Все не то...
И ненужные строки,
И усталый, задумчивый взгляд.
И надежды последние крохи
Затеряются... Кто виноват?
Одиноко, увы, одиночество,
А вокруг - никого, не зови.
А порой безнадежно так хочется
Светлой музыки, дружбы, любви...
А порой безнадежно так хочется...
Безнадежно, но кто виноват?
Одинокое одиночество
И усталый, насмешливый взгляд.
ТОЧКА НЕВОЗВРАЩЕНИЯ,
ИЛИ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, СОЛНЫШКА
...Шел первый апрельский дождь. Его холодные капли жестко и часто барабанили по карнизу. Я стоял на балконе и вдыхал тот первый неповторимый аромат весны и свежести, аромат пробуждающийся от долгой спячки жизни и улыбался. Сотни маленьких водяных вампирчиков ежесекундно впивались в мое тело, сосредоточенно расплескиваясь маленькими лужицами на коже. В этом дожде было что-то очищающее, казалось, что он смывал следы каких-то давних ошибок и грязи, готовя город к чему-то новому и необычному. Дождь, как вселенский дворник, наводил порядок на планете.
Я вернулся в комнату. В доме было тепло. И грустно. Бывает такое чувство, когда знаешь, что все это что тебя окружает, то, что тебе дорого, скоро исчезнет. Понимаешь, что ничего не в силах изменить, что за тебя уже где-то там решили и тебе остается лишь переступить черту и все. Возврата назад не будет. И вот, пока ты на черте, у тебя есть иллюзия, что ты в силах, что- либо изменить. Шаг туда или обратно. У летчиков это называется, кажется, точкой невозвращения, когда топлива хватит либо вернуться, либо лететь дальше. И вот тогда пилоту нужно делать выбор. Свой я уже сделал. Пора.
Я подготовил все заранее. Записку (трюизм, но ведь как-то нужно сказать миру ПОЧЕМУ), лезвие и фотографию.
Я вошел в ванную комнату и плотно прикрыл дверь. В ванне было полно горячей воды. Капельки конденсата лениво ползли по полотну зеркала и затем стремительно обречено падали вниз на серый кафель пола.
Не раздеваясь, я так и плюхнулся в воду в одежде. Горячая влажная утроба ванной жадно притянула меня к себе и обняла, как сына. На душе сразу стало как- то спокойно.
Перед глазами стояла ее фотография. Длинные волосы нежно овивали тонкую и хрупкую шею и водопадом спадали на плечи. Ее большие глаза смотрели на меня укоряюще.
Помню, когда мы учились в Азиатско-Тихоокенской школе, у нас была пословица: "Мы встретимся, обязательно встретимся если не в этой жизни, то в следующей". Я подмигнул ей и сказал: - "Солныш, так надо. Если я не могу быть счастлив в этой жизни с тобою, то может в следующей мне повезет больше"...
Под водой я поднес лезвие к запястью руки. Улыбнулся и подумал: нда, все как в дешевой мыльной опере. Есть несчастная любовь, горемыка-герой и лезвие бритвы. Только вот горемыкой оказался я.
Венец творения российской брадобрейной промышленности - лезвие "Спутник"- полоснуло по запястью и отошло в сторону, потянув за собой маленький пульсирующий шлейф пурпура. Больно не было. Я переложил лезвие в другую руку и вновь опустил его на запястье.
Я свел руки вместе и на мгновение ужаснулся тому, что наделал. Кровь мощными толчками разливалась по воде, клубясь и изворачиваясь толстыми змейками. Постепенно вода в ванной стала приобретать красноватый цвет. Подумалось, вдруг, если в человеческом теле пять литров крови, то через сколько минут она у меня закончится. Хотелось спать. Я закрыл глаза.
Господи, прости меня, прости и пойми. Я ее люблю, люблю, люблю...
Прости и ты, Солнышка, за то, что я не смог тебя удержать, за мою всепоглощающую любовь, за то, что я когда-то сделал тебе больно, был к тебе невнимателен... Прости, что так редко дарил тебе цветы и обижался на тебя, прости. Прости за дважды испорченое 8 марта.
Прости и ты мама, что я был к тебе несправедлив порой. Прости, что не суждено тебе увидеть мою жену и баюкать внуков. Прости и поверь. Так нужно.
Господи, как я вас всех люблю... Солнышка, как ты там?... Конечно, люблю... Ребята, где последние отчеты?... Эх, ты, Солныш, любимый... Почему так темно?...Пушистик, ты меня любишь?...Ты где? Солнышка?
Стало как-то легко и светло. Я открыл глаза. Стены ванной комнаты излучали яркий свет, такой яркий, такой теплый и зовущий. Вот оно. Солнышка, за мной пришли. Я знаю, Катенок, в этой жизни нам не суждено быть вместе. Но ведь эта жизнь коротка. Я уйду, и буду ждать тебя там. Там где вечность и покой. Господи, ты мне это позволишь?...
Я летел, летел как стрела, по белому чистому светлому коридору. Куда? Бог его знает. Я не помню, как оказался в твоей кухне. Там были вы: ты и он. Пили чай и молчали. На плите шипела глазуньей сковорода.
- Солныш, - позвал я, даже не надеясь, что ты меня услышишь.
- А? Ты меня звал? - встрепенулась ты и обратилась к нему.
- Нет, - ответил он.
- Солнышка, - сказал я и легонько погладил тебя по голове, - я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я буду тебя ждать.
- А ты, - я щелкнул его по носу, от чего тот поморщился, словно от кислого лимона - ты должен сделать ее счастливой. Иначе мне придется вернуться и набить тебе морду.
- Все ребята, я вас люблю, прощайте.
Хлопнула вспышка, и я опять мчался по этому странному скоростному туннелю на встречу с Господом Богом. Я знал, что я ему скажу...
Владик, твой тогда непосредственный начальник по отделу импорта департамента торговли нашей компании, этакий добродушный увалень, лентяй и жуткий пивохлеб, постоянно забывающий, что нужно делать, ворвался в наш полутемный отдел, словно вихрь.
- Никитка, мля, я утром еду в Китай, отдай, плиз, чеки Катюхе, а то она завтра зарплату фиг получит,- выпалил он и стал тыкать мне в лицо пачкой чеков (надо сказать, что такое поведение для него вполне привычно, а вот мне к нему пришлось привыкать очень долго).
- Ладно, вали в свой Китай. Отдам я твои чеки. Должен будешь.
- Угу, - буркнул он и помчался собирать шмотки. Кстати, слово он свое сдержал и спустя месяц привез мне карманный фонарик.
На следующий день я заглянул к тебе. Ты тогда только устроилась на работу в нашу доблестную компанию, и я тебя почти не знал. Я тихо отворил дверь и вошел. В отделе стоял устойчивый запах мускуса.
- Вы Катерина? - то ли вопрошая, то ли утверждая, сказал я. Сидящая в кресле девушка в черной кожаной жилетке и тонкой почти прозрачной черной блузке испуганно подскочила:
- Да.
- Вам Владик попросил передать. Они необходимы для того, что бы Вы получили в кассе зарплату, - я протянул тебе чеки, и посмотрел в глаза. Господи, твои глаза, два больших лесных озера, были похожи на глаза испуганной лани, внезапно оказавшийся в час пик в центре города. Они буквально вопили о помощи.
- Спасибо, - сказала ты и улыбнулась. Немного растерянно.
...Так возникла наша хрупкая дружба. Очень быстро мы перешли на "ты". Я почти каждый день приходил к тебе в отдел, тащил самую большую шоколадку, что мог найти в ближайшем магазине. Мы пили чай, и я тебе рассказывал все о компании, о себе, о своем отделе. Я чувствовал, что нужен тебе, чувствовал на себе взгляд твоих больших внимательных зеленых глаз.
