В конце было слово

Публиковалось под псевдонимом:
Тимоти Бендбэк, перевод Марии Калгановой.


        Мало ли что я говорила?...
        Эпиграф к собранию женских изречений.

        Сказано: в начале было Слово, и Слово было от Бога. Могу добавить: словом все и окончилось. Вернее, несколько слов стали началом конца. Прежний мир рухнул, от него не осталось и камня на камне.
        Позапрошлой ночью я видела ужасный сон. Не знаю, спала ли я в обычном понимании этого слова - можно ли спать, когда творится такое? Скорее, я просто лежала без сознания. Мне привиделся Нью-Йорк. Мертвый, пустынный город. Ржавые металлические конструкции. Трава, пробивающаяся через растрескавшийся асфальт с черными пятнами кострищ, попадающимися на каждом шагу. Разваливающиеся автомобили, оставленные где попало. В некоторых из них - скалящиеся человеческие черепа с клоками длинных спутавшихся волос на макушке. На месте Центрального Парка - запущенное зеленое месиво, трава и молодая поросль, в которых теряются изуродованные пни - все, что осталось от старых деревьев. На площади перед отелем - раздувшееся от июльской жары тело безобразной старухи, совершенно ничем не прикрытое, и облезлый, похожий на койота пес, деловито сующий свой черный подвижный нос ей между ног.
        Именно так все и закончится. Я это знаю и не верю тому, что последнюю неделю постоянно твердят по телевизору.
        Интересно, как долго простоят небоскребы? Сколько столетий выдержат эти памятники мнимому величию человека и его истинной беспомощности?
        Я приняла решение. Обдуманное и взвешенное. С холодной головой и в здравом рассудке. Если, конечно, можно сохранить рассудок в этом кошмаре, продолжающемся третью неделю...
        Итак, я должна уйти, не дожидаясь естественной смерти. Вряд ли сегодня мои слова кого-то удивят. Никто никогда так и не узнает, сколько отчаявшихся в эти страшные дни выбрали для себя такой же выход. Бог простил бы им эту слабость, но Бога теперь не стало. Я почти уверена - он тоже был...
        Впрочем, я забегаю вперед, путаюсь, и в моих бессвязных записках ничего нельзя разобрать. Надо взять себя в руки.
        Дело не в моей слабости и изнеженности. Я всегда считала себя сильной женщиной. Независимой и самостоятельной. В моей жизни было несколько моментов, когда судьба проверяла меня на прочность. Например, когда погибли родители, и я осталась совсем одна. Слабый человек сломался бы. Но я выдержала. И теперь смогла бы выжить.
        Просто у меня есть особые причины свести счеты с жизнью...
        Нет, надо писать как-то не так, иначе у меня ничего не получится. Выходит путано и невразумительно. Для кого эти записи? Кого они теперь могут заинтересовать? Кто вообще захочет слушать откровения той самой женщины, которая...
        Решено: буду рассказывать обо всем по порядку. И начну с первого дня катастрофы. Когда ничего уже нельзя было изменить, но никто не сознавал, как мало осталось времени...
        
        * * *
        В последний уикенд июня Бен повез меня в Нью-Йорк. Да, я была его любовницей, хотя теперь это вряд ли кого заинтересует. Он позвонил из автомата.
        - Привет! Чем занимаешься?
        - Выбираю между уборкой и рейдом по магазинам.
        - Не хочешь прибарахлиться в "Мэйсиз"? Мне туда. Элен жить не может без этих фирменных бисквитов... Не знаю, что она в них находит.
        - А ты без чего жить не можешь? Ну-ка признавайся! Иначе никуда не поеду!
        - Ты же сама знаешь.
        - Знала, да забыла.
        - Без апельсинового сока!
        - Тогда до свидания...
        - Подожди... Я хотел сказать - без тебя!
        Я выдержала паузу.
        - А как быстро ты обещал вернуться?
        - Туда - и обратно.
        - Счастливого пути...
        - Постой. Я думаю, нам хватит времени, чтобы погулять в Центральном Парке.
        С этим местом у нас были связаны самые теплые и нежные воспоминания. Ну как тут не согласиться?
        - Да? Стоит подумать...
        - А потом я загляну к тебе.
        - Ах вот как... Поторопись, а то Элен заметит, что твоя машина ломается слишком часто.
        - О какой машине ты говоришь?
