Гадость первого признания... Часть 2 Глава 3

                *******


   Сегодня  пятница,  и,  по-моему, Декабрь.  Просыпаюсь,  вспоминаю  о  работе, и       
тут же  от  этого  мне  становится  нехорошо.  А  работа  не  может  ждать, куда там,  на   Зайцева-географа   ведь  надеются  какие-то  совершенно  ему  не  симпатичные люди. Чего бы  придумать  для  разнообразия?  Болезнь!? Что-нибудь  экзотическое, навроде сифилиса.  О, этот  сладостный  поцелуй  Венеры! О, эти  конспиративные тайные  и  волнующие  посещения  КВД.  Но-но,  полегче,  так  пожалуй  и  из  школы  вышибут, ходи  потом,  растусовывай,  мол  пошутил, то  да  се...  Нет, заболею-ка  я  лучше  скромненькой  ангинкой.   Так  будет  лучше  для   всех.   Единственной  моей реальной  болезнью было  то, что  я  родился  с  патологией  абсолютного здоровья.  Бычий  организм  ни  в  какую  не  желал  заболевать.  Все  остальное  я  всего  лишь  придумал. И у меня  нет  желания  уберегать  тебя  от  себя. Я тебе говорю.
Я…
   Вижу  недовольное  лицо  мамы,  она   вечно  чем-то  недовольна,  и   я  никак  не         
вкурюсь  в  истинные  причины  ее,  ставших   уже  привычными,  тревог. Они  мне   
попросту  непонятны. Что с  ней  такое?  Теперь придется  тащится  за больничным,  это  чтоб  мама  не  нервничала.  Вообще  она  стала  какая-то  дерганная  в  последнее  время.  Сейчас, мам,  только  попялюсь  в  ящик  чутка,  похаваю, и  в  больничку  рвану.  За  успокоительной  бумажкой,  справочкой.
   Но  в  телеке  какая-то  ориентированная  на  красоту  бездарная   дрянь  чешет  такую  забористую  ***ню.  Лингвистическая  головоломка!.. Э-э-А-э-Э  -  вечно  заикающиеся   переводчики,  радио  и  телеведущие,..   меня  аж  передергивает  в  сюрреалистических  картинках.  Баррикады  возведены!  Между обманувшими  и  обманутыми  вновь  крепостные  стены...  Ты  только  посмотри,  только  представь  себе  эту  телевизионную  дешевку.  Ах, ну  уж  она-то  конечно  по  ту  сторону  (не  с тобой  и  никак  уж  не  со  мной),  она  кого-то  худо-бедно  да  сделала,  успела.  Базара  конечно же  нет,  до  великих  жульничеств  ей  там  кишка  тонка,  но...  остальные-прочие...  хитрожопые  махинаторы,  основоположники  массового  объегоривания!
Кумиры!  Эстетствующие  пидрилы!?  Кто  они?  Вопрос  не  означает  свободу выбора  или  отсутствие  оной,  дела-то  здесь  покруче  будут, с  наворотами. Ребятки,  хорошие  мои,  ваши  так  называемые  боги  -  дерьмо  пердячее  и  ничего  больше!  Эти  жопники  имеют  вас  как  хотят.  Ну  правильно...  держат  за   дегенератов..,  а  некоторые,  чмыри   конопатые,  вы  еще  и  блеете   в  ответку.  И   гротеск  у  вас  и идиллия.  Глупыши, обреченные  на  жизнь  глупцов!  Как  же  ж  вам  разжевать-то такое...  ну  и  ***  с  вами. Так  гогочите  же  над  собственной несостоятельностью,  ваши   добряки-гении   благословляют   вас!!!   Штатные  пидоры   в   том   славном  гареме!..  Но  -  стоп.   Кто  вы?  Ты?   И  с  кем  я  тут  вообще  разговариваю-то?    
   Но,  довольно  откровений,  гляжу,  я   основательно  загнался  тут  с  тобой,   пора  дуть  в  поликлинику.  Уже  иду,  мама,  уже  иду... 
   Больница  -  излюбленное  место  тусовок  мелких  мошенников,  простейшая   на-колка  любителей  подзаболеть.  Израненные  двуногие,  скулящие,  лижущие закрытые  и  открытые  болячки,  хромые,  гриппозные бездельники, молодежь и старики, и  просто  несчастные.   А   запах  тут  какой,  закачаешься.   Ты  как  хочешь,  а   мне  здесь  положительно  нравится.
