина и улыбнулся.
- Очень приятно! - поздоровалась Катя.
- И чем же сейчас увлекается молодежь? - Поинтересовался он.
- Ходит в театр, - ответила она, недолго думая.
- И что же смотрит? - Не отставал он.
Катя посмотрела на него внимательнее и ей не понравилась его густая борода.
- ""Иисус Христос"", - буркнула она.
- Интересно?
- Мне так очень!
- А я смотрела, - взвизгнула женщина на высоких шпильках, видимо, его жена. -
Прелестно, у этого Иисуса замечательный сопрано.
- Да нет же, - возразила другая, стоявшая рядом. - У него тенор, тенор, дорогая.
- И все равно, прелестно, прелестно!
- А вы что скажете? - Обратилась Катя к своему собеседнику.
- Я не смотрел, - честно признался тот.
- А вы читали ""Мастер и Маргарита""?
- Читал.
- И что же?
- Не знаю, мне не очень понравилось.
- Ах вот как, - вздохнула Катя. За одно это она уже готова была его съесть, не
зря ей не понравилась его борода.
- На вкус на цвет товарища нет, - сказал мужчина.
- Нет, - отрезала Катя. - Просто вы судья, вы Пилат, вы игемон! Вы и ваше
правосудие, вот что обличается в этой книге, поэтому она вам так не нравится!
- Думайте как хотите, - улыбнулся собеседник, вас мне не переубедить, вы же не
признаете никакого другого мнения, кроме своего.
Теперь его борода и очки казались Кате просто отвратительными.
- Вы наверное за распятие? - Выдавливала она остатки своей злобы.
- Да нет, я вообще-то против смертной казни, - вздохнул мужчина и удалился.
Катя догнала его.
- Вам что же, жаль убивать преступников?
Мужчина обернулся.
- Нет, мне жалко убивать...
- Только не говорите мне, что любите людей.
- Я люблю людей.
Катя истерично засмеялась:
- В этом доме только два человека, которые любят людей. Один из них
сумасшедший...
- Холодный сарказм, - улыбнулся мужчина и отпил из бокала вино.
Кэт вбежала обратно в комнату, выключила свет и заплакала. Она плакала и не
могла остановиться. Слезы все текли и текли. Ей хотелось исчезнуть, провалиться
под землю, ей хотелось кого-нибудь убить. “""Он не звонил, не звонил, не
звонил"" - бубнила она себе под нос.
Сережа все так же сидел на полу и смотрел на звезды. Услышав ее жалкие
всхлипывания, он обернулся и посмотрел ей в глаза, полные слез.
- Чего ты? - Удивился он.
- Так, взгрустнулось...
- Нет, не обманывай меня, люди плачут о чем-то или о ком-то. А ты о ком?
Катя промолчала.
- Он далеко? - Спросил Сережа.
- Не знаю, я не знаю, - вздохнула она.
- Он думает о тебе?
- Не знаю...
- Он любит тебя?
- Не знаю, зачем тебе?! И слезы вновь хлынули из ее глаз.
- Ой, ой, - застонал Сережа. - Как больно!
Он дотронулся до ее щеки своими холодными тонкими пальцами:
- Слеза...
- Да, - прошептала Катя. - А чего в ней такого особенного?
Сережа посмотрел на крохотную капельку, оставшуюся у него на ладони.
- Как капелька дождя, прозрачная - прозрачная.
Сережа подошел к окну и уткнулся носом в стекло.
- Как капля дождя, прозрачная, - повторил он. - Кап - кап, капают слезы по щеке,
как по стеклу.
- Разве дождь сейчас? - Спросила Катя.
- Нет, - смутился Сережа. - Снег, мокрый снег.
- Постоянно снег, - вздохнула она.
- Да, но если закрыть глаза, то можно представить, что это дождь. Представить,
что это листья, желтые, красные, иногда зеленые. А вот смотри: белка, смешная
такая, бежит быстрей - быстрей по дереву к себе в домик, орешки для бельчат
несет. А вон медвежонок сосет мамину лапу, какой забавный!
Он так говорил, как будто видел все на самом деле. Как будто смотрел кино.
“Счастливый - подумала Кэт, - он живет в своем придуманном мире, и несмотря на
черные шары, злые маски, это мир, где никто никуда не спешит. Этот мир тихий и
умиротворенный. И кто посмеет утверждать, что наш мир нормальный, а не его.
Может быть, мы все сумасшедшие? Ведь он может построить замок, может увидеть
лето среди зимы. А мы можем только смеяться над ним. Это мир, где нет ни денег,
ни славы, ни бедных, ни богатых, нет зла и даже времен года. Он счастлив, а мы -
нет. Мы только все думаем, что будем счастливы, когда скопим деньги на дачный
дом, смотаемся в Анталию. Конечно, немудрено, наша зима длится больше полугода.
Нет, все это неправильно. А его мир - мир иллюзий. Есть какая-то грань, грань, к
которой надо идти, но которую нельзя переступать.
- Ты все грустишь, - услышала Катя рядом со своим ухом.
- Мне грустно.
- Неужели из-за снега, - удивился Сережа.
- Может быть, из-за снега, а может быть и нет, - сказала она.
- Знаешь! - Сережины глаза вдруг загорелись. - Вот ты грустишь, думаешь о чем-то
подолгу, а ведь когда человек счастлив, он ни о чем не думает. Значит, грусть
полезнее счастья.
- Может быть, - пожала плечами Катя. Она оценила его непосредственную попытку
повысить ей настроение. - Только, когда грустишь, теряешь часы жизни, а когда
смеешься, - прибавляешь.
- Смешно, - заметил Сережа как бы между делом, - А я, сколько ни смейся, все
равно рано умру.
- Глупости! - Возразила Катя, это в интернате над тобой издеваются учителя, я
скажу тете Лене, она им покажет...
- Нет, не надо, - прервал ее Сережа. - Я и сам это знаю. Я же неполноценный,
такие рано умирают.
Катя не знала, что ответить. Она знала, что это в интернате, где он учится,
учителя от адской работы обозлились, еще и платят мало. Вот они и издеваются как
могут. Скажут что-нибудь в этом роде, а эти бедолаги потом переживают. Одному
мальчику повариха, когда тот попросил добавки, сказала: Ешь, ешь, не наешься,
скоро помрешь! Мальчик потом заболел. ""Надо все-таки сказать тете Лене"", -
подумала Катя.
Сережа сидел, не шевелясь, как вкопанный. Она подсела к нему поближе, прижала
его к себе.
- Не грусти, ты мой лучший друг. Я не дам сделать тебе больно. Ты самый умный,
самый лучший и добрый человечек, которого я когда-либо знала.
Сережа, который не любил, когда до него дотрагиваются, сидел спокойно и не
вырывался.
- Спой мне что-нибудь, - попросил он Катю. - Я так люблю, когда ты поешь.
Катя запела ту грустную песенку, которую слышала в тот день в переходе. Слезы
больше не лились, а, может, их просто больше не было.
Этой ночью Кате приснился замечательный сон. Ей приснилось лето, точно такое,
как у Сережи. В нем было все: и трава, и солнце, и она даже плавала в речке.
Когда она проснулась, то сразу же посмотрела в окно, солнце было все такое же
безжизненное. Она подумала, что уж лучше смотреть в потолок, чем на такое
солнце. Вообще-то многие романтики любят солнце, даже зимой, она же, напротив,
любила смотреть на темное, полное звезд небо. Ей так нравилось тонуть в млечном
пути, а зимой на небе сплошной млечный путь. Звезд совсем мало, одна или две,
которых еще не успели съесть облака.
То ли дело летом! Так здорово сидеть на крылечке и смотреть на небо, усыпанное
звездами. В траве стрекочут кузнечики, пахнет свежескошенной травой. Так приятно
похрустеть спелым яблочком, тающим во рту, некоторые созревают уже в середине
июля. На улице у них совершенно особый вкус, неизвестно почему, просто пальчики
оближешь.
Катя смотрела в потолок и думала, что было бы здорово летом поехать куда-нибудь
на Юг, обязательно вместе с Женей, купаться в ночном море, вместе смотреть на
звезды. Ведь вдвоем это делать намного приятнее.
Они познакомились посреди зимы, а он был загорелый, как будто летом, он был
такой красивый, он и сейчас самый лучший! Только телефон молчит...
Как часто эта фраза встречается в сентиментальных фильмах, мыльных операх,
любовных романах. Ее можно услышать и в суперкриминальных боевиках, и в
комедиях, и в документальных зарисовках, но всегда, независимо от ситуации, это
обозначает только одно, - нет никакой информации. Это и хорошо, и плохо. Как
пустая руна, - это и начало, и конец, неизвестность, хуже которой нет.
Катя обреченно вздохнула и открыла дневник.
“Прости, любимая тетрадочка, что не писала раньше, но так много всего случилось!
Начну по порядку. Милка уже не такая веселая, как раньше, они с Сашей
поссорились, в общем, даже разошлись, наверное, навсегда. Конечно, такое не
прощают! Невообразимо, он ей изменил с учительницей. Кто знает, может, и сейчас
изменяет.
Милка неплохой человек, как оказалось, но я ее ненавижу. Не за то, что она
совсем потеряла гордость (неизвестно, сколько в этот раз выдержит), а за то, что
она теперь всегда грустная. Она не ходит на уроки химии, но Эльвира ставит ей
четверки, чувствует, наверное, что виновата. Милка всегда отлично пела, а теперь
отказалась участвовать в школьном вечере, который мы устраиваем по случаю юбилея
школы. Очень странно, но Милка ни с кем не встречается, только со мной, но я-то
не парень. Мне кажется, она ждет, что он вернется, но в душе понимает, что
принимать его нельзя, ведь он не любит ее, это точно!
Мне жаль Милку, она была настолько раньше влюблена в себя, думала, что все
ребята от нее без ума, и ей стоит лишь только поманить пальцем, что весь мир
создан только для нее. Как жаль, что это не так.
Я знаю, она поняла, что раньше жила неправильно, что подчас была грубой
эгоисткой, но боится, что меняться поздно. И она стремиться изо всех сил скрыть
эту боль в сердце от посторонних, хочет казаться прежней Милкой. Вчера она
покрасила волосы и сказала, что это символизирует траур по безвременно ушедшему
Саше. Ей ужасно не идет, она и сама это знает, просто ей хочется казаться
смешной, как раньше, но я-то знаю, ей больно.
У меня, дневничок, все по-прежнему, никаких новостей. А.А. постоянно приносит
новые “благодарности”, мама курит. Я заметила это вчера, совершенно случайно.
Папа занят своим магазином, он недавно отвозил меня туда. Это прекрасно! Так
много цветов. Среди зимы это тоже какое-то лето.
Ты знаешь, дневник, все счастливы, все: и Сережа, и папа, - у них есть свое
лето, а у меня его нет, и до весны еще так далеко. Март, апрель, май... Я,
наверное, пока больше не буду писать. Напишу, когда будет весна"".
- А, ты уже встала и не выходишь к нам, сидишь, мечтаешь? - Услышала Катя
любимый голос.
- Мама, мне приснился замечательный сон.
- Какой?
- Мне приснилось лето, ты можешь себе представить, лето!
- Лето - это прекрасно, - согласилась мама. - Лето - это тепло, трава зеленая,
солнце.
Катя прижалась к ее груди, от фартука пахло луком и какими-то специями.
- Мама, ты что, тоже любишь солнце?
- Люблю, кто его не любит.
- А я больше звезды, - сказала Катя.
- Ты еще очень маленькая, чтобы любить ночь.
- Что ты понимаешь, - буркнула Катя.
- Ну конечно, я старая и глупая, - расстроилась мама.
- Нет, нет! - Вскрикнула Катя. - Ты красивая, ты молодая, ты самая лучшая мама
на свете.
- Да нет, я уже старая, - смутилась мама.
- Нет, я говорю тебе, ты молодая. Ты еще любого мужчину сразишь наповал. Мама,
выходи замуж за какого-нибудь красивого и богатого принца, бросай Александра
Александровича.
- Хватит, Катя, хватит, - остановила ее мама, - Брось, мне с Сашей хорошо,
доживи до моих лет и поговорим, что лучше. Да, - спохватилась она, - завтрак
готов, иди есть.
Мама вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Катя впала в раздумье. Неужели
она не права, неужели надо выходить замуж по расчету. может, она, действительно,
еще маленькая, и когда вырастет, изменит свое мнение. Ей раньше всегда казалось,
что она не сможет вот так, из-за денег, но теперь... Теперь она стала думать,
вдруг Женя вообще больше не позвонит, она ведь не сможет больше любить, никогда.
Тогда она будет жить с человеком совсем нелюбимым, совсем ей чужим. Нет, это
было похоже на кошмар, в который ей не хотелось верить.
Телефонный звонок прервал ее размышления. Мама вновь появилась в комнате.
- Катя, возьми трубку, это Милка. Что-то давно ее не было слышно.
Кэт лениво потянулась к телефону.
- Але, привет подруга! - Послышалось из аппарата.
- Привет, что не звонила, как дела?
В трубке послышался вздох.
- Так, потихоньку, ни туда, ни сюда.
- Ты почему совсем забросила школу?
- У меня больничный, Катюш, я болею.
- Знаю я, как ты болеешь, душой ты болеешь.
Милка молчала.
- Мил! - Окликнула ее Катя. - Ты не думай, что десятый класс, нет экзаменов, что
лафа, столько контрольных, а как же четверть?
Милка не отвечала.
- Милка, ну неужели ради него все это.
- Тебе раньше изменяли? - Вдруг отозвалась Милка.
Катя задумалась, а правда, изменяли?
- Изменяли, изменяли, - решила она в конце концов. - Вот и Женька все не
появляется, думаешь у него других нет?!
- Ты подожди, не реви, - успокоила ее Милка. Ее голос был спокоен как никогда. -
Ты же не знаешь о нем ничего, перестань накручивать, Женька другое дело, он тебя
любит.
- Ты думаешь, лучше ничего не знать?
- А разве нет?
“И верно, - подумала Катя, - так лучше. Если человек счастливый, значит, он
чего-то не знает.
- Ты видела его, Катюш?
Милкин голос задрожал.
- Нет.
- У него, говорят, другая девчонка уже...
- Кто тебе сказал такую чушь?
- Брось, ты же знаешь.
- Ну знаю, и что?
- Конечно знаешь, знаешь, и не хочешь меня расстраивать.
- Чего тебя расстраивать-то? - Вздохнула Катя. - Ты и так расстроена, дальше
некуда.
- А ведь ты знаешь, он мне звонит, - сказала Милка.
- Да ну? - Удивилась Катя.
- Да, звонит, просит прощения, хочет вернуться.
- А ты?
- А я...
Милка замолчала. Было слышно, как она тихо всхлипывает.
- Милка, Милочка, не плачь, - умоляла ее Катя. - Ну плюнь ты на него, ты
красивая, умная... А впрочем, плачь, плачь. Плачь, если любишь.
Катя как будто видела как слезы текут по ее любимым веснушкам, как дрожат
рыженькие реснички. Ей самой захотелось плакать.
- Мил, а хочешь я к тебе сейчас приду? - предложила она.
Милка не ответила, но Катя поняла, конечно нужно. Просто был в тот миг на свете
человек, который как никто нуждался в ее поддержке, который тосковал, которому
не с кем было поделиться своим горем.
- Иду, - сказала Катя и положила трубку.
 
В комнате Милки как обычно полумрак, но в этот раз он просто угнетает, Кате
казалось, что стены давят на нее, потолок опускается вниз. Обстановка
усугублялась полным молчанием. Милка сидела в кресле по-турецки, слегка опустив
голову, и думала о чем-то своем. Катя смотрела на нее и недоумевала, неужто
Милка думает, что она пришла только лишь посмотреть на то, как она молчит.
- О чем ты думаешь? - Не выдержала Катя
- Вспоминаю, - спокойно ответила Милка.
- Хорошее или плохое?
- И то и то.
- Так чего же больше?
- Мне кажется хорошего, - сказала Милка неуверенно.
Катя покачала головой.
- Глупости, когда любишь, всегда оправдываешь, а поэтому пытаешься не вспоминать
плохое, только хорошее. Приятные воспоминания поддерживают любовь...
- Ты знаешь, я все, все помню, - прервала ее Милка. - И как мы с ним
познакомились тоже.
- Да...
- Мы тогда так смеялись, и записки, и спор этот дурацкий, ведь дурацкий же!
- Да и не спор это был вовсе, так, руководство к действию, - заметила Катя.
- Ну кто бы мог подумать, что я так влюблюсь!
- Так ты любишь или влюбилась?
- Люблю...
- Да, - вздохнула Катя, - Прости, Милка, но до сих пор у меня никак не вяжется
образ любящей женщины с тобой.
- Да, все думают, что я камень, бесчувственная кукла, и ты, значит, как все.
- Нет, у меня всегда было свое мнение, - насупилась Катя. - С каких это пор я
стала для тебя как все?
- С тех пор, когда начала так думать, - обиженно сказала Милка.
Катя посмотрела ей прямо в глаза.
- Ты любишь?
- Да, - ответила Милка робко и отвела глаза.
“""Плохи дела"" - подумала Катя.
За все годы их общения она еще ни разу не видела, чтобы Милка смущалась.
- Радуйся тогда! - Сказала она ей. - Ты избранная. Тысячи людей на свете не
знают, что такое любовь, а ты знаешь, и я знаю тоже, мы должны быть счастливы,
мы особенные. Жить прекрасно.
- А неразделенная любовь - это тоже любовь? - Спросила вдруг Милка.
Катя замешкалась.
- Ну раз ты любишь, раз так и назвали любовь, значит любовь, - сделала она
вывод, - потом ты что думаешь, любовь только взаимная должна быть?
- Я очень люблю тебя, сестренка, - сказала Милка, прижав к своей щеке Катину
холодную руку. - Но так жить дальше не надо, надо лучше.
- Надо, да как?
- А вот так: радоваться жизни, любовь должна приносить радость, а не боль!
И Милка включила свет, Катя зажмурила глаза.
- Выключи!
- Ну нет уж, подруга, ты что, хочешь в 18 лет в очках уже ходить? Вот я, лично,
в 60 лет заеду к тебе на мотоцикле, обещаю.
Катя улыбнулась.
- Ты все такая же. В хорошем смысле слова.
- Эх! - Вздохнула Милка. - Ты когда-нибудь задумывалась, как мало надо человеку
для счастья. Вот я, например, хочу, чтобы было тепло, сидеть на берегу реки,
опустив ноги в прозрачную голубую воду, и смотреть в его глаза. Они для меня
днем солнце, а ночью звезды... Ты знаешь, я чувствую, он вернется.
- Вернется, но не изменится! - сказала Катя
- Что ты говоришь, Кэт, - одернула ее Милка, - ты думаешь люди не меняются? А я?
Ты же сказала, что я изменилась.
- Иногда я думаю, что лучше бы ты осталась прежней, той Милкой, которую я знала
раньше, прямую, дерзкую. Куда делась твоя сила? Я раньше черпала энергию от
тебя, а теперь... Теперь ты побледнела, осунулась, ты как будто поблекла,
пожелтела, как старая фотография. Ты же ведь еще можешь встретить человека...
- Кэт, мужчины не любят сильных женщин, им надо кого-то защищать, учить. Сильных
они боятся, особенно слабые мужчины. Они замечают свою слабость и не позволят,
чтобы кто-то превзошел их, тем более женщина.
- Ну а сильные, настоящие мужчины?
- Да где же их теперь возьмешь.
- Ну ты говоришь как старуха.
- А я и есть старуха, я уже старуха. Смотрю на тебя, ты цветешь, светишься
изнутри, я чувствую себя на твоем фоне старой.
- Ты знаешь, - взгрустнулось Кате. - Я просто пытаюсь не думать о плохом, а то
становится очень больно. Я же ведь тоже, когда влюбилась, не знала, что потом
будет так больно.
- Эти мужчины приносят одни беды, - сделала вывод Милка.
- А за чем же тогда они вообще нужны? - задалась вопросом Катя.
- Вот и я думаю, - откликнулась Милка. - Зачем?
- Где же ответ?
- Ответа нет!
Мы так часто оказываемся перед закрытой дверью, но то, что она закрыта, еще не
говорит, что за ней ничего нет. Выход есть всегда, но нам легче просто
развернуться и уйти. Мы боимся верить, боимся доверять. Мы судим других людей с
высоты своего непоколебимого единственного мнения. Мы не пытаемся влезть в их
шкуру, нам слишком дорога своя. Мы эгоисты.
Испокон веков люди пытаются постигнуть одни и те же истины, решают одни и те же
проблемы: любовь и измена, дружба и предательство, отцы и дети, дети и дети...
мы находим какие-то пути, забываем про них и ищем другие, а эти проблемы растут
и стареют вместе с человечеством. Да, “трудно найти в темной комнате черную
кошку, особенно, если ее там нет.
На улице очень холодно, ветер продувает насквозь. Почти конец февраля, а морозу,
кажется не будет конца. Температура держится ниже 15°С уже третьи сутки.
Из окна смотреть на зимние улицы куда приятнее, чем мерзнуть на остановке
автобуса, который никогда не приходит во время, разве что летом, когда это уже
не так жизненно важно. Старые, дымящиеся, с запотелыми окнами, они похожи на
Летучих Голландцев, через час ожидания они уже кажутся просто видением. Народ
грустный, уставший, закутанный в огромное количество тяжелых вещей, спешит
домой. И Катя тоже, она мелкими шажками ( так, чтобы не поскользнуться и не
упасть ), обходя все ледяные места, идет по родной дорожке.
Ее мыслями уже властвуют домашний уют, добрая мама, горячий чай и булка с маком.
Катя посмотрела на снежную глыбу и вспомнила о замке, который пообещал построить
Сережа. ""Да, - подумала она, - было бы действительно здорово жить всем вместе,
вместе даже теплее... Только этот замок уже, скорее всего, есть. Ведь если
посмотреть на город с высоты, то он похож на муравейник, где каждый имеет свою
маленькую норку"". И зажигаются огни в окнах, и горят они, и гаснут, когда все
засыпают, а наутро зажигаются вновь, и люди встречают рассвет. Кто-то в постели,
кто-то в метро, кто-то уже на работе. Они все разные, разные, как Катя, Милка,
Сережа, Женя и Саша. Разные, и в чем-то такие одинаковые
 
