Бывает... Отъезд

Михаил Иванович Опанасенко, патологоанатом 3 городской больницы, среднего роста и телосложения,  разведен, мрачным февральским утром проснулся у себя дома после б-о-о-льшой попойки.   Собственно говоря, проснуться ему пришлось из-за того, что правая рука, которую Опанасенко положил под голову вместо подушки, затекла немилосердно. Сама же подушка валялась на полу возле кровати Опанасенко, там же находился плед. Опанасенко зябко вздрогнул под тонким одеялом и для начала попытался изменить позу на более удобную, что ему удалось со второй попытки. Окрыленный такой удачей, Опанасенко  хотел поднять с пола плед, но тут все колокольни родного города начали свой перезвон в его несчастной голове и патологоанатом ограничился тем, что перевернулся на спину.   
Поскольку день был воскресный, Опанасенко принципиально не смотрел на часы, справедливо считая, что как человек сочетающий  труд умственный с физическим,  имеет полное право напиться в один выходной и спокойно очухаться в следующий.
Впрочем, напиваться никто не хотел, все началось очень даже тихо и спокойно. Пришел друг Петька, привел с собой двух симпатичных девушек, Светочку и Любочку… нет, Светочку и Леночку… или Леночку и Любочку? Да какая в конце концов разница…  Взяли пару бутылок вина, сидели разговаривали… Так нет же, принесли черти Серегу с этим его приятелем, как там его, черт… имя еще простецкое такое Васька… нет, не Васька…  Федька…? А Вовка! Точно Вовка, так выяснилось, что Вовка этот выбил какой-то гранд и чуть не завтра в командировку на пол-года улетает, или на год? А, блин, да не важно насколько, главное Вовка этот мировым парнем оказался – сразу в магазин сбегал, и  понеслось… Что именно понеслось, Опанасенко не помнил, но, судя по батарее пустых бутылок в углу, пронеслось оно на славу.
 Теперь Опанасенко просто лежал, глядя в потолок, даже не пытаясь восстановить в памяти хронологию вчерашнего, веселого вечера, плавно перетекшего в, судя по всему, весьма бурную ночь. События будут вспоминаться потом всеми участниками вечера, со значительными разрывами и расхождениями, смотря кого когда свалило… Конечно, скоро придется встать, проверить квартиру на предмет наличия других   бездыханных тел, и в случае обнаружения послать кого-то за пивом, потом убраться… Но все это будет потом, а сейчас Опанасенко пребывал в состоянии пустоты, испытанном только продвинутыми  дзен-монахами да такими вот простыми  бытовыми пьяницами.
Мерзко и натужно захрюкал дверной звонок, раз, еще раз… теперь непрерывно. Вот козлы, неужели непонятно, нет никого! Блин, да сколько можно?! Придется открывать… Опанасенко произвел ряд весьма непростых для его нынешнего состояния действий – сначала сел на кровати, потом встал, перешел из комнаты в прихожую и посмотрел в дверной глазок - там расплылось разноцветное прямоугольное пятно с темной кляксой внизу.   
Опанасенко   открыл дверь, и пятно трансформировалось в невысокого мужчину лет 30, русоволосого, в черной кожаной куртке и синих потертых джинсах, в руках мужчина держал спортивную сумку.
- А, это ты…Вовка… Ну, заходи, чо торчать то на сквозняке. –Опанасенко пропустил вчерашнего собутыльника в прихожую.
Если есть в мире люди, идеально подходящие для шпионской работы, то   приятель Вовка явно входил в их число. И лицо его и фигура были настолько незапоминающимися и усредненными, что забывались через пять минут после Вовкиного ухода, одевался он тоже настолько обычно и стандартно, что выделить его в городской толпе было просто невозможно.
Вовка снял куртку, разулся, и, открыв сумку, вручил обалдевшему Опанасенко две бутылки «Будвайзера»:
- Это тебе лекарство после вчерашнего, я уже две выпил  и еще несколько есть. Да бери, бери, они не кусаются. Опанасенко дважды приглашать не надо было, он слетал на кухню, открыл бутылку, выглушив половину ее содержимого одним глотком и развалился в кресле с мыслью о том, что, пожалуй, мир не так плох, как ему казалось. Вовка тоже выпил еще одну бутылку, заняв соседнее кресло.
