Почему не просто

Почему не просто?...
  Мне кажется, что многие мои проблемы от излишней склонности к анализу. Проанализировав некоторые вещи, вдруг понимаешь, что они, на самом деле, не столь привлекательны и просты, как казалось раньше. А потом приходишь в ужас, что, кажется, больше никому сие знание не доступно, да и ты сам, как носитель этого знания становишься тоже недоступным… пониманию.
  Те люди, которые рядом со мной, во многом родственные мне души. Хотя иногда мне начинает казаться, что это родство выдумано мной для того, чтобы оправдать своё присутствие рядом с ними. Иногда ощущается болезненное отчуждение, когда становится трудно мириться с их установками. Тогда становится страшно - вдруг кто-то поймёт это, уличит и навсегда изгонит из этого круга. А изгоняемой мне уже приходилось быть, и подспудно со мной всегда этот страх - быть отторгнутой. Конечно, я ко многим людским проявлениям отношусь без прежнего экстремизма. Мне стало много легче находить оправдание для тех или иных поступков других людей. Я себя сравниваю с ними, а со мной бывает всякое, так может случиться и с другими. Вот я и пытаюсь следовать идее всепрощения. Даже иногда получается. Пока выдерживают нервы.
  В людской среде существуют множество разнообразных интересов. И эти интересы очень часто пересекаются. Тогда оказываешься перед вопросом - а всепрощение не есть ли вечная уступка, слабость. Я не считаю себя уж прямо очень сильным человеком в эмоциональном отношении. Я только учусь. Но культивировать в себе слабость - последнее дело. Из-за этой неопределённости возникают непредвиденные проблемы и недоразумения, особенно с людьми не сформировавшимися, как личности, не способными определить свои приоритеты, свои желания, внятно мотивировать свои поступки.
  К подобным неопределившимся я могу определить нашу Лену. О ней я пишу лишь потому, чтобы удовлетворить мою страсть к анализу, ибо столь запутанных, непрочных и непредсказуемых отношений как с ней в моей жизни просто не было. Я долго билась над этой загадкой, почему же мы не можем мирно существовать на благо друг другу, раз уж получилось так, что мы познакомились.
  Так получилось, что наша "близость" определилась, прежде всего, тем, что мы делили одно пространство на двоих - одёжный шкафчик. Уже потом не на один месяц это стало темой наших разговоров и препирательств. В итоге это стало уже притчей во языцех далеко за пределами "ближнего круга". Да и теперь, хотя это не ново, иногда проскальзывает.
Хотя Ленка была чуть ли не первой, с кем я познакомилась, сначала наше общение не сложилось - вообще. Слишком долго она смотрела на меня как на идиотку, реагируя таким образом на мои попытки расшевелить её, чтобы узнать хоть немного. А потом Лена нашла себе достойного собеседника, видимо, понимающего и интересного для неё - Татьяну. Я мысленно помахала Лене ручкой, подумав, что возделывать эту почву не мне. Им было вместе, наверно, очень хорошо, так как в моём присутствии и присутствии кого бы то ни было они не нуждались. Меня эта ситуация совершенно не тяготила, я ушла к своим берегам. Прошёл потом год или полтора прежде вдруг как-то сложились и "наши отношения" - после некоторых событий постепенно я стала игроком Лениной команды, но запасным.
  Первым испытанием для меня стал день 14 февраля 2000 года. Он считается днём влюблённых и друзей. Вот мы и пытались после первой смены отметить его в баре. Ленка была в отпуске, приходить в нашу шумную компанию как-то не рвалась, её real friends где-то в другой стороне. К нам она всё же зашла, но как-то походя, чтобы отметиться. Эта её спешка была бестолковой, вносящей в наши ряды некоторое напряжение. Она висела на телефоне и каждые пять секунд повторяла, что скоро уйдёт. Даже отведённые нам минуты она не была с нами, а собиралась уходить. И пила… Немножко того, немножко другого. Мои мозги были тоже затуманены алкоголем. Я впадала то в бурную весёлость со всеми, то в свою одинокую угрюмость. Я даже помню, что выходила на лестницу, подальше от всего, чтобы прореветься. Когда я вернулась, то поняла, что моё отсутствие никем не было замечено. И слава богу! Веселье шло полным ходом. Лена, уже ничего не соображая, теребила нас периодически за волосы, требовала брудершафтов, в итоге танцевала в обнимку со Смирновой с сигаретой в руке. А потом… вырубилась. В какой-то момент сползла со стула, потом мы по очереди пытались её поднять. Подняли, одели, вывели из злополучного бара, попытались оттереть, где запачкалась. Мой хмель был уже где-то очень далеко. Вызвали такси и я вдруг с ужасающей ясностью поняла, что с Ленкой поеду я, только я. Я старалась не паниковать. Потом я просто перестала думать, а стала делать. В этот момент моя поддержка была нужна ей больше всего. Я разговаривала с ней, пытаясь узнать, соображает ли она хоть что-нибудь. Как ни странно, она что-то отвечала, хотя потом выяснилось, что ничего не помнит. Такси приехало, с некоторым усилием мы с девчонками запихнули Ленку в машину и мы поехали. Холодный рассудок не подводил меня и дальше. Я взяла Ленку за руку и говорила с ней всю дорогу. Я спрашивала, плохо ей или нет, чтобы успеть вывести из машины. Как ни странно, но доехали мы вполне благополучно.