У меня есть одна очень забавная привычка, я для всех людей, с которыми знакомлюсь, пытаюсь найти образ. Эдакое клише. Для тебя у меня, почему-то, ничего не нашлось. Ты была похожа на солнечный зайчик, на вспышку света, на что-то стремительное и блистательное.
Очень скоро я понял, что ты мне нравишься, нравятся твои руки, глаза, губы, твой запах, то, как ты говоришь или молчишь.
Вечером ты приходила ко мне в отдел, и мы подолгу сидели и разговаривали. О жизни, о работе. О Владике.
Да, Владик, как я очень скоро понял, занимал в твоей душе почти все место. Ты любила его. Тебе он казался таким спокойным, добрым. Ты помнишь, как в институте девчонки, курсом постарше, шебетали о своем однокурснике: - "Владик, Владик". Он всем нравился. Наверное, своей видимой основательностью.
...Поначалу тебе было страшно работать в компании. О, еще как. Ты никому в этом не признавалась, даже мне. В первые же дни Владик, оставив на твое попечение весь отдел, радостно умчался в Поднебесную. Попросту говоря, кинул. Ты осталась один на один со своими страхами...
Потом были предновогодние праздники, вечеринка, слезы, горечь. Ты призналась ему в том, что любишь его. А он сказал, что ты его совсем не знаешь, он очень плохой. И он тебе не подходит. Ты плакала в тамбуре магазина, где проходила вечеринка, а я тебя успокаивал. Солнышка, говорил я, не стоит он того. Не плачь. А ты прижалась ко мне и плакала, плакала... Маленькие хрусталики слез катились по твоим щекам и падали на лацканы моего пиджака.
Тогда он тебе нравился, очень. Ты как-то втайне от него прочла его электронную переписку и очень обиделась, когда узнала из нее, что он называет тебя Слоненком.
Почему слоненок? Это была ассоциация далекого владикова детства. Помнишь, была такая мультяшная история про слоненка, у которого был такой забавный покатый носик. Слоненок был очень добродушным, но жутко любопытным. Он ходил и всех доставал своими наивными почему, зачем, как...
Как-то лесные звери не выдержали его столь явной тяги к знаниям и... В общем, согласно той сказке так у слонят и появился хобот.
Тот слоненок был чем-то похож на тебя.
- Какой же я слоненок? - кипятилась ты. Гнев настолько переполнял тебя, что даже мои увещевания не могли остановить тебя, и ты обрушила на него весь камнепад эмоций.
После этого вы не разговаривали месяц. Тебе это было неприятно. Ты понимала, что на самом деле поступила очень и очень некрасиво. Ты сильно и долго это переживала.
Конечно, потом вы помирились, были еще вечеринки, опять были объяснения, слезы. Однажды, правда, тебе даже удалось уговорить его, чтобы он проводил тебя домой. Это было поздним зимним вечером. Под ногами сухо скрипел снег. Вы шли вместе, переговариваясь о чем-то малозначительном, и курили. Я не знаю, что тогда тебя толкнуло на этот поступок, может расшалившиеся нервы или желание казаться в его глазах взрослой, ты попросила у него сигарету.
Я сейчас улыбаюсь, вспоминая тот случай. Опять была какая-то корпоративная вечеринка, и мы после нее шумной многоголосою толпой ворвались в твой дом. Хлопцы были пьяны и ненапряженны. Моментально соорудив стол из двух табуреток и невесть откуда взявшейся доски, мы блаженно раскинули вокруг свои тела. Пробыли у тебя часа два. Пили пиво и о чем-то бессмысленно разговаривали.
Владик все время был с нами. Помнишь, когда он захотел уйти, ты спрятала ключ от двери? Ты так хотела, чтобы он остался. Ваши желания были, однако, диаметрально противоположны. Он судорожно попытался открыть окно и совершить добровольный выброс своего пьяного тела за пределы квартиры. Это был красивый театральный жест.
Но...Я думаю, он бы этого не сделал, все-таки третий этаж, да и по натуре он отнють не сорвиголова. Вручив ему ключ, ты остановила этого кита-самоубийцу. Хлопнула дверь, и мы остались одни.
Но это было уже потом...
Даже спустя много месяцев, когда мы уже жили вместе, у тебя порой мелькали мысли о Владике. Однажды ты предложила нам втроем съездить к твоим родителям.
- Кхм, а спать где мы будем, - поинтересовался я.
- Ну, я дома, а вы на даче, - просто сказала ты.
Владика это холодная перспектива не обрадовала, и он благоразумно отказался от твоего радушия.
Когда я впервые обратил на тебя внимание как на девушку... на очень красивую девушку? Солныш, я думаю, это произошло два года назад, 25 декабря. Наш отдел тогда гулял в баре "Университет" и ты была моей приглашеной. Вечеринка закончилась поздно, и я предложил тебе переночевать у меня. Даже не знаю, почему ты согласилась. Я ведь был достаточно пьян.
Когда мы уходили, нарисовался Хоббит в обнимку с какой-то блондинистой кокеткой лет 30. Эдакий пухлый стропила из отдела иллюзий нашей компании. Пьяный, добрый и наглый. От его дамочки, которую он подснял здесь же в "Универе", невообразимо жутко воняло духами "Эсте Лаудер".
Она сидела с подружкой и хлебала дешевый коктейль, расстреливая пьяными глазками все местное мужское население. Одной из ее жертв и пал Хоббит.
Я был уже достаточно перегружен алкоголем, чтобы здраво соображать, и посему, имел глупость пригласить и их в свои покои.
У меня двухкомнатная квартирка, так что проблем с дислокацией тел вроде не было. Хоббита с великовозрастной блондинкой мы оставили в зале, а сами с тобой закрылись в спальне. Я показывал тебе свои стихи, нес какую-то романтическую ахинею, был агрессивен и напорист. Очень быстро я, смяв листочки своих стихов, попытался к тебе приставать. Солныш, прости меня за ту ночь, я не знаю какие усилия тебе пришлось приложить, чтобы меня утихомирить, но скоро, я уже дрых без задних ног. А ты долго еще сидела на кровати напротив, смотрела на меня глазами испуганного лемуренка и молилась, чтобы быстрее наступило утро. Я думаю, в тут ночь ты так и не заснула.
Солнышка, помнишь, как мы впервые поцеловались? Вернее я тебя поцеловал. Это было у тебя дома год назад январской ночью в полночь. Ты сидела в кресле у окна, а я на полу. Было прохладно, и я жался к твоим ногам в поисках спасительного тепла.
В тот момент ты была едва ли похожа на земную девушку. Скорее на спящую красавицу. Из сказки. Лунный месяц, спрятавшийся в твоих волосах, казался сказочной диадемой. Ты была отрешенна и молчалива.
Я нежно касался своими пальцами твоих рук, скользя ими от кистей и плавно поднимаясь выше. Я гладил твою руку и удивлялся ее нежности. Я целовал ее. Постепенно, я поднимался все выше и выше, пока мои губы не оказались рядом с твоими.
Я так боялся разрушить эту сказку. Мне казалось, сделай я хоть одно резкое движение, и все... Все пропадет, треснет и рассыпется на сотни маленьких острых осколков. Я поцеловал тебя. Знаешь, Солнышка, я до сих пор помню тот первый мой робкий поцелуй. Я помню, как так же робко ты ответила на него. Я помню вкус твоих губ, твоей помады.