        Через две минуты его "Субару" притормозила у ворот. Я едва успела одеться и написать записку Эми, которая должна была вернуться из школы через час с небольшим. Когда мы с Беном приедем, она наверняка будет сидеть у подружки на другом конце улицы... Впрочем, она была достаточно сообразительной девочкой и понимала: если к маме заглянул дядя Бен - им не стоит мешать.
        Мы с Беном не виделись почти неделю, и разговоры полились бурным потоком и не прерывались почти до конца пути, когда Бен, оторвав взгляд от дороги, вдруг посмотрел на меня умоляющими глазами и сказал:
        - Давай немного помолчим. У меня уже голова болеть начинает...
        В торговом центре было пустынно, как всегда в жару. Бен нахватал целую тележку всякой снеди, в том числе и пресловутые бисквиты. Мои приобретения оказались куда скромнее. "Все-таки для Элен еда важнее Бена," - удовлетворенно подумала я.
        А потом мы оказались в окружении деревьев и кустов, среди природы, наедине друг с другом. Я знала, как он хочет меня, и сама с трудом сдерживала желание. Но мы были благовоспитанными людьми и не привыкли заниматься этим под открытым небом. У нас еще было предостаточно времени, чтобы все успеть.
        - Ну и жарища, - сказал Бен и стал вытирать платком лоб и шею.
        - Я не сказала бы, что под деревьями так уж... - я вдруг заметила, что Бен весь покрылся каплями пота. - Бен?
        Он посмотрел на меня. Сколько раз я теряла голову от этих ослепительных голубых глаз! Но теперь я разглядела, что белки его глаз и слизистая век покраснели. Он прищурился, как близорукий человек, оставивший дома очки, а потом часто заморгал.
        - Бен, как ты себя чувствуешь?
        - Нормально. А что?
        - У тебя нездоровый вид.
        - Это от жары. Наверное, слегка перегрелся. Давай поищем киоск с "колой".
        Я почти не придала значения состоянию Бена и снова вспомнила об этом уже дома, заметив, как непривычно измотало его занятие любовью.
        - Нет, со мной действительно что-то не то. Не будешь сердиться, если на сегодня закончим? - сказал он. - По-моему, у меня температура. И голова разбаливается. Прости.
        - Сможешь позвонить мне вечером? - спросила я.
        - Конечно. Элен не сидит весь вечер в одной комнате.
        И он позвонил. Сказал, что проглотил таблетку и ему теперь гораздо лучше. Я пожелала Бену скорейшего выздоровления и положила трубку, не зная, что это наш последний разговор.
        На следующее утро мне позвонила Элен. По встревоженному голосу я сразу поняла - что-то случилось. Она сказала, что Бену совсем плохо и его сейчас отвезут в больницу. Оказалось, она все знала про нас... И когда Элен призналась в этом, я поняла - дело действительно серьезное.
        - Приезжай. Тебе ведь не все равно. Да, да, я знаю! Нечего стесняться. Я молчала. Я так боялась его потерять. Господи, будь что будет, лишь бы он остался жив!..
        - Что с ним?
        - Врачи не могут сказать ничего определенного. Вчера у него была высокая температура и раскалывалась голова. Утром я не смогла его разбудить. Он горячий, как... Знаешь, они говорят, это какая-то инфекция, но вряд ли можно заразиться через воздух...
        Через двадцать минут я примчалась в больницу. Стоило мне увидеть Элен - и сердце мое упало. Она выглядела ужасно, значит, дела были совсем плохи.
        Больше всего ее волновало, что врачи ничего ей не сообщают.
        - Похоже, они не знают, что делать. Если бы с Беном не случилось ничего страшного - ведь они бы успокоили меня, правда? - она надеялась, что я смогу ее утешить, но мне самой становилось все хуже. Странно, но я почему-то вдруг подумала, что если все обойдется, я уже не смогу встречаться с Беном, как прежде.
        Наконец молодой чернокожий врач подозвал к себе Элен. Она держала меня за руку и хотела подойти к врачу вместе со мной, но я в испуге вырвала руку. Конечно, мне безумно хотелось знать, что будет с Беном, но нормы приличия заставили меня остаться на месте. А может быть, я просто смалодушничала... Да, скорее всего, так и было.
        Врач долго о чем-то говорил, время от времени поворачивая голову и бросая на меня озадаченный взгляд, я слышала его спокойный, уверенный голос, но слов разобрать не могла.
        Раза два Элен отчетливо повторила слово "нет", и страшное предчувствие заставило меня похолодеть. Врач продолжал говорить.