  Шофёр видел мои пассы, и видимо, пытался побыстрей от нас избавиться. Он открыл дверцу с Ленкиной стороны, и она ничего не соображая понеслась по дороге, где иногда, но всё же бывают машины. Я расплатилась с нерадивым водителем и успела выловить Ленку. Я взяла её под руку, чтобы поводить туда сюда, тут её припёрло и выворачивало, выворачивало… Мы периодически перебазировались, чтобы Ленка ещё больше не испачкалась. Я прислоняла её к столбам, чтобы она, не дай бог, не упала, иначе мне одной её просто не поднять. Я посадила её на ступеньки перед подъездом, который оказался запертым, и просто гладила её по голове, говорила что-то, потому-что не знала, чем ещё я могу унять её страдание. Мне нужны были силы, чтобы позвать её родителей, и держать перед ними какой-то отчёт. А это казалось самым страшным - нас было много, а под строгим родительским взором я одна. Я позвонила скоро, нельзя было Ленку долго морозить на каменных ступенях, а она, как всегда, расхлябанная - без шарфа, молния на куртке застёгнута наполовину.
  Через мгновенье двери отпирают - на пороге, видимо, всё семейство в сборе. На меня на секунду накатывает чувство обречённости, но назад дороги нет и я пытаюсь выполнить свою миссию до конца - я повела Ленку в дом. Когда мы усадили её, чтобы стянуть ботинки, Ленка вдруг посмотрела на меня прояснившимся на секунду взглядом, изрекла: "Ты ничего не поняла!" Потом последовал загадочный жест, в конце которого я чуть не получила крепко по зубам. Ленку увели в комнату, а я что-то пыталась объяснить, что "мы всего лишь немного выпили". Уже потом я поняла, что они меня не слышали. Тут я проникшись, по-видимому, к Ленке излишним сочувствием, и наслышана, что подобное поведение в их семействе не поощряется, начала уговаривать её родителей, чтобы они Лену не заругали.
  Вышла я от них с чувством выпоненного долга, но ноги у меня подкашивались. Я позвонила Ире, сказала, что вроде пока все живы, но я нажила себе злейшего врага. И Ира, как потом оказалось, ничего не поняла из моей тирады, ибо она была уже далеко и ей было не до того.
  Дома я носилась возбуждённая только что пережитым. Я долго и много говорила, чем-то возмущаясь, но запас моих жизненных сил сокращался просто на глазах и скоро, не смотря ни на что, я впала в глубокий сон.
  Утро привнесло свои коррективы. Всё произошедшее накануне казалось дурным сном. Сводило от тревоги и неизвестности всё в районе солнечного сплетения. Вспоминалась густая темнота улиц, слегка разбавленная светом уличных фонарей, которые не могли скрыть её личины.
  Новый день проходил под знаком того, что необходимо позвонить Лене и узнать как её дела, но меня жутко ломало только при одной мысли об этом. Богу одному известно, что я услышу, но надо, чтобы не сойти с ума от неизвестности. И я позвонила. Меня не покидало ощущение, что все уже звонили - и Ирина, и Татьяна, но как оказалось, я была первая. Да, я услышала Лену, голос слабый, но её. Говорит, что жива, но еле ходит да и то только до мест общего пользования. Как бы между прочим говорила о том, что так и не спала ночью, а потом, что ей вызывали скорую. И что я могла на это сказать? У меня не хватало воздуха, не то что слов, которые могли казаться слишком бестолковыми и слишком не к месту. Я пережила это внутри себя, ещё одной зазубренкой на сердце.
Я стала докладчиком о Ленкином состоянии перед девчонками. Они тоже как по команде менялись в лице, сказав только - вот это да - переживали произошедшее тоже где-то в глубине души.
  Но эти события всё-таки для меня были больше просто фактом, потому что меня в какой-то момент постигло своеобразное озарение. До этого Лена мною воспринималась человеком, который вечно колеблется между полным идиотизмом и глубокой трагичностью, человека принимающего на себя все грехи мира. То шуточки какие-то - бестолково, несерьёзно, то такая тоска в глазах… А тут получилось так, что мы словно общались презрев всё земное, наностное, словно уже испили до конца чашу нашего непонимания друг друга. Лена была другая, настоящая, не пытающаяся скрыть свою беззащитность, хотя и только под влиянием обстоятельств, та Лена, которую я принимала всей душой и готовая быть с ней, только потому, что соприкоснулась с чем-то сродни мне самой.
