Другая весна

«СОЛДАТ»

Солдат ехал в автобусе. Скорее всего, этот пожелтевший от старости и усталости автобус ехал по осточертевшему маршруту на юг. На юге у солдата жили родители – его недолгий отпуск – выходные дни в его распоряжении. Автобус прорезал воздух с огромными усилиями – пассажирам хотелось помочь ему, подтолкнуть – все сидели, напряжённо всматриваясь в тихую заоконную степь.
Весенний вечер прохладен даже на том юге, где живут родители солдата. Никто не встретил в тот вечер жёлтый автобус и солдат в одиночестве поднимался на гору родителей. Вечер шипел и искрился в его воображении. Солдат представлял тёплый ужин, улыбки матери и сестры, пузырь отца под столом, а потом и вечер с той самой девчонкой.
Дома никого не было кроме младшей сестры. Она младше его всего на полтора года и за то время, которое прошло с тех пор как он её  видел в последний раз она превратилась в высокую, с хорошей фигурой и красивым лицом девушку. «Год прошёл!» – и слова, слова лились бесконечной рекой – армия аккумулирует нежность в самых неожиданных местах, в самых неожиданных людях.
Солдат, обнимая сестру, невольно прижимался к ней и чувствовал что-то, что помимо его воли требовало и кричало в его внутренностях… Её упругая грудь… гибкое, дьявольски осязаемое тело… её близкие бёдра… Солдат отстранился и вышел» «пойду покурю». Всё-таки год в армии, а ведь он ещё не мужчина.
Вечер прошёл сумбурно и суматошно – мать забегала, отец запрыгал – водка стояла на столе через считанные секунды. В распалённый разум вливались всё новые и новые порции горючей жидкости – он так и не сходил никуда – холодная, но домашняя постель приняла его горячее тело с позабытой радостью.


«СЕСТРА»

Во сне его будила сестра…
Утро наступило очень быстро – жёлтый автобус ехал обратно. Юг оставался за спиной. Ещё год впереди, год… Сестра сказала солдату, что та девчонка уже не та; солдат поцеловал сестру в лоб и, обняв, почувствовал снова прилив нежности и желания… Сны проходят, а автобус подъезжает к городу, где расположена военная часть.

 «АНГЕЛ» (ПЕРВАЯ СТРОКА)

Человек мало что знает и мало что помнит о том, что делать, возвратившись из армии. Вот и он, он помнит только одну строку когда-то памятного стиха: «И будет Другая Весна…».
В душном от поздней весны трамвае он сел у окошка – перед ним сидит молодая и красивая девушка, даже девочка, а с ней рядом – ангел.

«РАССТАВАНЬЕ»

Каким порой удивительно глупым и нелепым может быть расставание! Он отпускает её воздушное молчание без прощания – «может, свидимся?..» – как медленно утихло её бывшее присутствие – «никогда…».

«УБИЙСТВО» (ВТОРАЯ СТРОКА)

Он иногда хочет убить кого-нибудь – или «гада» в дорогой машине – или правительство – или брюзгу-старика в трамвае – или ту, а теперь не ту – или себя… Впрочем, чаще всего это желание касается других: он с удовольствием ударяет кого-то по голове, размозживает её, ломает руки – мысли революционно эйфоричны в бешеном течении куда-то вверх! Но, … именно эйфоричность, кайф мыследействия, которые он принимает за силу воли и характера, за силу противодействия всем остальным существам не земле – оборачиваются вдруг своей ужасающей по пустоте и жестокости стороной – «это неправильно, неправильно так… нельзя так, нельзя…». Строчка со вторым наплывом памяти оказалась в его голове: «И будут любимые лица…».