   В  регистратуре,  за  стеклянной   перегородкой  (я  же  говорил - баррикады)  топчется  некая  сопливая  ****юшка,  и  че-то  как-то  без  особо излишнего рвения  заполняет  какие-то  неведомые  бланки.
   Я,  говорю, Зайцев, живу  на  Молодежной,  дом  семь-А,  квартира  31. Мою  карточку,   улыбаюсь  (а  скорее  гримасничая),  будьте  любезны.   Сестричка   кочевряжется,  ее  так  ломает,..  и  все  же, превозмогая  собственное  (я-то  здесь  причем?) недовольство,  после  долгого  и  шумного  копания   в  архивах,   она  извлекает  на  свет  дело  больного  "Зайцева  Евгения." 
   Иду  на  третий  этаж,  к  своему  участковому.  В  профармалиненном  коридоре  -  какая-то  пораженческая  атмосфера. Двадцать восьмой  кабинет. Привычная, но небольшая  в  общем-то очередь.  Врач,  молодой  очкарик,  от  души  поуссывался  над  моим  "внезапным  заболеванием",  однако  больничный  все  же  выписал. 
  С  больничным  листом  в  зубах,  аномально  улыбаясь  редким  прохожим,  я  спешу  домой,  в  родной  склеп.   Подумываю  записать  чего-нибудь  хитренького.  Торопыга! Я  стремлюсь  успеть  до  конца  года ответить  на  абсолютно все вопросы.  Ну  же...   еще  предложеньице,  такое  малюсенькое...   ближе - ближе...   До  вечера  просиживаю  за  столиком  журнальным, в  волосья  вцепившись нервными  ручонками.  Ч-че-ерт!  Чорт!  -  отчаянно  резко  клацаю  челюстями.   Впопыхах  записываю какие-то  две, совершенно  сумасшедшие  строчки, и  -  на  улицу.  Срочно. Вон  отсюда  -  на  волю  -  на  свежий  воздух.
   И  только  тут  догоняю,  что  еще  один   день  безвозвратно  потерян,  что  ничего  я  ведь  сегодня  не  сделал, "пропарился" пол суток, и  ничего  больше. Совершенно.
Ни-че-го.
   Ага,  почему  бы,  думаю,  не  заскочить  к  Гогину.
  -  Андрюш,  давай  звякнем  Сереге,  возьмем  водки,  давай,  а?
   Тут  же  созваниваемся  с  Сережей  Л.  Он  за,  он  уже  ждет  нас.  Годится.   Хватаем  пойло  и  мчимся  (как,  как  ветры)  к  нему.  Как  быстро  все  обустраивается.
   У  Сережи, он  кстати  тоже  учительствует,  закуска  всяческая.  Наш  добрый  Л. -  гурман  в некотором  роде,  хавчик  -  вообще  его  конек. После  нехитрой  стильной  (это  Серега  заморачивается)  сервировки,   усаживаемся,  " больные  все  до  невозможности" :  Андрей  с  Сережей,  как  и  я,  на  больничном.   А  на  столе-то  яички  жареные, капустка,  огурчики  малосольные, салаты  какие-то,  ну  и  водка  соответственно.   И  при  такой-то  знатной  закуске,.. -  в  общем,  все  нажрались,..  словно  там пьянь  какая,  и  что  же?..  Как  дальше-то?
   Пошлая  потребность показательных  подвигов (неуемная  жажда  действий), надо  же потом  всем  рассказывать,  как  сказочно провели  время,  как  укушавшись смертельно,  дурачились  и  швырялись  последними  мятыми  купюрами,  как...  Так  поэтому  и  спешим, а  вот  мы  уж  и  на  местных  танцах. Осматриваемся  -  все тоже  самое, да  и  чему  тут  менятся  -  крохотный  темненький  душный  залик, завсегдатаи малолетки, дрянная музыка  -  ничего особенного. Восторженные,  кучкующиеся  по  углам  девицы,  совсем  зеленые  пьяные  подростки...  И  провал... 
   ...Дальше.  Мы  на  какой-то,  не  разберу,  улице.   Почему-то  только  с  Гогиным,  Серега  -  видать  отчалил.  И  оказывается,  это  по  гогинской  версии,  я  умудрился  договориться  о  какой-то  встрече  с  Эмкой,  и  еще  с  кем-то. Рвем  туда. Куда?  Хата  какая-то...  Дьявольщина!   Засада!   Охуеть  можно!   Девочки-то  на  месте,  и  Эмка  тут, но,..  но  с  ними  мальчики.  Два  недоразвитых  молокососа  враждебно-угрюмо  уставились  в  наши, и  тут  оказывается  еще  и  незванные,  мутные  рожи.