  Ходили иногда вместе после работы. И лучшее, что у нас получалось вместе - это поесть. В те времена мы не были засвечены вместе в местах культурного отдыха, только во всякого рода закусочных. Иногда складывалось ощущение, что нам и поговорить то не о чем. Я классически пыталась облагородить наши отношения, но у меня ничего толком не получалось. Так и продолжалось - глупые шуточки и бесконечное жевание.
  Как-то между нами случился разговор, в котором мы обсуждали, как это классно получать письма. Действительно приятно, с этим не поспоришь. Ленка намекнула, что я могла бы постараться и написать что-нибудь для неё. Мне идея показалась идиотской - и так видимся каждый божий день, говорить то друг другу нечего, а тут - писать. Но пока я была в учебном отпуске я решилась на эту авантюру - пусть порадуется. И написала. Что писала - сейчас уже не вспомню. За время отпуска я видела Ленку только один раз, во время очередного загула в большой компании. По всем срокам она должна была его получить, но её молчание по данному делу убеждало меня в обратном. Я думала, что она его не получила, ну и слава богу, значит это всё к лучшему. О том, что она его получила я узнала только спустя три месяца.
Нас позвала в гости наша коллега - Ольга. Была уже глубокая весна - середина апреля. В тот день у меня не было никакого желания ходить по гостям. Я ещё обещала Чекановой заехать к ней. Выпили пива, Ирка с Ленкой уговаривали меня пойти. Я уговорилась, но с условием, что не на долго. Отчиталась о задержке перед другой подругой и пошла. Вначале всё было цивильно. Мы немного поели, поторчали на балконе. А с балкона открывается впечатляющий вид на море. На балконе даже был бинокль для обозревания окрестностей. Я стояла на балконе и с удовольствием созерцала море, деревья, дома. Но как стало потом ясно, просто так меня от сюда не выпустят. С Ольгой мы ходили за водкой… за левой водкой. Потом у нас продолжились наши посиделки, оживившиеся от винных паров. Обсуждали кого-то - "перемывали кости".
  Да, говорили много и с чувством. После очередного стакана все ещё крепче полюбили друг друга. Было просто хорошо потому, что мы сидим здесь вместе, что ощущение определённого родства присутствует сейчас и здесь, которое не всегда бывает в нормальном состоянии.
  Девчонки ходили курить. Ленка тоже приложилась. Со дня Святого Валентина это стало для меня тревожным знаком - сначала выпили, потом покурили и в отруб. Но тут пронесло. Все потом ушли в комнату, а я осталась на балконе. Я чувствую, что я пьяная, пытаюсь сфокусировать взгляд на прекрасном виде моря, прислушиваюсь к ощущениям своего организма. Вдруг появляется Лена, зависает над моим ухом и начинает мне шептать, мол, письмо твоё получила, merci вам. И ушла. Тут на меня накатило. У меня случилась истерика. Я стояла и смеялась, а из глаз брызгали слёзы. Я не могла понять, как же так можно, получить корреспонденцию и ни сном, ни духом не выдать себя. Я окунулась в поток отчаяния. Уж очень мне не понравилось как Лена себя повела. Ещё одна маленькая зазубренка на сердце.
  Ленка вернулась после за мной, но она не поняла, что я плакала и почему. Я шла за ней через большую комнату на кухню, она что-то говорила. В какой-то момент получилось так, что мы стояли лицом друг к другу и вдруг спонтанно, словно угадав движения друг друга мы обнялись. Я чуть не задохнулась от нахлынувшего на меня чувства нежности, забыв уже о том, что ещё минуту назад выла на балконе от боли. Я словно держала в своих руках великий дар - дар абсолютного доверия. Меня кольнуло снова - вот она настоящая Лена.
Дальше было всё как в бреду. Уже собирались выходить. Наши курильшицы торчали на балконе с сигаретой, а мы с Леной решили, что уже можно выходить. И без задней мысли - обулись и поехали на лифте вниз. Вышли из подъезда и прогуливаемся. Ждём.
  Лена, видимо, была в тот день настроена на определённую волну. Она снова что-то шептала - свои маленькие и большие тайны. Как оказалось, там не всё так просто, как хотелось бы. Но слушателем я была всё же не слишком нерадивым, поэтому уже давно из обрывков каких-то фраз, интуитивно ощущала, что я не знаю чего-то очень важного.
Когда я начала заниматься психологией, то первое чему нас учили - это слушать. У меня иногда срабатывает автоматически - слушать. Хотя я и сама любительница поговорить. Вот тут и сработало - надо слушать. Лена говорила, а я слушала, ужасалась, еле сдерживаясь, чтобы к вою Лениной души не прибавить ещё собственный. И за неё и за себя.