И снова любовь
 
Господи, как же не хочется вставать! Будильник звучит как бухенвальдский набат,
кровожадно, безжалостно. Ты выключаешь его и представляешь, что уже встаешь,
идешь в ванную, умываешься, садишься завтракать... Глядишь, и заснула опять.
- Катька, ты еще спишь! Я так и думала, - ворвалась в комнату мама. - С ума
сошла! Я бегаю из комнаты в комнату и бужу по очереди то Сашу, то тебя, оба
дрыхнут. Вставай сейчас же!
Как только злая мама исчезла за дверью, правда, включив-таки предварительно
свет, Катя поняла, что противостояние сна и яви закончилось, явь как всегда
победила. И вот она уже действительно встает, одевает свой старый любимый халат,
шлепает еле-еле в ванную, а по телевизору идет все тот же мультфильм. ""Я
погулял, потом еще погулял, а потом и еще погулял"", - говорит пушистый белый
зайчик, а противный жирный медведь храпит в своей теплой берлоге. Каждое утро
Кате хочется убить этого медведя, чтобы он не храпел больше в семь часов утра,
когда нормальные люди уже встали, оделись и собираются идти на работу. Как же
хочется спать, черт побери!
Школу видно из окна, она уже начала свою работу, зажегся свет на первом этаже,
толстая гардеробщица в мохеровой вязаной шапке кряхтя и ругаясь натягивает
полинялый синий халат, учителя торопятся на собрание. Раньше всех в школу
приходит учительница по литературе Зинаида Николаевна, самый пожилой работник
этой старенькой московской школы. Ей уже 75 лет, она уже 50 лет преподает. Она
заслуженный, пере заслуженный педагог, у нее не одна советская и российская
премия, но в общем-то совсем не в этом дело. Она Зубр! Таких теперь на всю
Россию остались единицы. Один Бог знает, чему сейчас учат в школе. Зарплата
маленькая, остались или практикующие студенты, или патриоты своего дела. Зина,
так ее ласково нарекли ученики, была из них. Она слыла строгой и непреклонной,
ее боялись. Она не любила лоботрясов и ""центропупий"" - тех, кто считает, что
вся вселенная крутится вокруг его пупка, зато ценила, когда учат наизусть стихи
и ходят в литературный кружок. Она читала прозу на уроках, и все, включая
последних двоечников, сидели тихо как мышки. Как она говорила! Словно любимое
старое одноканальное радио с голосами знаменитых артистов, она завораживала
детей. Зинаида Николаевна была некрасива, даже в молодости, теперь она похожа на
сморщенное зеленое яблоко с редкой проседью жидких волос. Но когда она выходила
к доске и начинала читать, она была самой красивой женщиной! Зинаида Николаевна
последнее время часто засыпала на уроках и иногда забывала давать домашнее
задание, но по трезвости рассудка могла дать фору любому профессору. Учителя из
разных школ ходили к ней заниматься. В школе был театр, она помогала ставить в
нем различные спектакли и вечера, подбирала роли, режиссировала, оставаясь
допоздна. На эти вечера набирался целый зал ее бывших учеников, никто не мог
отказать.
Вторым приходил математик, маленький, щупленький, в вечно помятом сером костюме.
Он казался очень приятным в общении, но вся его гнусность выливалась только на
экзаменах как маленький сюрприз. Он вечно всех смешил рассказами о своих
многочисленных любовных похождениях и студенческих поездках на картошку, но с
сальными волосами, неприятным запахом и постоянным причмокиванием он выглядел
крайне неубедительно. Зато кто бы видел, с какой гордостью он каждый раз исчезал
с бутылочкой винца за дверью лаборантской кабинета физики, на которой висела
остроумная табличка: ""НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЕТ!""”
Учительница по физике - само обольщение! Высокая, крупная, видная, с эротичным
украинским акцентом. Но разве же это важно, - она не замужем... И приходит
всегда последней, докрашивая на ходу ресницы и поправляя волосы.
Да, вот так посмотришь на них и подумаешь: “ И эти вот люди запрещают жевать
жвачку на уроке!” Да, школа, школа, как трудно заставлять себя грызть гранит
науки! Кстати, те, кто в прежние времена делали это успешно, до сих пор висят на
гранитной доске в холе первого этажа ( я имею ввиду их фамилии, конечно ).
Катя любила свою ветхую школу, скрипящий паркет, высокие зеленые потолки,
длинные коридоры и трещины в стенах, оставшиеся после Великой Отечественной
войны. Они специально не были заделаны, они остались как реликвия, чтобы
постоянно напоминать подросткам, как важно, чтобы был мир, чтобы они каждый день
вставали, умывались и шли в школу, чтобы учили любимые и нелюбимые уроки,
сдавали экзамены. Чтобы они видели только мирное небо над головой и подвалы
домов подвалами, а не бомбоубежищами.
- Вот бы было здорово впадать зимой в спячку, - заметила Кэт между йогуртом и
чаем.
- Да уж, - сонно пролепетала мама.
- О! Привет, Ксан Ксаныч! - Поприветствовала Катя А.А., вылезшего наконец-то из
своей берлоги.
Огромная встрепанная глыба в клетчатой пижаме, с лицом, приобретшим форму мятой
подушки, наполовину закрытыми глазами и красным носом, беспорядочно переставляя
кривые волосатые ноги, медленно ковыляла по коридору.
- У, у.. - Послышалось в ответ. И чудовище, которое еще вчера вечером было так
похоже на человека, ввалилось в туалет. Послышался глухой удар килограммов по
фаянсу.
- Вот из маминой из спальни, кривоногий и хромой, - пошутила Кэт. - Выползает...
- Тихо! - Просит мама, сама еле-еле сдерживая смех.
Дорога в школу - это мучение, мучение, которое не понять родителям. Они садятся
в теплую машину и просто не представляют себе, что бывает снег, который залезает
за воротник и в ботинки, бывает лед, от которого на коленках остаются синяки, и
в конце концов, бывает мучительно жалко сладкие утренние часочки, которые можно
было бы потратить на здоровый детский сон. Катя шла и мучила себя вопросом,
стало ли утром хоть немного светлее. Она вглядывалась в грязное зимнее небо и не
могла решить ничего определенного.
- Катя, - услышала она знакомый голос. - Катюха!
Она обернулась и увидела Милку. Милка стояла у парадного входа и улыбалась.
- Милка, ура! - Закричала Катя и побежала к ней навстречу.
Они обнялись. Сразу стало тепло и спокойно на душе, мокрый снег и темнота не
внушали больше страх.
- Молодец, что пришла, - сказала Катя, потрепав ее за рукав куртки.
Милка улыбнулась, в ее глазах заискрился огонек, который Катя уже давно не
видела.
Каждое утро понедельника начинается в школе с того, что у зеркала обсуждается
все, что произошло за выходные. О это огромное зеркало в школьном коридоре!
Какое разнообразие сплетен и сплетниц!
- Сейчас химия, - вздохнула Катя, расчесывая мокрые волосы.
- Знаю, - сказала Милка безучастно, как будто это уже ее вовсе не трогало.
- Ну и что ты думаешь по этому поводу? - Удивилась Катя ее спокойствию.
- Проблемы больше нет, - отрезала та.
- Нет? Ты уверена?
- Ну конечно же, я уверена. Я больше не злюсь на Эльвиру, я все забыла, и ты
тоже должна забыть.
- Хотелось бы, - покачала головой Катя.
- Он уже здесь? - Оторвалась Милка от пудреницы.
- Нет, я его не видела, но, наверное, он уже трепется с ребятами. Как бабы, черт
побери, а еще говорят, что женщины сплетницы! А послушай их, так только и
обсуждают, что, как та в постели, да как другая, кого легче развести, кто, с кем
и сколько раз.
- Да! - Засмеялась Милка, необычайно интересная дискуссия, только жаль, она,
наверное, превращается в монолог. Бедным мальчикам вряд ли есть, что
противопоставить этому клыкастому ловеласу.
Прозвенел звонок и все пошли в класс. Все как будто бы встало на свои места.
Соседнее место за партой больше не пустовало, Милка смеялась как раньше, словно
и не было слез, не было обиды, словно боль прошла. И среди всей этой шумной
толпы, наверное, только Катя знала, чего ей стоит каждая улыбка, каждое слово.
Боль не прошла, боль затаилась на глубине души, как маленький хищник, в ожидании
удобного момента, когда можно будет вновь наброситься на несчастную жертву. Боль
ждет, когда они останутся один на один, как бойцы на ринге, и вступят в кровавый
бой, бой, в котором нет победителя. И как же страшна боль, которую нам причиняет
любовь! И Катя понимала Это. Она знала, что невозможно забыть ложь и
предательство. Хотя бы потому, что они отнимают у человека главную ценность -
веру. Пускай сейчас Милка смеется и шутит, такая боль никогда не уходит
безвозвратно, она еще тысячи раз вернется. Она еще войдет в темную комнату,
сядет на подоконник и, глядя на далекую маленькую звездочку, заплачет, боль
опять будет с ней.
После уроков они сидели в холле, развалившись на красной банкетке.
- Слушай, когда же этот снег кончится? - возмутилась Милка.
- Завтра, - уверенно ответила Катя.
- Почему завтра?
- Ну должен ведь он когда-нибудь кончиться!
- Знаешь, - вздохнула Милка. - Весны очень хочется. Весной все, все по-другому.
Иногда даже плюнешь на то, от чего зимой хочется разрыдаться.
- Что например? - Поинтересовалась Катя.
- Да все, все, что хочешь. Вот была бы сейчас весна, разве я страдала бы по
этому идиоту? Я одела бы коротенькую юбочку, накрасила бы губки, все мужики на
меня слетелись бы. Уж я бы не стала медлить с ответом!
- Ты весны хочешь или отомстить?
Милка насупилась.
- Вообще-то... И весны, и отомстить!
Катя засмеялась.
- Я не перестаю тебе удивляться, ты думаешь, если ты найдешь себе другого,
любовь исчезнет?
- Хотелось бы верить, - покачала головой Милка. - Говорят же, что клин клином...
- А еще говорят, что если лето жарким было, то зима будет морозной и короткой, а
посмотри на улицу! - Прервала ее Катя.
- Нет, ну а что делать-то, что делать?
- Продолжать любить. - Заключила Катя.
- Конкретно!
- Выкинь ты этот паразит из своей речи! - Одернула она Милку.
- Ладно, ладно, не ругайся, выброшу, - успокоила ее Милка. - Не злись, просто
как ни посмотришь, везде несчастная любовь.
- Это тебе так кажется.
- Да нет, вот тебе пример, ну кроме нас с тобой, естественно...
Катя строго посмотрела на нее. Милка как ни в чем не бывало продолжила.
- Рита Ворожейко, помнишь, ее все время какой-то возрастной к школе на иномарке
подвозил. ( Катя вопросительно посмотрела на Милку ) Ну ты помнишь, мы еще
думали, что он извращенец, типа нимфеток любит, она же маленькая, Ритка-то,
щупленькая такая.
- И что?
- Что?
- Правда оказался извращенцем?
- Да нет, - улыбнулась Милка. - Просто оказался женат.
- А ... - Посочувствовала Катя.
- А Соня из ""А"" класса, а Ленка Дементьева, а...
- Удивляюсь! - Не выдержала Катя. - Ты первый день в школе после долгого
отсутствия, а уже знаешь все сплетни!
- Да не в этом дело, дело в том, что богатые - бабники, красивые - бабники, что
делать-то?
- Найди себе бедного и некрасивого, - посоветовала Катя.
- Нет, такие обычно бывают маньяками или физиками - математиками, что в общем,
одно и то же.
- Нет, ну почему же, - возразила Катя. - А как же художники и поэты.
- Ты имеешь в виду непризнанных?
- Ну в какой-то мере...
- Нет, в какой-то мере мне не подходит, надо все и сразу. Надо, чтобы был
признанный, всеми любимый, богатый...
- Бабник! - Добавила Катя.
- Да! Вот видишь, я права. Вся наша жизнь предельно пессимистична: любовь - злой
яд, снег идет, не переставая, до весны далеко... Но...( Милка обратила внимание
на машину, подъезжающую к школе), но не все так плохо. Ты посмотри, Катька,
какой симпотный мальчик!
Катя не обратила внимания на очередной приступ маразма.
- Черт! - Одернула ее Милка. - Катька, это же твой. Идет сюда, слышишь, ну
обернись же ты!
Катя сидела и не могла пошевелить и пальцем, как будто железные оковы стянули
все ее тело. Грудь сковало холодом. Она еле-еле заставила себя повернуть
голову... Женя стоял рядом, от него пахло улицей, снегом... Любимые голубые
глаза внимательно смотрели на нее.
- Ну я пойду... - Замешкалась Милка. Не получив ответа, она тихонько встала и
пошла к выходу.
- Зачем ты приехал?
- Хотел видеть тебя.
- Зачем?
- Скучаю...
Катя подошла к окну.
- Не поймешь, то ли снег, то ли дождь, снег, а... стучит, как дождь.
Ее всю трясло.
- Ты замерзла?
Женя снял пальто и накинул ей на плечи. Его руки нежно прижали ее к себе.
- Странно, ждала тебя каждый день, а сегодня нет...
Сердце ее билось и рвалось наружу. Она глубоко вздохнула, чтобы набрать в легкие
побольше воздуха и успокоиться.
- Зачем же ты приехал, Женя!?
- Не надо, не надо просить меня оправдываться, я делаю это тысячи раз перед
разными людьми, а ты...
- Что я ?
- Ты хочешь быть, как они, знать каждый мой шаг, я устал, я огрубел за последнее
время, но каждый раз, когда я вспоминаю, что у меня есть ты, все по-другому... Я
так устал, я стал меньше чувствовать, меньше понимать.
- И часто ты вспоминаешь? - Разозлилась Катя.
- Я знаю, - вздохнул Женя. - я должен многим людям, а больше всего я должен
тебе. Я люблю тебя, я не приезжаю к тебе часто, я люблю тебя! И я не хочу ничего
объяснять, ты ничего не поймешь.
- А ты скажи, может, хватит ума-то!?
- Хватит! - Крикнул Женя и, схватив ее за плечи, резко развернул к себе. Теперь
они стояли лицом к лицу, их глаза смотрели друг на друга. Катя была похожа на
загнанного зверька, просящего пощады, она упала к нему на грудь и слезы
промочили синий драп, похоже на то, как дождь или снег, капали сейчас на стекло.
- Не плачь, - прошептал он так, что губы его, сухие и холодные, коснулись
кончика ее уха. - Не плачь, я тебя больше не брошу.
Он сказал ей это, как маленькому котенку, дрожащему возле подъезда в ожидании
своего хозяина, он целовал ее маленькую головку и вдыхал запах ее волос, запах
ее слез, надежд и переживаний. Она казалась ему такой маленькой, такой
беззащитной в его руках, просто ребенком, которого надо беречь. И вдруг Катя
подняла глаза и посмотрела на него с прежней нежностью и любовью, он понял, -
ничего не изменилось. Он смотрел на нее и не мог наглядеться. Этому человеку он
был обязан всем, своей жизнью, своей радостью, этими вспышками минутного
счастья, счастья самого ясного и чистого на земле.
Темно, на дворе лают собаки, звук проезжающих мимо машин напоминает, что совсем
рядом идет обычная размеренная жизнь, со своими повседневными заботами и
тревогами. Женя так сладко спал, положив ладошки под щеку. Он то посапывал, то
бормотал что-то, а то улыбался и смешно почмокивал. Она гладила его шелковые
волосы и смотрела на звезды, которые вдруг почему-то в Москве, зимой стали так
хорошо видны. Свет фонарей преломлялся в прозрачных стеклах и, скользя по
подоконнику, падал на паркетный пол. Катю потянуло ко сну, она закрыла глаза и
поплыла по темному спокойному морю, оно обнимало ее теплом своих волн и уносило
все дальше и дальше от берегов... И вот уже не видно земли, кругом одна вода и
желтый круг луны на небе.
Как ты мимолетно, мгновение, как хочется тебя поймать за юркий хвостик, который,
как и хвостик ящерицы, все время остается у тебя в руке, а само мгновение
скрывается под холодной бетонной плитой времени, след его простыл. Счастье, ты
порой бываешь таким недолгим, что так хочется тебя остановить, насладиться,
напиться тобой вдоволь. Постой, останься еще на чашечку кофе, я посмотрю на тебя
еще чуть-чуть, еще немного побуду в твоем обществе. О нет, ты все время
торопишься, все время спешишь как почтовый поезд, как те люди в метро, на улице,
в переходах, которые бегут, суетятся, наступают друг другу на ноги. Зачем они
так нетерпеливы, куда опаздывают. Может, они боятся опоздать на твой поезд,
счастье, на твой почтовый поезд, который для многих из них так и не сделает
никогда ни одной остановки.
Грустно, что никогда не получится попасть во вчера, и только воспоминания
воссоздают в нашей памяти те минуты, которые еще так недавно были ""сейчас"" и
вдруг стали ""тогда"".
- Вставай, просыпайся, красавица, - пробивался сквозь сон Женин голос.
Катя открыла глаза:
- Мне снилось море. Черное, теплое, тихое.
- А я?
- И ты, мне снились море и ты.
- Уже поздно...
Катя потянулась и села на кровати, поджав под себя свои аккуратненькие ножки.
- Я знаю, что надо уезжать, - вздохнула она обреченно. - Но я не хочу, разреши
еще чуть-чуть побыть с тобой.
- Не могу тебе отказать!
Кэт положила голову Жене на колени. Он гладил ее тонкую шею и смотрел в ее
серые, серые глаза. В ней все было безупречно, но глаза... глаза он любил больше
всего, ее глаза просто необыкновенные. Они никогда не исчезают из его памяти. Он
может забыть цвет ее волос, но глаза он не забудет никогда.
- Ты приедешь еще ко мне?
- Конечно.
- Когда?
- Не знаю, у меня сейчас очень важное дело.
- Какое?
- С друзьями мы заключаем одну сделку, если все получится, - это раз и навсегда
изменит нашу жизнь. У нас будет много, много денег, я смогу купить тебе все, что
ни пожелаешь. Будешь у меня выглядеть как королева. Мы сможем пожениться. Твой
отец ничего не сможет сказать. Я буду богачом. Уедем из этой слякотной страны,
будем жить у самого синего моря, как в сказке.
- Где вода никогда не замерзает, где все время тепло?
- Вот именно.
Катя приложила его теплую руку к своей щеке.
- Дурачок, зачем тебе деньги, богатство. У тебя есть я, ты учишься, ты будешь
экономистом, ты еще заработаешь много денег.
- Мне 26, а я все еще учусь. Потом, потом, все говорят, - потом, а я хочу
сейчас, у меня есть ты сейчас, понимаешь1
- Ты хочешь все и сразу, так не бывает, я боюсь за тебя.
- Не бойся, - успокоил он ее. - Все будет хорошо.
”Как бы я хотела, чтоб это было так” - поймала себя на мысли Кэт.
Продолжал валить мокрый, противный снег. Печка еще не нагрелась, в машине было
холодно. Кэт закуталась в шарф и подняла воротник. Снег падал на стекло и
превращался в грязь. Брызгалка не работала, и поэтому Жене приходилось через
каждые пять метров выходить и вытирать стекло тряпкой.
- Что за черт! - Ругался он, ежась от холода. Ветер теребил его белые волосы.
Он сел в машину совсем продрогший, поднес свои руки к печке, которая, кажется, и
не собиралась давать теплый воздух.
- Что за черт, ничего не работает, - начал он ворчать. - Что за страна, где
больше половины года зима, и где делают такие машины, в которых все постоянно
ломается.
- Не ворчи, я тебя люблю, - сказала Катя и поцеловала его.
- Радость моя, - склонился он к ней. - Только ты - моя радость, ты как будто бы
не отсюда.
- А я разве не говорила тебе, - улыбнулась Катя, - Я прилетела с другой планеты.
- Вообще-то похоже на правду. - Засмеялся Женя.
Катя терла его замерзшие руки.
- Ты не бросай меня больше надолго, - сказала она вдруг грустно и тревожно.
- Не брошу, - пообещал он.
- Я иногда просыпаюсь и думаю, а вдруг что-нибудь случилось. Ужасно, но ведь,
если что, я даже не узнаю. Я так боюсь за тебя, постоянно молю Господа, чтобы он
тебя берег.
- Не бойся, я дам маме твой телефон, если со мной что-нибудь случится, ты
узнаешь об этом первой.
- Дурак!
- Ну что ты, глупенькая, - Женя прижал ее к себе. - Что со мной может случиться.
Я никому не нужен.
- Нет, ты нужен, ты нужен мне, я больше не хочу жить в своей маленькой комнатке,
ругаться с родителями, ходить в школу.
Слезы появились на ее глазах.
- Тихо, тихо, что ты, не плачь. Родители у всех одинаковы, они нас слишком
любят, но ведь это же здорово! А в школу ходить надо. Если ты не будешь ходить в
школу, ты будешь глупенькой, как же я тебя тогда увезу на край света, ведь ты
даже не сможешь заполнить декларацию.
Катя улыбнулась.
- Ну вот, ты уже улыбаешься, - обрадовался Женя. - Ты поедешь со мной на край
света? - спросил он серьезно, сдвинув брови.
- Поеду! - Радостно ответила Катя, вытирая слезы.
Машина остановилась у родного серенького дома. Женя проводил ее до подъезда. Вот
и закончилось прекрасное мгновение. Он пообещал скоро позвонить, Катя проводила
глазами уезжающую прочь машину и спросила себя, увидит ли она его еще
когда-нибудь? Стало грустно.
 
Дома уже все спали, Катя пробралась в свою комнату и упала на кровать. В ее
мыслях как на языке таяла сладкая конфетка ощущений, пережитых только что. Они
испарялись, превращаясь в сон, и чем меньше их оставалось, тем сильнее все в ней
рвалось в ту маленькую квартиру, под то мягкое одеяло, прижаться к тому
человеку, который был так рядом, так близко, а сейчас... неизвестно где. Сердце
успокаивало ее: все будет хорошо. Но какой смысл верить ему, когда оно
обманывает так часто. Еще свежи в памяти дни, такие тоскливые и безмятежные.
Окно, сырой асфальт, деревья в полудреме, дождь стучит в ритм сердцу, тихо,
спокойно, машины с непрерывно плавающими по стеклу дворниками подъезжают и
отъезжают от дома. Кажется, следующая машина обязательно будет его... но
проходит время и ничего... это было так давно, но она все помнит, как будто это
было вчера. ""О Господи, ну почему я даже до сих пор не могу попросить его
телефон, - подумала Катя, - ведь это же не значит, что я буду звонить ему каждый
день и надоедать, ведь... Да что я перед собой оправдываюсь! – Остановила она
себя. Этот его чертов эгоизм! Он такой же, как и все мужчины. Боже мой, они так
бояться утратить свою свободу, эту их хваленую независимость, которая есть ничто
иное, как самолюбование, психическая патология, медленно, но верно перерастающая
в хроническое холостяцтво. Ну неужели это так плохо, если есть на свете человек,
который любит тебя, ждет, готов положить всю жизнь к твоим ногам. Ну что значит
эта их мелочная борьба за самого себя рядом с таким чувством! О нет, они с
большим удовольствием умрут среди дырявых носков и горы немытой посуды, но не
отступятся от своего принципа! ""
Правда, теперь все было по-другому. Она знала, что он ее, только ее и больше
никого. Она чувствовала это. Может быть, от того, что он ей наговорил сегодня,
может из-за того, что произошло за последнее время, но теперь она была уверена,
""теперь только чуть-чуть подождать, - успокаивала она себя, - чуть-чуть..."" На
этой приятной мысли Катя и задремала.
В школе все стояло вверх дном. Ученика из класса ""А"" поймали у входа с
сигаретой, Горшкова и Вилкина из ""7 Б"" учительница культуры и русской
словесности застала в школьном видео классе за просмотром эротического боевика
""Тело и жизнь"" (непонятно почему, но в объяснении для директора школы она с
детальной точностью воспроизвела сюжет фильма...). Дальше хуже: восьмиклассники
сожгли классный журнал и устроили из этого языческую оргию с танцами, а двух
старшеклассниц доставили в отделение милиции прямо с Тверской улицы...
Моральный облик школы падал, авторитет учителей снизился на нет, все можно было
поправить только экзаменами, а они были скоро...
Учителя жаждали отмщения, ученики это чувствовали.
Даже Саша был в школе с самого утра, необыкновенно красив и дорого одет. Он
зашел в класс и подняв над головой как красный флаг ключи от машины и барсетку
(видимо, родители подарили ему машину), поприветствовал всех:
    Привет тунеядцы, никак учиться пришли.
    Каким ветром тебя занесло сюда, Сашенька, - крикнула худощавая девчонка,
    сидящая на задней парте в кругу подружек, которые тут же засмеялись.
    Кровопузкова, - обратился к ней Саша. - Ты ведешь себя вызывающе!
    Что ты, - ухмыльнулась она. - Просто ты так редко появляешься, это прямо
    праздник, извини, что мы не при параде.
Теперь даже Катя не сдержала смех, смотря на его сконфуженную физиономию. Саша
подошел к девочке поближе.
    Вот смотрю на тебя, Кровопузкова, и думаю, почему же ты такая злая? Может
    быть, тебя просто никто не любит.
    А ты полюби меня, Саша, я знаю, ты мастер!
Все затаили дыхание. Саша был спокоен и уверен в себе. Он оглядел ее с ног до
головы, потом вздохнул и улыбнулся.
    Кровопузкова, найди себе кого-нибудь другого для любовных утех, меня ты не
    возбуждаешь.
    Да, а мне говорили, что ноги у меня красивые! - Заметила она, еле сдерживая
    злобу.
Саша засмеялся:
    Кровопузкова, с твоими ногами, я бы всю жизнь на руках ходил.
Естественно, это вызвало дружественный гогот ребят. Кровопузкова была повержена.
Он хотел было уже сесть, но взгляд его упал на Милку, которая все это время тихо
сидела и делала вид, что не замечает происходящего.
    Здравствуй, Мила, - сказал он с каким-то надрывом в голосе
    Здравствуй, Саша, ответила Милка, - голос ее дрожал
    Урок! Девочки! Мальчики! Урок! - как сирена оглушил всех голос учительницы
    химии.
Все заняли свои места, как обычно началась перекличка.
    Анечкин !
    Здесь,
    Алешина!
    Здесь,
    Очень хорошо, что вы выздоровели, не забывайте, что скоро экзамены, надо
    подтянуться.
    Богданова, Быляева, Быстров...
    Здесь, здесь, здесь...
    Александр, и вы здесь?
    Здесь.
И рот его расплылся по лицу нелепой улыбкой. Химичка тоже улыбнулась ему, и
после этой легкой интимной паузы начался урок. Все сорок пять минут ее взгляд
ласкал его, щекотал, буквально съедал его заживо. И на середине урока Милка не
выдержала и выбежала из класса. Катя извинилась и поспешила за ней.
Милка склонила голову над раковиной, по которой черными реками текла густая
тушь. Катя подошла к ней и положила руку на плечо:
    Слушай меня! Слушай внимательно. Если любишь, - борись, сражайся! И не смей
    показывать, что больно, что страшно, твоя жизнь на карту поставлена, цена
    проигрыша - любовь. Ты сильная, ты сможешь, я знаю, он будет в ногах у тебя
    валяться, прощения просить. Но ты не должна плакать!
Милка улыбнулась, Катя протянула ей платок.
    Ну вот, а теперь вытри это безобразие и пошли
Милка вошла в класс с гордо поднятым вверх покрасневшим лицом:
    Разрешите войти, - сказала она резко,
    Садись, - тихо ответила Эльвира.
До конца урока она боялась посмотреть на Милку.
На следующий день Милка расцвела. На ее голове опять сияла копна рыжих волос,
она улыбалась и смеялась. Все ребята, и даже учителя, не проходили мимо без
комплиментов, Саша смотрел на нее искоса, словно нашкодившая собачонка, боящаяся
гнева своего хозяина. Милка, наверное, первый раз в жизни надела юбку и все
увидели, что у нее есть ноги, длинные, красивые ножищи. Как ни странно, по
глазам этого негодяя, в которых обычно отражался только свет собственного эго,
можно было прочитать неподдельный интерес. Когда Милка наклонилась к его соседу
за линейкой так, что через разрез блузки можно было увидеть все пикантные
подробности, которые ему, наверняка, никогда не удавалось рассмотреть по причине
постоянной спешки. Это ошпарило его как кипяток.
Ответ не заставил себя долго ждать. На четвертом уроке Милка аккуратно
развернула записку с недвусмысленным предложением небезызвестного нам лица,
которая тут же была разорвана и выброшена в мусорное ведро. Днем позже были
холодно отвергнуты приглашения в театр, в кино и на дискотеку. Она резко
отвечала, смеялась над каждым его словом, выбрасывала цветы и отвечала по
телефону, что ее нет дома даже не изменяя голоса. В школе к ней частенько
подходил смуглый, симпатичный мальчик, с которым она хихикала и любезничала все
перемены напролет. Саша бесился, Саша рвал и метал. И пусть это скорее
объяснялось задетым самолюбием, чем пылкой любовью, все равно было чертовски
приятно. Должна была разразиться буря, и она разразилась...
Он зажал ее где-то на темной лестнице, но она ему врезала пощечину, и убежала.
Саша через секунду влетел в класс разозленный, дикий, с красной щекой и желанием
в глазах. Милка закрыла уши руками и уткнулась носом в книгу, делая вид, что
что-то читает.
    Милка - тихо сказал Саша, с такой безнадегой в голосе, что всем стало
    грустно.
В классе воцарилась тишина.
    Мила,
Мила не обращала на него внимание.
    Милка! - крикнул он наконец так, что стекла еле-еле удержались в рамах.
    Да, - Ответила она спокойным ровным голосом
    Прости...
    Разговор закончен!
    Прости меня, умоляю.
Милка не отвечала.
    Ну, хочешь, я встану на колени?
    Хочу!
Саша опустился на колени, губы его дрожали. Было так неприятно смотреть на то,
как его новые черные джинсы вытирали желтую мастику, но он стоял, как будто это
и не мастика была вовсе, а клей " Момент ".
    Прости, - повторил он, и положил голову ей на плечо.
Катя торжествовала, но в глазах у Милки была какая-то непонятная грусть. Она
утопила пальцы в его черных, густых волосах и прошептала:
    Встань, не надо.
Слова ее звучали нежно и необыкновенно ласково.
В этот день Саша проводил ее до дома, потом до подъезда, потом до квартиры, где
и остался.
Да, как будто и не зима была вовсе, а весна - пора любви, пора печали...
Не волнуйся
 