Мы  явно  им  не  симпатичны.  Да  и  они  нам,  признаться,  не  сплющились.
   ...Какое  там, тех  мальчиков  вообще похоже вдохновляет  внезапная возможность  позабавиться,  как-нибудь,  невзначай  уебать  смачно  кому-нибудь.  Хотят, они  хотят...  Ах, они  еще  что-то  желают,  по  крайней  мере  это  тянет  на  неуважение  к  старшим.  Да  какое  в  ****у  уважение, баб  ведь  делим-то. О!  Эта  жалкая  шпана  только  и  выжидает  момент,  чтобы  набросится, подобно пираньям, на нас с Гогиным.   ****ая  саранча!   Ненасытные  коллекционеры  крови,  любители  свежачка.      
Ах, мы  кому-то  помешали, нарушили  планы? Сопляки  просто  в  ярости от нашей неслыханной  наглости. Что  ж, смелее  мальчики, не стоит  медлить, устроим показательные  петушиные  бои.
   Ну же,  вперед!  Маленькие  шакалы!  Батальон  из  двух  вшивых  юнцов! Смелее!                Перхоть подзалупная!
   Но  тут  развизжались  девки. Чертовы истерички, они  все  портят. Бойня  не удалась,   Гогин   уже  начинает  зевать,  мальчики   как-то  разом  сникли,  они  уже  не  столь  горячи, они  успокоились  и  уходят.  Уходят, не  знаю  чем  уж  таким  мы напугали  их, а  меж  тем  мы  остаемся.  Довольно сомнительная  победа.  Я  тихонько  засыпаю  на  чужой  кухне.  Андрей,  тут же,  охраняет.
   Что,  впрочем, не помешало  ему  про****ить  полночи  с  молоденькой  сикушкой наглотавшейся   транквилизаторов.   С   девочкой,  всасывающей  возвышенные материи.  О  чем?   Зачем?  Еще  одна  ночь  в  какой-то  чужой  хате   и,..  С   какой-то,  убитой  наглушняк,  морфинной  куклой.   
   Утро  -  первые  несмелые  лучи, и  вновь бессмысленная  плотность бытия  -  но-
вая   пластинка  на  антикварном   проигрывателе.   Такое   уже   серьезно  начинает  надоедать.  Но  в прихожей, в  куртке,  у  меня  больничный  -  крохотное официаль-ное  разрешение  в  короткой  передышке  от  тупого  детского  эгоизма.  Стоит  воспользоваться.  Чашка  крепкого  чайка,  вкусная  дежурная  сигаретина  -  одна,  вторая...

   "- Подобие  правды. Правдоподобие. А-ха, вот  и  из-под  тебя  вышибли  туман-
ную  тумбу  основательности. Напрочь. Куда дальше? Еще  разок? Ты  разве  уже                               
                запамятовал  о  своих,  множащихся  как  грибы,  Я?               
                -  Нет.  Нет  же.  Отнюдь  нет.
                -  Непослушный  ребенок,  иль  ты  все  еще  удивляешься?..
  -  Чему? - Тому, что  смеются  одни  дураки,  а  плачут  потенциальные  идиоты.    
 Ну  а  те,  оставшиеся,  которые  вообще  без  эмоций,  нежная  домашняя скотина  -  да  забить  их  и  в  кормушку,  на  ужин  дуракам  и  идиотам.   Надобно  же  кому-то  кого-то  жрать.  Жрать.
                -  Сдается,  что  скоро  и  ты...  Э-э...  сам себя  схапаешь.
  -  Эк,  испугал,  ежа  голой  жопой.  Уже,  дружок,  уже  родной.  И  не  в  первый   притом...  А  разве  ж  не  заметно?
                -  Да.  А  я  тут  на  днях,  та-а-акой  девочкой...
 -  Они  думали,  хотели,  чтобы  я  состряпал  им  тошнотную  тягучую  идиллию.
Каковы,  а?..  Я  врубаюсь,  можно  крошить  текст  в  окрошку,   можно   растянуть  в  вязкую  сладкую  субстанцию,  можно-можно.  Я  тебе  говорю.   Но  я-то  точно  ведь  знаю,  что  действительно  нужно  им.   Знаю.   И  я   наварил  им,   наварил  целую  цистерну самого смрадно-зловонного зелья, заманчивый  такой   винигретец-солянку   из  отборнейших  продуктов   распада.   Такая  вонь  повисла  в  воздухе,  как  в  параше,  чтоб  им  подавиться,  сучарам!!!