  Как потом оказалось, наши девчонки нас потеряли. Меня тоже обуяло беспокойство - что же их так долго нет. Всё просто - они нас искали. Потом всё же решили спуститься, а тут мы "гуляем" у подъезда. Собрались на заправочную станцию. Кому-то надо было снять денег в банкомате, кому-то пива захотелось. Ольгин кавалер решил подвезти нас на машине до заправки. Мне уже ничего было не надо. Мои физические и душевные силы были на исходе. В машине почему-то остро пахло бензином, меня мутило от этого запаха. Я закрыла глаза, упав на чьё-то плечо, прислушивалась к ощущениям. Так и проболталась на плече до самой заправки. Мы доехали благополучно. Водку мы закусывали жаренным хлебом с чесноком, и теперь этот хлеб, кажется, чувствовал у меня в желудке не очень уютно. Я отошла к забору на заправке, старалась глубже дышать, авось пронесёт. Но всё таки один жестокий спазм я пережила. Все потом долго думали, что меня круто вывернуло, но всё окончилось, не успев начаться. Девчонки купили мне минералки, а мне теперь уже ничего не было нужно, только воды.
  Мы ушли во дворы, и отыскав там скамеечку, сели. У меня уже начинался отходняк - меня знобило. Кто-то предлагал мне пива. Но нет, на сегодня я выполнила свою норму. Пора и честь знать, идти до дому, до хаты. Ольга и Ириной, как всегда, излишне активные уже собирались идти в какой-то бар. Нет, никаких более на сегодня потрясений, домой и только домой. Девушки посадили меня с Леной на трамвай - кажется, всё. Но через пару-тройку остановок Ленка предложила выйти, проветриться. И я пошла за ней, подспудно ощущая её потребность говорить. А она говорила и говорила много. С каждым словом появлялась уже знакомой гостьей её беззащитность. Эта не та беззащитность, когда все вытирают об тебя ноги. Это иной вид беззащитности - неопределённость в своих взглядах, установках, желаниях, а уже от этого вечный страх поступить неправильно, сделать кому-то больно. И в этих титанических усилиях, направленных на желание никого не обидеть, плохо всем, а в первую очередь - самой Ленке. Сколько длинных, наверно, в чём-то нудных, разговоров было переговорено. Она мне пыталась объяснить, что не желает мне зла, не хочет делать больно. Я отвечала, что я всё это прекрасно понимаю, но больно, почему-то очень больно бывает.
  После нашего столь эффектного загула на день Святого Валентина, я написала стих про Ленку. Я иносказательно пыталась объяснить то своё озарение, и глухое разочарование при возвращении к реальности. Мне никак было не понять, как же это - два человека, даже неплохо друг к другу относящиеся, а как кошка с собакой. Позже пошли в ход и руки, а потом нездоровая тенденция сваливать все появляющиеся синяки друг на друга.
  У Ленки в те времена было очень интересное развлечение. Её тест стоял близко от моего стола. И мы всю смену были вынуждены натыкаться друг на друга взглядами. Видимо, я профессионально менялась в лице, потому что Ленка всё время говорила, что при взгляде на неё моё лицо меняется. Не знаю, мне не проверить. Так вот, Лена периодически начинала на меня пялиться, чем доводила меня до истерики, отвлекая тем самым от столь важного и серьёзного дела, как работа. Со стороны это выглядело, скорее всего, очень комично. Особенно когда на весь цех были слышны мои вопли типа: "Павлова, зараза!"
  Да, что-то постоянно происходило, но всегда по намеченной схеме - сначала вроде бы всё хорошо, потом Лена как-то неосторожно поступала и мои нервы сдавали. Я просто переставала с ней общаться, хотя и не теряла из поля зрения. Наблюдения мне дали очень много, например, то, что Лене совершенно пофиг общаюсь я с ней или нет. Я молчала до тех пор пока мне серьёзно начинало её не хватать и Лена получала прощение за то что было и на несколько гадостей вперёд. Это я так издевалась над собой. Говорила себе - будь выше этих мелочных обид, ты ведь можешь. И делала, видимо, нажив себе не очень приятный имидж человека, на котором можно ездить по всякому, издеваться - всё равно простит. Да, я пыталась так поступать и если Бог есть, а так же загробная жизнь, может быть, мне воздастся по заслугам на том свете?…
  Просто бесподобна оказалась наша совместная поездка в Питер. Как мы там остались живы, до сих пор остаётся для меня загадкой. Каких только добрых слов я не выслушала от Лены тогда, в каких бурных волнах раздражения, направленных на меня, мне пришлось барахтаться. Я поначалу пыталась сгладить всё, но Ленка была уже совсем не в духе, видимо, где-то и по моей вине. Потом у меня осталось только одно желание - забиться куда-нибудь, чтобы не видеть и не слышать её, чтобы не усугублять и без того своё незавидное положение. Несколько дней после возвращения я не могла без ужаса вспоминать Ленку. Складывалось такое ощущение, что я приложилась к клубку змей, которые разозлились только моим присутствием, и за это жалили, жалили… Тогда я приобщилась к Лениному занудству, "махровому" эгоизму и жестокости в полной мере. А потом ещё долго задумывалась - за что это она меня так зло?