По стеклу стучит снег, закрываешь глаза, и кажется, что это не снег, а дождь.
Зимой все время думаешь о том, что лучше бы дождь. Однако быстро мы забываем о
том, как ругаемся на него осенью и весной, а особенно летом. "Опять зарядил на
весь день! " - ворчим мы, откладывая купальные костюмы. А ведь пройдет немного
времени и мы будем мечтать о лете, пусть дождливом, пусть холодном. Так уж
устроен человек, зимой мы думаем о пляже, а летом о санках и коньках. Редко,
когда погода нас устраивает. Тот же самый дождь... Он безусловно хорош, когда ты
лежишь на диване, пьешь горячий чай, он успокаивает, убаюкивает, всячески
располагает ко сну. Другое дело, если дождь застает в пути, а у тебя нет зонта.
Странно, почему мы так не любим брать с собой зонтик, кладем его в сумку в самый
последний момент, когда уже полностью уверены в погоде? Глупости, - скажет
кто-нибудь из вас, - я всегда беру зонтик, когда в прогнозе обещают осадки, или
когда погода хмурится, или если до этого шел дождь. Да, да, да... Все мы очень
сознательны! Кто-то верит Гидрометцентру, кто-то народным приметам, кто-то
своему шестому чувству, но каждый из нас, даже самый организованный, хотя бы
несколько раз в жизни промокал под дождем. Погода изменчива. Сейчас светит
солнце, а через секунду, глядишь, грянул гром, и полился дождь как из ведра.
Прогноз погоды меняется от канала к каналу, словно личное мнение журналиста,
метеорологи только и успевают извиняться. Власти разгоняют тучи, а те хмурятся в
самый неподходящий момент. Мы столько раз пытались покорить природу и не поняли
до сих пор: предсказать гром среди ясного неба невозможно.
    Снег, снег, постоянно снег. Господи, как же он надоел! -– Вздохнула Катя,
    смотря на скучную картину, которая открывалась из окна.
Женя целовал Катины губы:
    Катенька, котенок мой пушистый, как же тебе подходит это имя, какая ты у
    меня сладкая, какая нежная, словно маленький котенок, мой котенок.
    Ну конечно твой, больше ничей.
    Я так боюсь, что ты подрастешь и бросишь своего старого кота.
    Не брошу, я однолюбка.
    Милый, святой ребенок, ты думаешь все так просто?
Катя насупилась:
    Ты все время обращаешься со мной, как с ребенком.
    Ну ведь ты и есть, - мой ребенок.
    Глупости, между нами всего десять лет разницы.
    Всего! Представить трудно. Когда мне было восемнадцать лет, меня забрали в
    армию, а ты в это время носила кружевной фартук и училась правильно писать.
    Уму непостижимо.
    Ну познакомились-то мы гораздо позже.
    От этого мне не легче. -– Женя приблизил ее к себе. -– Ты любишь меня?
Катя улыбнулась.
    Да... Вот ты такой взрослый, а задаешь такие вопросы. Ну неужели тебе нужен
    ответ, неужели ты не видишь его в моих глазах?
    В чем-то ты права. Мне 26 лет, а я, как маленький ребенок, лезу в колючую
    крапиву, делая вид, что мне не только не больно, но еще и приятно.
Женя глубоко вздохнул и прижал Катю к себе, она слышала, как бьется его сердце:
часто-часто.
    Я ничего не сделал путного за свои 26 лет, а теперь еще и порчу тебе жизнь.
    Мне страшно...
Катя повернулась к Жене лицом и посмотрела ему в глаза. В них и правда был
страх, неизвестный, непонятный ей.
    Тебе тяжело? Скажи мне, в чем дело. Расскажи, будет легче.
    Не надо, поверь мне, не стоит. Ты любишь меня таким, каким выдумала. Я люблю
    тебя за то, что ты любишь меня так сильно. Я не хочу, чтобы все это исчезло
    в один миг.
    Я буду тебя любить несмотря ни на что, - поклялась Катя.
Женя опустил глаза.
    Я знаю, что что-то мучает тебя, любимый, но я не знаю, что... Позволь мне
    помочь тебе.
Зазвонил телефон.
    Да, - ответил Женя.
    ...
    Но я с девушкой.
    ...
    Говоришь, все с девушками, а кто там?
    ...
    Ну не знаю...
    ...
    Ладно, я буду попозже, но один.
Он положил трубку и посмотрел исподлобья на Катю.
    Мне надо ехать.
    Возьми меня с собой, - попросила Катя.
    Ну пожалуйста, я не могу!
    Возьми, я хочу видеть, чем ты живешь.
    Там не на что смотреть.
Катя прижала его влажную руку к своей щеке.
    Любят не за что-то, любят несмотря ни на что.
    Ладно, одевайся, посидишь в машине.
Через пол часа они были на месте. Катя узнала этот дом. Она уже была здесь с
Женей один раз. В этой квартире живет его друг, который ей так не понравился
тогда.
Дверь в квартиру была открыта, видимо, их действительно ждали. Сразу же при
входе ее ноздри обжег неприятный запах. За большим круглым столом на тех же
кожаных холодных креслах сидело много человек, в основном девушки. Над комнатой
плыло дымовое марево, в котором еле-еле различались их лица. Кате, которая не
переносила даже запаха сигарет стало не по себе. На них с Женей никто не обратил
внимание, встал только тот, который в прошлый раз был в сером спортивном
костюме. Теперь он, правда, был во всем черном и только на ремне блестела
большая золотая пряжка. Он похлопал Женю по плечу, они поцеловались. ""Надо же,
- подумала Катя, - их отношения потеплели"". Женя подтолкнул Катю вперед.
    Садись, не стесняйся, - шепнул он ей на ухо.
Катя втиснулась между двух дам, развалившихся на диване.
    Эй! - Окликнула ее одна из них. - Будешь? И протянула Кате сигарету.
    Нет, спасибо, я не курю.
    Странно, - удивилась та. - Максим, - обратилась она к Жениному другу. -
    Держи!
    Спасибо, Марго. - Сказал он и хлопнул ее по попке.
""Максим... Так, значит, его зовут"", - подумала Катя. Ей показалось странным,
что Женя никогда ей ничего не рассказывал об этом человеке, она даже имя никогда
его не слышала, все время ""он"", ""он"", а ведь Женя говорил, что это его друг.
Друг ли?
Женя тем временем продолжал что-то горячо обсуждать с Максимом, а Катя с ужасом
продолжала наблюдать обстановку. Здесь все ей казалось странным: и Максим,
который даже не поздоровался с ней, не узнал ее имени, как и в прошлый раз;
люди, которые здесь находились, эта девушка в обтянутых кожаных джинсах, такие
она никогда в жизни не видела; то, что никто, кроме Жени и Максима не говорили,
а только валялись в полуобморочном состоянии и курили сигарету, которая, как и
все здесь, была такой же странной. Эта сигарета была похожа на ""Беломор"". ""С
чего бы это им курить Беломор?"" - недоумевала Кэт. Рядом на столе были
раскиданы еще такие же сигареты, только зачем-то выпотрошенные.
Девушка в кожаных джинсах, которую Максим называл Марго, не отрываясь смотрела
на Катю.
    Женька, симпатичная девчонка у тебя! Одолжи на одну ночь.
Все томно и вяло засмеялись. Катя тоже улыбнулась. Марго вскочила и схватила ее
за руку.
    Пойдем!
    Эй! - окликнул ее Женя.
    Да не сделаю я ничего с твоей куколкой. Мы кофе поставим.
На кухне Марго забралась на высокий подоконник и закурила.
    Нажми на кнопку, пожалуйста, - попросила она. - Умеешь этим пользоваться?
    Чем?
    Кофеваркой! - Усмехнулась Марго.
    Умею, - буркнула Катя и пошла ставить кофе.
    Как тебя зовут?
    Кэт.
    Кэт? Ну надо же, звучит! Как и Марго, похоже ведь, правда?
    Верно, - кивнула головой Катя.
Глаза Марго блестели. Она показалась Кате очень красивой: черные густые волосы,
худенькая, высокая.
    Я вообще-то просто Маргарита, но ты так меня не зови, нельзя. – Сказала
    Марго и шутя погрозила пальцем.
Кофеварка зашипела.
    Ты что, травку не куришь?
    Что? - переспросила Катя.
    Ну шмаль, шмаль не куришь?
    А... Нет. А ты?
Марго засмеялась:
    А это что по-твоему? - И приподняла руку с сигаретой.
Катя смущенно отвела глаза.
    Ты что никогда не видела? - Удивилась Марго. Видимо, в первый раз за многие
    годы ее что-то так сильно потрясло.
Кате вдруг стало страшно, ей захотелось убежать из этой квартиры куда глаза
глядят. Марго тут же прочитала это в ее глазах. Она подошла к Кате и
доверительно посмотрела на нее.
    Эй, ты что, боишься? Не бойся! Если ты не хочешь, никто заставлять не будет.

Минуты две они просто смотрели друг на друга. Марго села рядом с Катей.
    Знаешь, ты мне нравишься. Не потому, что я лесбиянка, я вообще-то
    биссексуалка, - она снова засмеялась. - Шучу, просто редко у нас можно
    встретить человека, который и шмаль-то даже не курит, я уж не говорю о...
    Сама понимаешь.
    Нет, не понимаю, о чем? - Спросила Кэт.
    Уф... - Вздохнула Марго. - Тяжело с тобой, ты ведь, небось и наркотики
    никогда в жизни не видела.
    Не видела.
    Да? - Продолжала удивляться Марго. - Что же делать, придется тебя
просвещать.
Катя улыбнулась: ""Веселая она"".
Марго продолжила:
    Здесь все уже законченные наркоманы. Узнай они, что у меня в кармане брюк
    кокаин, стянули бы их с меня в два счета, Максим мне дает, а им нет уже, все
    задолжали до чертиков. Посмотри на них, у них уже, начиная с самого утра
    ломка, пытаются шмалью задавить, а от нее уже не прет.
    Неужто они все наркоманы? - Не верила Кэт.
    Они? Да они мать родную убьют за наркотик. Вон та, которая сидит в углу с
    лысым таким парнем, сама видела, как она ползала на коленях в грязи перед
    негром, чтобы тот ей грамм героина насыпал. Да она у него в рот, извините,
    готова была взять. Да что у него, у всех негров Африки, за одну всего лишь
    дозу!
Кофе закипало...
- Я вот только 2 раза кололась... Все, больше нет! - Продолжала Марго. -
Ненавижу чувствовать зависимость. Я вот покуриваю, кокаин иногда, так, глупости.
От него, кстати, глюк не бывает, просто хорошо... Зависимость - самое страшное,
если чувствуешь зависимость, - беги, беги, если сможешь, конечно. Я еще тьфу,
тьфу, тьфу, - постучала она по столу. - Вот та, между прочим, дочь какой-то
шишки. Не удивляйся, такие чаще всего наркоманят, деньги есть, их там никто не
считает.
    А ты, что же, не считаешь себя наркоманкой? - спросила Катя.
    Ты знаешь, - задумалась Марго, наверное, и я тоже наркоманка, но не
    законченная.
    Каждый наркоман уверен, что когда-нибудь бросит... - Заметила Кэт.
    Ну вот видишь, ты еще и умная! - Засмеялась опять Марго. Такие точно бывают
    редко. Тебя надо в красную книгу помещать, как вымерший тип.
Катя чуть ли не покраснела.
    Ты, кстати, и Максу понравилась.
    Да, а я не заметила.
    Понравилась, понравилась, точно тебе говорю. Я живу с ним уже 3 года и знаю,
    как он смотрит на женщину, которую хочет.
    Как?
    Ну... - Улыбнулась Марго. - Он на нее старается не смотреть.
Они захохотали.
    Скажи, Марго, а Женя тоже наркоман?
Марго задумалась, затягиваясь сигаретой.
    Не знаю, по-моему нет. Вообще-то он давно уже с Максом, у них что-то личное,
    я даже не знаю что.
    Да, я знаю, что их что-то связывает... Катя задумалась.
    Ты знаешь, я не буду тебе ничего рассказывать, Женя сам тебе все расскажет.
    А насчет наркотиков, ты не бойся, Женька умный парень, Макс его уважает.
Кофе вскипело.
    Пошли. Марго вскочила и направилась к двери.
    А кофе? - Спросила Кэт.
    Пошли, - хихикнула Марго. - Кому там сейчас кофе нужен!
Они вернулись в комнату. Все и все оставались на своих местах.
    Марго, - проснулась девчонка, сидящая у лысого на коленках. - Забей нам
    косячок!
    Что, руки отсохли! - Крикнула ей в ответ Марго.
    Сука ты! - Выпалила та. Лысый одернул ее.
    Правильно, заткни рот своей кикиморе, - скомандовал Макс.
Он сидел, откинувшись в кресле и выпускал кольца из трубки. ""Дур-дом!"" -
подумала Катя.
    А что, Макс эту гадость не курит? - Спросила она Марго тихо.
    Макс? Ты что, нет конечно, он себя больше всех любит, тем более он постоянно
    скуривает других, это приносит ему больший доход.
Женя заметил, что они с Марго нашли общий язык.
    Катюш, пошли, - обратился он к ней.
    Ты что, уже закончил разговаривать? - Сказала она недовольно.
    Пошли, пошли.
Когда они одевались, в коридор вошел Макс и взял у Жени из рук Катино пальто.
Поднеся его ей, он многозначительно улыбнулся.
    У тебя все-таки очень красивая девушка, Женя.
    Спасибо, - выдавил из себя Женя.
    Как тебя зовут? - Спросил он ее наконец-таки.
    Кэт, - сказала Марго, которая оказалась внезапно вместе с ними.
    У нее, наверное, есть язык, как ты думаешь? - Возмутился Макс.
    Ладно, ладно, ухожу, - вздохнула Марго и подмигнула Кате. - Пока, надеюсь,
    увидимся.
"" Тот еще характер"", - подумала Катя.
Женя взял ее под руку и они направились к выходу.
    Не забудь, - остановил его Максим.
    Все будет как надо, - успокоил его Женя.
    Женя, чем вы занимаетесь? - спросила его Катя, когда они ехали в лифте.
    Зачем ты спрашиваешь?
    Интересно.
    Интересно? Что ты врешь, чего тебе эта наркоманка наговорила?!
    Она не наркоманка.
    Каждый наркоман думает, что сможет бросить. - Сказал Женя
Катя улыбнулась.
    Все-таки, ты не ответил.
    Я занимаюсь делами.
    Какими делами?
    Всякими делами.
Катя заметила, что Женя начал раздражаться еще больше.
    Скажи одно, - сердце ее билось как птенчик, который вот-вот вырвется из
    скорлупы. - Это противозаконно?
Женя молчал.
    Это связано с наркотиками? Ты дилер или как там это... Короче, ты связан с
    этим? Слова ее путались.
Женя схватил ее за плечи и начал трясти, его глаза наполнились злобой, она еще
никогда не видела его таким.
    Не задавай глупых вопросов, не задавай идиотских глупых вопросов, не задавай
    мне больше вопросов вообще никогда!
    Значит, я права... - С грустью заметила Катя.
Женя еще сильнее сжал пальцы.
    Мне больно, - закричала Катя.
Женя не отпускал и продолжал смотреть на нее такими же звериными глазами.
    Мне больно! - повторила она, ее голос дрожал.
Он отпустил ее, облокотился на стенку лифта и зажмурился. Катя испуганно
смотрела на него.
    Извини, - прошептал Женя. - Извини меня...
На глазах его появились слезы.
    Я очень, очень люблю тебя, ты все, что у меня есть в жизни, я не хочу, чтобы
    ты забивала себе голову всякой ерундой. Пусть мои проблемы останутся моими
    проблемами.
    Ну я же боюсь за тебя, успокой меня, скажи, что все хорошо.
    Все хорошо.
    Это не наркотики?
Женя замялся.
    Не наркотики? Посмотри мне в глаза.
Женя нерешительно посмотрел на нее:
    Нет, не наркотики.
    Я люблю тебя.
    А я тебя.
И он принялся целовать ее губы, щеки, шею...
    Молодые люди, первый этаж!
Перед ними стояла пожилая пара и недовольно переглядывалась. Они выбежали из
лифта.
    Что за стыд, молодое поколение, обнимаются по подъездам, куда только
    родители смотрят!
    Да и родители, небось, такие же, яблочко от яблоньки недалеко падает!
Услышали они перед тем, как двери лифта закрылись. Улыбка появилась на их губах,
и на душе как-то полегчало.
Погода на улице не изменилась. Ничто не предвещало потепления. Но и она, и это
бесконечно серое небо, и деревья, мерзшие уже четыре месяца подряд, надеялись,
что все будет хорошо...
 
Любовь - это...?
 
