Девочка и солдат

    Солдат развязал пыльный вещмешок, достал оттуда завернутую в промасленную бумагу банку тушенки и протянул девочке. Та замотала головой.
    - Бери, бери! – солдат поставил банку на бортик песочницы рядом с девочкой, - Я послезавтра уже в лагере буду, мне еще с прошлого месяца паек положен, а тебе сгодиться, каши сваришь.

    - Спасибо, - голос у девочки был низкий, будто простуженный.

    - То-то. У меня тоже мамки не было, у тетки вырос. Отец на заработки на север поехал, да так и не вернулся, последнее письмо пришло, когда я школу заканчивал. Писал, что семьей там обзавелся, ребенок растет, извинялся. Я ему тогда хотел ответить, но сначала то работа, то армия, потом я от тетки съехал, так и потерял адресок. А с коленкой у тебя что? – солдат указал ножом, которым он отрезал хлеб, на несвежую тряпицу, повязанную на ноге девочки.

    - Да то крысы, – девочка потрогала коленку еще не до конца зажившей культей левой руки, - Я давеча в подвале заснула, вот они и обглодали…

    - А я думал - тоже от мины.

    Некоторое время ели молча, затем солдат посмотрел на часы, на небо, уже окрасившееся багрянцем, сверился с компасом, достал из планшета карту и сделал там какие-то пометки. Потом завязал мешок, оставив половину буханки хлеба на разложенной газете, вытер о штанину нож и улыбнулся девочке, внимательно следившей за ним.
    - Ты знаешь, мне пора, – солдат решительно встал, накинул на плечо автомат.

    Девочка смотрела на него снизу вверх, доверчиво, по-собачьи. Ее единственный зрячий глаз заморгал, и по щеке покатилась крупная слеза.
    - Ну, ну… Отставить слезы! Я же тебе говорю – мы обратно поедем с госпиталем по этой дороге, тогда и заберем тебя. А сейчас мне еще в штаб, потом до лагеря. С тобой никак ни дойти к сроку, а времени у меня в обрез. Места ты здесь знаешь, сейчас лето, грибы-ягоды - не пропадешь.

    - Да-а… - девочка всхлипывала и размазывала слезы по грязным щекам, – в лесу волки и медведи...

    - Самый страшный зверь – человек. А с волками ты справишься, – он достал из кармана небольшой браунинг и протянул его девочке. – Держи, это тебе. Предохранитель у него сломан, так что сразу целься и на курок жми. Но будь осторожнее, не подстрелись сама, он заряжен.

    Лицо девочки просветлело. Сразу перестав всхлипывать, она бережно взяла пистолет и начала разглядывать его со всех сторон.
    - Что, не приходилось такой держать? – солдат высыпал на газету рядом с хлебом горсть желтых патронов, - Это трофейный. Патроны береги. Ну все, бывай.

    Солдат поправил ремень и развернулся. Закатное солнце уже касалось верхушек елей и било прямо в глаза. Солдат прищурился, постоял немного, потом, будто что-то вспомнив, обернулся к девочке.
    - А зовут-то тебя как? – спросил он и замер. В лицо ему смотрело подрагивающее дуло браунинга.

    - Марина, – ответила девочка и нажала на курок.

    Хлопок выстрела потревожил ворон в лесу, и они с криками заполнили багровое небо. Солдат беззвучно повалился на спину, во лбу у него чернела аккуратная дырка.
    Девочка положила пистолет на газету и, подойдя к трупу, опустилась рядом с ним на корточки. Она развязала вещмешок, достала сигареты со спичками и вернулась в песочницу. Некоторое время она курила, огонек сигареты в быстро надвигающихся сумерках освещал красным ее скуластое лицо. Докурив до фильтра, она бросила сигарету и решительно встала.
    До темноты ей еще надо было сходить за тачкой, чтобы перевезти тело солдата к погребу, а потом затащить его на ледник. Она подумала, когда ей разделывать тело: сегодня или завтра с утра? Решив, что сегодня уже поздно, а до завтра мясо еще не застынет, она засунула пистолет за поясок платья, ссыпала патроны в карман и направилась к темневшему на фоне неба дому с заколоченными ставнями, слегка прихрамывая и припадая на левую ногу.