        - Я все равно ничего не пойму, - прервала его Элен. - Скажите мне одно: он будет жить?
        Врач ответил ей что-то и успокаивающе коснулся ладонью ее предплечья.
        - Он думает, что сумеет ему помочь, - сказала мне Элен. - Положение очень серьезное. Врач спрашивал, покидал ли Бен в ближайшие дни пределы страны. По его словам, это похоже на инфекционный энцефалит, но если Бен оставался дома, то, скорее всего, все не так уж страшно.
        Если бы кто тогда знал, КАК СТРАШНО все на самом деле!..
        К Бену пустили только Элен. Она пообещала позвонить, если что-то изменится, и я поехала домой. В подобной ситуации нет ничего хуже положения любовницы. Вполне естественное желание что-то предпринимать для спасения близкого человека сталкивается с опасением причинить ему еще больший вред излишней активностью.
        Весь день я не находила себе места. Под вечер включила телевизор - и попала на шестичасовой выпуск новостей. Я ничего не осознавала из услышанного и сидела, тупо уставившись в экран и машинально вертя в руках пульт дистанционного управления. Эми чем-то занималась в своей комнате - наверное, рисовала.
        И тогда прозвучало то самое сообщение. Будто специально для меня.
        Из разных штатов поступала информация о массовом заболевании малоизвестной разновидностью инфекционного энцефалита. За один день от Орегона до Флориды, от Мэна до Калифорнии было госпитализировано двести шестнадцать (!) пациентов (это число так поразило меня, что намертво врезалось в память, словно вытравленное кислотой). Сколько-то случаев зарегистрировано в Мексике, Канаде и на Кубе. Еще диктор сообщил, что все заболевшие - исключительно мужского пола, хотя среди них есть как младенцы, так и старики.
        Помню, в моем мозгу лениво шевельнулась мысль: "Слава Богу, что у меня дочь..."
        Все это звучало слишком зловеще, чтобы быть реальным. Мне казалось: я вижу сон, и все, что надо сделать, - просто проснуться. Я смотрела на диктора - и с ужасом замечала, как режет его покрасневшие глаза свет софитов, как он морщит лоб, щурится и ежесекундно моргает.
        Плохо сознавая, что делаю, я набрала номер бывшего мужа.
        - А, это ты? - его голос звучал бодро и весело. - Ну здравствуй, - я молчала, лихорадочно соображая, что же сказать.
        - Как поживаешь?
        - Нормально, - ответила я, но мой голос дрожал. - А ты?
        - У меня все прекрасно. Может, ты будешь смеяться, но я решил продать ту развалину в Нью-Гэмпшире. Не хочешь купить ее у своего бывшего?
        - Нет.
        Джейк выждал, когда же я что-нибудь ему скажу - ведь позвонила-то я - но удачные мысли ко мне так и не пришли.
        - Что случилось, детка? - спросил он тихо. Он умел понимать меня. Иногда я жалела, что нам пришлось расстаться. Но что сделано, то сделано. У него была новая семья и прелестные двойняшки.
        - Нам надо увидеться, - сказала я неожиданно для себя самой.
        - Хорошо. Это срочно?
        - Да.
        - Прости, я не могу приехать. Вики на девичнике у подруги, а я сижу с малышами.
        - Тогда я приеду.
        - Приезжай. В этом нет ничего предосудительного. Только вот... Слушай, а может, перенесем это на завтра?
        - На завтра? - я подумала, что зря так паникую. Этот голос успокаивал меня. Я вспомнила те дни, когда мы с Джейком были вместе. - Хорошо. Ты позвонишь?
        Но, судя по всему, что-то в моем голосе ему не понравилось.
        - Если это действительно так срочно... Приезжай. Просто мы немного прихворали всей семьей. Похоже, грипп... Впрочем, Вики держится лучше всех. Но если у тебя найдется кусок марли...
        Я в ужасе бросила трубку на рычаги, будто внезапно обнаружила, что сжимаю в руке гремучую змею, и уставилась на телефонный аппарат, словно он мог ожить и броситься на меня.
        Прошло несколько секунд - и он действительно ожил и залился оглушительным звоном. Это пытался пробиться ко мне бывший муж, удивленный столь неожиданным завершением разговора. В комнату вошла Эми - и увидела меня застывшей у трезвонящего аппарата и глядящей на эту пластмассовую коробку с таким выражением, как если бы никогда раньше это чудо техники мне не встречалось.