В наше время каждый подросток после 14 лет, а то и раньше, понимает, что любовь
- это не только вздохи на скамейке. Любовь - это романтическое приключение на
голубом кораблике жизни, неотвратимо наталкивающемся на рифы суровой
действительности.
Любовь- это стихи и проза, вера и разочарование, правда и ложь. Любовь- это
постоянная борьба. Выигрывает сильнейший. Любовь- это фигура у окна и слезы на
глазах. Любовь- это страстное знойное лето или холодная равнодушная зима.
Любовь- это два человека или один человек. Любовь- это серьезно, и - нет. Но
главное, любовь- это мгновения, из которых состоит наша жизнь. Мы храним их,
лелеем в своей памяти, и горе тому, кто не умеет наслаждаться каждой секундой.
Ибо все так быстротечно, что порою, нам остаются одни лишь воспоминания. И тогда
самые прекрасные моменты нашей жизни пробегают мимо глаз, словно фильм. Мы
узнаем актеров, реплики и декорации, каждый жест и каждый взгляд, ничто не
ускользнет от пытливого взгляда памяти. Но ведь любовь, это и есть- помнить все.
Любовь бывает разная, у каждого своя правда, своя любовь. Каждый может полюбить,
но не каждый хочет. Каждая девочка мечтает о принце на белом коне, каждый
мальчик уверяет родителей, что не женится никогда. Кто-то верит в знаки зодиака
и совместимость гороскопов, кто-то в вечную любовь. И то, и другое, в сущности,
- обман, но каждый боится об этом думать.
Да, сколько людей, столько вкусов. Один любит милых блондинок, другой - жгучих
брюнеток. Кто-то ценит в человеке душу, а кто-то -– фигуру. Мы все очень разные,
но нас объединяет одно. Одно чувство, когда все становятся похожи друг на друга,
когда отдельные человеческие качества перестают существовать, когда все
сосуществует в единой гармонии. Когда зимнее солнце начинает греть, а осенний
дождик в радость. Когда птицы, кажется, поют только для тебя, когда все может
решить один лишь взгляд. Это чувство у каждого особенное, но оно для всех одно и
имеет одно название- любовь.
Кто-то сказал, что любовь как бабочка, которая бьется в твоей груди и ты
чувствуешь каждое прикосновение ее крылышек. Кто-то сказал, что любовь, - это
когда колесо жизни крутят две речки, слившиеся воедино, и если одна речка
высыхает, то колесо останавливается. Но есть и такие, которые считают, что ее
нет вообще. Странно, ведь любовь не различает цветов, лет или национальностей,
но до сих пор все развитое мировое сообщество считает, что ее придумали русские,
чтобы не платить деньги.
Трудно сказать, что такое любовь, ее можно почувствовать, но трудно объяснить.
Попробуйте сами, и вполне возможно, что вы откроете что-то совершенно новое,
особое и прекрасное.
    Потрясающе!
    Что потрясающе?
    Потрясающе все, что происходит, - воскликнула Милка и заходила по комнате,
    размахивая руками. - Снег идет, такой пушистый, пушистый, хочется быть
    снежинкой.
    Да, какая прекрасная и какая недолгая жизнь, особенно, если попадет на
    чью-то ладонь!
Вот уже примерно час, начиная с того времени, как они вошли в квартиру, Милка
без умолку трещала. Она говорила и говорила о том, что жизнь чудесна, что погода
замечательная, что как будто пахнет весной, что в душе все цветет...
Хорошо, конечно, посидеть вот так вдвоем с подругой и поболтать о чем-нибудь,
посплетничать. Любая грусть проходит, когда начинаешь погружаться в интриги и
козни многочисленных родственников, любовные похождения знакомых или ссоры
соседей. Кто-то получает необъяснимое удовольствие оттого, что копается в груде
грязного белья, кто-то просто любит быть в курсе всех дел, но и на самом деле, в
процессе промывания костей как-то забываешь все свои неурядицы. Мы постоянно
судачим, устраиваем самый справедливый суд у себя на кухне, не приглашая на
заседание даже подсудимого. Ну собственно, что в этом такого! – успокаиваем мы
себя, - они делают то же самое с не меньшим успехом. До чего же мы обмельчали,
мы перестали любить людей. Неужто эта жизнь делает нас такими?
Катя ненавидела сплетни, все Милкины рассказы о Машах, Дашах и Сережах из
параллельных классов она пропускала мимо ушей, ничего не отвечая. Глупо было
переучивать Милку, она этим жила. Сегодня, правда, у нее было совсем иное
настроение, из нее брызгала энергия, она светилась изнутри. Кэт слушала и не
сопротивлялась этой лавине восхищения и самолюбования, она молча наблюдала за
процессом лавоизвержения. Единственное, чего она не хотела, это ссорится,
поэтому еле сдерживала себя каждый раз, когда слышала имя Саша. Но это было
невозможно, любая тема, начиная с погоды, кончая весенней распродажей
заканчивалась одним - одой герою всей ее жизни, каким ужасным он был, и каким
замечательным он стал.
Катя смотрела на нее и удивлялась, создавалось впечатление, что Милка
действительно верила во все, что говорила. Она была счастлива настолько,
насколько мог быть счастлив только советский ребенок, которому кто-то из друзей
родителей привез вдруг иностранную жвачку. Она жевала свое счастье и не
понимала, наверное, что любая жвачка имеет неосторожность терять свой вкус... А
впрочем, при таком настрое, она этого даже не заметит. Катя вспомнила слова
одного знаменитого сатирика, который заметил: если человек счастлив больше двух
дней, это значит, что ему кто-то чего-то недоговаривает.
- Для меня сейчас все в другом свете. Я учусь по-новому смотреть на вещи. Пробую
понять любого человека, ведь любой, извиняюсь за каламбур, достоин понимания.
- Достоин ли? - Задумалась Катя
    Конечно, да! - Изумилась Милка. - Знаешь, как это прекрасно, понимать
    другого человека. Особенно, если ты видишь, как это важно для него.
    Важно ли?
Милка сменила тон на враждебный:
    Важно ли? Да что он такого сделал, чтобы так сильно его ненавидеть?
    Кого же?
    Кого же! Как будто ты не знаешь, о ком мы говорим.
    Послушай! - Повысила голос Катя. - Ты спрашиваешь, почему я его ненавижу, но
    ведь это ты рыдала в коридоре, бросала школу, это ведь тебя он втоптал в
    грязь, выставил круглой дурой. Ты так ждала его! А он был с другой. Ты
    готова была умереть, а он смеялся. Ты все забыла? Ничего, он тебе напомнит.
Милка стояла молча, не могла найти слов, не могла возразить. Она опустилась на
ковер и положила голову Кате на колени.
    Ты не сердись, давай не будем ссориться из-за него.
    Давай, - воздохнула Катя. - Ты помнишь, когда-то в детстве нам понравился
    один мальчик. Мы ведь поклялись тогда, что ни один больше парень не сможет
    нас разлучить. Булавками кололи себе пальцы.
    Помню, - улыбнулась Милка.
    Я же за тебя боюсь, дурочка.
    Ты знаешь, - робко сказала Милка. - Он изменился. - Но, поймав улыбку Кати,
    она замолчала.
Раздался звонок.
    Я подойду! - Закричала Катя и побежала в прихожую.
    Это в дверь, - улыбнулась Милка.
Катя безутешно опустилась на диван.
    Чувствую, что схожу с ума, медленно, тихо. Никто кругом не замечает, только
    я одна. Я вдруг поняла Сережу, то, что он говорил про шары, - она посмотрела
    на Милку мокреющими глазами, - И в город, и в замок верю! Только я не такая,
    как он, не правильная. Я не хочу строить замок для всех. Только для него,
    понимаешь, только для него одного. Посуди сама, зачем мне эти люди, когда
    погибает самый дорогой, самый любимый, самый нужный человек. Я хочу
    спрятать, укрыть его, он так нуждается в моей защите, ведь он же жизнь моя,
    в нем все! И я без него ничто, я только с ним, без него меня и быть не
    может, не может, понимаешь... Я должна, должна быть с ним...
    Ой, кто-то пришел, - обрадовалась Милка, она не могла больше слушать это,
    как всегда не знала, как успокоить.
Катя улыбнулась:
    Боишься утонуть в моих слезах?
    Да нет же, серьезно!
Тут же дверь открылась.
    Вы, что же, нас не встречаете? - Удивилась тетя Лена, - Кать, ты что,
    плачешь что ли?
    Да нет.
    А что глаза красные?
    Что-то попало, вот я и натерла.
    Наклони голову вниз, подними веко и моргай!
    Тетя Лен, - взмолилась Катя.
    Давай, давай.
И она стала наклонять ее.
    Прошло?
    Прошло, прошло, спасибо, - прокряхтела Катя, разгибаясь.
Сережа, который все это время жался около стены, направился было к Кате, но тут
заметил Милку и остановился. Она заметила это.
    Иди сюда, не бойся.
Но Сережа не двинулся с места.
    О Боже, - вздохнула тетя Лена и захлопнула за собой дверь.
    Сережа, ну что ты стоишь как вкопанный, хоть поздоровался бы с нами, -
    обратилась к нему Катя.
    Здравствуйте, - почти шепотом сказал он и тут же скользнул на край дивана,
    положил свои белые руки на колени и уставился в одну точку.
    Сережа, ты учишься сейчас, - попыталась заговорить с ним Катя.
В ответ он только кивнул головой. В комнате воцарилось молчание.
    Нет, это невозможно! - Не выдержала Милка. - Сереж, расскажи нам что-нибудь.
    Про что? –
Он покраснел и начал отодвигаться от Милки.
    Про замок.
    Замок?
    Да.
    Про мой?
    Ну не про мой же, глупый, - засмеялась Милка. - У меня нет замка.
    Да, у меня есть, - вздохнул Сережа довольно.
    Ты богатый.
    Да, я очень богатый, мне и жениться уже предлагали.
    Надо же, - заинтересовалась Милка.
    Да, сказали завтра ночью на кладбище прийти за невестой.
    И ты пойдешь? - Засмеялась Катя.
    Нет, - покачал он головой, - Я же знаю, так обманывают, думают, что я дурак.
    Это не так, не верь им, ты умнее всех, - Милка хотела его успокоить и
    погладить по голове. Но тот отпрянул как ошпаренный.
    Я знаю, конечно, конечно... - Забормотал он.
Снова звонок.
    Это уже телефонный! - Завизжала Катя и вылетела стремглав из комнаты.
Милка посмотрела в Сережины испуганные глаза.
    Ну так что же, готов твой замок?
Сережа смотрел на нее молча, как будто понимал, что надо только слушать.
    Если готов, возьми меня с собой, - попросила Милка, - Я запуталась,
    Сереженька, совсем запуталась. Я люблю одного человека, но не знаю, что он
    чувствует, что думает. Как мне поступить?
В его глазах исчез страх и появилась не виданная прежде решительность.
    А ты... Ты выходи за меня замуж. Я построю тебе не один, а много, много
    замков.
Милка смотрела на него и улыбалась.
    А еще, - добавил он, сдвинув брови, - я каждый день откладываю деньги,
    которые мама дает мне на мороженое, я богатый.
Потом он внезапно смутился и стих:
    Я буду любить тебя, не стану ничего скрывать. Соглашайся!
На лице Милки отразились удивление и жалость, она хотела что-то сказать, но не
могла.
    Я ухожу! - Влетела в комнату Кэт.
    Куда? - Опомнилась Милка.
    Меня пригласили в ресторан, шикарный, огромный ресторан!
    Женя? - Удивилась Милка.
    Женя, - подтвердила Катя. - А что в этом такого?
Она начала быстро собираться, но тут заметила, что Сережа погрустнел и
насупился. Катя подошла к нему и села на корточки.
    Не обижайся, малыш, я весь день сегодня ждала этого звонка. Я не виделась с
    человеком уже целый день! Пусть это кажется мало, но это целая вечность,
    дружище, поверь.
Сережа кивнул в ответ головой, как будто понял что-то.
    Ну ладно, тогда я не буду терять время, - спохватилась Милка и, лениво
    потянувшись, встала с дивана. - Пойду позвоню своему и напрошусь в гости.
    Зов сердца или плоти? - Поинтересовалась ехидно Катя.
    Все вместе, это так прекрасно! - Не менее ехидно ответила Милка.
Они, смеясь, вышли из комнаты.
Сережа остался один, он вытащил из кармана какие-то разноцветные бумажки и
принялся выкладывать из них большое сердце, потом дунул на него и оно
разлетелось пестрым фейерверком по комнате.
 
В ресторане было шумно, то и дело мимо них бегали официанты, пронося на огромных
блюдах всевозможные яства. За соседним столиком сидели два двухъярусных шкафа в
малиновых пиджаках, которые сливались с цветом их лица. Они жадно поглощали
креветки, что то и дело выскальзывали из их пухлых жирных пальцев,
раскольцованных золотыми перстнями. За другим столиком, прямо слева от Кати
обедала очень странная пара: седовласый ловелас, с намеком на былую
сексуальность, потягивал сигару и поправлял то и дело черную бабочку. Он
вальяжно и размеренно объяснял что-то худенькой симпатичной девочке, которая
ерзала маленькой попкой, затянутой в мини-юбку, по деревянному резному стулу.
    Я смогу сыграть эту роль, - доказывала она ему с пеной у рта.
    Да, да, я знаю, но наша жизнь, дитя мое, похожа на лотерею, ты можешь
    вытянуть счастливый билетик, а можешь и проиграть.
""Да уж, ""Дитя"", - подумала Катя, - она и правда ему в дочки годится!""
Тем временем мужчина продолжал учить жизни и, то и дело, как бы случайно,
задевал своими длинными белыми пальцами ее дрожащие коленки.
Женя сидел и смотрел на Катю безумно влюбленными глазами.
    Тебе здесь не нравится?
    Нет, нравится, - соврала Кэт.
    Что ты будешь, говядину по-финикийски с испанским острым соусом и грибами,
    приправленными луком пармезаном, или стейк, обжаренный с помощью решетки на
    дубовых углях, политый свежим кленовым соусом, только вчера привезенным из
    далекой Ямайки?
    Второе, - нерешительно ответила Катя. Она толком и не поняла, что из себя
    представляют оба эти деликатеса.
Надо сказать, что как раз в это время стало популярным писать в меню этакую
дребедень. Наши золотые нувориши, не успевшие и сами толком понять, откуда
смогли нахапать столько денег за такой короткий срок, покупались на это
беспрецедентно. Ну откуда же им, далеким, еще вчера занимающимся спекуляцией на
черном рынке, было знать, кто такие были финикийцы, что такое лук пармезан и чем
он отличается от нашего репчатого. Не знали они и как жарить мясо на решетке, и
как получать из кленов сок, и можно ли все это есть, но эти диковинные неведомые
слова так же приводили их в восторг, как и клены, неизвестно откуда взявшиеся на
Ямайке.
Женя периодически оглядывался на проходящих мимо людей и косился на часы.
    Мы еще кого-то ждем? - Спросила Катя.
    Да, сейчас Максим и Марго придут, он сказал, что мы созвонимся
    предварительно, но ничего.
    Созвонимся, - поправила его Катя из вредности.
    Ладно, - скривил он лицо, - все мы заканчивали филологический факультет при
    кулинарном техникуме.
А ведь это еще одна интересная тема. Россия 90-х как плесенью обросла
всевозможными курсами. Курсы секретарей-референтов, менеджеров, бухгалтеров;
курсы банковского управления и кассиров высшего разряда; курсы ""врожденной""
грамотности, курсы ""артистического таланта"". Современные молодые и немолодые
люди забивали себе этим головы, тратили последние деньги, надеясь, что
грамотность, как и талант можно приобрести.
Да, бедным старшеклассникам было так трудно разобраться, куда идти, тем более,
что некоторые названия профессий, даже после энного количества занятий,
оставались для них загадкой. И когда при найме на очередную работу их
спрашивали, что они умеют делать, они путались и бормотали какие-то иностранные
слова: менеджмент, маркетинг, лифтинг, пиллинг...
Но вернемся к нашим баранам.
Макс и Марго отработанной походкой шли по красным коврам и разбрасывали ленивые
взгляды на нерасторопных официантов. Сразу же, откуда ни возьмись, появился
управляющий ресторана и взорвался комплиментами в их адрес. Максим
снисходительно посмотрел на него и сунул в карман стодолларовую купюру. Тут же
вокруг них все закрутилось. ""Для особых гостей - особый прием!"" - Скомандовал
управляющий.
Подойдя поближе, Макс поздоровался с Женей и даже поцеловал Кате ручку, как это
подобает ""настоящему джентльмену"".
    Привет! - Обратился Женя к Марго.
Она явно была не в форме, хотя и выглядела очень ухоженной. Как будто бы ленясь
разговаривать, она кивнула ему в ответ головой и села, положив ногу на ногу, как
это подобает ""настоящей леди"" ""настоящего джентльмена"".
После того, как все было заказано, и официант с маленьким блокнотом на подносе
побежал на кухню, завязался разговор. Они долго обсуждали, какой это
замечательный ресторан, какая здесь уютная обстановка, какие интеллигентные люди
кругом. Потом перешли на ""дела"", сошлись на том, что, когда их бизнес
наладится, Женя сможет купить весь этот ресторан со всеми официантами и коврами.
Кате казался этот разговор бандитски-снобским, она пыталась их не слушать.
Марго с непричастным видом складывала кораблик из салфетки.
    Кстати, приятель, - сказал Макс как бы между делом. - Товар у меня, теперь
    все в твоих руках, завтра в десять жду тебя дома, поговорим.
Женя изменился в лице, он замялся и не знал, что ответить. Макс недовольно
посмотрел на него, потом на Катю и улыбнулся.
    Ребята, вы извините нас, - вступила вдруг Марго. - Вашим девочкам надо
    припудрить щечки.
Она кивнула Кате головой. Катя послушно последовала за ней.
Туалет был шикарным, мраморный пол, огромные зеркала, вместо мыла какая-то
жидкость для мытья рук, пахнущая ванилином. Лицо Марго тут же изменилось.
Каменное равнодушие сменилось больной усталостью. Она села на раковину и начала
нервно закуривать.
    Ты разве не пойдешь? - спросила Катя.
    Я тебя не за этим сюда звала, - и Марго выбросила в мусорное ведро пустую
    пачку ""Мальборо"".
    А зачем? - Удивилась Катя
Марго ухмыльнулась:
    Не видишь, что ли, им надо поговорить, а Женя тебя стесняется... Значит
    любит, бережет.
    А что ему от меня скрывать?
Марго смотрела на нее и не понимала.
    Ты ведь не маленькая уже и так все понимаешь. Бери своего Женю и увози куда
    глаза глядят.
    Отчего так?
    Оттого что. - Отрезала та.
Сигарета кончилась, она выбросила ее и продолжила:
    Они с Максом задумали очень грязное дело. Макс давно уже этим занимается, но
    так, чтобы все на карту поставить, - такого еще не было.
Она посмотрела на Катю и улыбнулась.
    Дело-то, сама знаешь, с чем связанное. Если Женя туда попадет, то все,
    замкнутый круг. Пути назад нет, никого, кто в деле, просто так не отпустят.
    Завтра Макс его будет знакомить с братками, с дилерами, с другими людьми,
    которые помогут, если что случится.
Она тяжело глубоко вздохнула.
    Тебя он любит, тебя обязательно послушает... А Макс и сам хорош, ему верить
    нельзя, он волк, всегда себе на уме.
    Не понимаю, - недоумевала Катя. - Почему ты, его женщина мне все это
    говоришь?
    Да потому, что ты хорошая, понимаешь, хорошая.Вот, посмотри, - кричала
    Марго. - Эти тряпки, украшения, все это деньги, большие деньги! А посмотри
    на эти руки!
И она засучила рукава, все вены были исколоты, казалось, не осталось ни одного
живого места.
    Но ведь ты сказала, что только нюхаешь, - прошептала Кэт.
    Я соврала! - Засмеялась Марго истерическим смехом.
Она скользнула по стенке на мраморный пол и заревела, по-настоящему, глухо и
безутешно.
    Ты, Катенька, - бормотала она сквозь слезы. - Ты еще ребенок, ты еще и
    жизни-то не знаешь, ты золотая еще, чистая. Ну неужели ты хочешь стать
    такой, как я, жить и бояться, что завтра издохнешь, как собака, и никто не
    поплачет на твоей могиле. А я ведь так боюсь смерти, так хочется еще пожить,
    ты бы знала! Я же ничего не умею, хоть и университет закончила, хоть и
    диплом красный имею. Я же филолог, ну что, я пойду что ли работать! Макс...
    Макс мне дает все, он говорит, что восхищается мной, но на самом то деле...
    Все это слова... я вот соврала тебе, сказала, что всего два раза кололась, а
    по настоящему-то, это все, два раза - и ты в ловушке. Два раза, хм..., двух
    раз достаточно, чтобы стать наркоманом, а тем более наркоманкой. Знаешь,
    женщины ведь более ко всему этому податливые.
    Пошли отсюда, - попросила Катя.
    Сейчас, - Марго вытерла слезы и достала пудреницу. - А то эти сразу заметят,
    что я ревела.
Она посмотрела на себя в зеркало и задумалась:
    А, может, ты и права, сегодня же заберу у этой свиньи свои вещи и уеду к
    маме.
    А где живет твоя мама? - Спросила Катя.
    В Краснодаре, - улыбнулась Марго. - Там тепло, почти всегда солнце. Не то,
    что этот город, вечно пасмурный, вечно холодный... Буду там работать
    переводчиком, а что?
Катя кивнула головой:
    Спасибо тебе, ты замечательная.
Марго посмотрела на нее и шутя сдвинула брови.
    Ты только Жене ничего про наш разговор не говори, а то Макс убьет меня еще
    раньше, чем я соберу вещи.
    Не скажу, - пообещала Катя.
Она и правда, ничего не смогла сказать Жене в тот вечер, и только когда машина
затормозила на последнем светофоре, положила голову ему на плечо и прошептала:
    Давай уедем завтра утром далеко, далеко.
    Давай, - сразу же согласился он.
    Давай? - Не поверила Катя.
    А что в этом такого странного? Решено, бросаю все и еду с тобой, куда глаза
    глядят!
    Не шути со мной, - обиделась она
Женя обнял ее.
    Подожди, не долго осталось терпеть. Вот заработаю немного денег, поменяю
    машину, и увезу тебя туда, где нас никто не найдет.
Катя вырвалась:
    Куплю, куплю, заработаю! Только и слышно. Ну неужто тебе все равно, как ты
    это сделаешь, или игра стоит свеч? Зачем тебе эти грязные деньги?!
Женя зажал ей рот.
    Молчи, тихо, молчи, с чего ты это взяла?
    Предчувствия у меня плохие, мне Макс твой не нравится.
    Прекрати.
    Сам прекрати, прекрати, слышишь, общаться с ним, - закричала она. - Выбирай,
    - он или я!
    А я-то думал, ты и вправду любишь меня, - вздохнул Женя. - А ты - всего лишь
    маленькая капризная девчонка.
    Выбирай! - Отрезала Катя.
Машина остановилась у подъезда, Катя выскочила из машины.
    Ну подожди, - окликнул ее Женя.
она побежала к дому.
    Ну пойми, пойми меня, - закричал он ей вслед. - Я же как лучше хочу...
Катя пулей влетела в подъезд и остановилась, ей показалось, что голова
раскалывается на две части. Она оперлась на перила. ""Я люблю, люблю тебя,
Женечка"", - прошептала она.
    Тетенька, вам плохо? - Услышала она детский голос.
Катя открыла глаза и увидела маленького мальчика с собакой на поводке.
    Вам плохо? - Повторил он.
    Нет мальчик, все хорошо, спасибо.
Мальчик недоверчиво посмотрел на нее.
    Правда, успокоила его Катя. - Все хорошо, иди.
Мальчишка побежал дальше.
""Вру! - Сказала она сама себе, - вру, мне гадко, мне горько, я только что
потеряла самого дорогого человека в своей жизни. Он все-таки уехал...""
 
По Лезвию Ножа
 
Все проблемы человека заключаются в его жадности, всеобъемлющей, всепоглощающей
жадности. Причем жадность - это не только, когда считаешь свои деньги, а чаще
чужие, не только, когда не хочешь купить жене платье, а ребенку паровоз, о
котором он так мечтал. Нет, все это при некоторой доле снисходительности можно
назвать бережливостью, а жадность не спутаешь ни с чем.
Жадность - это безразличие человека к тому, любит он или нет, чувствует или нет.

