Хомячки и ежики

Ежиков и хомячков надо убивать. Они ужасно умильные. Смотришь на них, и прямо-таки воочию прозреваешь всю их несчастную судьбу. Беспощадную ежедневную беготню в поисках пожрать - да жене притащить, и детишкам тоже, ежатам с этими, с хомятами. Швырк-швырк по миру, и все безо смысла, просто по необходимости, даже газету вечером почитать времени не остается. А потом - дряблая старость и смерть по ночам шамкает под окном: чего ты, мол, кобенишься? Давай уже, срок. И страшно, и озноб, спать нельзя никак, ведь и там она бродит, ее это царство. Никуда деться нельзя - догонит, хоть бы и на карачках ползла.

И сдаться хочется. Потому что внутри что-то посвистывает и всхрипы странные постукивают, а то как уколет - и все, думаешь. Все уже. Нет. Еще нет. Значит, дальше терпеть - сколько там осталось-то? И все одно настигнет, сгноит и в землю заберет, червячкам на поед.

А то ведь и еще хуже, в самое время, когда вроде бы и жить еще можно; когда кажется, что вот - пара деньков, ну, неделька, и разгребутся все завалы, и настанет настоящее бытие... И можно будет трубку курить на ночь, а то еще ямбы записывать в специальную книжечку с черной обложечкой...

Вот бежит он, так думаючи, сяп-сяп - сяпает - с яблоком на хребте или с орехами за щекой, замечта-а-алси, болезный... И тут - у-у-у-УУУ, шшшввяяяяякккккшшшшш, У-у-у... у... Самосвал поехал; а ежик лежит, по тридцати метрам раскинулся всеми кишками - коли хватит кишков на тридцать метров-то - и яблочком сверху мелкоискрошенным присыпан. Деликатес, подбирай да кушай. Хомяк и остановится, попробовать. ууу-У... Ну, дальше понятно. Ассорти. Хомяка от ежа уже там внутри и не разберешь, слияние и взаимопроникновение.

А страшно ведь это. Страшно? Не знаю, мне страшно, я сердобольный. И ладно там завалило бы волка какого. Лося. Ну ни капельки не жалко их - какой-то в них субстанции не хватает для слезовышибания, не то все. Но это кому как, конечно. Но уж если кто и хомяка с ежиком не пожалеет - так это и нелюдь вовсе, потому как, что такое? Как можно? Они там лежат, подавленные, милые маленькие зверушки, безобидные и вовсе даже в некотором роде полезные, - а этот гад и слезинку из себя выдавить не может?! Даже щерится идиотически да на асфальт сплевывает?!! Ужо такого - только на плаху да топором чгк. Это - не из жалости, разумеется, а потому как нельзя, чтоб такая шваль землю поганила.

Но с хомячками и ежонками ситуация другая вовсе. Не можно ведь допустить, чтоб чистые эти и замечательные мучались и страдали все отведенные мгновения - да зачем? Чтобы потом нимбастый какой сказал, что души там вовсе и не было, и только забвение таким и положено? Уж лучше - сразу.

Сразу. Больно. Но иначе - хуже.

Еще хотел я в список котов добавить, кошечек. Но тут дело другое совсем. Хоть умильности там - море нечерпанное, все же это вам не ежики. Вот как в пять утра они начинают по вам всей толпой бегать да с когтями выпущенными - тут-то любой умильности конец и приступает. Так что это ладно. Злобе мира они вполне отплачивают собственной когтистостью и зубообилием попалам с нервною, неустойчивою натурой.

Вот ведь ежик когда под смородой кыхает потихоньку по делам своим - он же ведь никого значимого не дерет когтями? да и тихо; а уж хомяк - зверь просто-таки святой, разве только пахнет, но вату-то продают еще пока. Нет. Они жалости истинно достойны, и единственное подобающее проявление такой жалости - убить, немедля. Лучше всего, конечно, отравить чем-нибудь быстродействующим и совершенно безболезненным, но если очень надо, а никак иначе нельзя - можно и сапогами затоптать, но мгновенно, влет, и пока маленькие еще, нельзя тут ждать, умножать мучения. Если трудно - соберитесь.

Соберитесь очень тщательно.

Посмотрите внимательно. Разве оно - то, что вам предстоит сейчас убить способом зверским, но гуманным, - разве оно не прекрасно? Разве не вызывает оно у вас нежных и возвышенных чувств? Посмотрите на маленькое прелестное создание, столь эфирное, что, кажется, не из плоти и крови сотворено оно, но из паутины какой-то потусторонней, из чувств и мгновений. Полюбите это существо - ведь столь великолепно оно, что, право, стоит запечатлеть его в вечности. Соберите всю любовь свою, все восхищение свое - сдавите их в огромный комок, пожелайте схватить крохотное совершенство и прижать его прямо к сердцу - да не к груди, к сердцу! да, это будет больно! вскрыть свою грудь - или спину, чтоб ребра торчали ангельскими крыльями, истекая царственным пурпуром - вскрыть и прижать прекрасное к дрожащему,    
недостойному комку.

И вот когда вы всей душою возжелаете подняться до этого маленького животного, когда больше жизни вам станет дорога эта бесконечность добра и нежности - топчите.

Уходите, не оборачиваясь. Все кончено. Вы снова - человек. Слов больше нет.