        Я не могла снять трубку. Эми подошла ближе, и тогда, испугавшись, что это сделает она, я ухватилась за телефонный шнур и вырвала его из розетки на стене.
        ...Джейк примчался ко мне через полчаса - звонком вызвал домой жену, не знаю, как они объяснялись.
        Я взглянула на него - и разревелась. Он сидел рядом, гладил мои плечи и говорил ласковые слова. Я так и не смогла ничего ему рассказать, как он ни добивался. Он вслух пытался угадать, что случилось, справедливо надеясь, что так мне будет легче открыться, и, казалось, перебрал все возможное и невозможное. Он спрашивал, не обидел ли меня Бен, не подверглась ли я нападению насильника, не совершила ли какое-нибудь правонарушение...
        Но разве мог Джейк приблизиться к истинной причине моих слез? Ведь она была так ирреальна и нелогична...
        Я перестала плакать - не то чтобы успокоилась, просто иссякли мои слезы. Около девяти Джейк сказал, что ему пора домой.
        - Что бы ни случилось, держи себя в руках. Ты же сильная женщина, - сказал он, прощаясь. - Скажи мне, что я могу быть спокоен за тебя... И за нашу дочку.
        - Все уже прошло. Я себя контролирую, - я попыталась улыбнуться ему и вдруг почувствовала, как к горлу подступил комок. Я сжала зубы так, что прокусила губу. Я молила Бога только об одном - чтобы отец моей дочери вышел за порог до того момента, когда новая порция слез прорвется наружу.
        Он в последний раз улыбнулся мне - я закрыла дверь и побежала в свою комнату, чтобы он не смог из-за двери услышать мои рыдания. Просто в момент прощания, еще раз заглянув в красные слезящиеся глаза бывшего мужа, я необыкновенно ясно и отчетливо ощутила, что больше никогда его не увижу.
        
        * * *
        Как я узнала позже, самое страшное началось ночью. Сотни, тысячи, десятки тысяч женщин в эти ужасные часы набирали цифры 911. Но телефон был занят. Если же после нескольких безрезультатных попыток и удавалось пробиться в службу спасения, женщина-диспетчер на том конце линии отвечала бессвязными истерическими возгласами. В приемных покоях больниц творилось что-то невообразимое. Может быть, спокойнее всех в эту ночь спали одинокие женщины. Если, конечно, их не тревожил не смолкающий рев сирен, доносившийся с ночных улиц.
        Утром по телевидению выступил президент. Он говорил о том, что нельзя допускать паники и смятения, что наша медицина сумеет справится с нежданной напастью, но для этого надо держать себя в руках. Я смотрела на него - и успокаивала себя тем, что не замечала на лице президента зловещих симптомов, которые уже были знакомы мне.
        Не закончив выступления, президент вдруг покачнулся, закрыл ладонью лицо и грузно рухнул на землю. Экран телевизора погас.
        Надо ли говорить, что выступление произвело обратный эффект...
        Некоторые в панике ринулись в аэропорты, чтобы поскорее покинуть страну. Но некому было поднять самолеты в воздух. Средства массовой информации сообщали, что странной эпидемией охвачены не только штаты. Взятая под строгий государственный контроль пресса на первых порах не уточняла, где же еще выявлены случаи столь необычного заболевания, но все были готовы к худшему, поэтому, когда людям открылась правда, большинство оказалось готово принять все как есть.
        Но все это было потом. Вначале каждый надеялся, что беда обойдет его дом. Но нет стен для ангелов Господних... Впрочем, о чем это я? По земле прошли не ангелы, а демоны... Правда, тогда я еще понятия не имела о том, кто их выпустил.
        Введение чрезвычайного положения, развернутые на каждом шагу полевые госпитали не могли что-то изменить. Младенцы, подростки, мужчины в расцвете лет и старики выходили из строя один за другим. Женщины-врачи наконец набрались смелости и объявили, что эта болезнь науке не известна, и как с ней бороться, никто не знает. Противоэпидемические меры успеха не имели. Заболевали даже те, кто полностью изолировал себя сразу после первых сообщений о неизвестной инфекции. После того, как слегла вся мужская составляющая экипажа космического челнока, стартовавшего за трое суток до первого зарегистрированного случая, было обнародовано, что скорее всего у этого заболевания длительный инкубационный период и все заболевшие были инфицированы задолго до появления первых симптомов.
        В течение двух недель болезнь подкосила всех мужчин... Я понимаю, как странно это звучало бы всего лишь месяц назад, но это действительно так.