  -  Ого, эк  резковато-то  вы  братец. Этак  недолго  и  до (как  бы  поудачней-то) самоуничтожения  что  ли.  А  сам-то  ты...
  -  Ты  ни  хрена  опять  не  понял.   Ты  ведь   не  можешь  ( не  желаешь )  просто  так,  запросто,  оторваться  о  братства-****ства  живущих жрущих.   Ты  такой  же  как  и  они  -  не  лучше,  не  хуже  -  ты  вместе  с  ними.         
                -  Вяжи.  Зачем  ты  так?  Я  запрещаю  тебе  так  говорить,  я  ведь...
  -  Ты!?   Да  ты  просто  ***  с  горы,  сплошная  истерия  в  лицах,  нервное  травоядное  с  аппетитом  перетирающие  психологию...  а  высирающее  вонючий мусор,  только-то.  И  я  хочу,  чтоб  ты  знал  это.  Знал. "

   Говоришь,  утреннее  похмелье.  Вчера  удолбался  вусмерть,  скажешь,  а  сегодня, сегодня  знакомая  картина  -  все  прокисло  и  провоняло  -  смердит...   Но  у  меня  врожденное  пониженное  давление (внутричерепное  то есть), иногда  кажется  даже  слишком,  и   после  угарного  ночного  запоя   я   готов   скакать  словно  юный, полный  молодеческой  дури,   жеребец.   Сердце,  легкие,  печень,  почки,  мочевой  пузырь  -  все органы функционируют, все  нормально, процессы жизнедеятельности  в  норме.  Я  -  в  полном  порядке.   В  полном,   хотя  и  не  совсем.   Маленькое  злосчастное но,  дико разрастающееся  с  годами. Я  обозвал  это - психологическим   похмельем,   о,   теперь   я    могу   похвастаться,   тем   самым,   состоянием,   когда  имеющие  (когда-то)  смысл  диалоги  переходят  в  бессмысленные нелепые монологи-выкри-ки. Слишком  резко, слишком  уж  непрофессионально. Круто, без  предупреждений, без подтверждения заверенными  нотариусом  ценными  бумагами.  (Ты понимаешь  о  чем  я?)  Вот  так.  ***бык-с!
   Заброшен  в  никуда. Забыт  забывчивыми. Неудавшийся,  несостоявшейся,  но несмотря  на невнимание, остающийся  перспективным  самоубийцей. И  я  повелся  -  так  возьми  же  себе  весь  комфорт  и  уют  добродетелей  -  я  влип...   А  я   возьму  оставшееся  гадкое  липкое  вонючее  и  неудобоваримое дерьмо. Ты  ведь так  упорно стремишься  избавиться  от  грязи  -  своей,  чужой,  любой.
   Во  время   глубокого  погружения,  в  себя,   когда  нахлебаешься  одиночества   до  отвала,  тебя  одного  становится  много,  слишком  много.  Ах  да,  чуть  не  забыл, я  же   здоров,  здоровее   розового   младенца,  и  могуч   как  племенной  бык.   Это  у  вас  -  шизоидные,  буйные  и  беспокойные,  но  больные  -  больные  ведь  все. Ваше хваленое  здоровье  -  ПиАровская  мифология  -  уродливое брюзжание чинуш...
   На  меня  долго  и  упорно  взирали  ваши  пресловутые  психоспециалисты.  Кого  они хотели  разглядеть?  ****атика  какого-нибудь. Это  во мне-то?  Но...  "Здоров"-  говорят, и сомневаются  все же, и  -  глупо это  как-то - снова: " Никаких аномалий".
   Совсем.  Совсем  я  завяз  в  ВАС,  как,..   как   калом  обмазался.   Как  это  бывает,  ты  припомни, припомни, ночной  моцион  по  канализационным  каналам  Интернета.  По  увлекательной  красочной  параше.  И  вообще, вот  распыляю  я  тут  тебе  себя, словно толстопузый  богатый  боров  швыряю  жалкое  грошовое подаяние калеке,  нищему. Словно...  Но  ты-то  уж  конечно, о,  непременно представляешь  расклад  иначе,  и  скорее  всего  даже  наоборот.  Ну  что  ты  пялишься, тварь!  Или может ты  думаешь, что  я  выебу  тебя  прямо  здесь.  Основания  имеют  место,..  а  я  не склонен  к  бессмысленным  спорам.  Ведь  так  трудно  разговаривать  голодному  с  обжорой.  Или  не о чем, но...  О!  Я  вижу,  знаю  -  знал  -  уже  не  хочу  знать  -  всего   несколько   фраз,  примирительных   и   слащавых,  чтобы   понравиться,   чтобы  Общество  -  приняло-приласкало  меня,  чтоб  окончательно  опуститься...