В ту ночь я ушел от тебя уже в третьем часу.
Что было потом? Потом мы встречались все чаще и чаще. Вечером ты заходила ко мне в отдел и я провожал тебя до дома. Помнишь, как мы дурачились на твоем не разложенном диване? Как целовались? Тебе тогда казалось, что я тебя целую слабо. Ты говорила: целуй меня крепче. Солнышка ты моя. Бессо ме мучо.
И я тебя целовал. Целовал так, что утром, идя на работу, ты старалась не улыбаться. Так было больно. Но по твоим глазам я видел, ты была счастлива.
Я все дольше стал задерживаться у тебя, пока однажды ты не сказала:
- Никит, останься. Пожалуйста.
И я остался. Мы лежали вместе, обнявшись, и я не мог поверить, что так случилось. Господи, думал я, неужели вот так оно и выглядит счастье? Ты, словно доверчивый маленький ребенок, прижалась ко мне и спала, нежно посапывая.
Тогда я старался не быть слишком навязчивым. Я провожал тебя до дома и шел к себе. Потом кто-нибудь, ты или я, звонили по телефону. И мы долгими часами разговарили. О жизни, книгах, чувствах. Мы спорили и ругались. Дулись друг на друга и очень скоро остывали. И звонили друг другу вновь.
Помнишь, когда кончилась у тебя вода, я пригласил тебя к себе. Помыться. Получилось как-то вполне естественно, что, когда я зашел в ванную комнату и сел на бортик ванны, ты не смутилась. Хотя...
Именно тогда я и увидел тебя всю. Твое тело, твои редкие родинки, бедра, живот, твои груди. Мы разговаривали, а я, опустив руку в воду, тебя ласкал. Мои пальцы скользили по твоему телу, едва касаясь его. У тебя превосходное тело.
А потом. Потом был чай и просмотр моих фотографий. И опять разговоры, разговоры. Ты очень приятный собеседник, Солнышка. С тобой легко говорить на любую тему. О книгах, любви и ненависти, мультфильмах и жизни. Кстати, именно, тогда, Солныш, мы и поругались с тобой. Помнишь? Речь шла о морали. Ты говорила, что нельзя поступать аморально. Это грешно. А я тебе говорил, что сама суть человека грешна, что почти все наши поступки эгоистичны и аморальны. Мораль хороша тем, что она, как цемент, связывает общество, однако совершенно не пригодна в конкретных людских отношениях. Например, в любви. Мы долго с тобой спорили. Но так и не пришли единому мнению.
Как потом показало время, я оказался прав. Причем показало на нашем собственном примере. К сожалению.
А тогда... Тогда, Солныш, уже спустя полчаса мы барахтались в постели, ласкали друг друга и любили. Любили страстно, стремительно. Именно тогда наши тела познакомились.
Я был первым мужчиной в твоей жизни. Я помню, как ты испугалась и напряглась, когда я положил твою руку на свое тело. Я помню, удивление в твоих больших зеленых глазах, когда ты случайно коснулась рукой моего затылка. Я дернулся и застонал. Солнышка, затылок, это мое эрогенное место.
Я помню, как целовал твое тело, твои губы, глаза, груди. Я помню запах твоей кожи.
Где-то посреди ночи, устав, мы заснули, прижавшись друг к другу.
Потом ты еще несколько раз ночевала у меня. Я очень хорошо помню одно утро. Я встал пораньше, чтобы подарить тебе чудесный тортик со сливками. Накатила на меня с утра такая добрая блажь.
Шел жуткий дождь, я промок до нитки. Обежав весь город, я так и не нашел этого чуда кондитерской мысли.
Пришлось довольствоваться банальным фруктовым рулетом с полным набором эмульгаторов. Мы сидели, укутавшись в одеяло, и пили чай.
...Мы были немного авантюристами с тобой. Помнишь, снежным апрельским вечером мы, после работы, сорвались и поехали кататься на моем замученном жизнью и водителем "Лауреле" по городу. Шел снег. Мы ехали, и я тебе рассказывал о Сопке любви, возвышающейся над городом, месте, где вот уже много лет подряд встречаются все влюбленные. Посреди Михайловского шоссе я, заговорившись, не заметил огромной ямы, и машина рухнула в нее всеми колесами.
Удар. Несчастный "Лаурель" повело юзом. Мы испугались. Нам показалось, что мы разбили машину. Как оказалось, отделались легким испугом. Разбили только поддон картера. Чтобы добраться в тот вечер обратно домой, мне пришлось вылить в зев двигателя почти пятилитровую канистру масла.
Я подьехал к обочине и заглушил двигатель. Обнявшись, мы сидели и смотрели на радужные пятна фар проносившихся мимо автомобилей.
В машине было тепло. Так тепло, что мы даже разделись. Я перебирал твои волосы, целовал твои губы. А ты... Ты, расстегнув пуговицы у меня на рубашке, нежно гладила мою грудь...
Ты пообещала брату, который гостил у тебя, что будешь дома через полчаса после работы, но, на самом деле, там, на шоссе мы провели почти три часа. Три лучших часа нашей жизни, я думаю. Больше на то шоссе мы не возвращались. А жаль...
Солнышка, ты не представляешь, как мне было приятно, когда ты, уехав на выходные к родителям, вдруг позвонила мне. И сказала:
- Привет, Никитка.
Господи, как я был счастлив в тот день.
Мы жили уже вместе несколько месяцев. Строили планы на будущее, делали друг другу маленькие подарки. Однажды ты подарила мне два замечательных галстука. Я был так горд и счастлив этим.
...Знаешь, Солнышка, что мне нравилось делать больше все? Ну, кроме приставаний к тебе? Хочешь, скажу? Честно? Наводить порядок в доме...
...Наш дом. Конечно, он был твоим, Солнышка, но и чуть-чуть моим. Я его любил.
Мне нравилось мыть полы, пылесосить, протирать пыль. Помнишь, как по воскресеньям, когда ты приходила домой уставшая от затяжных походов по магазинам, я встречал тебя в несколько неестественной позе. Ползая на карачках, я самозабвенно драил пол. Мне это нравилось.
Мне было приятно, когда я пришел, по твоей просьбе, забрать шторы в пошивочную мастерскую, где их подшивали, меня назвали твоим мужем. Это была минутка такого блаженства. В груди вдруг запрыгал маленький, пушистый зайчик радости.
О чем я сожалею? Я так и не прикрутил новые колесики к креслам. Те старые пластмассовые отломились уже буквально на третий день после их установки. От них остались лишь металлические штыри, которые кромсали и мяли ковровое покрытие.
Я помню, как убил целое воскресенье на то, чтобы повесить гардину в зале. Поздно ночью, когда ты уставшая прилегла на кровать, я все еще лазил по стене. И сверлил, сверлил, сверлил... Был второй час ночи, ты уже сладко спала, когда я закончил. Боже, как я был горд собой, тем, что все получилось. Я смотрел на гардину и на тебя. Хотелось похвастаться, но ты...Ты так сладко спала, скинув одеяло и разбросав руки. Ты была так похожа на маленького рождественского ангелочка. Я подошел и поцеловал тебя.
А спустя десять минут, обняв тебя, я уже спал.
Мы были вместе, но ты тщательно скрывала от посторонних глаз наши отношения. Помнишь, как однажды рано утром кто-то позвонил в дверь. Не успел я опомниться и продрать очи, как в одночасье был смещен с кровати и спрятан в платяной шкаф. Под кучу пахнущих тобой платьев. Там я провел, наверное, минуты три. Три самых смешных, забавных минуты...