        Женщинам, таким разным и не похожим одна на другую, самостоятельным и зависимым, сильным и слабым, способным и бездарным - пришлось все брать в свои руки. Те, единственный талант которых состоял в способности покорять представителей сильного пола, лишились всего. Те, кто долго мечтали о власти, изо дня в день подчиняясь мужу (а может, подчиняя его себе), смогли наконец проявить себя в полной мере.
        Так уж вышло, что в первые дни мы не могли заниматься ничем иным, как оказанием непосредственной помощи близким нам людям. Я, как и миллионы, сутки напролет дежурила в больнице. Мы все еще надеялись спасти их...
        Дней через десять мужчины начали умирать. Конечно, это случалось и раньше - у кого-то не выдерживало сердце, у многих - как у моего бедного Бена - отекал мозг. Но теперь болезнь показала свое настоящее лицо... Моя подружка-напарница в больнице сказала мне, что так умирают от бешенства. Она видела какой-то древний учебный фильм на медицинских курсах. Еще она сказала, что заболевшего бешенством спасти нельзя...
        Я поняла, что мир погиб. Ни одной женщине, вынашивающей под сердцем сына, не удалось сохранить будущего ребенка. Независимо от срока.
        Могилы рыли большим экскаватором. Я видела огромную чернокожую женщину за рычагами этой чудовищной машины. Из ее глаз беспрестанно катились слезы. Кто-то сказал мне, что у нее было восемь человек детей. И все - сыновья.
        Мы узнали, что заболевание было вызвано вирусом неизвестного происхождения. Оказалось, этот вирус способен заражать все существующие на планете организмы, этим объяснялось его столь быстрое и повсеместное распространение. Но в организмах мужских особей HOMO SAPIENS он вызывает необратимые изменения, несовместимые с жизнью. Это было как-то связано с генной структурой мужских клеток.
        Странное дело - но все мы делились друг с другом своими потерями. Элен поспешила сообщить мне о смерти Бена. Вики - о том, что не стало Джейка. Позвонила даже Чарлина Ричардсон.
        - Джим больше не будет мучить нас, - сказала она.
        Последнее время Джим не так уж часто напоминал мне о себе, и я пожалела его. Ведь он был по-своему влюблен в меня. Скажу больше - никто и никогда не любил меня так, как Джим Уодсворд. С его любовью ко мне могло сравниться только чувство, которое испытывала к нему Чарлина. И если бы он сумел отплатить этой женщине той же монетой...
        Он познакомился со мной давно. Еще в колледже. И потерял от меня голову. Я всегда безошибочно определяла, когда с мужчинами это происходило.
        Но его любовь пугала меня. В ней было что-то дикое, необузданное, неуправляемое. Это так не вязалось со всем остальным - обычно он производил впечатление человека, живущего разумом: превосходно учился, мечтал заняться наукой, однажды получил первую премию за конкурсную работу по биологии. Но когда Джим давал волю своим чувствам - казался безумцем. Нет, он не пытался причинить мне физическую или нравственную боль. Просто всем своим поведением он давал мне понять, что готов идти до конца. Он не оставлял себе никаких путей для отступления. Эта одержимость была так не похожа на повадки других моих ухажеров, но могла произвести сильное впечатление разве что на наивную, романтически настроенную девушку. Я не была наивна. И поведение Джима пугало меня. Те, кто идут напролом, частенько расшибают себе лбы. Я почему-то сразу поняла, что когда-нибудь он плохо кончит. И я сказала ему, что у нас ничего не выйдет. Джим получил степень бакалавра естественных наук и надолго исчез.
        Я продолжала учиться, жизнь шла своим чередом, в ней было много хорошего... Но все было перечеркнуто, когда машина родителей потеряла управление и рухнула с моста... За те несколько месяцев мне пришлось многое переоценить. Вскоре я встретила Джейка, вышла замуж, родила дочь... Джим появился внезапно и вел себя так, словно ему все позволено. Он говорил бессвязные речи о том, что нам суждено быть вместе, что он многое понял за эти годы и сделает все, чтобы вернуть меня. Прискорбно, но свой острый ум Джим поставил на службу безумной идее. Опытным взглядом аналитика он обнажил передо мной все мои семейные проблемы... Хотя я до сих пор не уверена, сыграл ли он какую-либо роль в моем разводе или же это произошло бы и без его вмешательства...