  В конце августа с Леной стали происходить странные вещи. С работы отпрашивается домой, убегает галопом и ни слова. У девчонок спрашивала, что за чудеса. А они сами ничего не понимают. Спросила нашего мастера, что у Ленки случилось. Оказалось, что дедушку парализовало. Никакой информации от Лены не поступало. На работе не появляется. Я уже начинаю дёргаться, может Лена при своей впечатлительности уже в глубоком депрессняке. Немного позже через третьих лиц я узнала тяжёлую весть, что её дедушка умер. Ленка заняла деньги через меня. Мне нужно было ей их передать. Звонит Лена и напряжённым голосом говорит, что не в состоянии сегодня со мной встретиться. Я спрашиваю: "Что случилось?" Я хотела, чтобы она сама мне всё рассказала. Она говорит, что у них горе - дедушка умер, а потом, что не может больше говорить и бросает трубку, срываясь на рыдания. Я тогда очень испереживалась. Горе, действительно горе, да и сказать тут нечего. Просто тяжело.
  Пришла на работу, обдумывая что же делать. Ещё и день рождения Лены чуть ли не на следующий день. Я говорю девчонкам, что надо обязательно идти и поздравить. Не смотря ни на что. Авось Бог простит. А Лена немного отвлечётся. Татьяна сразу согласилась, что надо идти. Она тоже переживала. Ира сначала не могла определиться, но потом решила, что тоже пойдёт.
  Сначала говорили, что пойдём домой. Я пыталась их отговорить. Нас там сейчас меньше всего ждут, атмосфера там не праздничная и поздравлять там - почти кощунство. Но Ира была за дом, а она умеет настаивать на своём. Я договорилась с Леной, что я встречу её на трамвайной остановке и передам деньги. С девчонками мы встретились раньше. И пошли к Ленке. По дороге к Ленкиному дому я на пару с Татьяной умирала от страха - как же Лена нас встретит? Мы ждали Лену у подъезда довольно долго. Девчонки уже не один раз покурили. Ленки нет. Я говорю: "Идём обратно на трамвайную остановку." Пошли. Заворачиваем за угол дома. Смотрю. Стоит наша звезда, поражённая наличием такого количества народа вместо одной меня. Мы по очереди её облобызали, поздравили, вручили подарки. Лена была очень растрогана. Мы все вместе посидели в маленьком кафе, пили чай и ели ложками торт, купленный нами, прямо из коробки. Смолотили со скоростью света. Надеюсь, что наши совместные усилия не пропали даром, и хоть немного, но развеселили Лену. Всё делалось от чистого сердца.
  Лена потом уехала с матерью в Белоруссию где-то на десять дней. А наша Татьяна-мастер всё бегала ко мне с вопросом - когда же Лена приедет, словно я лучше всех была осведомлена в её делах. Что знала, тем делилась.
  Когда я болела, Лена даже иногда звонила. Правда так и не пришла не разу. Когда я сидела на больничном почти два месяца, то по началу очень переживала, что меня все бросили. Хотя догадывалась, что так будет. Но это только моя боль. Потом я успокоилась и на любые проявления внимания девчонок с работы смотрела с лёгкой иронией, мол, я всё вижу. Влада с Леной дошли до меня только когда я оказалась в больнице. Мне стало даже немного смешно - получалось, пока не помрёшь, не заметят. Я позволила старушкам из моей палаты думать, что у меня такие заботливые подруги. А Ленке тем более было не до меня, так как Татьяна наша обреталась долгое время по больницам. Потом какое-то время дома. Ленка навещала её за двоих, это ей было важнее, чем тратить время на меня. Я и так сама выкарабкаюсь. Мне ничего не надо. Что ж не надо, так не надо…
  Когда я вышла с больничного, узнала, что Татьяна тоже выходит в этот же день. На моё возвращение Лена вообще никак не отреагировала. И я поняла, что письмо, которое я написала ей во время болезни с лёгкой иронией, было во многом верно. На мой вопрос о письме, она сказала, что получила, но ведь всё это неправда. Я ей тогда ответила: "А что же ты сделела, дорогая, чтобы это могло восприниматься как правда?" Потом мы просто молчали.