Это была женщина, убиравшая наш подьезд. Она пришла за деньгами, а ты... Ты подумала, что это нежданно приехали родители. И упрятала меня куда подальше.
А другой случай? Опять раннее утро, сладкие потягивания в кровати и резкий звонок в дверь. Это был твой папа. Мы знали, что он приедет, но что так рано... В общем, все, что мне оставалось, это прикинуться ветошкой, вернее кучей скомканных одеял на кровати и замереть. Солнышка, ты когда-нибудь пробовала пролежать под такой массой синтепона, не дыша и не шевелясь хотя бы пару минут?
Уже через минуту я стал задыхаться, через две я был мокрее самого мокрого лягушонка. Слава богу, папа был проездом и очень скоро убежал. Иначе бы я не выжил.
...Ты помнишь меня тогда? Каким я был год назад? Импульсивным, резким, гулякой и выпивохой?
Знаешь, Солнышка, очень скоро я стал замечать, как меняюсь. Все меньше и меньше меня тянуло на всякие пьянки с продолжительными безобразиями. Зачем? Ведь дома меня ждал любимый человечек, которому без меня плохо и больно.
Прости меня Солнышка, что я так часто оставлял одну. Дурак был. Хочешь знать, почему я так делал?
Я дорожил своей балбесьей свободой. Я думал, как же так, я -парень, вдруг буду кротким и домашним. Ни черта подобного. Я устраивал многодневные хулиганские загулы с многолитровой выпивкой, танцами. Я не звонил тебе, пропадал из виду на многие дни. Потом приходил с видом победителя, целовал тебя и был горд своим поведением. Идиот!
Так было и год назад 8-го марта. Ты ждала меня дома, а я в это время в пьяном загуле был где-то на другом конце города.
Прости меня, Солнышка. Прости.
Каждый раз, приходя домой после очередной пьянки, я видел твои большие печальные глаза-озера, и мне становилось стыдно. Стыдно было так, что я готов был провалиться сквозь землю.
В мае был последний загул. Больше я не оставлял тебя.
Я не знаю, что произошло со мной, но я испытывал чувство чудовищного опьянения и счастья просто находясь с тобой.
Почему я, если у нас возникал какой-либо конфликт, вдруг собирался и уходил от тебя? В начале наших отношений это было очень часто. Почему...
Я не помню, из-за чего мы ругались. Мне кажется из-за пустяков. На самом деле.
Ты обижалась, ложилась на кровать и, либо делала вид, что спишь, либо, обхватив подушку, напряженно смотрела телевизор. Все мои попытки растормошить тебя, разговорить, всегда заканчивались провалом. Ты была холодна, молчалива и неприступна. Как форт Нокс. Мне оставался один, не очень красивый, отчасти садистский, но как я очень быстро понял, эффективный способ соединить нас. Я собирал вещи и делал вид, что ухожу. Иногда, правда, я все же уходил. Но не надолго. Я всегда возвращался. Как бумеранг.
Когда я был уже в дверях, ты меня почти всегда останавливала. Знаешь, может это и звучит глупо, но именно в те моменты меня окатывала такая волна счастья. Солнышка, знаешь, как приятно быть нужным и любимым.
Я молча раздевался, садился или ложился рядом с тобой и нежно обнимал. По твоему лицу, щекам бежали маленькие капельки слез. Я целовал тебя, твои глаза, губы и чувствовал горечь. Горечь твоих слез. Прости, Солнышка.
Господи, нам так не хватало мудрости. Житейской мудрости. Ведь большую часть всех наших конфликтов провоцировал я. А ты, Солнышка...Ты, когда нам нужно было разрешать эти конфликты, уходила в глубокую оборону. И молчала.
Наша проблема была в том, что мы не умели общаться. Так и не научились.
Когда я прекратил устраивать эти наиглупейшие сценки с расставанием? Это было уже осенью. Мы опять из-за чего-то поругались. Я опять собрал вещи, оделся и уже, было, открыл дверь, но что-то заставило меня посмотреть на тебя. Ты сидела на диване, обхватив ноги и спрятав лицо в колени. Твое тело вздрагивало, словно сквозь него пропускали электрический ток. Ты плакала.
Я понял, что на этот раз меня ты не позовешь, и если я сейчас уйду, я потеряю тебя навсегда. Я не мог этого допустить, Солнышка. Я очень тебя любил. И я остался.
Помнишь лето прошлого года? Мы тогда выехали дня на три с нашими друзьями в Ливадию. Местечко есть такое у моря, не убитое еще цивилизацией и прогрессом.
С одной стороны большое озеро, с другой - чистая лазурная бухта. Райское местечко. Мелкий почти белый песок и прозрачная, словно роса, вода. Где-то вдали лениво лоснилось море, поигрывая солнечными бликами на еле позущих холмиках волн.
Море... Мне нравится море, нравится его настроение. Иногда оно хмурое и тяжелое, иногда умиротворенно спокойное, а иногда беззаботно игривое. Я его люблю любым. Оно живет по иным отличным от суши законам. Здесь все протекает очень медленно, неторопливо. Я люблю плыть с открытыми глазами у самого дна и наблюдать за неторопливостью местной жизнью. Ощущение испытываешь такое, будто попал в места своего далекого детства. Ощушение какой-то шенячьей радости и восторга.
В те дни море было игривым. Полуметровые языки волн с шумом опадали у самого берега, разбиваясь на множество искрящихся брызг.
Господи, как мы дурачились на этих волнах. Мы усаживались вчетвером на воздушный матрац и, дождавшим очередной большой волны, с визгом и гиканьем плюхались всем корпусом в воду. Нас несло к берегу и несколько раз переворачивало. А мы вновь и вновь, подхватив матрац, неслись навстречу волнам.
Иногда обессиленные мы выползали на берег и падали в горячий сухой песок. Долго лежали, смотрели, как где-то там высоко, над нами парил дельтоплан, и удивлялись бесстрашию летавших на нем.
Солнышка, как ты была красива тогда. Я не удержался и несколько раз сфотографировал тебя.
Причем одна из тех фотографий удивляет нас с тобой до сих пор. Невозможно понять, как и с какой точки была она сделана. Когда же смотришь на фотографию, то кажется, что ты то ли паришь, то ли плывешь на фоне чего-то желто-серого. Фантасмагория.
Спали мы в моей машине свернувшись калачиками и тесно прижавшись друг к другу. Как котята. Знаешь, Солнышка, для романтического спанья на лоне природы машина крайне неприспособленное ложе. Тесное и неудобное.
Мне к тому же еще и спать пришлось нагишом, так как в запарке сборов, я совершенно забыл прихватить с собою запасное белье. Мои же плавки были мокрее моря. Так что я их снял и повесил на руль.
Заснули мы лишь где-то около двух часов ночи. Я несколько раз просыпался ночью и поправлял на тебе одеяло. Я боялся, что ты простынешь...
...Прошло жаркое, доброе лето. В начале сентября я уехал на неделю в командировку. Сначала в Хабаровск, потом на теплоходе в Амурск и Комсу (Комсомольск-на-Амуре). Я звонил тебе уже из Комсомольска из редакции одной из тамошних газет.
Звонок был длинный. Наконец ты подняла трубку. Господи, Солнышка, как я обрадовался твоему голосу.
Ты меня сначала не узнала. Долго пыталась выяснить, что за сиплый мужик с тобой разговаривает. А я просто простыл. Не учел разницу в климате. Вообще сентябрь в тех местах выдался жутко прохладным и уже буквально на второй день я сипел и подкашливал.
Мы с тобой разговаривали, наверное, всего минут десять о всяких житейских пустяках, а мне тогда показалось, долгие-долгие часы.