О как же ошибочно мнение, что счастье заключается в деньгах, но мы, несмотря ни
на что, может быть подсознательно, ставим это во главе всего. Да, человек - это
страшное животное. Он похож на дикого зверя, вкусившего крови. Как только в руки
попадают разноцветные шуршащие купюры, он становится их пленником на всю
оставшуюся жизнь. Ему хочется все больше и больше, он сам превращается в золотую
антилопу и никогда не скажет себе ""стоп"".
Увлекаясь погоней за благополучием, крутясь в омуте золотой горячки, мы и не
замечаем, что ходим по лезвию ножа. И кто знает, когда и кто нанесет нам
глубокие раны.
Утро начиналось не как обычно. Вместо привычного маминого голоса Катю разбудило
неприятное дребезжание будильника. Она вышла в коридор. Дверь в родительскую
комнату была открыта, Александр Александрович уже ушел, такого давненько не
случалось. На кухне она увидела маму, которая сидела за столом, обхватив голову
руками. В тоненьком шелковом халатике, с коротенькой стрижкой, она казалась
такой маленькой, такой беззащитной.
    Что случилось? - Спросила Катя.
Мама подняла полные слез глаза.
    Вчера квалификационная комиссия приостановила полномочия Александра.
Кэт села:
    Ну ничего страшного, ведь всего лишь приостановили.
    Скоро совсем отрешат...
    Ладно, - улыбнулась Кэт. - Может это и к лучшему. Займется частной
    практикой, будет дурить людей за свой счет
Мама заплакала:
    Что же мы теперь будем делать, как жить, на что есть?
    Мама, - усмехнулась Кэт. - Кто не работает, тот не ест.
    Ну неужели ты не понимаешь, что сейчас не время для сарказма!
Катя обняла ее:
    Мама, за все в жизни приходится платить, Бог есть, он все видит. Рано или
    поздно, это бы произошло. Даже удивлена, но знаешь, я практически уверена,
    что это ненадолго , мы же живем в России, слава богу!
    Хорошо, если так... - Вздохнула мама.
В школе, как обычно, шум.
    Уйдем куда-нибудь в тихое место, - шепнула ей на ухо Милка.
    Уйдем, а куда?
    Слушай, давай прогуляем математику, пойдем погуляем, погода такая
    замечательная.
Погода была действительно прекрасная: солнечная, безветренная, легкий мороз,
снег скрипит под ногами, - хорошо! Они шли и молчали, Катя думала о том, как
было бы хорошо встретить сейчас Женю, просто так, по пути. Ну почему такое не
может случиться! Наверное, он сидит сейчас дома, в тепле, один или с Максом...
Как же она ненавидела этого человека, зачем Женя общается с ним, что за дела у
них... Нет, это прекрасное утро явно не располагало к таким грустным мыслям!
Катя посмотрела на небо, он было чистое, голубое. Невозможно было отделаться от
мысли, что все плохое скоро кончится, начнется настоящая жизнь. Жизнь, которую
они с Женей проживут на одном дыхании. И любовь, она вся должна быть полна
любви. Деревья стояли неподвижно, как ледяные истуканы, раскинув свои сухие,
тонкие ветви. ""Мы уйдем, - подумала Катя, - а они останутся. Это солнце, мороз,
этот канал будут продолжать жить своей жизнью, но все вокруг будет по-другому,
не так, как сейчас, интересно, как все это будет...""
    У меня будет ребенок.
    Что?
    У меня будет ребенок, - повторила Милка.
Катя посмотрела в ее глаза и поняла, что она не шутит.
    Сколько?
    Думаю, чуть больше месяца.
    Ему сказала?
    Нет еще, сегодня скажу, вот он обрадуется!
    Ты что, - удивилась Катя. - Ты серьезно думаешь, что он обрадуется?
    Ну конечно, обрадуется, - закричала Милка. - Ты знаешь, он обожает детей, он
    всех своих племянников подарками заваливает, играет с ними с ночи до утра.
    Ну не знаю я...
    Я знаю!
    Не хотела бы тебя расстраивать, но он сам, по-моему, еще ребенок.
    Да нет, - не согласилась Милка. - Все прекрасно! Ты представляешь, мой и его
    ребенок! Это так здорово, может быть даже поженимся... Ох, Катька, чувствую
    я, начинается новая жизнь!
Солнце светило особенно ярко...
После тяжелого школьного дня хочется, обычно, плотно пообедав, растянуться на
диване и включить телевизор. Причем просто не важно, что смотреть, можно даже не
вдумываться в то, что происходит на экране, какая разница, какой фон?
Телевидение вовсе не располагает к размышлению, вот книга - да, но кто сейчас
читает книги! Телевизор - это самый безболезненный и самый быстрый способ
получения информации. Только по телевизору за один час можно узнать курс всех
валют, куда на неделе ездил президент, кто победил в самой-самой лучшей
двадцатке MTV, как проходит брачный период у тигров в далекой Африке, какие
трусы носит Синди Кроуфорд, и, наконец, родит или не родит Мария-Елена от
Хуана-Антонио. Да, многое уже писали и много еще напишут об этом черном ящике, о
его плюсах и минусах, о его пользе и вреде, однако, тысячи людей ежедневно
меняют на него театр и консерваторию. Иногда задумаешься и становится страшно,
неужели скоро останется только телевидение...
Телефон звонил прямо у самого уха, Катя неохотно подняла трубку. Это была Милка.
    Я звоню сейчас от него, - прошептала она.
    Ты сказала? - Спросила Катя и легкое волнение появилось вдруг у нее в груди.
    Нет еще, тут был семейный ужин, мама, папа и курица в сладком соусе... То
    есть все серьезно, - и Милка засмеялась.
    Прекрати смеяться, когда ты ему скажешь?
    Сейчас уже, сейчас, пожелай мне удачи.
Голос Милки погрустнел так, как будто она сама в нее не верила.
    Удачи, - прошептала Катя.
    Ну все, пока, - сказала Милка и в трубке послышались гудки.
Катя поняла в тот момент, что Милка врала, врала когда смеялась, когда утром
говорила, что Саша обрадуется, что начнется новая жизнь... Она врала самой себе.
Она сама лучше всех, лучше Катя знала, что все будет совсем не так, что все
будет очень непросто. ""Маленький ребенок, - подумала Катя, - она просто
маленький ребенок!""
Глупо было думать об этом тогда, но Катя вдруг представила, что сама в любой
момент может оказаться в такой ситуации, и ощущение безвыходности, полной
безысходности охватило ее. Она свернулась клубочком в углу дивана, на улице
начинало темнеть, Катя подумала, что уже через час будет, наверное, совсем
темно...
Через несколько секунд она провалилась в сон. Странно, ей обычно снятся цветные
яркие сны, а сейчас не снилось ничего. Темнота... Как в подвале, и только
голоса, тихие, еле слышные фразы... Она узнавала то голос Милки, то Жени, то
почему-то мамин. Такие неотчетливые, такие странные, похожие на тихое эхо. Среди
них отчетливо слышался только чей-то плач. Кто-то стонал, умолял о помощи, она
прислушивалась старательно, мучительно, но все не могла понять, чей это плач,
чей же?!
Сквозь эту темноту, эти жуткие всхлипы прорвался звонок. Катя вскочила, как
ошпаренная, бросилась к телефону, но потом поняла, что звонили в дверь.
Когда Катя заглянула в коридор, то увидела Милку, она вся дрожала от холода,
облокотившись на старый платяной шкаф, который сюда вытащили соседи, недавно
сделавшие ремонт. Она выглядела такой же постаревшей и такой же ненужной, как и
этот шкаф. Катя обняла ее, почувствовала горячий-горячий лоб среди мокрых
холодных волос, она поправила их и увидела несчастные, мокрые от слез глаза.
    Я знала, что так будет...
    Я тоже, - сказала Милка и огромная прозрачная слеза потекла по ее щеке и
    упала на мокрую болоневую куртку.
    На улице, что, дождь? - Спросила Катя несмело.
    Нет, мокрый снег, - выдавила из себя Милка и заревела наконец-то
    по-настоящему.
    Пойдем, я сделаю тебе чай с медом, а то еще простудишься, - вздохнула Катя.
Какое-то время они просто сидели и смотрели друг на друга, Милка грела руки о
горячую кружку.
    Где родители? - спросила она.
    Не знаю, честно не знаю. С тех пор как Александра Александровича... (Катя
    обрадовалась, что появилась возможность, чуть-чуть разрядить обстановку) Ты,
    кстати, не знаешь еще, Александр Александрович больше не будет судьей, его
    выгнали!
    Да, да, конечно...
    Да..., (""Не получилось"" - подумала Катя).
Милка вроде бы успокоилась, на лице стали появляться живые участки.
    Ну что он тебе сказал, - не выдержала в итоге Катя
На лице Милке вновь появилось волнение.
    Ничего... ничего доброго и хорошего, родного и теплого он , конечно, не
    сказал.
    Нет, - не понимала Катя, - хоть что-то то он сказал?
    Нет... Он просто сказал, что я испортила ему праздник.
На глазах Милки снова заблестели слезы.
    Он что, даже не предложил помочь. Он что, отказывается от ребенка?
    Нет, почему же, он предложил мне сделать аборт.
    А деньги он даст?
На лице Милки отразилось недоумение:
    Я хочу этого ребенка!
    Тихо, тихо, - успокоила ее Катя, - я всего лишь спросила, не предлагал ли он
    тебе денег.
    Нет, - захныкала Милка, - он сказал, что женщины сами должны следить за
    этими вещами, и, что если я задумаю вплести в эту историю родителей, то
    пожалею... Нет, ты представляешь, он думал, что пойду к его родителям, он
    думал, я его денег хочу!
    Он угрожал тебе?
Милка промолчала.
    Да он же угрожал тебе, Милка, - возмутилась Катя, - не ходи к нему больше!
Милку снова начало трясти:
    Что же будет теперь, что будет!
    Ну теперь уже слезами не поможешь.
    Катенька, а сколько стоит аборт?
    Деньги мы найдем, Милл, найдем обязательно.
    Ну где, где же ты их, Катенька, найдешь, - причитала она.
    Возьму у мамы.
    Но ведь у вас сейчас трудности.
    Забудь, - махнула Катя рукой.
    Не надо денег, я сама справлюсь, - сказал Милка.
Она вдруг перестала плакать и испуганно посмотрела на Кэт:
    А вдруг мама все узнает?
    Да нет, не узнает, - успокоила ее Катя
    А вдруг узнает?! - И она снова заплакала. - Ой, Господи, тогда все, тогда
    конец, меня выгонят из дома как мокрую кошку!
    Если ты сейчас не перестанешь плакать, - не выдержала Катя, - то
    действительно станешь похожей на мокрую кошку. Ну даже, если и узнает, то
    что, ведь она сама тебя без отца воспитывала.
    Папа погиб...
    Да, а ты почему-то не видела ни одной фотографии.
    Не надо, Кать, мне от этого не легче.
    Ну ладно, - согласилась Катя, - пусть погиб. Но разве может мать свою дочь
    из дома выгнать?
    Ой Катя, может. Моя может. Она мне как-то сказала, что если я ей ребенка в
    подоле принесу, то она меня задушит.
    Я не верю, она не могла так сказать, она же учитель.
    Она такой же учитель, как я балерина, ее надо послушать!
    Брось, это она тебе в порыве злости сказала, ссорились, небось, не обращай
    внимания.
    Катя, - улыбнулась Милка, - наши родители живут в своем мире, в своем
    времени, им уже не понять нас, ну как им скажешь, что их дочь или сын, такие
    примерные, такие отличные, вдруг сделали что-то не то, это как та ситуация с
    двойками. Помнишь, как я ночевала в третьем классе в подъезде, боялась домой
    пойти из-за того, что одну тройку в четверти получила?
    Да...
    Она скажет так: свинья свою грязь всегда найдет, если вообще захочет
    разговаривать.
    Мне ведь тоже иногда хочется поделиться с кем-то своими переживаниями, -
    сказала Катя, - особенно с мамой. Ведь она самый близкий человек,
    самый-самый родной. Хочется просто прижаться к ней и рассказать все как
    есть. Они, мои родители, просто ненавидят Женю, с самого первого взгляда. Ну
    и что, что он старше, ну и что, что он сейчас запутался, он хороший,
    хороший! Как им это объяснишь. Единственное, про что они готовы слушать
    днями и ночами, так это про мои успехи в школе. Поговорить о том, куда я
    хочу поступать, кем я хочу быть - это самые интересные темы для них, а я, а
    как же я, где я? Ну кто я для них, ценная бумага что ли? Знаешь, они
    вкладывают в меня деньги и все ждут, когда же, когда же я наконец принесу им
    доход.
Катя заревела. Милка, у которой к тому времени уже боле менее все прошло,
посмотрела на нее и вздохнула:
    По-моему, все очень серьезно.
    Да, - согласилась Катя, - все очень серьезно, однако стоит ли лить слезы.
    Завтра же пойдем к врачу!
    А школа?
    Какая школа, когда такие дела.
    Ладно, тогда я завтра утром тебе позвоню.
Катя не видела Милку такой разбитой, наверное, с того разговора в темной комнате
у нее дома. Она смотрела на нее и видела всю ту же девчонку, поджавшую под себя
пятки в огромном кресле. ""Это просто невозможно, - подумала Катя, - просто
невозможно, чтобы один человек причинил столько боли! ""
Утром в поликлинике так же много народу, как и вечером, их надежда по быстрому
расправиться с делами не оправдалась. Бабушки, дедушки, престарелые ""барышни""
оккупировали все двери кабинетов, наверное, часов с шести. Просто толпа народа в
коридоре! С больными руками, ногами, головами и зубами, все инвалиды войны, все
без очереди, даже к гинекологу. Рядом с Катей две женщины, лет так шестидесяти
воодушевленно обсуждали тему рассады. ""И что они здесь делают?"" - подумала
Она.
Катя все время ерзала на месте. Вот уже полчаса, как Милка зашла в кабинет, что
там с ней...
Вокруг были белые стены, завешанные различными плакатами, типа ""Как
предотвратить грипп"", ""Витамин - всему голова"" и ""В здоровом теле - здоровый
дух"". Пахло лекарствами, хлоркой, туда-сюда шныряли медсестры в дырявых
колготках и домашних тапочках, бабушки уже давно перешли с плодово-ягодных
культур на пасленовые.
Дверь кабинета скрипнула. Появилась Милка. Она молча села на кушетку и
вздохнула.
    Что сказал врач?
    Как же я ненавижу эти холодные кушетки. Когда была маленькой, всегда
    пряталась под них, думала, мама про меня забудет и уйдет. Ненавидела врачей.
    Помню, как одна ""тетя"" в белом халате подошла ко мне и глядя в мои
    заплаканные глаза сказала: ""Ай-я-яй, такая большая, а врачей боишься"". Ты
    знаешь, мне так стыдно стало тогда, с тех пор я больше никогда не пряталась.
    А вот теперь опять хочется залезть под кушетку.
    Зачем все это, скажешь, наконец, что врач сказал?
Милка еле говорила.
    Ну что врач сказал... Сказал, что да, беременна, что четыре недели.
    Что решила?
    Буду делать аборт.
    Но ведь у тебя же отрицательный резус-фактор, неужели тебе сказали, что все
    в порядке?
    Они сказали, что, если сделаю аборт, то детей может и не быть.
    Ведь это ужасно, - ахнула Катя, - а вдруг и правда, вдруг...
    Молчи, - остановила ее Милка, - не надо так, все у меня будет. И дом свой, и
    семья, и дети обязательно будут.
На несколько секунд воцарилось молчание, казалось даже, что больничный гул стих
и вокруг тишина. Только они с Милкой вдвоем.
    Я маме вчера сказала, - призналась Милка.
    Да что ты! И что она сказала.
Милка позеленела в момент. Никакого ответа больше не требовалось.
    Конечно, Кать, аборт, а что? Мать сказала, что выкинет меня на улицу вместе
    с этой рванью. Это она так моего ребенка назвала, ""рвань""! Ну ты сама
    посуди, она его уже сейчас ненавидит, а что потом будет, когда он родится, в
    какую семью он попадет? В семью без отца, где его никто не любит, даже
    собственная мать?
Катя вопросительно посмотрела на нее.
    Да, Кать, да. Ты думаешь, я смогу смотреть на ребенка и не вспоминать этого
    подонка?
    Неправильно ты говоришь, не то, и мама твоя не права.
    Может быть, - согласилась Милка, - однако, положение уже не исправишь.
    Попробуй с ней еще поговорить, - попросила Катя.
Милка засмеялась.
    Она знаешь еще, что мне сказала? Что не будет мне никогда хорошей жизни, как
    она всю жизнь прожила, в нищете, так и я проживу. Говорит, выходи замуж за
    Толю. Толя, ты знаешь его, из моего дома. Даже мама его не знает, откуда тот
    деньги таскает! А ей все равно. Главное, ""из нашего класса"". Что это за
    понятие-то такое, ""наш класс"", у нас же уже давно нет классов, у нас
    только рабочие и крестьяне, у нас же коммунизм был! Где ее хваленый
    коммунизм?
    Милл...
    Нет, - не обращала она на нее внимание, - мама говорит: ""Ты на Катькиных
    кавалеров не смотри, она другого полета"".
    Милка, - прервала ее Катя, - ну ведь ты ее разозлила, перестань дуться, я ее
    знаю, она хорошая.
    Да, да, я тоже ее знаю.
Они молчали...
    Нет выхода, - сделала вывод Милка.
    Не может такого быть, - возразила Катя.
    Аборт делать нельзя, рожать нельзя, что же делать, Кать? Я хочу умереть...
    Не надо, не говори так, ты меня пугаешь.
    Знаешь, - сказала Милка, тяжело вздохнув, - я сама себя пугаю.
Это было ужасно, но Милка действительно была похожа на труп, на мумию: белое
лицо, синие губы, не глаза, а две маленькие щелочки. Маленький жалкий человечек
сидел рядом с ней и ждал каких-то нужных слов. Но где найти слова, когда
случается беда, как объяснить, что ты рядом, что ты поможешь, что обязательно
найдешь выход, если его нет, действительно нет.
    Есть выход! - Выпалила Катя и побежала к выходу.
    Ты куда, - крикнула ей вслед Милка.
    Иди домой, я позвоню!
Катя бежала, бежала, что изо всех сил, как будто опаздывала последний поезд. Она
со злостью сжимала обветренные губы и думала, что во что бы то ни стало найдет
этого негодяя и заставит его отвечать! Потому что все должны отвечать за свои
поступки, даже самые, самые отпетые негодяи.
Когда она вбежала в школу, то увидела его прямо в вестибюле. Он, как обычно,
разговаривал с друзьями, смеялся, размахивал руками. ""Видимо, у него хорошее
настроение, - подумала Катя, - надо бы его испортить!""
    Саша! - Окликнула она его.
Когда тот обернулся, лицо его приняло ужасно несуразный вид.
    Ну что, - нехотя отозвался он.
    Пойдем, поговорить надо.
    Поговорить ей надо, - недовольно пробурчал он себе под нос и не спеша пошел
    ей навстречу.
    Отойдем, - тихо сказала она.
Они зашли под лестницу, где хранился некоторый школьный инвентарь. Среди лопат и
веников Саша в своем черном пальто и выглаженной белой рубашке выглядел как
цыганский барон.
    Ты что же это делаешь, сволочь, как ты мог с ней так поступить! -Кричала
    Катя.
    Успокойся, - вальяжничал он.
    Я знаю, что ты трус, я всегда это знала. Я понимала, зачем она тебе была
    нужна, но ей ведь даже слова про тебя плохого нельзя было сказать!
Саша молча ухмылялся.
    Ты просто нахал, - продолжала Катя, не скупясь на слова, - ты же предал ее!
    Ты не мужчина, ты не парень, ты... ты черт знает что. Но даже если и так,
    мне все равно, сейчас ты просто обязан быть с ней. Она может умереть!
    Ой! Какой кошмар!
    Ты, конечно, не изменишься, но ради нее, только ради нее, слышишь, я прошу
    сейчас тебя пойти к ней и сказать, что ты принимаешь ребенка. Не бойся,
    потом тебе надо будет лишь несколько месяцев поиграть, это тебе ничего не
    стоит, ты прекрасный актер, а потом можешь уходить, я сама со всем
    справлюсь, без тебя. Ну, давай! А то я тебя убью!
    Вот дурочка, ты что, думаешь, что я тебя испугался? - Сказал он высокомерно.
    - Иди ты к мамочке.
    Это моя подруга, я не позволю с ней так обращаться. Детей делали вместе, а
    отвечать она должна?!
    Сбавь свой пыл, - приказал Саша, - детка, охладись! А если не перестанешь
    орать, я тебя сейчас вынесу на улицу и в снег головой окуну. Ты же перед
    пацанами меня позоришь!
Катя решила поменять тактику.
    Ведь это твой ребенок, - понизила она голос, - неужели ты ничего не
    чувствуешь?
Выражение его лица стало более мягким.
    Она делает аборт?
    Да, - вздохнула Катя, - ты бы хоть поддержал ее.
    Материально?
    Дурак ты, не нужны нам твои деньги. Хотя, небось родители не на последние
    гроши тебе машину подарили.
    А что тебе до моих родителей, сколько надо, столько и зарабатывают. Привыкли
    чужие деньги считать!
Катя только улыбнулась.
    А про подругу твою, - продолжил Саша, - я тебе вот что скажу: сама она
    должна была думать, сама! Наше мужское дело простое, сама понимаешь,
    туда-сюда. Женщина сама о таких тонкостях заботится.
    На счет ""мужчины"" я уже все сказала, - отрезала Катя.
    А ты меня не перебивай. И потом, кто тебе сказал, что это мой ребенок.
Катя с ужасом посмотрела на него:
- Да ты что, забыл, что первым был у нее?
    Так-то оно так, - ухмыльнулся он, - да только, что потом было, никто не
    знает, мне тут про нее такие вещи рассказывают...
    Мерзость, какая мерзость... - Покачала головой Катя.
    Да что я с тобой разговариваю, может быть я ее осчастливил, это плоды
    удовольствия, ты разве не знала? - Разозлился он не на шутку. - Ты же ведь
    наверняка не знаешь, что это такое!
Катя не знала, что и сказать.
    А ты, - окликнул он ее, уходя, - заходи, я тебе все покажу!
    Ненавижу тебя, ненавижу! - Крикнула ему Катя в след.
    Дура ты, и подруга твоя дура, - засмеялся он. - Пойдемте, ребята, я вам
    недорассказал про ту жгучую блондиночку. Я думал, она такая кошечка, а она
    оказалась просто львицей.
В этот момент он специально обернулся, чтобы посмотреть на ее реакцию, но Катя
молчала, она просто жалела, что у нее нет под рукой пистолета.
Шумная компания ""пацанов"" удалилась с громким смехом. Прозвенел звонок и
вестибюль опустел. Катя опустилась на холодные мраморные ступеньки, ее
сдавливало изнутри злобой, она не знала куда деть это чувство, как избавиться от
стыда, что просто даже разговаривала с этим человеком. Как, как она могла отдать
ему на съедение свою Милку, почему не остановила ее, что она за подруга такая!
Ей хотелось кричать, кричать и ныть от боли, которая мучила ее.
    Катя, Кэт, - услышала она рядом с собой.
Она обернулась и увидела рядом с собой девчонок из класса.
    Катюх, ну вы куда пропали, училка на вас собралась директору писать, -
    начали они, но потом увидели, что у нее на глазах слезы и оторопели.
    Что случилось, Кать, - спросила ее одна из них.
Она посмотрела на них, ее лицо сжалось в маленький комочек и...
    Беда, - вырвалось у нее.
Да что случилось, скажи толком!
Катя не знала, зачем, но все им рассказала... Почему? Может быть, ей просто
хотелось поверить кому-то, кому-то довериться, может, просто от безысходности.
Девчонки стояли как вкопанные.
    Я скажу Теме, он его убьет! - сказала одна.
    Надо ее спасать, - решила вторая.
    Ой, только никому не говорите, девочки, я вас прошу, - спохватилась Катя. -
    Просто прикройте ее, ведь скоро конец четверти.
    Хорошо, хорошо, - замялись они, - а ты, ты-то куда?
    Я... ( Она и сама не знала, почему так сказала).
Внезапно ей послышалось, что ее кто-то зовет. Она посмотрела на вход и увидела
Женю.
    Женя! - Крикнула она.
    Катя, - позвал он ее.
    Никому не говорите, - повторила она девчонкам и стремглав побежала ему
    навстречу так, как будто бы их разделял не один коридор, а целая вселенная.
    Как же я соскучился по тебе, - прошептал Женя прижав ее к себе так сильно,
    как будто боялся, что она убежит. Он гладил ее плечи, спину, словно хотел
    убедиться, что она - не сон.
Кате этот голос показался и знакомым и не знакомым, она подняла голову и увидела
голубые измученные глаза. Женя стоял напротив нее и она не могла узнать в нем
любимого ею человека: сутулый, съежившийся, с синяками под глазами. Он смотрел
на нее и, казалось, вот-вот готов был расплакаться. В этот момент стало ясно,
что что-то случилось, что-то страшное. Они стояли молча на обдуваемой ветром
школьной площадке и молчали. Катя смотрела на него, дрожала, то ли от холода, то
ли от страха, и боялась спросить, что же стряслось.
    Пойдем, Катя, пойдем, - сказал он наконец-то.
Катя молча последовала за ним.
Машина неслась по ледяной трассе с такой скоростью, что на поворотах их заносило
на снег.
    Ты что, дурак, остановись сейчас же, сумасшедший, остановись, - визжала
Катя.
    Женя как будто не слышал ее.
    Хватит, - закричала она и схватилась обеими руками за руль.
В следующую же секунду завизжали тормоза, машину развернуло на 90 градусов и
ударило о бетонный бордюр.
Катя открыла глаза. Это была абсолютно безлюдная местность. Ни одной машины на
дороге, ни одного человека, только лес кругом.
    Ты чуть нас не убил, - прошептала она. Катя до сих пор не могла прийти в
    себя.
Женя сидел, опустив руки на руль и закинув голову на спинку сиденья. Его глаза
были закрыты и из них текли слезы. Катя в первый раз видела как он плачет. Она
прижала его голову к своей груди.
    Ну что случилось, милый, что?
    Катя, - стонал он, - я просил его остановиться, я говорил ему, ""не надо"".
Катя изо всех сил пыталась понять его хриплое бормотание.
    Я просил его отпустить меня, - всхлипывал Женя, - но он не хочет, он не даст
    мне свободу...
    Что? О чем ты говоришь?
    Он меня умолял: ""отдай, отдай"", а я ему: ""приходи, когда деньги будут"".
    А он, представляешь, встал коленями в грязь, тянет меня за джинсы и плачет:
    ""отдай сейчас, отдай сейчас""...
Катя с ужасом смотрела на Женю. Его руки тряслись, голос дрожал, он все больше и
больше становился похожим на помешанного.
    У него вместо глаз, - два синяка и губы тоже совершенно синие... Стоит в
    луже, трясется весь и плачет, и дергает, дергает меня за джинсы, - он
    закопался носом в Катину куртку и она чувствовала, как намокает ее свитер. -
    Он ведь был абсолютно нормальный, когда я ему в первый раз предложил... Он
    ведь совсем еще мальчик.
Катя уже давно поняла, о чем идет речь, она всегда догадывалась, только боялась
признаться, она боялась сказать сама себе, что ее мальчик, ее золотой, самый
лучший, самый любимый мальчик торгует на улице наркотиками. Она, конечно же,
понимала, что было с тем ""попрошайкой"", понимала, что сейчас творится с Женей.
Она, безусловно, не первый день жила на этом свете, она знала, что люди порой
готовы все продать, на все пойти, даже на убийство, ради того, чтобы еще раз
испытать это чувство... Это чувство. Сначала это просто интерес, потом это
""почему бы и нет"", затем они говорят себе: ""Я же не наркоман(ка), я в любой
момент брошу"", потом это чувство становится таким обычным, таким необходимым,
почти как утренний кофе, потом они просто каждый день ищут деньги, чтобы не
потерять его. Они все еще успокаивают себя, что не наркоманы, отмахиваются от
того, что это болезнь, нет! Это чувство помогает им острее воспринимать
окружающую действительность, так веселее, так проще, так не думаешь о заботах, а
главное, по их словам, это не вредно! В какой то момент они перестают понимать,
что живут теперь только для того, чтобы доставать ""это"", и достают ""это"",
чтобы жить.
""Это"" называется КАЙФ, кайф как способ жизни, кайф как путь познания мира.
Кайф ради кайфа. Он тогда только проникал в Россию, только-только стали
появляться новомодные ""экстези"" и ЛСД. Нет, я не говорю о том, что этого
вообще не было здесь никогда. Винт варили еще наши деды. Я говорю о том, что как
подснежники выросли рядом с аптеками бабушки, прячущие у себя под полой целый
фармацевтический магазин, мальчики, приобретшие столь модное и громкое имя
""дилер"". Я говорю о том, что постепенно на дискотеках, открывающихся по всей
стране, станут падать в обморок и умирать от разрыва сердца 13-летние девочки.
Тогда все еще начиналось... Кто бы мог подумать, что уже совсем скоро по данным
независимого опроса, проведенного среди школьников по всей стране, окажется, что
всего лишь 2 % никогда не пробовали наркотик. А примерно 40% уже имеют
устойчивую зависимость. Все это глупость, - независимые опросы, просто приходя
на встречу выпускников, мы будем узнавать все новые имена одноклассников ,
погибших в этой войне. Это война, настоящая война, просто тогда об этом никто и
не догадывался. Это война, которая каждый день уносит с собой немалые жертвы,
выигрывают ее только те, кто умеют извлекать пользу из чужих слабостей, они
будут первыми, кто предложат тебе наркотик и последними, кто захотят помочь,
когда ты будешь ""на мели"". Это бесчисленные толпы Максимов, безликие страшные
толпы...
 