   И  натурализоваться.
   Ну  а  когда,..   когда   лицемер,  и  так  нагло,  знаешь,  так  вот,  в  лоб,  так  прямо  обвиняет  меня  в  лицемерии, и  я  не  знаю  наверняка  -  прав ли  он?  Но  кто тогда  выходит  я???   Ну  и  ушлые  типы  вокруг...  В  таких  сомнительных  поединках   в честности победителем  закономерно (и обязательно) выходит  какой-нибудь толстокожий  урод... Весь  этот  брутальный  сброд  -  их  много, очень много, но  лишь всего  одна  маска  на  всех...  Их  всех  -  баранов…
   Одного  не  разумею  -  неполноценный исполнитель себя  -  зачем, ну  зачем  они
добровольно  лишают  себя   своего  единственного  и  достоверного,   своего   итак
жидкого,  еле  различимого, своего  негордого,  совершенно  ни  на  что  не  годного  "Я".  И  после, ничегошеньки  не  имея  кроме  извечных  слез  проклятий  и  гнусно-комичных   рож   грустно  валандающихся,  по  зримую  сторону   бытия,   а   значит обманутых,  наебаных  и  выебаных.  А может  и  понимаю,  да  все  же  принять  не  желаю, но...
   Но  довольно, пришло  время  очухаться, (пора)  вернуться  в  меркантильный  мирок склочных страстишек. (Я слишком  долго был мечтателем.) Телефонные  звонки.
Разговоры.  Топот стоптанной обуви. Я  очнулся  -  это  выздоровление, "официальное",  заметь, с  подписями  медиков  стерильных,  с  печатью  печали  неофициальной...
   Вваливаюсь  в  школу. Что такое?  Менты!?  Здесь?  Их  наверное  человек  десять.  Мешковатые  униформы,  погоны,  фуражки  мотаются  туда-сюда  -  это становится  интересным.  Спрашиваю  у  одного,..  э,.. сотрудника,  ментенка  знакомого,  лейтенанта:
  -  Че  стряслось-то?  Больно  ваших  тут  многовато.  Нахулиганил  что  ли  кто?
  -  Да-а,  вроде  того, -  отвечает.
   И  весь  загадочный  такой, знаешь - при  исполнении  короче. Ладно, разберемся.
  -  С  возвращением  Евгений  Николаевич.  Рады  видеть тебя. -  коллеги-сподвижники ласково  и  дружелюбно  хлопают  губищами, скалятся.  Приветствуют.  Встречают,  значит.  Насчет  ментов  молчат  солидарно  все.  Видно  дело-то...
   Так,  у  меня  первый  урок   в  девятом,   что  ж,  не худшее  начало  для  трудового дня,  недели,  вечности.  И  чем  вот  к  примеру  хорош  первый  урок?  Да  тем,  что  не проснулись  еще  мои  милые  детки,  еще  зевают,  еще  потягиваются  сладко.  Я тормошу  эту  сонную  болотную  жижу, а  не следовало бы  мне их  раздраконивать.  Так  как  к  концу  часа  весь  девятый-бэ,  все  без  исключения  и  каждый  гаденыш   в  отдельности,  вплоть  до  последнего  задротыша,  буквально  лезет  из  кожи  вон  в показательных  выступлениях индивидуальной  значимости  на  уроке  географии. Будь  уверен,  какая   бы-то  ни  было  наука  от  этих  мелких  пакостников  так  бесконечно  далека  и  играет  такую  ничтожнейшую (на  ***  надо)  роль, что мало кто  из  них  выкупает  "зачем  и  кому  это  нужно".  Дисциплина?  Но  что  я  тут?  Кто я  вообще  для  них?  А  они?  Они-то  что  же?  И  никто, ты  догоняешь, никто  решительно,  не  то  что  ответить,  а   и  спросить-то  даже  не  может.  Во  что  же  такое   
этакое  вырастет  вся   эта   аморфная  подростковая  (надежда  нации)   беспонтовая  шпана?