...Осень пришла тихо и незаметно. Тихой сапой. Пришла и залезла в наши души, как мышка в норку. Я все чаще стал замечать малозначительные, но тревожные изменения в наших отношениях. Совершенно чуточные. Я старался не акцентировать на этом ни свое, ни твое внимание. Тем более, что у меня начались маленькие проблемы на работе: пришлось расстаться с несколькими работниками и срочно искать новых.
Что же произошло между нами? Я думаю, исчез дух того романтизма, который сплетал, укутывал и согревал наши души словно шаль. Тебя что-то во мне не устраивало. Ты сама не понимала, что именно. Какая-то деталь, но какая?...
Помнишь из-за чего, мы осенью ссорились? Из-за вечеринок. Тебя стали настойчиво приглашать на всяческие вечеринки в один из отделов нашей компании. Я ничего не имел против. Я отлично понимал, что мы оба абсолютно свободные люди, у нас нет друг перед другом прямых обязательств. Поэтому все, о чем я тебя просил, это приходить домой, тогда когда ты пообещала быть, а если не получалось, просто позвонить и предупредить.
Именно из-за этого мы и поругались. Ты опоздала на пять часов и даже не предупредила. Тогда я очень расстроился. Мне было больно, неприятно.
Вместе мы потом долго обсуждали эту проблему. Ты соглашалась со мной, говорила, что так больше не повториться, и буквально через полмесяца все повторилось вновь и вновь.
Когда это произошло в третий раз, я собрался от тебя уходить. Я не понимал, как ты могла так поступить. Мы же вроде обо всем договорились. Да ты и сама не знала, как оно так вышло.
В тот вечер, когда должно было все закончится, и я уже собирался паковать вещи, ты попросила меня задержаться. Катенок, ты приготовила тогда замечательный ужин. Ты долго плакала, просила меня остаться. И я остался. Глупенькая ты Солнышка, ведь я любил тебя.
Когда в наших отношениях появилась настоящая трещинка? Вернее, точка. Точка невозвращения.
Я думаю, это произошло в день твоего рождения. Помнишь, мы отмечали его в кафе "Ровесник"? Ты пригласила куча народу, почти всех наших общих друзей и знакомых. Среди них был и Виталик.
Виталик. В нашей компании он появился недавно. Около полугода назад. Устроился дизайнером в отдел иллюзий, так, шутя, у нас называют отдел рекламы. Вообще-то по образованию он экономист, но мне, кажется, что возится с компьютером ему намного милее, нежели с калькулятором.
Ему 22 года. Он выше меня на две головы. Курит как паровоз. Как у всякого порядочного дизайнера у него есть кличка - Скример. Виталик в совершенстве владеет русским языком, в том числе и идиоматическим матерным. Умеет хорошо одеваться. Как сказал один из твоих коллег по отделу, симпатичен, подлец. Этакий иронично-циничный красавчик. Чистокровный эгоист. Маккиавелли, в общем.
Он очень вспыльчив, хотя и пытается выглядеть респектабельно спокойным, как Уолл-стрит в момент финансового кризиса.
В тот вечер Виталик подарил тебе тот симпатичный веничек (правда, симпатичный) из засушенных цветов и трав, который ты так простодушно спрятала в уголке окна межзального проема.
О, тогда он вел себя превосходно. И я бы не обратил на него внимания, если бы не одно но. Виталик был слишком взвинчен и задумчив. Его влажные глубоко посаженые глаза весь вечер внимательно изучали тебя. Его взгляд скользил по твоим губам, подбородку, рукам. Виталик о чем-то напряженно думал...
С того момента все и покатилось под откос. Спустя несколько дней наша компания собралась в "Постоялом дворе", ресторанчике где-то на задворках города, дабы предвосхитить приход Нового тысячилетия.
Мы с тобой немного задержались и нам с прочими опоздавшими пришлось занимать самые неуютные места. Практически у выхода из зала ресторана.
Виталик сидел в самом дальнем теплом углу ресторана и бросал косые липкие взгляды в нашу сторону. Даже невооруженным глазом было видно, как ему хотелось подсесть к нам. К нам? Нет. К тебе, Солнышка.
Полвечера наши соседи по столику ни на секунду не покидали мест. Они тщательно и планомерно насыщали свои тела. А потом начались танцы, и столик осиротел. Тела ушли танцевать. Но ненадолго. Очень скоро рядом с нами с улыбкой чеширского кота сидел Виталик.
Солнышка, он бросал на тебя такие смешные влажные и томные взгляды. Поначалу меня это даже веселило, а потом начало бесить. Слава Богу, ты этих взглядов не замечала. Мне так кажется. Тебе хотелось прыгать, беситься, танцевать. Энергия из тебя так и била ключом. Очень скоро ты с Виталиком нас оставила. Вернее вы с Виталиком оставили меня.
Все что мне оставалось это наблюдать, как он грациозно подпрыгивал рядом с тобой.
Я тоже танцевал. Правда, немного и не охотно. Не было настроения.
Я впервые испытал чувство ревности. Поганое, Солнышка, чувство. Именно из-за него мы я думаю и расстались. Чувство ревности - это чувство собственности. А была ли ты моей собственностью? Нет, конечно.
Да, мы строили планы на будущее, думали о том, чтобы сдать мою пустовавшую уже год квартиру в наем, накопить денег и купить четкую машину. Но это были планы двух независимых друг от друга людей. Мы даже с тобой Солнышка, продукты на ужин покупали по очереди. Французские отношения...
Имел ли я право на ревность? Нет. Ибо настоящая любовь означает, что ты полностью и безоговорочно доверяешь любимому человеку. Любовь-это вера.
Сейчас, спустя время, когда все уже свершилось, я научился этому. Верить, любить и гасить в себе ревность.
Тогда же... На вечеринке у нас с тобой состоялся серьезный, отчасти грубый разговор.
- Солнышка, - сказал я, - пожалуйста, не танцуй с Виталей. Мне это очень неприятно.
- Я с ним?- искренне удивилась ты. - Да брось ты, Никит. Это же глупо. Мы же просто танцуем.
А меня уже понесло. Знаешь, Солныш, иногда такое бывает. Вроде бы и хочешь остановится, а уже не можешь:
- Нет, ты не должна с ним танцевать. Вернее не должна танцевать только с ним. С разными, ради Бога. Но только не с ним.
- Хорошо, - хмыкнула ты. - Только мне он не интересен. И мне плевать с кем танцевать.
Ты ушла. В прыгающий, горланящий народ. Ты честно пыталась танцевать с разными ребятами. Я просто не учел фактор целеустремленности Виталика. Ты даже не заметила, как он опять прыгал рядом с тобой, вытесняя всех окружающих.
Я еще минут пять смотрел на ваши телодвижения, потом отвел его в сторонку и сказал, чтобы он держался от тебя подальше.
- Это моя девушка, - сказал ему я.
Он очень удивился и задумался.
Весь оставшийся вечер он старался держаться от тебя подальше.
Все вроде было хорошо, но... Когда мы во втором часу ночи вернулись домой, раздался телефонный звонок. Это был он. Ты о чем -то с ним говорила. Вроде как классно было на вечеринке. А я опять медленно закипал. Дурацкая ревность. Я забрал у тебя телефонную трубку и выключил ее. Телефон зазвонил снова. Я думаю, что совершил тогда глупость. Надо было ее поднять и поставить Виталика на место, сказав, все, что я думаю, про него и про его ночные звонки моей девушке. А я просто вытащил штепсель из розетки.
Ты не поняла тогда моего поведения. Солнышка, да если б я его понимал. Я был одна сплошная эмоция.