Все это она, конечно же, понимала, но никак не могла поверить, как он, ОН
позволил себе связаться с этим. Неужели он такой же, как и они?
Нет, - сказала она себе, - нет! Он не такой. Ведь он же сейчас здесь, со мной.
    Я не могу так больше, я устал, - сказал Женя вытирая, слезы рукавом, - я не
    могу больше, не могу наживаться на чужом несчастье. Я устал стоять в грязных
    подворотнях, прятаться от милиционеров и, просыпаясь утром, думать, что
    может быть сейчас позвонят в дверь и, скрутив руки, посадят в зеленый УАЗик.
    Я устал... Мне снятся их бледные лица, они снятся мне каждую ночь.
    Ну что же делать теперь, любимый, что же мне делать? -– Спросила Катя. -
    Зачем ты ввязался в это, ты ведь раньше был таким чистым, таким добрым. Я
    любила твои спокойные глаза, а теперь ты плачешь как маленькая девчонка. Ты
    ведь сам во всем виноват. Дорогая машина, дорогая жизнь, тебе так хотелось
    этого... Да ты душу свою продал, слышишь, за деньги продал!
    Я люблю тебя, люблю, ты должна мне помочь, - шептал Женя, кусая высохшие
    губы.
Он вцепился в нее, как тигр в добычу. Он целовал ее руки, плечи, шею, целовал их
жадно, до крови. ""Я люблю тебя"", - повторял сквозь зубы. Он срывал с нее
одежду и прижимался к ее горячему дрожащему телу, словно не мог согреться. Он
сжимал его как голодный удав и, казалось, хотел проглотить, она же лишь гладила
его волосы и тихо постанывала. Кругом не было ни души...
    Я не сделал тебе больно? - Спросил он, когда все закончилось.
    Нет, - улыбнулась Катя. Она закрыла глаза. - И что мы будем делать теперь?
    Жить, - ответил он.
    И как же мы будем дальше жить? - Спросила она.
    Будем любить друг друга.
    Наверное, наступит весна.
    А до этого?
    Не знаю, - ответил он.
Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как часто бьется его сердце, их
сердца бились в унисон.
    Я сказал Максу, что ухожу.
    И что?
    Он сказал, что нет дороги назад, что выбирают один раз. Посоветовал мне
    подумать, ""ведь кто знает, что с тобой может случиться завтра"".
Катя побледнела.
    Я боюсь, Женя.
    Не стоит бояться, Макс - всего лишь мелкий торгаш. Перехватил где-то
    партию..., вот увидишь, скоро успокоится, он это так, для острастки.…
    Женя, - вздохнула Катя. - Я не дурочка, как это он ""где-то перехватил"", -
    это ведь не контрабандная жвачка.
    Ладно, - согласился он, пусть так, но ты не волнуйся, он ничего мне не
    сделает.
    Почему?
    Он передо мной в долгу.
Катя вспомнила разговор с Марго.
    Ты думаешь у него остались какие-то человеческие чувства?
    Не знаю, потом, все равно ему сейчас не нужны неприятности.
    Хорошо, если так, - заметила Катя.
    Успокойся, малыш, - сказал Женя и поцеловал ее в лоб.
Женя закурил сигарету, он открыл окно и внутрь проник чистый воздух. Окна в
машине запотели, а тем временем стало темнеть.
- У тебя есть какой-нибудь план? Что мне делать? - Спросил он, выпуская дым изо
рта.
    Уедем отсюда, - попросила Катя.
    Куда?
    Не знаю, все равно куда. В пансионат, в гостиницу, но только как можно
    дальше отсюда.
    Ты думаешь, что можно просто убежать?
    Нет, просто ты отдохнешь, я отдохну, знаешь как говорят, ""утро вечера
    мудренее"", может быть пойдем к моему отчиму? Он поможет, у него есть
    знакомые в МУРе, ты расскажешь им все и Макса посадят.
    Посадят вместе со мной! - Засмеялся Женя.
    Хорошо, давай просто уедем отсюда, а об остальном ты подумаешь сам. Я сделаю
    все, что ты попросишь.
Было решено, они немедленно уезжали.
Кате повезло, что в этот час дома никого не было. Она кинула в сумку косметичку,
зубную щетку и старого плюшевого мишку, с которым спала, не расставаясь уже
восемь лет.
Зажав в зубах колпачок от шариковой ручки, она аккуратными буквами выводила на
белом листе:
""Мамочка, я очень сильно тебя люблю, но самый дорогой мне человек попал в беду.
Я уезжаю для того, чтобы помочь ему. Помнишь, ты еще в детстве учила меня, что
надо быть доброй, что надо помогать людям и тогда люди помогут тебе. А теперь
необычный случай, в моей помощи нуждается не кто-нибудь, а самый мой любимый
человек. Я должна спасти его, мама. Ты только не плачь и объясни все А.А. Не
ругайся, ты все поймешь, ты должна понять! Ведь ты самая лучшая мама на свете. И
прости меня, пожалуйста, я не бросаю тебя, я еще вернусь. Ты будешь меня ждать?
P.S. Я тебя люблю, ты у меня одна. Катя.
Женя сигналил за окном. Пора. Она схватила сумку, посмотрела последний раз на
свою круглую кровать с мягкими игрушками и подушкой в виде сердечка и решила раз
и навсегда, что детство кончилось. Самое страшное заключалось в том, что она не
знала, правильно ли поступает, наверняка она знало только одно: она нужна Жене,
он ждет ее внизу, ждет, чтобы увезти далеко-далеко. С грустью она подумала, что
сбылась наконец-то ее заветная мечта, но... Все должно было быть так хорошо, а
теперь не ясно даже, что будет с ними, долго ли им быть вместе...
Через час они были уже далеко за городом, Катя смотрела на сугробы снега и
думала, что ничто еще не говорит о весне, а ведь весна так скоро!
    Думаешь, ты правильно поступила? - Спросил ее Женя.
    Я знаю, правильно.
    Тогда почему грустишь?
    Первый раз оказалась так далеко без родителей.
    Все-таки ты еще маленькая, ты еще малыш...
    Прекрати, иначе я никогда не избавлюсь от комплекса неполноценности.
    Разве это плохо - быть маленькой девочкой? -– повел плечами Женя.
    Может быть и нет, но мне кажется, что лучше быть взрослой, умной женщиной.
    Из тебя выйдет прекрасная женщина.
    Надеюсь, вы приложите к этому свою кисть, пан художник?
    Смеешься! А зачем, ты думаешь, мы уехали так далеко.
    Неужели ради того, чтобы нарисовать женщину своей мечты? -– засмеялась Катя.
    Почему бы и нет, я представлю свою версию Джоконды, твоя улыбка в тысячу раз
    притягательнее. - Улыбнулся Женя
    Неужели я буду вашей музой, маэстро?
    Надеюсь, вы не будете против, если я сделаю пару набросков.
    С превеликим удовольствием, - согласилась Катя, - но где же мы найдем
    полотно в такой глуши?
Женя скользнул взглядом по ее телу и остановился на том месте, где кончался
разрез блузки и из-под белого атласа выглядывали смешные кружавчики:
    Полотно прекрасно, - шепнул он.
    Следи за дорогой! - попросила ехидно Катя.
    Ну ты же ведь моя, я тебя увез.
    Э, да за тобой глаз да глаз нужен, - пригрозила она ему пальцем.
    Вот мальчик приморозил пальчик, а мать грозит ему в окно...
    Смотри, а то я ведь и рога могу показать!
    А они есть?
    Конечно.
    И копыта?
    И копыта, а как же.
    Ну да! - Схватился Женя за голову. - Ты же ведь настоящая взрослая женщина!
    А как это связано? - не поняла Катя.
    Ну как же, у всех женщин есть рога, копыта и...
    Хвост?
    Да, непременно.
    Что, неужели у всех? - недоверчиво переспросила она?
    Не знаю, у всех ли, - многозначительно вздохнул Женя. - Но у большинства
    точно. Поверь мне - старому волку.
    Не заставляй меня ревновать! - Возмутилась Катя.
Зимою рано темнеет, и это была еще одна причина, почему Катя так ненавидела
зиму. Чем раньше наступает вечер, тем быстрее приходит ночь, которая говорит о
том, что еще один день подошел к концу, если человек в этот момент один, значит,
он прожит впустую. Человек уснет, проснется, наступит утро, потом день, потом
еще один день, и никто не сможет дать гарантии, что следующий день ты проведешь
с кем-то.
Сейчас жизнь ее, как и всех других подростков или, если хотите, как это модно
сейчас говорить, тинэйджеров, подобна ветру, который дует как заблагорассудится.
Любые проблемы кажутся непреодолимыми, один день, проведенный дома подобен
смерти. А ведь спустя несколько лет так будет хотеться провести хоть вечерок
среди близких тебе людей, попить чай с маминым пирогом, послушать папины
рассказы про политику, понять, что жизнь идет своим чередом.
О нет, понять это им сейчас не дано, это так свойственно для их возраста, быть в
чем-то максималистами, в чем-то нигилистами, в чем-то просто детьми. Они хотят,
чтобы жизнь бросала их из стороны в сторону, ломая на ходу все стереотипы, так
ревностно создаваемые их ""ненавистными родителями"". И жизнь делает это. Стоит
ли мешать? Трудный вопрос.
Всем, наверняка, хотелось бы сейчас знать, что творилось в тот вечер с Катиными
родителями, как ходил взад-вперед по комнате рассерженный Александр
Александрович, как глотала валерьянку ее мать, как они ругались, как проклинали
свою никчемную дочь... Нет, ничего такого не было, все было совсем не так...
Хотя, впрочем, какая разница, что было, то было.
Красная восьмерка рассекала необъятные просторы российской глубинки. Катя,
облокотившись на стекло щекой, вглядывалась в темноту. В ее голове была только
одна мысль: пути назад нет, родители не простят ее, единственное успокаивало -
она не одна, у них все еще впереди.
    Катюш, тебе не холодно? - Спросил Женя, заметив, что она закуталась в
куртку.
    Мне хорошо, спасибо, даже чуть-чуть жарко.
    Может, выключить печку?
    Да нет, нет, не беспокойся, пожалуйста.
    Я тебя очень люблю, - сказал он, погладив ее руку.
Катя прижалась к его горячей ворсистой щеке.
    Я тоже очень, очень тебя люблю.
Фары осветили вывеску ""Благовещенье"".
    Ну что, остановимся здесь?
    Мне нравится, ""Благовещенье"", хорошее название, - зевнула Кэт.
    Неужели так хочется спать, - удивился Женя.
Катя утвердительно кивнула.
    А где же мы будем ночевать? - Спросила она.
    Попросимся на ночлег.
    Как будто нас кто-то пустит. Может, найдем сторожа?
    Какого еще сторожа?
    У нас на даче есть сторож.
    Это тебе не дача, - засмеялся Женя. - Это самая настоящая деревня... Слушай,
    вон домик такой симпатичный, свет горит, давай постучимся.
    Ну не знаю.
    Давай, что мы теряем? Вдруг нам согласятся комнату сдать.
    Ну ладно, ладно, стучишь ты.
Дверь открыла старушка с голубыми волосами в тренировочном костюме.
    Здравствуйте, - улыбнулся ей Женя.
    Ох, - крякнула она. - Откуда ж вы взялись-то, никак из города?
    Из города, - тихо сказала Катя.
    Ну заходите, детки, заходите, не стойте на морозе.
Внутри было тепло, топилась печь. Домик был маленький, простой и очень уютный.
    Ну, с чем пожаловали, - спросила их старушка.
    Нам бы переночевать...
    А вы не знаете, может, кто-нибудь дом сдает? - Спросила Катя.
    Или комнату, - добавил Женя и откашлялся в кулак.
    О, батенька, простыл ты, - заохала бабушка, - я сейчас тебе чай с малинкой
    сделаю. Раздевайтесь, раздевайтесь, поживете у меня.
    Нам неудобно, поздно уже... - Смутилась Катя.
    Ничего, детки, ничего, я никогда рано не ложусь. То газетку почитаю, то
    телевизор посмотрю, все какое-то развлечение. Поговорить не с кем, в деревне
    осталось-то пять стариков, две калеки, а так за вами поухаживаю.
    Вы совсем-совсем одна живете? - Спросила Катя.
    Да, мил мой, одна, мой дед 20 лет назад умер.
Глаза старушки покраснели, она глубоко вздохнула.
    Мы вам заплатим, - сказал Женя, как бы успокаивая ее.
    Ой, да что вы, нужны мне ваши деньги. Вы молоденькие, студенты, небось,
    самим деньги нужны. А мне они зачем? Здесь на них и купить-то нечего.
Они разделись, через несколько минут на столе появился чай с малиной и печенье.
    Значит, вы из Москвы? - спросила старушка, когда все сели за стол.
    Из Москвы, - подтвердил Женя.
    Зачем же вы в такую даль поехали?
    Бежали от городской жизни.
    Сейчас многие бегут, - вздохнула она.
    Мы решили природу посмотреть, - влезла Катя и сразу замолчала, увидев
    удивленное лицо хозяйки. ""Какая глупость, - подумала она, - какая зимой
    природа?""
    Вы как муж и жена, или так, в кошки-мышки играетесь, - спросила снова
    старушка.
    Мы молодожены, - воскликнул Женя.
    Это хорошо, - успокоилась та. - А то такая молодежь, такие девицы сейчас
    пошли, бегут от родителей с мужчинами, живут, не расписываясь, говорят
    ""гражданский брак"", а я все в толк не возьму, что за глупость? Все не как
    у людей.
Катя покраснела.
    Да, молодежь, молодежь, - поддержал ее Женя, заметив Катино испуганное лицо.
    Да, раньше молодежь была моложе, - пошутила Катя.
После чая бабушка проводила их в маленькую комнату, где стояла большая железная
кровать с пухлыми кружевными подушками.
    Вы сами это сшили? - не удержалась Катя.
    Это мне в приданое, еще от бабки моей досталось, - с гордостью заметила
    старушка.
    А это кто на фотографии? - Спросил Женя.
    Я и муж мой, молодые.
    Вы в молодости были красивой, - улыбнулась Катя.
    В молодости все красивые, - засмеялась старушка.
Она с таким трепетом и любовью смотрела на эту фотографию, что Кате захотелось
заплакать, будет ли она когда-нибудь счастлива с кем-то, будет ли любить кого-то
вот так, всю жизнь. В этот момент она заметила, что Женя смотрит на нее, смотрит
преданно и ласково, как никогда раньше, ""может, - подумала она, - он тоже
сейчас размышляет над этим же"", ей показалось, что она знает ответ на вопрос.
Она была уверена, что чтобы ни случилось, всегда будет рядом с ним. Всегда, даже
если ему придется сесть на много лет, она будет его ждать, никого к себе не
подпустит. Так долго уже она живет только их встречами, их поцелуями, мечтами...
Как бы она жила, если бы всего этого не было? Разве это была бы жизнь? ""Нет, -
убедилась она, - нет мне ближе и дороже человека. Он самый, самый любимый!""
    Спасибо, огромное вам спасибо, - поблагодарил Женя эту пожилую женщину,
    которая так любезно обошлась с ними.
    Не за что, милый, не за что, - сказала она. - Спокойной ночи.
Они разделись и тут же с головой залезли под одеяло. В комнате было прохладно, и
пол был студеный.
    Все здесь дышит историей, - сказал Женя, взбивая подушку.
    Да, - воодушевленно вздохнула Катя.
    Ты устала?
Женя хитро посмотрел на нее.
    Чуть-чуть.
    А я вот еще не очень устал.
Катя улыбнулась.
    А кровать скрипит! - Засмеялась она.
    Ну и что, подумаешь, - сказал он многозначительно.
    Услышат, неудобно как-то.
Женя неодобрительно покачал головой.
    Ты что, забыла, мы же молодожены!
    Это расценивать как предложение? - Улыбнулась Катя.
    Как непристойное предложение, - прошептал ей на ухо Женя и затащил ее на
    себя.
 
Убежать и забыться
 
Психологи говорят: если постоянно спишь днем, значит, таким образом ты пытаешься
уйти от окружающей действительности. Кто-то уходит нее выстрелом в висок или
прыжком с 13 этажа, а кто-то покупает билет на поезд или самолет. Но как убежать
от окружающей действительности, если куда не пойди, вокруг все та же
действительность. Это факт, чудовищный факт. Бежать от нее, это все равно, что
бежать от себя. Совершенно бесполезно.
Действительность поглощает нас потому, что мы боимся ее, не хотим вызвать на
дуэль. Почему никто не понимает, что жизнь не изменится, если просто переедешь
на другую квартиру, в другой район, даже в другую страну. Мы несем за собой все
наши проблемы, все наши обиды, потому что не в силах освободиться от них, мы
постоянно спасаемся бегством, думая, что это лучший выход. В нас глубоко
забрались ""бабушкины"" заветы, что лучший лекарь - это время, что расстояние
лечит. Глупости. Расстояние убивает!
Когда Катя проснулась и отдернула занавеску, светило яркое солнце.
Необыкновенной красоты заснеженные поля открылись ее взору. Голубой снег
поблескивал на тоненьких березках, которые стояли неподвижно как на картинке.
    Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный?
С такими словами зашел в комнату Женя.
    Ты уже проснулся? - Спросила Катя, потягиваясь в сладкой неге.
    Да, - бодро ответил Женя. - И чувствую себя великолепно!
    А я вот нет, - с грустью заметила Катя. - Чувствую себя воровкой.
    Почему?
    Украла свое счастье, понимаешь, украла! И тебя украла... Мне и хорошо и
    грустно.
    Иди ко мне, глупыш, - улыбнулся Женя.
Он обнял ее горячие плечи и поцеловал их.
    И зачем только я увез тебя.
    Нет, все правильно, просто мне становится страшно, когда думаю о том, что
    когда-нибудь надо будет вернуться. Ведь мы не можем быть здесь вечно.
Женя сел рядом с ней, солнце светило ему в глаза. Его кудри казались еще
светлее, чем обычно, они казались золотыми.
Наконец он вымолвил:
    Знаешь, Марго умерла.
    Как? - Вскочила Катя. - Как это могло произойти?
Женя посмотрел на нее и она увидела глаза, точно такие, как тогда, около школы.
    Ты же знаешь, она любила оттянуться, так, баловалась, а теперь, когда товар
    привезли, возможность появилась... Да и Макс ей свободу в этом полную давал.
    Она, конечно, подсела на героин. Ты знаешь, это все фигня, что говорят,
    будто бы с него слезть можно, может быть кому-то и удавалось, только я вот
    не видел. Так все начинают, с более легких, - колеса, порошок... Сначала
    нюхают, потом колоться начинают, когда уже все не втыкает больше, а от ЛСД и
    другой такой дряни уже скоро перестает втыкать. Каждый думает, что не
    втянется, что потом, когда будет надо, легко остановится. Но с героина уже
    никто не слезает... Все деньги на него уходят. Один его грамм бешеных денег
    стоит. Правда, говорят, что некоторые уже так навострились, что растягивают
    его на неделю, теплой водичкой разводят и вкалывают, так и кайфа больше, и
    денег меньше. Хотя знаешь, деньги теряют счет, постоянно думаешь только об
    одном, хватит ли тебе на сегодня того, что у тебя есть... Ну, в общем, Макс
    сам ее к этому пристрастил. Сам-то он никогда, изредка только травку
    покуривает, любит себя, зараза. Сначала он из нее какую-то пользу извлекал,
    а потом она ему надоела... Все, насытился парень, вкусы у него изменились
    соответственно запросам, конечно. Еще бы, такие деньги появились! А
    ""выкидывать-то"" ее он боялся, думал, что настучит на него. Идиот... Я
    знаю, она любила его, просто в последнее время на нее страшно смотреть было.
    В тот день мы все на кухне сидели (удачную сделку провернули), смеялись,
    курили. Вдруг он появился и сказал... сказал, что она не дышит. Я кинулся в
    комнату, смотрю, и правда, не дышит. Они ее потом в подъезд отнесли, 03
    вызвали. Максу, конечно, повезло, что у нее ни родственников, ни друзей
    особо не было, он ведь ее на улице подобрал, можно так сказать. Опять эта
    сволочь с чистыми руками вышел. Но я-то знаю, Катюш, знаю, пусть и не видел,
    это ведь он ей помог, он. Ненавижу его, ненавижу!
Он посмотрел на Катю, ее глаза были в слезах.
    Господи, Господи, - повторяла она. - Я не верю, это не ты.
    Это я! - Закричал Женя. - Я такая же сволочь, как он! Я же ведь то же самое
    с людьми делал!
Он бросился к Кате на колени и зарыдал:
    Не бросай меня, не бросай, пожалуйста.
    Я люблю тебя, - сказала ему Катя тихо, люблю и не брошу тебя никогда. Все
    будет хорошо. Отдохни, давай не будем думать про это, потом все решим.
    Прости меня!
    Тише, тише, - успокаивала она его. - Не будем больше вспоминать.
На кухне вкусно пахло, на столе их уже ждал завтрак. Старушка сидела напротив
телевизора и смотрела какой-то очередной сериал.
    Доброе утро, - поздоровалась Катя.
    Уже встали, - спохватилась та. - А я думала, вы еще поспите. Устали небось с
    дороги-то вчера. Ну садитесь, покушайте.
На экране бедная Роза все еще искала своего ребенка...
    Вы извините, обратилась Катя к хозяйке. - Мы ведь даже имени вашего не
    спросили.
    Маргарита Васильевна, - представилась бабушка. - А вас как звать, ребятки?
    Меня Катя, а его Женя, - улыбнулась Она.
    Эх Женя, Жнея, что же ты не весел, - вздохнула Маргарита Васильевна.
Она была права, вот уже несколько минут он размешивал в чашке сахар.
Целый день они носились как сумасшедшие, валялись в снегу, смеялись. Катя в
первый раз увидела живую корову и даже свинью, но подходить все равно не стала.
Маргарита Васильевна оказалась очень доброй женщиной, деньги брать наотрез
отказалась.
Вечером, после ужина, она открыла старый чемодан с фотографиями. Пред их глазами
лежали пожелтевшие фотокарточки, как много в них, вся жизнь! Были и фронтовые, с
которых улыбался чернобровый парень в пилотке. Она помнила, казалось, все,
рассказывала и рассказывала без остановки. Катя все время улыбалась, что-то
теплое чувствовала она к этой пожилой женщине. Даже не могла себе представить,
что придется уехать оттуда.
Это было просто великолепно, пусть ненадолго, всего на пару дней, она могла
быть, не стеснясь ни в чем, со своим любимым человеком, любить его, целовать
его, засыпать и просыпаться рядом с ним.
    А ты помнишь, как мы познакомились, - спросил Женя когда они уже легли.
Она прижалась к его плечу:
    Да, тогда был такой же зимний вечер.
    Да... А ты шла в коротенькой мини-юбке, маленьком полушубке...
    А ты остановился и сказал: ""Девушка, я замерзаю, глядя на вас"", а я
    сказала: "" Как жаль, неужели вы простудитесь"".
    Я тогда сразу же признался тебе в любви.
    Да, а я не поверила.
    Почему?
    Ну потому, что я тогда не верила в любовь с первого взгляда, и потом, ты так
    старательно упрашивал меня сесть в машину.
    Да, а ты не села.
    Да, не села, - с гордостью заметила Катя.
    Но потом-то села, - улыбнулся Женя.
    Да, но потом, сразу было бы неинтересно.
    Слушай, - вспомнила она, - а как же мне жалко было ту розочку, которая
    совсем замерзла, пока ты меня ждал, а я пыталась отпроситься до десяти
часов.
    А я помню, как мы сидели на скамейке перед твоим домом. У тебя была почти
    прозрачная блузка, ты мне рассказывала про то, как тебя спрашивали по
    биологии и ты никак не могла вспомнить строение ДНК, а я смотрел на твою
    нежную грудь и так мечтал к ней прикоснуться...
    А потом ты исчез.
    Да, было дело.
    Почему ты так надолго исчез, я тебя ждала.
    Не знаю, может быть, я просто ждал, когда ты вырастешь. Ведь сидеть рядом с
    тобой и бояться прикоснуться - это довольно тяжело.
    Я так и знала, - вздохнула Катя, - тебе нужно было только это.
    Глупая, глупая моя, мне всегда была нужна только ты, я могу просто смотреть
    в твои глаза, мне больше ничего не надо.
    Правда?
    Правда, жить не могу без тебя!
    Жить не могу без тебя...
В одно утро Катя проснулась очень рано, она посмотрела на часы, они показывали
семь, но Жени уже не было. На столе стояла алюминиевая кружка, полная окурков.
Катя поняла, что вот он, настал тот день, когда придется расставить точки над i.
Она встала, оделась и начала собираться. Через несколько минут дверь
распахнулась, и Катя увидела Женю. Он был промокший и взъерошенный. Он как будто
даже и не удивился, что она уже на ногах, просто подошел к ней и сказал:
    Поехали.
    Домой? - Спросила Катя.
    Нет, в милицию.
Катя хотела что-то сказать, но он сомкнул пальцами ее губы.
    Я решил окончательно и бесповоротно, не отговаривай меня. Это не жизнь,
    когда каждый день приносит тебе новый страх, когда прошлое тяготит. Мы не
    можем прятаться здесь вечно, да ты сама все понимаешь.
Катя молча села на кровать, на ее глазах появились слезы.
    То, что было у нас, - продолжил Женя, - это было просто здорово, мне никогда
    так хорошо не было. И я хочу, чтобы ты знала, я очень тебя люблю, больше
    жизни люблю. Ты - это главное, главное, что есть у нас двоих, помни это. Я
    очень надеюсь, что у тебя все будет хорошо... Твои родители соскучились,
    наверное, уже и ждут тебя, они обязательно примут свою дочку обратно.
    Единственное, в чем я корю себя, это в том, что тебя ввязал в эту историю.
    Ты прости меня, любимая моя.
    Но ведь тебя посадят, - плакала Катя.
    Только не плачь, слышишь, не плачь, - попросил ее Женя, прижав к своей
    груди. - Ты вырастешь и поймешь, что всему свое время, и за ошибки надо
    платить.
    Нет, нет, ведь ты не бросишь меня? Ты не должен, я так долго тебя ждала! Я
    скажу Александру Александровичу и он сделает так, чтобы тебя отпустили.
    Дурик, дурик ты мой любимый, твой папа будет первым, кто зачитает
    обвинительный приговор.
    Сядем на дорожку, - попросила Катя.
    Сядем.
Они сидели и смотрели друг на друга, вряд ли кто-нибудь поймет, что тогда
творилась у них в душе. Что делается с женщиной, которая знает, что уже может
быть никогда не увидит своего любимого. Что делается с мужчиной, который
понимает, что еще много лет ему придется прожить в месте, где начинаются новые
законы, где не властвует время, где только ужас каждый день, без надежды, без
света. Выживет ли он там?
    Я буду ждать тебя, - сказала Катя.
    Я запрещаю тебе, - отрезал Женя.
 