- А ты вроде в командировку собирался…- неуверенно протянул Опанасенко, когда молчание слишком уж затянулось.
- А я и вправду уезжаю, только сейчас Серега должен прийти, он меня на вокзал отвезет. Слушай, пока Сереги нету, можно я душ приму?
- Да какие вопросы, конечно можно. – Опанасенко даже не удивился, почему Вовка договорился встретиться с Серегой у него дома.
- Ага, только не выпивай все, оставь Сереге хоть пару бутылок. Да, вот еще что, если он придет, когда я в ванне буду, передашь ему. – Вовка протянул Опанасенко незапечатанный конверт.
- Не извольте волноваться, будет сделано. – Опанасенко положил конверт на столик.
- Ну, я пошел, что ли…- Вовка как то неуверенно остановился в дверях ванной.
- Да иди, уже иди. – Опанасенко допил одну бутылку и принялся за вторую.
    За окном стоял хмурый февральский день, медленно текли по небу свинцовые тучи, грохотали проходящие под домом скоростные трамваи, лениво лаяли дворовые собаки. Справа от трамвайных путей виднелись несколько палаток стихийно возникшего в постперестроечные времена рынка и небольшое кафе, слева – серо-грязный от подтаявшего снега пустырь с непременной его свалкой.
Опанасенко не помнил, сколько времени он просидел так в кресле, потягивая пиво и слыша шум воды, доносящийся из ванной, когда почувствовал весьма неприятный запах как будто паленой кожи.   «Опять алкоголики с четвертого, мать их, когда-нибудь весь дом спалят, вот натравлю на вас участкового, будете знать…», - Опанасенко допил еще одну бутылку  и посмотрел на лежащий на столике конверт.  «Если Серега вот-вот придти должен, чего ему письмо писать? Ну позвонил бы по мобилке, если срочняк такой, тоже мне проблема.»
- Вовка! А ты куда уезжаешь?-  но кроме шума воды никаких других звуков из ванной не доносилось.
- Ты чо, совсем оглох? Куда говорю, отчаливаешь? – вопрос Опанасенко снова повис в воздухе. «Ну и ладно, раз не хочешь говорить, не очень то и надо.» Опанасенко взял конверт в руки и покрутил – незапечатанный. В конце концов, раз Серега должен придти, а у Сереги от него секретов нету, то… В конверте лежал сложенный вчетверо обычный тетрадный листок, исписанный мелким, но вполне разборчивым почерком.
«Заранее прошу извинить за причиненные неудобства, но обстоятельства вынуждают меня действовать именно таким образом. Вчера я несколько слукавил, сказав, что уезжаю в командировку, на самом деле я возвращаюсь из очень интересной и познавательной командировки. Думаю, ничего более необычного мне встречать не доводилось. Вы безумно забавные и общительные существа, такого радушного приема я не встречал ни в одном мире, а посетил я их немало. При всех ваших научных достижениях вы настолько открыты и искренни, так по-детски непосредственны и наивны,  выйдя в космос вы все еще продолжаете верить в сказки и создавать их, это просто поразительно! Я обязательно расскажу о вашем радушии и гостеприимстве своим собратьям, и возможно, они тоже захотят посетить вас и познакомиться с вами, такими милыми и веселыми. К сожалению, мое пребывание здесь подходит к концу, и теперь я должен откланяться. Спасибо вам за все, мои новые друзья, и простите еще раз, что покидаю ваш мир таким внезапным и необычным для вас образом»
Опанасенко оторопело вертел листок в руках, потом встал и на негнущихся ногах пошел к ванной. Дверь была незапертая,  и он сразу открыл… Из висящего душа капала вода, вся одежда аккуратной стопочкой лежала на стиральной машине… На полу красовалось абсолютно правильной округлой формы пятно, прожегшее кафель насквозь, стены возле пятна были слегка обожжены, с потолка местами обвалилась штукатурка… Рядом со сложенной одеждой такой же аккуратной стопочкой была сложена Вовкина кожа…
Опанасенко вздохнул, глотнул из бутылки и, привалившись к дверному косяку, пытался сообразить во сколько может обойтись ремонт ванной.