Я попытался тебе что-то судорожно объяснить, но ты лишь холодно смотрела на меня и молчала. Мы так и легли спать. Не проронив ни слова.
Утро следующего дня началось как обычно. Мы целовались, дурачились, строили планы на предстоящую новогоднюю ночь. Все было хорошо. Внешне. Однако оба мы чувствовали какой-то грязный мутный осадок в душе.
Так часто бывает в лесу. Бежит себе веселый, прозрачный искрящийся ручеек по своим каким-то водным делам. Лопочет себе чего-то, пробиваясь сквозь камни. И все хорошо, пока какая-нибудь заблудшая лесная душа не пошевелит один маленький малюсенький камень. В одно мгновение весь ручеек вскипает грязью, становится отталкивающе бурым. И мертвым.
Вроде ну вот он ручеек. Ан, нет. Уже не тот он. Пить из него уже нельзя.
Конечно, потом он опять посветлеет и будет опять радостно чистым. Если никто не будет постоянно трогать те камушки.
То же было и у нас. Мы были вроде вместе, нам было хорошо. И все-таки мы были уже не теми.
Так уж получалось, что те камушки, от которых все вскипало и портилось в наших душах шевелил я. Зачем? Не знаю, наверное, чувствовал твои сомнения и ... Пытался изменить русло твоей жизни. Я боялся тебя потерять. Любили ли мы друг друга? Я уверен, Солнышка, что да.
Тогда что же произошло? Почему отношения изменились? Я расскажу очень печальную историю.
Давным-давно в одном далеком военном городке жила была маленькая девочка. Красивый зеленоглазый ребенок с пухлыми щечками и светлыми шелковистыми волосами. Мама с папой ее очень любили.
Особенно папа. Рядом с ним она чувствовала себя такой защищенной. Порой, когда ночью ей вдруг становилось страшно в детской, она приходила в спальню к родителям. Заползала между ними и сразу же тесно прижималась к папе. С ним было всегда уютно, тепло, спокойно.
Очень часто они вместе дурачились, прыгали, перебрасывались мячами. Устраивая дома такой беспорядок, что когда наконец-то приходила с работы мама, они старались не попадаться ей на глаза.
Мама... Она была очень строгой и часто безапелляционной. Ее мнение в семье всегда было главным. Маму даже немного побаивался папа.
Мама давно уже распланировала жизнь своей дочери. Когда и где учиться, за кого выходить замуж и в какую страну ей иммигрировать. Мама почему-то была твердо уверена в том, что ее доченька может быть счастлива только замужем за иностранцем и обязательно в королевствах развитого доллара. Она мечтала об этом.
Шло время. Девочка росла. Очень скоро за ней стали ухаживать парни. Порой даже по трое. Ей это льстило. И немного пугало. Она всегда чувствовала на себе незримый, но очень пристальный взгляд маминых зеленых глаз. Мама не одобряла ее кавалеров. Они просто не укладывались в ту константу, прокрустово ложе ее желаний и представлений. Она хотела для дочери большего.
И поэтому очень обрадовалась, когда та решила выбрать для себя профессию учителя иностранных языков. Это был первый шаг, как думала мама, к осуществлению ее мечты. Ее дочка будет владеть английским, и посему быстрее найдет себе импортного жениха.
Так, девочка, вернее уже девушка, стройная с длинными волосами, еще подростково угловатая оказалась в большом чужом городе за добрую сотню километров от своей семьи.
Первое время этот город пугал ее так, что сразу же после занятий в институте она шла к себе в общежитие и, обложившись книжками и конспектами, училась, училась, училась. Она была очень целеустремленная и толковая девушка.
Лишь где-то на третьем-четвертом курсе сначала робко, потом все чаще и чаще она стала выходить с подругами в свет. Скоро настолько вошла во вкус, что, порой, сама стала подбивать девчонок на походы по ресторанам. Ей нравилось находиться в том иллюзорно свободном дымчатом мире. Нравилось танцевать и чувствовать на себе внимательные горящие глаза мужчин. Те взгляды так ласкали ее самолюбие. Она была красива и знала об этом.
Окончив институт с красным дипломом, девушка вдруг отчетливо поняла, что никогда не сможет преподавать в школе. Возится с сопливыми школярами? Прозябать всю оставшуюся жизнь на жалкую зарплату учителя? Это не ее удел.
И девушка решила поступить в аспирантуру. Она была уже готова сделать это шаг, когда судьба улыбнулась ей всеми 33 коронками своих зубов: ей подвернулась весьма хорошая перспективная работа в одной из престижных и крупных компаний города.
Очень скоро у нее завязался стремительный роман с начальником одного из отделов компании. Он был старше ее на 4 года и казался ей таким... подходящим. Девушка и сама не знала, как так получилось, что однажды он остался у нее. Они ведь были знакомы всего лишь четыре месяца... Терялся в догадках и сам парень, пока... пока не понял ее мотивацию. Девушка просто боялась остаться одна. Без опеки, без внимания. Она была похожа на инжир. Очень деликатное и нежное дерево. Можно сказать, даже капризное. Оно очень быстро увядает в неблагоприятных условиях.
Они прожили вместе год. Любили ли они друг друга? Да.
В фрейдийской психологии есть такое понятие, комплекс Электры. Согласно ему существуют девушки, которые настолько любят и обожают своего отца, что всех своих партнеров они подсознательно отбирает по принципу идентичности. Идентичности с отцом.
Тот парень был так похож на ее отца. И на большого ребенка. Добрый, нежный, понимающий, заботливый, он так же, как и папа, обожал мультики и пиво, всегда решал все проблемы, был эмоционален, очень переживал за всяких там паучков и жучков, но он...
Он был таким импульсивным (хотя и этим он тоже походил на ее отца), резким, мог нагрубить, уйти и надолго оставить ее одну, был жутко ревнив и настойчив. Он совершенно не давал ей свободы. Более того, он тщательно, как ей казалось, пытался ограничить ее даже в той толике свободы, что у нее была.
Ох, если бы она хоть раз спросила его, ПОЧЕМУ он так поступал. Почему был так настойчив, почему порой он так ее доставал, почему он не мог оставить ее не на минутку...
Он бы просто сказал, что не может жить без нее. Ему так хотелось быть рядом с ней. Быть без нее, это как без руки или ноги.
Такое поведение ее пугало. К тому же... Он не нравился маме. Он был низкоросл, его шевелюра оставляла желать лучшего, у него было плохое зрение и вообще... Он мало подходил под мамину концепцию счастья дочери.
А для девушки мнение мамы было очень и очень важно.
Девушка боялась поступить против ее воли. Поэтому весь этот год они прожили с тем парнем тщательно конспирируясь. Никто на работе даже не догадывался, об истинном положении дел.
Если приезжал кто-то из ее родственников парень моментально испарялся. Причем феноменальным образом исчезали и все его вещи.
Сначала он не обращал на это внимания, потом стал задумываться. Он чувствовал ее сомнение. Его это пугало и настораживало. Он ее постоянно спрашивал, что в нем ей не нравится. А она убеждала, что он самый замечательный человек.
Но он был живым человеком. Человеком, совершавшим порой наиглупейшие человеческие ошибки. Поэтому они иногда ссорились.
Когда это произошло в первый раз, он растерялся. Он пытался с ней заговорить, объясниться, а она... Она молчала.
Господи, он постоянно забывал, что по сути своей она - ребенок. Что при малейшей опасности или конфликте она терялась. Она боялась всего этого, не знала, как выходить из таких ситуаций и... Использовала совершенно детский способ защиты. Какой?