На пути к белому солнцу
 
По дороге назад никто из них не вымолвил ни слова. Женя остановил машину около
обветшалого пятиэтажного дома. ""Мне надо попрощаться с одним человеком"", -
сказал Он. Катя проводила его взглядом до подъезда. Все в нем: и походка, и
помятая куртка, и эти белые кудри, - все-все было таким любимым. Неизвестно
почему, но она еле-еле сдерживала слезы, как будто он уже навсегда уходил. Катя
знала, куда он пошел.
Куда бы ни бросала нас судьба, как бы ни била нас жизнь, насколько бы взрослыми
мы не были и не старались все решать самостоятельно, мы все равно останемся
детьми, детьми своих родителей. И первым делом, в самую трудную минуту, мы
придем к ним. К тем, у кого в детстве воровали конфеты из шкафчика, на кого
старались быть похожими, с кем ссорились и ругались в пик переходного возраста и
кого с грустью покидали, когда становились старше.
Катя вспомнила фотографию, которую видела тогда у Жени. Эта женщина, с таким
большими усталыми глазами... Катя подумала тогда, что это, может быть, самая
добрая и чуткая женщина на свете. А сейчас она думала о том, что очень
благодарна ей за Женю. Она всегда мечтала с ней познакомиться, думала о том, что
оденет, что скажет при встрече, как они будут все вместе пить чай и
рассматривать Женины детские фотографии. Все это наверняка произошло бы, если
не...
Если честно, она не представляла себе ни дня без Жени, ни минуты. Как же она
будет теперь жить без него все эти годы? Она понимала, что это будет не год, не
два и не три... ""Господи, - подумала Катя, - как глупо было думать, что мы
сможем убежать, как глупо было предполагать, что все решится само собой. Почему
жизнь отбирает у нас самое лучшее, самое дорогое, зачем нужно столько боли!""
Внезапно, где-то слева... или справа... или... Катя сразу не поняла, где,
послышался хлопок, а за ним еще два. Как машинный выхлоп, только... только
другой. К чему это ей обращать внимание на обычные выхлопы, она ведь живет рядом
с дорогой, привыкла к таким звукам, но сейчас внутри все опустилось, и сердце
забилось часто-часто. Она вышла из машины и медленными шажками, как будто
чего-то боясь, пошла к дому. В ту же секунду ее чуть не сбил джип, который,
облив ее грязью, быстро скрылся в переулке. Он показался ей знакомым, особенно
его золоченые дуги, она никак не могла вспомнить, где же их видела...
Ветер теребил ее волосы, они путались возле глаз, она ничего не могла
рассмотреть. На секунду он прекратился, Катя посмотрела вперед и увидела что-то
на снегу. Она подошла поближе, ее ноги затряслись... Она увидела Женю. Он лежал
на спине с раскинутыми в сторону руками. Катя похолодела.
    Женя, Женечка!
Женя не двигался. Его глаза смотрели куда-то вверх, в них отражалось голубое,
голубое небо, без единого облачка. ""Странно, - подумала Катя, - очень редко
зимой бывает безоблачное небо... "" Рядом с его головой Катя увидела красное
пятнышко... маленькое красное пятнышко, которое становилось все больше и
больше...
Между тем, вокруг них стала собираться толпа зевак.
    Пойдем, Женя, пойдем, ты же не забыл, куда мы едем... Ну что ты валяешься на
    снегу, это совсем не смешно. Слышишь, Женя, вставай! Вставай ! Вставай
    сейчас же!
Ее голос дрожал.
    Вставай, не лежи! - Кричала она, дергая его за рукав. Она прижалась к его
    груди и на ее щеке осталась бурое пятно.
    Женя, у тебя краска на теле, ты весь в краске!
Уже подъехали ""03"" и милицейский УАЗик. Полный, уже в летах милиционер подошел
к ней, посмотрев на Женю, он сказал другому, с небольшим блокнотом в руках.
    Так, записывай: труп молодого человека примерно 25-30 лет найден на детской
    площадке на улице Монтажников, около дома номер восемь. Имеются два
    огнестрельных ранения: один в затылок, другой... другой в область сердца.
    А сколько гильз нашли?
    Три, и еще один патрон.
    Значит, пытался убежать... Отразите это в протоколе. И где эксперт, черт его
    побери! Следователя из прокуратуры вызвали?
    Да, уже давно.
    Дурдом! А день так хорошо начинался!
Он посмотрел на Катю.
    Прошин, проводи девушку в машину, пусть напишет объяснение. Карпов, опроси
    свидетелей!
    Товарищ милиционер, он ранен? - Спросила Катя.
    Пойдемте, девушка, - обратился к Кате второй.
    Нет, нет, - возразила она и оттолкнула его руку. - Нет, ему нужна моя
помощь!
    Пойдемте, попросил он ее снова, - он, к сожалению, мертв, вы ему ничем не
    поможете.
    Нет! - Закричала она. - Нет! Вы меня не обманете! Я никуда отсюда не пойду!
    Послушайте, он еще дышит...
Катя положила руку ему на голову.
    Потерпи, миленький, потерпи, я с тобой, все будет хорошо.
    Да уберите же вы эту истеричку! - не выдержал старший милиционер.
    Пойдемте, пойдемте, я вас прошу, - твердил молодой человек и оттаскивал ее.
Сначала она царапалась и кусалась, а потом перестала.
    Назовите ваше имя, фамилию и отчество, - попросил ее милиционер.
Катя сидела с пустым выражением лица и дрожала.
    У вас холодно в машине, закройте окно.
Врач долго щупал ее и растягивал веки.
    У нее шок, - сделал он вывод, - надо ее согреть, у вас есть плед?
Водитель кинул ей детское байковое полотенце, которое лежало на сиденье.
    Ваше имя и фамилия, - снова спросил милиционер.
    Она вам сейчас ничего не скажет, ее в больницу надо, - посоветовал врач.
    Поехали! - скомандовал милиционер.
Она очнулась уже только в больнице.
    Очнулась! Очнулась! - Закричала медсестра.
Седовласый мужчина в длинном белом халате подошел к ее койке и пощупал пульс.
    Ну что ж, милочка, с возвращением, вас тут уже ждут.
    Женя? - Хриплым голосом спросила она.
    Нет, - замялся врач, - не Женя, следователь.
    Следователь? - Удивилась Катя. - Зачем мне следователь, где Женя?
В палату вошли двое в белых халатах, накинутых на плечи.
    Катя, здравствуйте, - поздоровался первый.
    Мы знаем, вы еще очень слабы, - продолжил второй, - но ответьте, пожалуйста,
    на несколько вопросов.
    Я совершенно не понимаю, о чем вы будете меня спрашивать?
    Катя, убитый Евгений Селезнев был вашим знакомым?
Катю как будто ошпарили кипятком.
    Я... я... - Замешкалась она.
Тут же перед ее глазами появился двор, серый дом. Она вспомнила все, и выстрел,
и машину, и красное пятнышко...
    Убили, - прошептала она.
На ее лице отразился ужас.
- Убили, убили, Женечку убили!
    Дайте ей воды, - попросил следователь медсестру.
Медсестра исчезла за дверью и через секунду появилась со стаканом воды на
подносе.
    Ваша мама рассказала, что вы с ним убежали из дома, вот и ваша записка, - и
    он достал из кармана сложенный вчетверо листок. Катя узнала его.
    Зачем вам было бежать, скажите нам.
    Убили, убили... - повторяла Катя, как будто бредила.
    Ей нельзя дать валерьянки? - Поинтересовался следователь.
    Хватит, гражданин следователь, хватит, - услышала Катя рядом с собой строгий
    женский голос.
Она подняла глаза:
    Мама, мамочка!!!
Катя упала ей на грудь и плакала, не останавливаясь.
    Знаю, дочка, знаю, - успокаивала ее мама, поглаживая волосы рукой.
    Я знаю, кто убил его! - Заявила внезапно Катя.
    Вы уверены, - переспросил следователь.
    Да, я уверена, уверена, - кричала она сквозь слезы.
Она рассказала про Макса, про наркотики, про то, как убили Марго, и про Женю...
Следователь, внимательно выслушав рассказ, поинтересовался, где же живет этот
Максим.
    Не знаю, - задумалась Катя, - меня всегда привозили туда на машине. Но я
    помню дом, кирпичный, бежевый, и подъезд такой обшарпанный.
    Обшарпанный подъезд, пачки героина, тысяча загадочных смертей, все это
    похоже на дурной детектив, - засмеялся помощник.
Следователь осадил его взглядом.
    Продолжайте, - сказал он, не слушайте его.
Катя рассказала все, что помнила, описала дом, подъезд, самого Максима. Ее мама
сидела рядом на кровати и слушала, по ее щекам текли слезы.
    Прости меня, ребенок, что я не уберегла тебя, - сказала мама, когда палата
    опустела.
    Что ты, мама, - обняла ее Катя, - я так люблю тебя, мне хорошо уже оттого,
    что ты приняла меня обратно.
Когда Катю выписали, она написала в дневнике: ""Моя мама – замечательная
женщина. Она помогала мне как могла, не вспомнив ни разу о той записке. Она
кормила меня, поила, спала со мной рядом на кушетке. Она в тысячу раз лучше, чем
я думала, как я ошибалась! Вот уже несколько дней с момента моего приезда домой
она окружает меня заботой. Достает билеты в кино, в театр, хочет меня развлечь,
наверное... Только я не хочу, я ничего уже не хочу... В этот раз она пригласила
Сережу, чтобы мне было не так скучно. Но мне не скучно, со мной мои мысли,
воспоминания... Впрочем, Сережа этому был очень рад"".
    Я знаю, что случилось, - сказал Сережа, когда они остались одни.
    О чем ты?
    О твоем молодом человеке, который умер.
Катя изменилась в лице.
    И что же ты знаешь?
    Это все черные шары, - ответил он.
    Те, что поглощают нас?
    Они всех нас поглощают рано или поздно.
    Да... А что же потом, темнота?
    Нет, много, много света!
Сережа начал раздавать карты.
    Что же это за место, где так много света? - Поинтересовалась Катя.
    Это солнце, - ответил Сережа. - Умершие люди попадают на белое солнце. Наша
    жизнь - лишь путь к нему, и пусть мы иногда совершаем какие-то неправильные
    поступки, внутри все чисты, и когда черный шар поглощает человека, он
    освобождается от всего плохого, и от черных масок тоже.
    Почему же они нас поглощают, потому, что мы устаем их отталкивать, и все ?
    Да, мы их не можем отталкивать, внутри у нас уже нет больше сил.
    Отчего так случается?
    Мы теряем себя.
    Как это?
    Понимаешь, сила человека в чаше, с самого рождения она полная, а как только
    человек начинает ходить, он и спотыкается тоже, расплескивая чашу. Чем
    больше мы спотыкаемся, тем меньше воды в чаше.
Катя задумалась. Она вспомнила похороны.
Собралось совсем немного народу, только самые близкие. Женина мама, невысокая
седая женщина, плакала, склонившись над гробом. Катя была с мамой, она держала
ее сзади за руку и периодически Катя чувствовала, как падает назад, а мама
поддерживает ее. В этой толпе она казалась такой маленькой и незаметной, никто
не знал ее, и она не знала никого, но это, в сущности было неважно, ей нужен был
только один человек. Этот человек лежал неподвижно, его глаза были закрыты, но
Кате казалось, что они все еще смотрят на нее. Нет, веки были сомкнуты, но Катя
была уверена, они все еще видят то голубое безмятежное небо. Катя смотрела на
него и не могла насмотреться. Если бы можно было так стоять всю жизнь, она,
наверное простояла бы. Каким красивым он был сейчас, просто небесно красивым,
такое спокойное лицо, таки ровные черты, он как будто говорил всем, не
переживайте, мне хорошо. А ведь как он смеялся, Катя обожала его улыбку, такую
открытую, как у ребенка. Почему он остановился тогда на улице, почему предложил
сесть ей в машину? Что он в ней нашел, в этой угловатой девочке с двумя
хвостиками? Видимо, это была судьба, а как иначе, по-другому и быть не может. А
как он целовал ее, пусть ее не целовал больше ни один мужчина, она знала, так
мог целовать только он... Никто, никто больше не прикоснется к ней, никогда!
Началась церемония прощания, каждый подходил и дотрагивался до гроба. Она
подошла самой последней, ужас и отчаяние охватили ее: руки, которые совсем
недавно обнимали ее плечи и гладили ее волосы, были сейчас совсем холодными.
    Катя, пойдем, - шепнула ей на ухо мама.
    Сейчас, мама, еще несколько секунд, - попросила Катя.
Она склонилась над его головой.
""Милый, - сказала она про себя, почему ты меня бросил? - по ее щекам потекли
слезы. - Лучше бы я умерла вместо тебя, жизнь как будто остановилась, тяжело
дышать, на глазах пелена. Я умру без тебя, умру... Я хочу, чтобы ты знал одно, я
обязательно отомщу за тебя. Жизнью клянусь, они ответят за это"".
Священник прочитал молитву, крышку гроба закрыли, похоронив под ней навсегда его
белые кудри, его ровные черты, его спокойное лицо.
    Все, - всхлипнула Катя, - вот и все.
    Мы пойдем на кладбище? - спросила мама.
    Нет.
    Почему? Ты не хочешь бросить горсть земли на гроб, так надо.
    Нет, мам, нет, - прошептала Катя. - Если я еще раз увижу этот гроб, у меня
    сердце разорвется.
Когда они подходили к ограде, их кто-то окликнул. Катя обернулась. Женина мама
подошла к ним.
    Я вам очень благодарна за то, что вы пришли, - сказала она. - Я знаю, Женя
    очень любил вашу дочь.
    Катя тоже его очень любила, - сказала ее мама и они обнялись.
Женщина подошла к Кате и взяла ее за руку.
    Дочка, будь счастлива.
    Берегите себя, - сказала Катя.
Они шли по холодному заснеженному парку, вокруг кружились вороны. Все пахло
смертью: и снег, и ветер, и даже солнца не было видно. Слезы сдавливали ей
горло, она широко открыла рот, чтобы глубже вздохнуть. ""Все, все...""
Катя весь день после этого не выходила из комнаты. Она лежала в темноте и не
знала, что сделать, чтобы больше не думать о нем. В комнату вошла мама с
подносом, на нем были бутерброды и чай.
    Я не хочу, мама, спасибо.
Мама поставила поднос на стол.
    Поешь, Катюш, прошу тебя.
    Мне не хочется.
    Я знаю, ты его очень любила, - сказала мама, гладя ее волосы. - Но жизнь
    продолжается. Не умирай вместе с ним!
""Любила, - подумала Катя, - что значит любила? Я боготворила его, обожала
каждую его клеточку, умереть была готова за одни только его глаза, такие добрые,
чистые и всегда такие усталые. Я любила его, люблю и буду любить вечно. Клянусь,
ни один мужчина никогда не встанет на его место. Никого, никого я так больше не
полюблю.
 