  Ленка долго носилась с Татьяной по цеху. Я в их кругах почёта не участвовала. Я просто абстрагировалась. На моё возвращение активно прореагировала Влада - банан вновь возвращался в её меню. Я Ленку не поняла. Мы вообще несколько дней практически не разговаривали. А потом сменился ветер своенравный и Лена начала со мной снова заигрывать, как она раньше делала - то глазками стреляет, то ручкой стукнет. Я долго приходила в себя. Я сидела у себя, как побитая собака. Я уже ничего не могла понять. То ли со мной что-то было не так, то ли с Леной. Танька ко мне подошла с вопросом, что же я такая убитая. И как я могла ей вразумительно объяснить, что дура, видимо, я сама и теперь страдаю от этого.
  Постепенно всё вошло в свою обычную колею. Продолжались какие-то мелкие разборки иногда с элементами рукоприкладства. Иногда ходили после работы есть гамбургеры, пирожки, блинчики. В принципе, этим наше общение и ограничивалось. На работе мы практически не общались, только по дороге с работы домой. Что ж, лучше, чем ничего.
  Не смотря ни на что, я очень старалась не срываться. Но всё-таки Лена смогла довести меня и до настоящего гнева. Она слишком часто повторяла пресловутую фразу: "Как ты меня достала", что в конце концов это стало для меня чем-то, вроде якоря в психологии, только с обратным эффектом. Или красной тряпки для быка. Лена, как часто случается, в этот момент была не в духе, а я попыталась шутливо её стукнуть, так мало того, что получила в ответ полновесный удар, так Лена, сделав такое лицо, словно увидела что-то самое мерзкое в своей жизни, глядя мне прямо в глаза, сказала: "Как ты меня достала!" Тогда от нового шока я уже не соображала ничего. Еле-еле оторвала клейкую ленту от коробки, к которой она была приклеена, чтобы не потеряться. Потом схватила свой пакет, и прихватив Ленкины ключи от шкафчика, унеслась как ураган в столовую. Где-то после второй двери, я опомнилась. Увидела, что ключи Ленкины, сделала над собой просто титаническое усилие, чтобы вернуться. Видеть её сейчас для меня было худшим из зол. Уже после я поняла, почему я всё-таки вернулась. Ведь Лене нечем будет запереть шкафчик. Что же она будет делать?… Даже в таком состоянии я пыталась блюсти прежде всего её интересы. Я вернулась. И как же был велик соблазн бросить эти ключи ей в лицо. Но я понимала, что после подобного поступка, Ленка меня никогда не простит. Я ограничилась скамейкой. В столовой Ленка села где-то отдельно, поэтому была лишена интереснейшего шоу. Я сидела с Владой и Ирой, очень активно борясь со слезами. У меня это получалось плохо, и я половину перерыва ревела в туалете. К концу перерыва, наконец, смогла унять дрожь в руках. Естественно, успокоилась в итоге, пожалев лишний раз, что не оказалось под рукой валерьянки - килограммчика, другого.
Другой случай потряс меня до глубины души. И не только тем, что подобное произошло, а просто догадкой. Я имела неосторожность проговорить с Леной достаточно долго по телефону. Прихожу на работу, сижу, никого не трогаю. Подлетает Татьяна. Как всегда - ля-ля, сю-сю. И вдруг начинает возмущаться, что я с Леной долго треплюсь по телефону, а с ней нет. А дальше некоторые мелочи из нашего разговора. Я сижу, как на углях, в шоке, не знаю даже что делать. Молчу, слушаю. Потом подошла к Лене узнать, что, зачем и почему. Я спросила. Лена скорчила свою коронную гримаску, и подошла нехотя. Я, мол, так и так. Откуда? На мои скромные желания узнать Лена ответила раскатистым рыком - что ты на меня наезжаешь. Сколько зарекалась не начинать всех этих разборок, нервы сдали. Я подошла и сказала: "Я с тобой как с человеком, а ты огрызаешься, как собака". И ушла на рабочее место бороться со слезами. Я бы вскоре справилась. Но рядом вдруг нарисовалась Лена. Я уже потом поняла, что она не мириться приходила, а добить меня, уложить на лопатки. Чтобы последнее слово было за ней. Иное ей просто не свойственно. От подобных действий меня застраховало только то, что я уже рыдала. Она что-то пыталась сказать, чтобы я не принимала всё так близко к сердцу. А я кричала - последнее, что у меня осталось - это право переживать так, как я умею. Я проревусь, а от тебя ничего не требуется. Мы с Леной тогда же поговорили. Вернее говорила я в перерывах между всхлипами. А Лена сказала, что она всё поняла, что всё очень серьёзно. Только вот я так и не смогла понять - что поняла она, и что серьёзно.