Она просто самоустранялась. Делала вид, что спит или смотрит телевизор. Дети, когда не знают, как поступить, когда им страшно, просто закрывают ладошками глаза. Это же просто. Закрыл глаза и страшный бука исчез.
Когда это случалось, парень делал вид, что уходит. Он считал, что только так он может восстановить мир в их отношениях. И это срабатывало. До определенного момента.
Пока однажды он не почувствовал, что все... Она больше не выдержит. Она тоже была живой человек, человек у которого есть нервы.
После каждого такого вынуждаемого примирения, в душе ее оставался маленький осадок, она все чаще стала задумываться, а тот ли он, действительно, человек.
Он чувствовал ее сомнение, пытался загладить собственные ошибки и делал новые. Он думал, что если он будет постоянно с ней, она поймет, насколько сильно он ее любит. А она думала, что он ограничивает таким образом ее свободу и... пыталась ее отстоять.
Он бесился, устраивал ей сцены, пытался что-то там ей втолковать. А она... Она все больше сомневалась, а тот ли он?..
Эти сомнения словно снежный ком все нарастали и нарастали, пока однажды...
Грустная история, правда, Солнышка? Если бы они были чуть более мудры, более рассудительны... Они не видели своих ошибок.
Знаешь, Солныш, ведь он ее до сих пор любит.
Любит ее, ее родственников, он готов для них сделать все что угодно. Он уверен, что найдет общий язык с ее мамой. Так получилось, что с ее отцом, братом и его женой, у него уже сложились отношения. Они ему нравятся.
Он так рассчитывает на второй шанс. Он верит, что прошлых ошибок уже не повторит. Вот только есть ли у него шанс? Пока он считает, что она уехала в командировку, и очень-очень скоро вернется. Он ждет ее и надеется...
Помнишь Новогоднюю ночь 2001 года? Ту ночь мы провели дома у нашего общего друга Сашки, твоего коллеги по отделу, где-то у черта на куличках. На окраине города, где воздух чист и хрустален.
Был шикарный стол и чудовищная артиллерия бутылок шампанского и водки. Были новые знакомые и шашлыки на балконе.
Помнишь, Солнышка, как были мы счастливы, когда в полночь подняли наши бокалы под гимн России. Возвращенный гимн Александрова.
Потом была дискотека, разгоряченный водкой и эйфорией праздника Саша устроил небольшой показательный фейерверк со спонтанным подрывом соседских балконов. Бахнуло так, что мы сочли благоразумным ретироваться. Подальше от греха и соседского мордобития.
От Сашки домой мы вернулись лишь через два дня. Новый год выдался какой-то затяжной. Но веселый.
Мне тогда казалось, что наши отношения наконец-то стабилизировались. Что никто и никоим образом не сможет нас разлучить. Наивный албанский мальчик.
Едва ты вышла на работу, Виталик вновь стал окружать тебя своим вниманием и теплотой. В тебе вновь проснулись сомнения.
Исподволь ты стала нас сравнивать. Сама того не осознавая. И знаешь, Солнышка, я проигрывал. Проигрывал потому, что начал нервничать и тем самым обеспечил победу ему. Помнишь те позорные сцены, что я тебе устраивал? Я доказывал тебе (вот идиот!), что у тебя есть интерес к нему, а ты... Ты доказывала мне обратное. И чем больше я тебе настаивал на том, тем больше пробуждал в тебе интерес к нему.
- Ты так и дуешься? Ну, прекрати, ну ничего у меня с ним нет, - говорила ты.
- Я не дуюсь, я просто хочу, чтобы ты прекратила с ним общаться.
- Даже разговаривать?
- Видеться, разговаривать, общаться любым способом письменно или вербально.
- Ну почему ты так категоричен? ну а почему не с Владиком, не с Сашей?
- Просто потому я тебе уже говорил на вечеринке в ресторане, что ты его выделила из всех. Танцевала только с ним. И сейчас ты почему-то обедать идешь с ним, общаешься большей частью с ним, разговариваете о стриптизе опять-таки. Солнышка! Я с тобой о подобном не говорил. Ни Саша, ни Владик, ничего подобного тебе не предлагали. И знаешь еще что? Я же не заставляю тебя вообше перестать общаться с мужчинами. Я просто прошу щадить мои нервы и не позволять кому-либо строить в отношении себя, какие либо планы.
- Просто про него я тебе много рассказывала, абсолютно все наши разговоры, а про остальных... Может быть не так много, поэтому у тебя такое впечатление сложилось. Поверь, мои с ним отношения ни коим образом не выходят за рамки обычных. Ну, честное слово!
- Мне все равно, куда твои отношения выходят. Я просто хочу, чтобы ты прекратила свои отношения с ним и все.
Ты молчала.
- Я тебя не убедил? Что ж будем считать твое молчание ответом. Очень жаль. Не ужели ты действительно не понимаешь что мне от этого больно?
Я давил на тебя, Солнышка. Давил беспощадно и жестоко. Извини. Это была моя ошибка. Я надавил, и ты сдалась. Вернее сломалась.
- Ну хорошо, - сказала ты.- Я не буду вообще с ним общаться.
- Любимая Солнышка!
...Жизнь человека, словно пешеходный переход. То полоска белая, то черная. Причем рисовал те полосочки, видно человек давно и преданно поклонявшийся Бахусу, нежели Проведению. Черные полосы были такими неровными, жирными и затяжными.
В одну из таких попал и я. Как муха в патоку. Мне казалось, что весь мир против меня. Даже ты, Солнышка.
Так получилось, что на личные проблемы, стали еще наслаиваться рабочие. Я вдруг узнал, что в отделе иллюзий, где работает Скример, новый начальник, у которого вдруг проснулся интерес к моему отделу, он захотел сместить меня и радостно слить наши отделы в экстазе. Я боролся, отчаянно, самозабвенно.
Едва мне удалось удержать кресло, как начались перебои с сырьем. Рухнуло все производство. Голова шла кругом. А тут еще Скример устраивал тебе рекламные акции себя любимого.
Я не мог видеться с тобой, потому что дома у тебя затяжно гостил брат, я не мог провожать тебя до дома, потому что ты этого не хотела.
Солнышка, Солнышка.... За последние два месяца мне лишь однажды удалось проводить тебя с работы домой. Мы шли, держась за руки. Как дети. Было так приятно и... Солнышка, я чувствовал себя в тот вечер чем-то большим. Чем-то целым и значимым.
Я без тебя не мог. Ты была тем самым единственным Солнышком в моей жизни, которое согревало, успокаивало меня и давало надежду. И ты была так далека.
В то время я напоминал себе раненую собаку. Я думаю, тебе никогда не доводилось, оказывать помощь псу в неурочный час оказавшемуся на дороге с бешеным движением. Псу, который, так и не сообразив, что произошло, оказался моментально втянутым под брюхо страшных больших островоняющих металлических чудовищ. Ему больно, страшно, он совершенно теряется и во всем и каждом видит врага.
Едва ты склоняешься, чтобы помочь ему, он тут же впивается, что есть мочи, в твою руку. Потому что ты -ВРАГ. Так он думает он.
...Мне было очень плохо, Солнышка. Я начал срываться. Извини, Солнышка, ты оказалась невольным громоотводом. В те редкие часы, что нам удавалось увидеться, ты вместо моей любви и ласки, получала полную порцию не относящихся к тебе негативных эмоций.
- Ты знаешь, я тут нарушила немного вчерашнее обещание и поговорила с Виталиком, но этого просто требовала ситуация, я с ним ругалась отчаянно за тебя. Ты меня сильно не ругай, так было надо. Я не могу терпеть, когда невинного человека обвиняют не весть в чем.