    Ты снова проиграла, - засмеялся Сережа.
    Да, похоже на то, - согласилась Катя.
У Сережи был необыкновенный дар, он каким-то образом прослеживал все карты, умел
просчитывать все ходы, играть с ним было невозможно.
    Следи за игрой, а то думаешь о своем! - Сказал он ей.
Все были к ней очень внимательны, даже Александр Александрович, кстати,
восстановленный к тому времени в должности судьи, тоже делал свое дело, пытаясь
отвлечь ее от грустных мыслей. Правда, делалось это каким-то интересным
способом. Почти что каждый день он приглашал домой друзей, которые пытались
объяснить Кате все прелести юридического образования. Он приносил ей какие-то
книжки, договаривался с преподавателями... Короче, старался, как мог. Но Кате
все эти старания не приносили ничего, кроме неудобств, общаясь со всеми этими
людьми, она чувствовала себя еще более одинокой. Ни на секунду она не могла
выкинуть из головы этот дом, эту площадку, эти глаза, смотрящие в небо.
ДНЕВНИК ОТ 26.02.93 г.:
""Как обычно, сегодня ночью мне не спалось. Я несколько раз подходила к окну,
смотря на проезжающие мимо машины. Я подумала, на одной из них мог бы ехать
он... Видимо, ударили сильные морозы, практически все окно затянуто инеем, он
ушел и весна, кажется, не наступит больше никогда. Странно, что я заметила эти
похолодания, говорят, что я последнее время ничего не замечаю. Надо спать. Когда
закутываешься в одеяло с ног до головы, сразу становится тепло. Я теперь сплю на
одной подушке, а вторую кладу рядом с собой. Так мне кажется, что он лежит
рядом. Я поворачиваюсь лицом к этой подушке и представляю его, как он спит,
спокойно, тихо, чуть-чуть посапывая. Раньше я часто смотрела на него, когда он
спал, он был похож на маленького ангелочка. Как же мне хотелось поцеловать его
тогда, но я боялась разбудить. Прошлой ночью я как будто чувствовала его
присутствие. Мне казалось, что он рядом, что он смотрит на меня. Тогда я с ним
заговорила.
    Я засыпаю, думая о тебе, я просыпаюсь и думаю о тебе, каждый день, каждую
    минуту... Мне плохо без тебя, любимый мой, так тяжело, как никогда не было.
    Если раньше я знала, что мои страдания возместятся тем, что я увижу тебя, то
    теперь все кажется таким безнадежным. Время остановилось, жизнь
    остановилась, как ужасно осознавать, что больше никогда не прикоснусь к
    тебе! Я ненавижу, ненавижу этот мир, который отнял тебя у меня. Я знаю, тебе
    сейчас легко и хорошо, ты, наверное уже достиг белого солнца. Я прошу об
    одном, - возьми меня с собой, ничто меня больше не удерживает здесь, я
    просто хочу умереть, умереть, чтобы быть с тобой вечно.
    Нет, - вдруг услышала я. По моему телу пробежали мурашки. Я оглянулась и
    увидела его...
Женя стоял и улыбался мне. Я замерла, не могла поверить. Он сел ко мне на
кровать и взял мою руку. Его пальцы снова были нежными и теплыми.
    Я пришел, чтобы успокоить тебя, - сказал он. - Мне сейчас очень хорошо, все
    грехи ушли, теперь я чист. Лишь одно огорчает меня, то, что ты, моя девочка,
    так переживаешь. Не кори себя, не мучай, все случилось, как и должно было
    случиться. Я люблю тебя, я всегда любил тебя, ты самый лучший человек из
    всех, кого я встречал когда-либо в своей жизни. Поэтому я хочу, чтобы ты
    всегда была счастлива. Таких людей как ты мало, и ты нужна этому миру, ты
    нужна еще многим людям. Не торопись уходить, ты нужна своим родителям,
    друзьям, тому человеку, которого осчастливишь своей любовью, как
    осчастливила когда-то меня.
    Я не полюблю другого, как ты не понимаешь, я никогда не разлюблю тебя!
    Не надо, люби меня, храни меня в своем сердце, но по-другому, не так, как
    раньше. Помни, ты должна быть счастлива.
    Но как же мне жить без тебя? - спросила я его.
    Живи как жила, - улыбнулся он. - Живи и знай: где бы ты ни была, я всегда
    буду рядом с тобой, и если когда-нибудь тебе будет трудно, так, как сейчас,
    я постараюсь тебе помочь.
    Не уходи, останься со мной, - взмолилась я.
И он обнял меня так сильно и нежно, как раньше. Я увидела его глаза, - они
больше не были грустными и уставшими.
    Я люблю тебя, девочка моя, - сказал он и поцеловал мои губы. - Спи, я никуда
    не уйду, я буду рядом.
Я почувствовала его тепло, я никогда не забуду этого ощущения. Я целовала его и
боялась, что это вдруг прекратится.
- Катя, Катерина, хватит спать, - услышала вдруг я и облик исчез.
Надо же, я не заметила, как заснула.
    Ты опять поздно легла, - ворчала мама.
    Мама, - сказала я ей, - зачем ты меня разбудила, мне снился такой сон.
Странно, на губах я как будто еще чувствовала его поцелуй. Нет, все-таки никто в
этом мире не целуется так, как он, никто-никто"".
Когда уходит близкий тебе человек, он забирает с собой ту часть сердца, которая
принадлежала ему. А что, если ему принадлежало все сердце? Такое чувство, что
сердце больше не бьется, пульс не прощупывается. И только боль, постоянная,
ужасная боль напоминает тебе, что там все-таки что-то есть.
Можно ли смириться со смертью? Конечно нет, просто проходит время и ты
привыкаешь к тому, что человека больше нет.
Поначалу все напоминает тебе о нем, ты думаешь о нем, говоришь о нем. Еще вчера
он был с тобой, теперь - нет. Разве можно это понять!
Как человек может смириться с кучкой пепла? Разве с этим можно смириться!
""Почему, почему, почему"" - мучаешь ты себя, а ответа нет. Его никто не знает,
только Богу известно, зачем от нас уходят близкие люди. Но самое страшное
заключается в том, что ничего уже нельзя поправить, совершенно ничего. И перед
этим все слова теряют смысл.
Смысл, вот в чем сейчас нуждалась Катя больше всего. Она так хотела понять,
зачем жить, ради чего и для кого. Она хотела отдать кому-то то тепло, которое
раньше дарила любимому человеку, но не знала, нужно ли оно кому-то сейчас.
    Катя, я все хотела тебе сказать, но забывала, - окликнула ее мама. - Милка
    звонила.
    Давно?
    Да, тогда, когда ты ушла... - Тоска пробежала в ее голосе.
Катя опустила глаза, она понимала, сколько боли доставила маме, когда ушла. И
как же она ошибалась, думая, что мама не примет ее обратно! Ребенок для матери -
это единственное, главное, что есть у нее в жизни. И как бы ее ребенок ни
оступился, она всегда простит и примет его в свои объятия. Главное, что жив и
здоров, остальное поправится.
Катя с радостью набирала знакомый номер.
    Алло, - сказал хриплый женский голос.
    Будьте добры, Милу позовите пожалуйста.
    Это я.
Катя остолбенела.
    Милка, это ты?
    Катя! - Обрадовалась Милка.
    Привет, подруга.
    Где же ты пропадала, я так тебя искала.
    Ну вот, я уже дома.
    Ты обязательно должна мне все рассказать, - сказала Милка.
    Конечно, ты не зайдешь?
    Нет, - отрезала она, - у меня сейчас временные трудности... – Она стала
    говорить еще тише. - Мне не хочется выходить.
    А что случилось? - Заволновалась Катя.
    Я потом тебе расскажу, многое случилось... Приходи сегодня к обеду, придешь?
    Конечно, приду, - сразу же согласилась Катя.
Это заставило ее улыбнуться хотя бы на несколько секунд. Ей было приятно, что на
свете есть хоть один человек, которому она сильно, сильно нужна. И она готова
была разбиться в лепешку ради того, чтобы помочь Милке, той самой веселой рыжей
девчонке, которая носила шнурки разного цвета и смеялась без остановки, а теперь
голос ее так погрустнел. ""Что же случилось? - думала Катя. - Что могло
случиться за такое короткое время"".
Было уже около двух, когда Катя вошла в старый, обшарпанный подъезд Милкиного
дома. Ничего не изменилось: зеленые стены, исписанные названиями групп,
ругательствами и объяснениями в любви. Стены уже давно не красили, вон она, та
надпись, которую они с Милкой оставили здесь в честь своей дружбы: ""Катя +
Милка = дружба навек"". Это было больше, чем просто надпись, это была клятва.
Маленький кусочек детства, как бы ей сейчас хотелось вернуться туда, где все еще
так просто: либо хорошо, либо плохо, или белое, или черное, только любовь или
ненависть, другого не дано. Лифт, как обычно, не работает, придется идти пешком.
На лестнице пахнет помойкой и чем-то горелым, под ногами мешаются окурки,
этикетки, пустые бутылки, кругом разбросаны белые бумажки, одна из них подсунута
под дверь квартиры Милки. ""Наверное, опять очередная служба по выведению
тараканов"", - подумала Катя. Она подняла листок. На нем был нарисован маленький
ребенок и написано: ""Аборт - узаконенное детоубийство"". Катя улыбнулась: ""Это
они в разгар сексуальной революции?!"" Катя хотела было позвонить, но увидела на
двери надписи: ""Ты не имеешь право называться женщиной!"", ""Нет аборту!"".
Катя испугалась, кто мог это сделать? Ее внимание привлекли два плаката,
приклеенные рядом на стене: ""На третьей неделе у него уже появляются ручки"",
другой был совсем ужасный, на нем была изображена пустая кроватка и надпись:
""Здесь мог бы лежать я, если бы моя мама не сделала аборт, очень жаль, я бы ее
любил"". Катя все еще надеялась, что это какое-то дурацкое совпадение.
Дверь ей открыла Милкина мама в байковом халате.
    Здравствуй, Катя, проходи, - сказала она без единой эмоции.
Катя поздоровалась и пошла в комнату. Когда она увидела Милку, то еле сдержалась
от того, чтобы не заплакать.
    Милка? - Прошептала она.
Перед ней сидел худощавый подросток с белым, как известка, лицом и стеклянными
глазами. Ее волосы были коротко выстрижены, уже ничто не напоминало о шикарных
рыжих кудрях. Милка нервно, дрожащей рукой поднесла сигарету ко рту.
    Там на лестнице никого? - Спросила она, как будто боясь чего-то.
    Никого, - тихо ответила Катя.
    Слава Богу, - вздохнула Милка.
Катя подсела к ней на диван и взяла ее руку, она была совсем холодной. Они
посмотрели друг другу в глаза, обнялись и заплакали.
Был отличный денек, светило солнышко, совсем не такое холодное, как раньше.
Весна была на пороге, она уже стучалась в окна, уже поселилась в душах людей,
уже грела их одинокие сердца. Многие облегченно вздохнули и подумали, что
пережили еще одну зиму. Многие, но не эти две девочки, которые, казалось бы,
потерялись в зимней вьюге, все еще мерзли от сильных холодов.
    Что ты, перестань, Катька, ну ты чего, - успокаивала ее Милка.
Катя вытерла слезы.
    Что с тобой, где твои шикарные волосы?
    Они стали редеть и я их отрезала.
    Глупая ты, у тебя же отличные волосы, я всегда, всегда тебе завидовала.
    Брось, прекрати сейчас же плакать, мне что, не идет?
    Идет, - соврала Катя, чтобы не расстраивать ее.
    Я пригласила тебя на обед, ты не ела еще?
    Нет.
    Отлично, я сейчас принесу.
Милка сорвалась с места и исчезла за дверью. Через несколько минут она появилась
с большим подносом в руках.
    Пообедаем здесь, - попросила она.
    Да, конечно, спасибо тебе, - поблагодарила ее Катя. - А что-нибудь
случилось?
    Мама со мной все еще не разговаривает, - загрустила Милка.
Некоторое время в абсолютной тишине раздавался скрип ложек по тарелкам.
    Подруга, я должна тебе все рассказать, - решилась наконец-таки Милка.
Катя оторвалась от еды и посмотрела в ее глаза, они были такие тоскливые как у
брошенной собаки.
    Мне все-таки пришлось сделать аборт, - выговорила она с трудом. - Мама все
    узнала...
    Да, да, я так и думала, - покачала головой Катя.
    Понимаешь, - продолжила Милка. - Маме сказали девчонки из класса, даже не
    знаю, кто им сказал, наверное, Саша разболтал.
Катя покраснела.
    Это я.
    Что? - Не поверила Милка.
    Это я им сказала, - повторила Катя.
    Но зачем, подруга, зачем?
    Я не знаю, - замялась Катя. - Я побежала тогда к этому нахалу, он так грубо
    со мной разговаривал, я была в ужасе! И тут Женя приехал, я должна была
    пойти с ним, ну и попросила девчонок, чтобы они о тебе позаботились, - она
    схватилась за голову. - Я должна была догадаться, должна!
    Не мучайся, не надо, теперь уже все равно, - сказала Милка обреченно.
Снова воцарилось молчание. Оно как будто нужно было Милке, чтобы собраться с
силами и продолжить.
    Так вот, я сделала аборт. Мама сказала, что ни за что я не войду в этот дом
    с ребенком.
    Ругалась сильно?
    У... - Наморщилась Милка. - Обзывала меня как только можно. И проституткой,
    и подстилкой называла... А потом я слышала, как она ночью в своей комнате
    плачет.
    Больно было?
    Ой, не напоминай, срок уже был не маленький, два с небольшим, врачи даже
    отказывались сначала, а потом Сашины родители дали деньги и они согласились.
    Так что, все обошлось малой кровью, можно так сказать, - усмехнулась она. -
    Он даже не пришел в больницу. Я всю ночь плакала, всю ночь. Так тошно на
    душе, представить себе не можешь! Каждую секунду думаю том, что сделала,
    каждую.
Она рассказывала и ее руки дрожали.
    Не волнуйся, все позади, - попыталась ее успокоить Катя.
    Нет! - Вздрогнула Милка. - Ничего не позади. Мне 16 лет и я скорее всего
    никогда не смогу больше родить. Кому я буду нужна такая!
Катя тоже была на грани истерики.
    Ты мне нужна, Милка, мне.
    Спасибо, я знала, что ты придешь.
    Прости, что не смогла быть с тобой тогда, - попросила Катя.
    Ничего, подружка, ничего, уже все хорошо, - уверила ее Милка. Только Катя
    почему-то не могла в это поверить. У Милки все было написано на лице.
    Милка, почему листовки какие-то разбросаны по всей лестничной клетке? -
    поинтересовалась она.
В Милкиных глазах появился страх.
    Там был еще кто-нибудь? - Забеспокоилась она.
    Успокойся, там никого не было.
    Ты понимаешь, - сказала Милка. - Эти уроды ходят за мной по пятам. Просто
    издевательство какое-то! Они не имеют право, аборт не запрещен, тем более
    они не были на моем месте, они не знают, что это такое, они просто одержимые
    какие-то...
    Подожди, подожди, - остановила ее Катя. - Кто это, они?
    Ну эти... - смутилась Милка. - Из организации по борьбе с абортами. Они
    добиваются, чтобы аборты запретили, говорят, что общество впало в разврат,
    скоро наша страна погибнет, как Рим, беспорядочные сексуальные связи и тому
    подобное.
    Что же они предлагают взамен? - Поинтересовалась Катя.
    Стакан воды.
    Стакан воды?
    Ну да, это же самое лучшее противозачаточное средство.
    А когда его пить, до или после?
    Вместо, - пошутила Милка. Ее глаза на секунду повеселели, но потом снова
    впали в депрессию.
    Они издевались над тобой! - Разозлилась Катя.
    Да... Так... - Пролепетала несвязно Милка.
    ""Да так"", это как? - Настаивала Катя.
    Показывали фильмы, - ответила Милка.
    Фильмы, какие фильмы?
    Ну... про аборты.
    И что же там показывали?
    Мясорубку, маленькие трупики...
    Но зачем? - Опешила Катя.
    Ну... - Вздохнула Милка. - Мясорубка, в ней проворачивается мясо, а потом
    показывают аппарат для производства абортов, как все это делается.
И она заплакала. Катя прижала ее к себе.
    Тише, тише, я знаю.
    И больно, очень больно, мне кажется, анестезия не подействовала, -
    всхлипывала Милка.
    Знаю, знаю.
    Они ходили за мной по пятам, и сейчас они где-то рядом, я чувствую.
    Никого больше нет, успокойся, все позади, теперь я с тобой.
Часто мы мучаем себя вопросами, могли ли все предотвратить, если бы были более
внимательны, если бы успели в нужное время в нужное место, если бы сделали
что-то, а что-то, наоборот, не делали бы, и.т.д., и.т.п. Если бы можно было
повернуть время вспять... Мы только еще больше раним себя, никто не в силах
изменить судьбу, нельзя поправить то, что поправить невозможно. Как часто мы
бесполезно убиваемся, а ведь есть еще время, чтобы спасти то, что действительно
нуждается в нашей помощи. Пока еще есть время, пока еще не стало совсем поздно.
Мы - люди, мы всего лишь люди. Разве по силам нам изменить природу? Пока будет
любовь, будут разочарования, пока будет дружба, будут измена и предательство.
Пока будут законы, их будут нарушать, пока будет красота, вера и честь, их будут
пытаться купить.
Этот мир состоит не только из святых людей, других гораздо больше. И сколько
будет существовать этот мир, столько будут существовать все те пороки, которые
мы сами породили. Нет, нам не справиться с ними, нужно просто быть добрее самим,
просто чуть-чуть лучше, чуть-чуть выше всего этого.
Они выпили горячего чая и Милка успокоилась. Катя смотрела, как она сжимала
кружку маленькими ладошками и понимала, как дорог ей этот человек, как он нужен
ей сейчас, как она нужна ему.
После того, как Милка пришла в себя, они болтали без остановки. Вспомнили все:
детские смешные клятвы, прыжки через резинку под окнами ворчливой старушки,
первый звонок, первую влюбленность. Они даже вспомнили, как первый раз
попробовали жвачку, Милка случайно проглотила ее и потом не спала ночью,
боялась, что умрет. Вспомнились и летние прогулки в Парке Горького, аттракционы:
комната страха, горки, кегельбан. Они всегда представлялись сестрами, все всегда
делали вместе или хотя бы одновременно. Катя вспомнила, как они договорились
прочитать ""Эммануэль"", она всю ночь тогда провела с фонариком под одеялом, а
Милка, как оказалось потом, просто забыла. Обида была на несколько дней!
Они вспомнили, как прогуливали английский язык в кинотеатре, как катались зимой
на санках с самых опасных горок, как ссорились иногда, в основном, по пустякам.
    Катька, слушай, - сказала Милка. - Я же совсем тебя замучила своими
    проблемами, не спросила даже, как ты, куда пропадала.
Катя поникла.
    Как там Женя? - Спросила снова Милка.
    Женя... Женя умер, - прошептала Катя и опустила глаза.
    Как? Как это умер? - Не поверила Милка.
Катя рассказала ей про Макса, про Марго, про то, как Женя приехал тогда к ней в
школу, про эти несколько счастливых дней в деревенском домике, про отъезд оттуда
и про убийство. Про похороны рассказывать не стала. Все еще было очень тяжело.
Милка слушала и выражение ее лица постоянно менялось. Она то улыбалась, то
грустнела, то радовалась, то недоумевала. А когда Катя закончила, по ее белым
щекам потекли слезы.
    Катька, - сказала она. - Катенька, в каком же ужасном мире мы живем, какое
    страшное время! Почему так?
    Я не знаю, Милка, не знаю, - вздохнула Катя.
    Вот и я не знаю, - закачала головой Милка. - Почему нам никто не сказал, что
    будет так трудно. Почему мы должны решать все эти проблемы. Нам всегда
    говорили - ""все лучшее вам, детям"", где же оно лучшее, где? Где их
    хваленое светлое будущее, которое они так долго для нас строили. Это не
    страна, это сущий ад, даже люди изменились. Ты заметила, Кать, как
    почерствели мы все. Ведь это нечестно, абсолютно не честно, ты так его
    любила, так ждала, и когда, казалось бы, счастье было так близко, все
    рушится. Как ты можешь жить в этом мире дальше? В нем больше ничего не
    осталось, ничего!
    Это жизнь, - поправила ее Катя. - И мы должны быть сильными, должны
    выдержать. Родители не виноваты в том, что все так плохо, просто мы живем в
    такое время. Но все заключается в нас, слово за нашим поколением.
    У нашего поколения нет будущего, - заметила Милка. - Половине суждено стать
    наркоманами, другой половине до конца жизни бояться всего. Катя, нельзя жить
    и постоянно бояться.
    Не говори так, Милка, мне страшно, когда ты так говоришь.
    Катька, ты всегда была идеальной, и в то же время, ты всегда была
    идеалисткой. А в этом мире нет ничего идеального, есть только претензии на
    оригинальность, все прогнило, все разит.
    Нет, нет! - Закричала Катя. Должна же быть хоть какая-то надежда. Посмотри,
    - она схватила Милку за руку и подвела к окну. - Смотри, скоро почки начнут
    набухать, мы снимем шапки, пальто, будет тепло, даже жарко, ты влюбишься
    снова.
    Ты действительно наивный человек, если думаешь, что я смогу влюбиться скоро,
    - сказала Милка.
    О чем ты говоришь, мы же так долго ждали весну, - не понимала Катя.
    Прости, прости, это я так...
Катя подошла к Милке и обняла ее плечи.
    Все будет хорошо, Милка, все будет хорошо. Я теперь буду с тобой, буду
    помогать тебе.
    Спасибо, подружка, - поблагодарила ее Милка.
Было уже совсем темно, на небе зажглись звезды, их были миллионы, они горели как
маленькие маячки для заблудших душ. Катя с Милкой стояли во дворе и смотрели на
небо. Их лица освещались лунным светом. Была красивая полная луна.
    Как странно, что мы всегда видим только одну ее сторону, неправда ли? -
    сделала вывод Катя.
    Ну вот, еще один день кончился, - сказала Милка.
    Да, к тому же воскресенье. Ты пойдешь завтра в школу?
    В школу? Нет, ты что, не пойду.
    Я не дам тебя в обиду!
    Спасибо, Катюш, я не пойду, - повторила Милка
    Ну почему, почему, это отвлекло бы тебя от разных плохих мыслей, -
    уговаривала ее Катя.
    Иди одна, - попросила Милка.
Она взяла Катю за руку, в темноте ее глаза казались совсем черными.
    Спасибо, спасибо тебе большое, что пришла.
    За что? Ты же для меня самый дорогой человек, я и завтра приду.
    Да, да, конечно... - Прошептала Милка.
Она держала ее руку и не хотела отпускать, это длилось минуты.
    Помнишь нашу детскую клятву, - ни один парень не сможет разлучить нас...
    Ни один, - повторила Катя и ее сердце забилось сильнее.
Они стояли, взявшись за руки и смотрели друг на друга.
    Теперь иди, - сказала вдруг Милка.
    Да, надо, а ты?
    Я останусь, я неважно себя чувствую.
    Конечно, отдыхай, пока, - попрощалась Катя.
Милка ушла. Катя вышла на дорожку и подняла голову вверх. Она дождалась, когда в
окне на четвертом этаже зажегся свет. В нем появилась маленькая фигурка Милки.
Милка встала на подоконник и помахала ей рукой. Катя тоже помахала ей в ответ и
со спокойной душой побрела домой. Это была их последняя встреча...
1 марта 1993 г. Милка покончила с собой, выпив упаковку снотворного. Когда ее
мама вошла в комнату, она еще была жива. Врачам спасти ее жизнь не удалось.
Дневник Кати на 1 марта 1993 г. :
""Господи, Господи, первый день весны. День, которого я так давно ждала. Я
действительно верила, что все будет хорошо... Но холодно, ужасно холодно, и
ветер такой сильный. И какое горе принес этот день!
Расскажу все по порядку.
Сегодня, когда пришла из школы, в почтовом ящике нашла письмо, а в нем:
""Катька, хороший мой, добрый человек, не расстраивайся и попытайся понять. Я
запуталась и, в общем, поняла, что жизнь (моя жизнь) бессмысленна. Мне нет места
в этом мире, вернее есть, но оно меня не устраивает. Катенок, ты самый лучший
человек, у тебя есть силы, есть мечта, и все у тебя получится. А я ничего не
хочу, только покоя. Я пишу это, находясь в здравом рассудке, мною не движут ни
злоба, ни обида, просто я устала. Я всем все прощаю, простите и вы меня. Целую
тебя, Катюша, и крепко обнимаю. Твоя Милка "".
Я бежала, что есть сил, думала, еще успею, думала еще смогу ее остановить... Как
она могла, Господи? Как же она могла сделать такое! Не оставив ни капельки
надежды, ни капельки тепла, тогда, когда наступила весна. Господи, ты отнял у
меня всех, кого я любила, в моей душе нет больше ничего. Нет даже слез, чтобы
плакать. Зачем, Милка, зачем? Все бы еще наладилось! У нас было столько планов,
а теперь тебя нет. Я люблю тебя, Милка, и надеюсь только на одно, что ты нашла
наконец-то покой"".
Так вот, наступила весна, выглянуло солнышко, уже более живое, чем раньше, хотя
на улице все еще был мороз, как будто сам январь пожаловал в гости. ""Пришел
марток, надевай сто порток"" - говорила Катина мама, смеясь. Она помолодела лет
на двадцать в ожидании второго ребенка. Катя тоже была очень рада, ей казалось,
что сам Бог посылает эту новую жизнь в их дом. Она очень хотела, чтобы это была
девочка, тогда она назвала бы ее Милкой.
Милкины похороны... Как же это было грустно. Похороны - это всегда тяжело, но
так тяжело еще никогда не было. Собралась вся школа, все родственники, все
плакали. Мама Милки превратилась в старуху, она до сих пор не смогла себе
простить ее смерть, думала, что сама во всем виновата. И в том, что не уберегла
ее от этого человека, и в том, что так отреагировала на ребенка, и в том, что
тогда не пришла навестить ее утром, наверняка удалось бы все поправить. По
заключению медиков, таблетки она приняла утром. Почему не вечером? - задавалась
вопросом Катя. Она вспомнила, что больше всего на свете, как и Катя, Милка
любила встречать рассвет... Катя смотрела на солнце и пыталась представить, о
чем же думает человек, который видит его в последний раз. А вдруг, - это правда,
- мелькнуло в ее голове, - вдруг, люди действительно попадают туда, на белое
солнце. Может быть Милка знала это...
На поминках все вспоминали, каким замечательным человеком была Милка, каким
жизнерадостным и веселым, как все ее любили. А Катя слушала эти разговоры и
думала, сколько же мужчин ухаживали за ней, каким вниманием окружали... Но
никто, - Катя была уверена, - никто не любил ее по-настоящему, потому что никто
не знал, какая она на самом деле. Только Катя знала. Все думали, что она грубая,
а она была очень нежной, все думали, что она роковая, а она была очень, очень
простой, все думали, что она очень сильная, а оказалось, нет.
Сережа никак не мог поверить, что такое случилось. Он напросился на похороны,
стоял тихо как мышка и, казалось, чуть не умер, когда гроб опустили в землю.
Каждый день, с самых похорон он приходит на могилу и сидит там часами, о чем-то
разговаривая с ней. Никто ему не мешает, кто знает, может быть он действительно
слышит ее, ведь Сережа, наверное, единственный, кто так бескорыстно любил Милку,
любил и не требовал ничего взамен.
Расследование Жениного убийства затянулось. То находились новые улики, то они
пропадали, дело продлевалось, продлевалось, а потом его и вовсе прекратили.
Интересно, что на Макса никто не донес, ни один человек. Катя, конечно,
вспомнила, кому принадлежал тот джип. Это Максим так хвастался тогда в ресторане
новенькой машиной, особенно ее золотыми дугами... Но только дуги на машине были
уже не золотые, и алиби на тот день было безупречное. Надо сказать, что
следователи тоже не особо старались. Всего этого следовало ожидать, Катя не
удивилась.
Когда однажды она выходила из школы, то увидела в дверях папу, они обнимались,
наверное, целый час.
    Извини, что не заезжал, столько всего случилось, - сказал он.
    Ничего, я же ведь тоже не звонила, думала, ты обиделся, - улыбнулась Катя.
Его машина уже совсем развалилась и была похожа на драндулет. Правая дверь
стучала, когда машина набирала скорость, а переднее сидение то и дел съезжало
вперед.
    Пап, почему не починишь, - спросила Катя.
    Эх, - вздохнул он и махнул рукой.
    Как твой магазин?
    Его больше нет.
    Как?! - Удивилась Катя. - Ты снова взялся за старое, я-то думала, хоть одно
    постоянное занятие найдешь.
    Не в этом дело, - обиделся он. - Мы открылись, работа пошла хорошо, но ты
    знаешь, я оказался абсолютно непригоден в качестве бизнесмена.
    Представляешь, сидим однажды во время обеда, пьем чай, вдруг заходят два
    бугая, рожа как две мои, и говорят: ""За небольшую сумму будем держать ваш
    магазин"". Я ему говорю, что мы сами, мол, справляемся. Тот засмеялся и
    говорит: ""Ты меня не понял, у вас крыша есть?"" Я подумал, что он мне хамит
    и сказал, что вот у него-то крыша точно уже давно поехала.
И папа повертел пальцем у виска.
Катя засмеялась:
    Да нет, пап, они совсем не это имели ввиду.
    Ну я знаю, знаю, потом мне уже сказали. Но ты знаешь, сколько они хотели?
    Сколько?
    70 %, - возмущенно ответил папа. - Тоже мне налоговая полиция! Государству -
    проценты, им - проценты, а что себе, шиш с маслом?
    Ну и что потом? - Спросила Катя.
    А ничего, - сказал отец и снова вздохнул. - Мы отказались платить, моя
    секретарша вообще закричала, что в милицию позвонит. Ну, в общем, на
    следующий день магазин сгорел.
Катя подпрыгнула на месте:
    Да ты что, это же ужасно!
    Да, - согласился папа. - А милиция сказала, что несчастный случай.
    Охотно верю.
    Думаешь, с милицией у них тоже все схвачено?
    Уверена.
    Нельзя быть в таком возрасте такой пессимисткой, - огорчился он.
    А ты вот, смотрю не особо грустишь.
    Нет времени, раскручиваем сейчас еще одно дельце. Скоро лето, я уже
    договорился о покупке огромного рефрижератора...
    А вот ты, папочка, безнадежный оптимист! - засмеялась Катя.
    А что делать, - сказал отец. - Русский - это не национальность, это судьба!
    Ну неужели у нас всегда будет так?
    Конечно, иначе никакой романтики.
Каждый день мы просыпаемся с живой верой в то, что завтра будет лучше, чем
вчера. Мы говорим: утро вечера мудренее, каждый год мы провожаем со словами:
""Чтобы следующий год был лучше, чем предыдущий"". И по телевизору говорят, что
этот год был високосный, ему навстречу приходит другой, в котором, конечно, все
будет хорошо. И змея всегда лучше лошади, а год голубой собаки обещает любовь и
понимание в семье. Мы одеваемся во все розовое и не готовим свинину, встречая
год свиньи, думая что она обязательно на нас разозлится, Джуна обещает, что к
1995 г. экономическое положение стабилизируется, а в 1996 г. мы наконец-то
перейдем на рыночные отношения. Да, да... а раньше нам всем обещали отдельные
квартиры к 2000 году и трехкамерный холодильник ЗИЛ за полцены. Некоторые,
кстати, до сих пор хранят эти облигации, ожидая, что вот-вот у государства
проснется совесть.
91-ый, 92-ой, 93-ий, - славное начало 90-х, с его кричащими с бронетранспортеров
политиками, с девушками в варенке с розовой помадой на губах. Химическая
завивка, кичевые иномарки, новые русские в красных пиджаках, все это ушло,
оставив нам на память всего лишь несколько газетных вырезок. Новые русские стали
дворянами, поменяли свои фамилии, или, как некоторые, просто изменили ударение,
Мерседесов на дорогах Москвы стало больше, чем в каком-нибудь Лас-Вегасе. Да и
Москва очень изменилась, уже не узнать в ней того веселого советского общежития
с приветливыми людьми и мороженым за 80 копеек.
Изменилось все, изменились мы, хотя так и не поняли, кто такие новые русские,
что такое настоящая рыночная экономика и действительно ли престижно выйти замуж
за американца.
Люди прежнего поколения уже никогда не смогут понять это, ровно так же, как и
Катин папа никогда не поймет, что же имел в виду тот ""мордатый"" под словом
""крыша"".
Идет процесс, и главное в нем то, что он дает какие-то надежды. Пока мы
надеемся, мы живем, наверное так. Самое важное, не забыть, что мы - люди, и Бог
наделил нас способностью чувствовать любовь, нежность, понимание. Только
чуть-чуть больше любви, искренней и чистой любви друг к другу, и тогда будет
свет в нашей жизни, наверное так.
 
 
P.S. Раннее утро, на улице ни человека, только бесконечные машины мчаться в
неизвестном направлении. Катя идет медленным размеренным шагом по влажной от
росы траве. В таких районах природа по утрам выглядит девственно чистой. За ночь
она успела сбросить со своих листьев пыль цивилизации и теперь благоухает
свежестью. Деревья здесь высокие и ветвистые, они возвышаются над тобой, как
огромные зеленые горы. Иногда кажется, что они самые настоящие Боги, которые
покровительствуют людям. Они живут дольше, чем мы, и может быть после жизни
забирают частичку нашей души, даря дереву новую жизнь. А есть ли вообще душа?
Куда попадает душа, когда человек умирает. Огромное белое солнце, порой, кажется
всего лишь выдумкой, прекрасной сказкой. Катя шла и думала обо всем этом, ее
мысли путались и она не пыталась в них разобраться. К чему думать обо всем этом,
когда ты еще жив. Она смотрела на деревья, замечая, какие они все разные. Вот
черемуха, например, - она такая пышная, раскидистая, ее цветы похожи на
виноградные грозди, такие нежные, их запах дурманит и пьянит. Это Милка. А вот
другое, береза. Она такая хрупкая, стройная, куда ветер подует, туда она и
склонится. Шелестит кудрявой листвой, зовет тебя. Это Женя. Она подошла к березе
и дотронулась до ствола, прямо под ее пальцами оказалась надпись: ""ОЛЯ + КИРИЛЛ
= ЛЮБОВЬ"".
Послышалась знакомая мелодия, Катя оглянулась. Мальчик сидел на автобусной
остановке со скрипкой в руках, он сосредоточенно и, вместе с тем, очень легко
водил смычком по струнам. Появлялись звуки, прекрасные звуки. Катя села рядом,
мальчик прервался и посмотрел на нее огромными голубыми глазами.
    Вам нравится, - спросил он.
    Да, - ответила Катя и улыбнулась. - Очень нравится.
    Правда?! - обрадовался мальчишка.
    Правда.
    У меня сегодня экзамен, все боюсь, что собьюсь.
    Ничего, сказала Катя, у тебя все получится. Не обращай на меня внимания,
    играй.