Я понимала, что Лена интроверт, что она живёт своим внутренним миром. Что она ощущает только собственный душевный дискомфорт, но не другого человека. Она может начать веселить, когда делать этого не надо. Реагирует на участие как-то неадекватно. Я просто испытала неизведанное, когда она пыталась вытурить меня со склада, когда мне велели ей помогать. Тогда до нельзя чужая Лена пыталась мне доказать, что всё сделает сама, а то, не дай Бог, кто-то чего-то скажет. Тогда я лишний раз убедилась, что говорить с ней бесполезно. Говоришь, что больно делаешь, если делаешь вот так. Она уже забыла давно - главное, чтобы разговоров не было. Даже в шутку… Мало ли их было этих шуток и ещё будет?…
  Я однажды, в качестве, сатиры написала стихотворение. Жёсткое, но оно в точности отобразило мои ощущения. Лена всегда требовала правды, и я дала её. Я понимала, что это жестоко, просто нехорошо, но… но ни смотря ни на какие сомнения я отдала ей почитать этот стишок. Была просто волна возмущения, от которой я поторопилась скрыться. А потом разбор стиха почти по слогам, с тем, чтобы объяснить мне нерадивой, что и в каком месте неверно. Я просила вернуть мне этот стих, раз уж там всё настолько неверно, то не велика проблема порвать листок и выкинуть. Ан, нет. Не отдам и всё, он мне нравиться. Господи, помоги!!!
Как ни странно, после этого стиха, в Лене произошли маленькие сдвиги. Они были столь незаметны, сколь и удивительны. Я слишком долго пыталась ей объяснить свои ощущения, но толк, если и был, то кратковременный. Может быть, она стала чаще подходить ко мне на работе, хотя делала это редко, с неохотой - лицо у меня не такое, взгляд зверский.
  Не очень давно мы немного выпили, но я была сильно пьяная. Ленка имела удовольствие или муку выгуливать меня до некоторого протрезвления. Это был вариант, как год назад у Ольги. Чуть ли не рыдали друг у друга на плечах. Там тоже ощущалась другая Лена. Но она, к сожалению, мало помнит после подобных загулов - вместе с винными парами уходит и память. Поэтому следующий день после загула привносит напряжённость в наши отношения. Лена переживает, что опять сорвалась, что много говорила, но мало помнит. А я переживаю из-за того, что сегодня Ленка совсем чужая и будет такой теперь очень долго. Что вчера она так много хотела мне сказать, а сегодня уже нечего. Просто "до свиданья"!
  Моё увлечение разными способами гаданий, наверное, выглядят достаточно смешно для непосвящённых. У меня иногда захватывает дух, когда понимаешь, сколько на самом деле запредельных вещей, недоступных нашему пониманию. Гадание, словно приподнимает завесу тайны с собственной судьбы. Даёт какие-то ниточки, потянув за которые можно разобраться в себе и процессах, происходящих в моей жизни. Так мне вполне могло, чтобы разобраться во всём бардаке отношений с Леной, помочь гадание. Но в итоге всё оказалось гораздо сложнее. То, что мы с Ленкой обречены навечно мучить друг друга, пока будем в досягаемости, оказалось подтверждено даже картами таро. Между нами легла карта "пятёрка посохов", а на ней изображены люди, дерущиеся посохами - вот это мы и есть. Мне даже говорить этого не пришлось, увидев эту карту, я всё сразу же поняла.
  Расклад, который я не выдержав, попросила сделать на Лену, в принципе, ничего нового не показал. То там проблема, то здесь… Я давно пыталась отправить Ленку к своей гадалке. Из всех гадалок, которые называют себя "профессиональными", её действия и коментарии выглядят наиболее логичными и убедительными. После очередного ухода Лены в себя, который в итоге оказался затянутым, я опять долго металась, ломая голову, как же вытащить её их этого состояния без последствий. У меня назрел тоже серьёзный вопрос. Решение минутно. Я звоню Галине и говорю, что мне нужно быстрее. Она потом говорила, что словно специально для меня, отменили занятия там, где она совершенствует своё мастерство. И я пошла, скромно рассчитывая на часик, просидела там два с половиной. Я говорила с ней и про Ленку тоже. В итоге моя проблема была разобрана за полчаса, остальное посвятилось Лене. Галина сама заинтересовалась некотороми Ленкиными проявлениями, явно почувствовав, что здесь что-то нечисто. Она сделала кармический расклад. А там "Правосудие" на самом видном месте. Оказалось, что это означает расплату за какоё-то родовой грех. Кармическая порча по женской линии. А отсюда - проблемы в личной жизни, с деторождением, и вообще, со здоровьем, в том числе и душевным. Короче, понарассказывала мне всяких страстей. Но меня больше интересовал вопрос, что со всем этим можно сделать. Как оказалось, всё это снимается, и если Ленка пойдёт на это, то может изменить свою судьбу. Может быть и проблема с дёснами решилась бы. Потому что, генетические болезни вполне могут быть проявлением того самого родового наказания.