«АТМОСФЕРА» (ТРЕТЬЯ СТРОКА)

С треском открывается свет – скорлупа трещит. Его голова – слепая и пушистая – в воздухе, дарующем жизнь – тяжёлую и счастливую. Сейчас он громок, он ошеломлён этой жизнью и светом, светом отовсюду, даже из его сломанной кальциевой камеры. А до этого его резвящееся тело ждало чего-то упорядоченного и монотонного, правильного и доброго – скорлупа мертва – мечты мертвы. Воздух режет лёгкие – наверное, течёт кровь, сочится кровь из его младенческих лёгких: «Расправившись в небесах…» – молчащая, но громко пульсирующая, пришедшая с бешеным светом, физически ощущаемым лёгкими и тяжёлыми органами его тела, строка восторженно возбуждала его младенческую плоть: … может, он уже не девственен?


«МАЙ»

Он снова на юг, сестра и мать наперебой обнимают его обессиленное пониманием никчёмности своего существования тело, и отец стоит в глазах с сорокаградусным воздухом, вьющимся как пар от разгорячённой первым жарким майским солнцем земли – искажая весь пейзаж лёгкими перверсивными размывами, похожими на туман картин авангардистов.
Ночь проходит в середине, в центре, в самом жерле мая. Он, бывший солдат, мается, мается маетой мая, подстёгиваемой сорокаградусным воздухом, который продолжает сочиться через открытую форточку в его усталые от непонимания смысла себя глаза и лёгкие. Пьяное тело не слушается полупьяного разума – вместо левой руки поднимается левая рука.
Тягостное ощущение внизу живота – лунный свет опускает на глаза всех домашних тяжёлые шторы сна – и он может почувствовать, увидеть и понять свою непонятную плоть. Только сестра ему может помочь, но её заменяет ночная маета и мягкие ночные руки. Сестры нет дома – она уже взрослая и может возвращаться домой после полуночи.


«МАЛЕНЬКАЯ ВСТРЕЧА»
 
Сидя в автомобиле, пахнущем лекарствами, он встретил ту, вернее не ту, вернее не встретил, а учуял. Не та где-то близко. Работая водителем автомобиля, пахнущего бензином и врачами, он уже два месяца не выходил из него больше, чем на пять минут. Он ночевал в ней/с ней в гараже – она наверное получала всем своим железным телом счастливый свет его любви, которую он не мог растратить на живое, из плоти и крови тело. Не та где-то близко, но ближе автомобиль, машина с мягкой обивкой и седым ароматом больного человека.


«СТЕКЛЯННЫЙ»

Он разбивает свою правую руку, и, в панике схватившись за неё левой – режет левую. Кровь капает на пол машины, органически вплетаясь в грязь многоразмерных башмаков – лишь цвет – бурый, такой грязи нет на юге. Он пожалел себя – не поправить причёску: правой рукой он снимет с себя скальп / левой рукой он окрасит свою голову в непотребный для жизни аромат крови.

 «ВЫСИ» (ЧЕТВЁРТАЯ СТРОКА)

Самым трудным оказалось жить. Жить, а не работать, не любить, не сдаваться… Скорлупа, её последние мозаичные элементы осыпались с его тела, последние элементы – с гениталий, исчезнув как символ защиты от бешеных атмосферных засад и осадков, состоящих из кислот обид и лжи.
«Взмывать в золотые выси» – строка последним кирпичом легла в небольшой кладке стиха:

«И будет Другая Весна,
и будут любимые лица
расправившись в небесах
взмывать в золотые выси»

Его тело = его разного веса внутренние органы + душа хранят эти стихи как свои, как собственные… они и есть свои собственные!, как это?, как же это так?!, позабыл доармейские свои дни и ночи без лун и той, когда только стихи, хриплые и корявые, могли усыпить его слюнявую гордость и тоску бешеного характера, уложить его неопытную плоть на лопатки и сломать ей тонкий хребет.
…Он в трамвае, хотя его тело в машине, грустно прощающейся с ним платочком чехла левого переднего сиденья, перед его усталыми от бешеного света глазами предстаёт душный от поздней весны салон с заплёванными окнами, ночь тихо опускает на гараж свой мягкий зад – перед ним сидит молодая и красивая девушка, в окне его дома на юге сестра стоит у окошка, куря дешёвую американскую сигарету и медленная слеза срывается по щеке вниз – а рядом с ней ангел.