        Я стала свободной, но не досталась ему. У меня появился Бен. Наше тайное положение осложнило объяснения с Джимом, который всегда являлся неожиданно. Он считал своим завоеванием то, что у меня больше нет мужа, и ему казалось, что это обстоятельство наделяет его некоторыми правами. Он изысканно ухаживал за мной, старался навязать свое общество... Я никогда не открывалась перед ним, но он так много знал обо мне, что это меня пугало. Я же располагала куда более скудной информацией - знала только, что он занимается какими-то исследованиями на одном из отделений Колумбийского университета. От него самого я также узнала, что Джим повстречал женщину под стать себе, но не испытывает к ней никаких ответных чувств. Он рассказал даже, что Чарлина все знает обо мне, и вскоре представил нас друг другу.
        Я несколько раз пыталась освободиться, но ему было плевать на чувство собственного достоинства. Он появлялся вновь и вновь. И вот однажды, когда я высказала ему по телефону все, что накипело, исчез. Впрочем, пообещав вернуться.
        Когда Чарлина сказала, что его больше нет, я почему-то ощутила какую-то странную опустошенность.
        Я не знала, что Чарлина может обманывать. Хотя, честно говоря, на ее месте поступила бы точно так же.
        
        * * *
        В последние дни Эми и Вики стали большими друзьями. Неудивительно, ведь в Эми что-то осталось от Джейка, а Вики понастоящему любила его. Я отпустила их на несколько дней в Нью-Гэмпшир, где у Джейка был дом на берегу озера. Когда они вернутся, меня уже не будет. Но я спокойна за свою дочь. Вики позаботится о ней. А когда Эми вырастет, она, я надеюсь, сумеет простить свою маму. За уход - но не за то, что я натворила.
        Итак, я ухожу. Мне придется ответить за все. Потому что те роковые слова, с которых началась катастрофа, произнесла я. Хотя об этом пока никто не знает.
        Не стану сваливать свой грех на змея-искусителя и проделки темных сил. Я привыкла сама отвечать за свои проступки. И все же кто мог подумать, что несколько произнесенных в телефонную трубку слов приведут к концу света?...
        Мало кто захотел бы стать той самой старухой из моего сна. Однако многие будут цепляться за жизнь до последнего. И все равно - лет через восемьдесят все закончится. Даже раньше - пока каждый будет в состоянии сам добывать себе пищу. Вряд ли кто сможет дожить до глубокой старости. Итак, человечества больше нет. Я убила его...
        Вчера вечером дикторша по телевизору снова вещала о разработках в области клонирования - грубо говоря, о возможности воссоздания человеческого организма из единственной клетки донора. Вроде, это как-то способно решить проблему, на лягушках уже проводились такие опыты, и весьма успешно. Правда, мужских клеток уже нигде не осталось, и в лучшем случае на планете Земля останутся жить гордые и независимые амазонки.
        Зазвонил телефон, и я сняла трубку.
        - Здравствуй. Куда ты побежишь теперь?
        Я не сразу поняла смысл этой фразы и даже не смогла с ходу осознать, почему этот голос показался мне необычным. Но это был мужской голос. И он принадлежал Джиму Уодсворду.
        От неожиданности я вскрикнула и отбросила трубку. Аппарат от резкого рывка за шнур соскользнул с тумбочки на пол, и пластмассовый корпус раскололся.
        А я вдруг вспомнила все. И все поняла. Чарлина спрятала своего упрямого дружка. Она всем говорила, что его больше нет. Иначе его растерзали бы на куски.
        Я вспомнила, что премию Джим получил за работу о вирусах. Вспомнила, что в университете у него была лаборатория биохимии и генной инженерии. И вспомнила наш последний разговор по телефону - примерно год назад. Разговор, за время которого прозвучали те самые слова, убившие мир.
        - Я не хочу, чтобы Бен в чем-то заподозрил меня, - говорила я.
        - Почему ты не можешь быть свободной? Давай начистоту: ты же ведь у него не одна!
        - А это тебя не касается. Мы говорим не о нем, а о тебе.
        - Не касается? Еще как касается, если твои отношения с одним из нас отражаются на отношениях с другим.
        - Что ты возомнил о себе? Если даже я и останусь одна... Думаешь, сразу к тебе побегу? Ты, слава Богу, не последний мужчина!..
        Джим блестяще справился с задачей, которую поставил перед собой. Даже нашел способ обезопасить себя. Интересно, остался ли он при этом мужчиной?
        И решился ли бы он на такое, если бы у меня был сын?