Листок пятый. потрясённый дядюшка картридж

То, что картридж надо основательно потрясти, когда в нём порошок заканчивается — это Аскольдика баба Шура научила. «Айда, сынок, глянь-ка, — привычно подзывала она заигравшегося пацанёнка, — вот как я сейчас: смотри, не отвлекайся. Беру, да? — тут баба Шура начинала зубилом поддевать картридж, изо всех сил выкорчёвывая его из принтера. — «Беру-у-у… да что ж такое-то, ах ты, с-скотина какая, а…» (видимо, принтер был ещё не совсем раздолбанный, и картридж плохо поддавался выкорчёвыванию). — «Сейчас я его ножом кухонным, собаку, подковырну: сразу вылезет, супостат, как миленькой…» Аскольдику делалось уж скучно и он зевал, а баба Шура от усердия покрывалась мелким потом и из подмышек у неё начинало омерзительно вонять.

Аскольдик пытался отодвинуться и потихоньку смыться куда-нибудь, но баба Шура своим нерасторопным задом огораживала весь проход куда бы то ни было (бабышурин зад весил — ой-ёй-ёй): «Ща-а-а, я его, ирода, изыму оттудова… так-так-так-так-та-а-а-а… Опа!!! — картридж взлетал из принтера, взвиваясь ввысь пропеллером на полтора метра и распыляя окрест себя порошок, как ассенизатор свой опрыскиватель, а нож и зубило ударной волной отбрасывало в противоположную сторону: они обычно достигали самого дальнего подоконника и вонзались в него перпендикулярно поверхности (особенно нож: зубило-то чаще в стекло впендюривалось).

«Что-то оне нынче разлетались-то у меня как, окаянные? — сердилась баба Шура. И Аскольдику снова становилось весело: «нынче» означало «всегда». Так, впрочем, оно и было с появлением нового принтера. Прежний-то (ещё не старый, кстати) баба Шура раскурочила вконец. Сами, небось, догадываетесь. Но это не суть, впрочем…

— Урра-а!!! — вопил мальчуган. — Сейчас трясти будем, да?

— Ах ты миленькой, — снова радовалась баба Шура и от избытка чувств лезла всей тушей под принтер в поисках утраченного картриджа. Аскольдик морщился и невольно зажимал нос (хотя и так в помещении дышать было нечем).
— Ты чё? Никак кровь пошла? — пугалась баба Шура, вылезая из-под принтера вся красная и мокрая, с картриджем в руке.

— Не-е, чихнуть охота, — пережатым голосом бубнил Аскольдик и думал про себя: — Такая силачка, и не купается. Тьфу, бесстыжая… — но вслух этого никогда не произносил. Не положено было. Бабу Шуру он уважал.

— Ну айда чихай по-быстрому, и — за дело. Сам будешь трясти, али мне надо вдругорядь?

— Не, я не буду, я посмотрю только… — на самом деле Аскольдик, может, и хотел бы чуть-чуть потрясти, но боялся приблизиться к бабе Шуре вплотную.

— Эх ты-ы, дитя-а-а-а приро-о-о-оды… — умилялась баба Шура, растягивая слова и, схватив картридж в обе руки, яко тореадор быка, делала несколько глубоких горизонтальных толчков, покрываясь новой волной пота.

«Насмерть ведь зашибёт, ну и сила ж дадена!..» — в ужасе думал Аскольдик. Но молчал. Уважал, как было уже объявлено.

Несчастный картридж то сплющивался, то расплющивался в умелых клешнях бабушки.

«Прямо как дед-Пыхто…» — следил за её движениями Аскольдик.

Затем баба Шура, вдоволь намаявшись, резко затыкала картридж обратно в принтер, проверяя при этом, той ли стороной входит, и наказывала Аскольдику бежать со всех ног к компьютеру и кликнуть на каком-нибудь документе «контрл пы». Баба Шура так и говорила: «контрл пы», по-старинке. Эту команду Аскольдик исполнял с готовностью: уже умел.

Надо сказать, импортные картриджи на удивление выносливы ко всякой (порой даже беспощадной) эксплуатации. Из принтера, как ни в чём не бывало, выползал пропечатанный листочек. Бледненько, правда, напечатанный, зато все края видны, и буковки разборчиво.

— Следующий раз сам будешь! — удовлетворённо рекла баба Шура, стряхивая слой порошка с рук, и, отдуваясь, уходила в следующий класс (она замещала школьную учительницу информатики, недавно ушедшую в декрет, а Аскольдик готовился через несколько лет, когда подрастёт, поступать в спецкласс по оному предмету).

… когда Аскольдик поступил в спецкласс, то был уж обучен бабой Шурой, как нужно трясти, в случае чего, как с ножом да зубилом управляться. Учительница информатики давно уж возвратилась из декрета (она была тщедушной женщиной, пахла духами и не трясла картриджей), а баба Шура вернулась в свой спортзал преподавать тяжёлую атлетику. Уходя, она подарила любимому ученику зубило и нож. И домкрат ещё, на всякий случай: пригодится.

Аскольдик так и остался на всю жизнь любимцем бабы Шуры. Только вот, когда в институте уж учился, то как-то раз вызвался помочь ректору решить проблему с картриджем в его кабинете. Ну и потряс, видимо, с приливом особого энтузиазма. Струйка порошка, как на грех, попала в глаза ректору, того увезли на «скорой помощи» в НИИ офтальмологии (говорят, аж операция понадобилась), а Аскольдику было недвусмысленно предложено учебной частью забрать документы и перейти в физкультурный институт — на факультет тяжелой атлетики.

Преемственность поколений, друзья мои! А вы всё ворчите: эх, молодёжь, молодёжь, ничему-то она не учится…