  После этого гадания я несколько дней приходила в себя. Сказала Ленке, что у меня к ней серьёзный разговор, чтобы не отступить в последний момент. Она, конечно, думала, что я опять начну свои заумные разговоры. К тому же я очень боялась, что не смогу с ней об этом говорить. Я очистила свою совесть - поговорила. Трудно далось, но надо. Ленка, по-моему, слишком растрогалась тем, что я вдруг занялась её проблемами непосредственно. Но эти всплески чувств были не столь важны. Главное, чтобы она всё же сходила к Галине, послушала её, потом подумала, и изгнала навсегда из себя и из своей жизни все тёмные силы, которые тянут её вниз.;
Но тут я столкнулась со сложной проблемой. Вернее, я догадывалась, что подобное может возникнуть. Лена вроде бы и согласилась сходить, узнать, подумать, разобраться. Но при мне это согласие продолжалось в лучшем случае час. А дальше тишина… Дальше - не пойду, не хочу. Я как-то раньше по наивности своей думала, что, в принципе, неразрешимых проблем не существует. А тут нашла коса на камень. Ни в какую. Тогда я поняла, что попала в тупик. Состояние, которое я ненавижу больше всего. Возможно, я где-то ошиблась, не верно сказала, не так объяснила. И теперь… Я стараюсь не думать об этом. Просто боюсь, очень боюсь. Ведь, если с Ленкой что-то случиться, я никогда уже себя не прощу - могла что-то сделать, а не сделала. Я не могу говорить с ней об этом. Ей всё равно. Её эгоизм выражается в истязании себя, назло всем людям, но мучаются при этом те, кому она действительно небезразлична. А без её желания ничего нельзя сделать. Человек сам выбирает свою судьбу. А мне и всем остальным, может быть, много позже придётся пожинать плоды этого неверного выбора. Дай Бог, чтоб у меня хватило сил, если наступит ситуация, когда Ленке нужна будет реальная поддержка, дать ей эту поддержку. Дай Бог, не отступиться!
  Вот так и идём дорогой крайностей - от всепоглощающей нежности до жгучего желания растерзать на части.
Остаётся только задать один вопрос. И зачем мне всё это было надо? Я и сейчас не смогу ответить на этот вопрос однозначно. Может быть просто защитный рефлекс, так как у меня был уже опыт жёсткого и окончательно обрывания всяких отношений. Слишком догло я мучилась. А теперь мне всё это зачем? И без этого куча проблем. И потом, моменты, когда мы ничего не делили, а просто мирно существовали, были по своему прекрасны, даже необходимы. И не смотря на то, что осознавала хрупкость этого мира, всё же стремилась к нему, пыталась им наслаждаться, когда он был достигнут. Надо так же отдать Лене должное - в хорошем расположении духа она была бесподобна, и я тянулась за ней. Подобные моменты бывали правда достаточно редко, но всё же бывали. И когда у Лены было состояние "нестояния", я пыталась хоть как-то вытянуть её на тот светящийся уровень. А Ленка словно завязала в каких-то проблемах, тёмных мыслях, зацикливаясь всё больше на единственном желании - чтобы её никто не трогал.
  Когда она слишком глубоко уходила в себя, меня это пугало. Мне неизвестен ход её мыслей, и до чего он её доведёт в определённый момент - неизвестно. Я только об одном могла сожалеть серьёзно. То, что не могла ей реально помочь каким-то действием, которое, в итоге привело бы к определённым результатам.
Я пыталась что-то сделать, чтобы Ленка не скользила дальше, в какую-то страшную, тёмную пропасть. Я всегда болезненно ощущала её отторжение от мира, тоску, обречённость человека, поставившего на себе крест.
  С Ленкой мы к консенсусу так и не пришли. Иногда меня посещает какое-то шальное чувство, что ещё чуть-чуть и мы положив на алтарь вечной дружбы наши души, сольёмся в экстазе от того, что наконец нашли друг друга. А потом у Лены обнаруживается состояние "нестояния", которое плавно передаётся мне, в итоге меня начинают терзать сомнения, что я влезла не туда, и там не ждут, т.е. Ленкина жизнь. А иногда ей просто никак посвятить мне своё драгоценное внимание, тогда меня начинают терзать такие же мысли (смотри выше). Я уже как-то подспудно жду момента, когда будет реальным поставить на всём этом крест. Может и давно бы поставила, но меня терзает временами мысль, что по Ленке сильно ударит то, что я от неё просто отступлюсь, насовсем. Мы слишком похожи в отношении друг друга. И лупим друг друга морально и физически. Я ведь тоже грешу тем, что изображаю на своей физиономии маску безразличия, хотя внутренне мне свойственно переживать бурные страсти, совсем не те, которые я демонстрирую. Если всё действительно так, то ещё хуже - мы погубим друг друга, потому что ни одна не уступит и никогда не скажет - не уходи, мне без тебя плохо. Конечно, всё может быть далеко не так. Но всё равно следует соблюдать осторожность так, на всякий случай.