- Это кого обвинили?
- Тебя.
- Да? А по какому поводу он на меня накатывал?
- Я тебе подробнее дома расскажу. Началось все с того, что он мне написал, что, мол, чего такая грустная была на обеде, а мы, надо сказать, сидели за одним столом. Я ему ответила, что мне неприятно находиться рядом с людьми, которые что-то втайне против тебя затевают. Только ему не выговаривай ничего.
- Хорошо. Я ничего ему говорить не буду, еще подобная выходка с его стороны, и дам ему в рыло.
- В рыло давать никому не надо.
Я тебя тогда не поблагодарил. Спасибо, что ты была за меня. И на моей стороне. Для меня твоя поддержка была очень важна. Честно.
Знаешь, Солнышка, в чем парадокс? Я ведь замечал все, что творилось с нами. Замечал, что все чаще и чаще твои руки стали пахнуть сигаретным дымом, что, когда мы целовались, ты делала это несколько не так как обычно, у тебя изо рта стало пахнуть, как от заправского курильщика. Хотя ты не курила.
И еще... Ты все чаще стала называть меня Зайкой. В это было что-то дежурно-дешевое и сладкое, как в духах "Красная Москва".
Я все замечал. Замечал, констатировал, но не мог их уже изменить. Хотя изменить пытался.
Помнишь, я пригласил тебя на свидание. Да, я так и сказал:
- Солнышка, можно пригласить тебя?
Ты удивилась и сказала, зачем же так официально? Но согласилась.
Мы пошли с тобой в театр на премьеру нового спектакля "Отель "Амбассадор".
Театр вообще особое место. Почему? Не знаю. Сколько здесь работал звукорежиссером, все пытался понять. Так и не смог.
Его здание было построено еще в 1907 году на средства торгового дома "Братьев Пьянковых", пожертвовавшего на сие деяние сто тысяч рублей. Вообще братья Пьянковы были весьма удивительными людьми в нашем городе. Сегодня бы их назвали спонсорами.
А тогда.... Являясь хозяевами одного из крупнейших в Уссурийском крае винокуренного завода, они тратили очень большие, просто чудовищные по тем временам суммы на строительство богоугодных заведений. Именно благодаря им в нашем городе появился первый кинотеатр. Кинотеатр "Иллюзион". Он и сейчас стоит в центре старого города, подслеповато пялясь на мир пустыми глазницами окон.
Все это я тебе рассказывал, пока мы сидели в баре театра и ожесточенно уничтожали бутерброды, запивая их апельсиновым соком.
За сто лет здание совсем не изменилось. Та же старинная лепнина на потолке, легкая сырость в воздухе и запах. Запах умиротворения и, наверное, времени. Такой запах я встречал только в церкви.
За последние лет семь ты попала сюда, пожалуй, во второй раз. Попала и очень удивилась суете человеческой в холле театра.
Неужели они все пришли на спектакль? Эти дерганые юнцы с лениво клацающими челюстями, учителя, шикарно пахнущие духами чиновники местной администрации и нувориши с мобильными телефонами?
...Мы сидели почти в центре зрительного зала. Я держал тебя за руку и так боялся отпустить. Солнышка, я чувствовал, как мы отдаляемся. Чувствовал и страшился этого.
Спектакль выдался на редкость забавный. Я так и не понял, кто есть кто, кто кого ловит и зачем. Почти все это время я смотрел на тебя. На то, как ты смеешься, на твои большие искрящиеся весельем зеленые глаза. Я запоминал. Каждую твою морщинку, складочку, жест, улыбку...
Наверное, это была судьба. Фатум. Мы все чаще и чаще ссорились.
Как-то в начале февраля я тебе позвонил на работу, соскучился.
- Как дела? Где была? - отрифмовал сразу же я.
- Только с обеда пришла.
- С иллюзией ходила?
- С иллюзией.
- Нда? И с кем это?
- Опять начинаешь?
- А почему ты отбрыкиваешься? Я просто спросил с кем, а ты сразу в штыки.
- Я не отбрыкиваюсь, я тебе сказала, что я ходила с иллюзией, что ты еще хочешь услышать?
- С кем?
- Тебе по именам перечислить?
- Не, а серьезно?
- Если ты хочешь услышать, был ли там Виталик, то я тебе говорю, что да был.
- А кто еще?
- Это допрос?
- Угу, с пристрастием. Ну, серьезно, кто?
- Ничего смешного. Не понимаю, какое удовольствие тебе может доставлять то, что ты меня третируешь?
- А тебе какое удовольствие доставляет издеваться надо мной? Солныш, я ведь живой человек, и мне неприятно видеть тебя и его вместе. Я тебя просил с ним не разговариватть и не общатся, ты с этим согласилась, а потом технично послала меня своими дальнейшими
шагами к дьяволу. Здесь, Солнышка, даже не ревность, я-то тебе верю. Просто я никак не могу понять и простить, твоего неуважения и лицемерия?
- Все. Хватит. Ты сам себе выкопал яму, сам придумал себе угрозу, и, запретив мне, ты самым сделал все еще хуже.
- То есть?
- Все. У меня тоже есть предел.
- Ладно, давай все забудем и начнем сначала?
- У тебя есть черта - во всех неудачах винить только меня, своих ошибок ты не замечаешь
- Да, я виновен, черт подери. Мне очень сложно переделывать себя, ты пойми. Мне нужна твоя поддержка, а не твоя глухая защита от меня. Ладно, прости, Солнышка. Я, наверное, сволочь. Прости.
...Солнышка, господи, как я тебя любил и люблю. Мне тебя так не хватало.
Смешинок в твоих изумрудных глазах, твоего внимания, просто твоего присутствия рядом.
Мне так хотелось прикоснуться к тебе, почувствовать твой запах. Хотелось котенком запрыгнуть тебе на колени и свернуться клубочком.
Помнишь, как-то в середине февраля, воскресным днем мы вместе с Сашкой, нашим общим знакомым, отправились покорять загородные просторы. Хотелось покататься на санках. Было тепло, вокруг лежал белый пушистый снег, а в воздухе уже пахло весной.
Санки... Такие санки мы увидели с тобой, Солнышка, впервые. Это было настоящее чудо конструкторской мысли и творчества Саши. К старой мотоциклетной люльке, наверное, еще трофейной немецкой, снизу были приварены две дуги, спереди, чтобы, не дай бог, не убиться на виражах, примотана шина. Маленький бронетранспортерчик на полозьях, на котором нам предстояло кататься целый день. Опробировать чудо техники мы доверили Саше, как разработчику идеи. Он был несказанно рад предложению. Даже перекрестился на прощание.
Привязав санки к машине мы рванули вперед. Позади этакой килькой в консерве, мчался Саша и очаянно махал красным флагом. То ли от радости, то ли пытался попросить нас притормозить. Очень скоро санки перевернулись и разработчик стал своей собственной головой просчитывать дефекты конструкции.
Глядя на это, я заметил, что мне здоровье дороже и потребовал обычные санки. Слава богу, Саша учел возможные желания ретроградов.
Домой мы вернулись уже под вечер, уставшие, заснеженные и счастливые. Вернулись к своим проблемам...
Когда наши отношения стали похожи на натянутые и готовые вот-вот лопнуть гитарные струны, ты сказала, что тебе нужно время чтобы сделать свой выбор. Между мной и ним. Господи, как было больно, чудовищно и страшно сказать: "Да, Солнышка. Я понимаю. Делай свой выбор".
Я сказал и почувствовал, что подписал смертный приговор нашим отношениям. Но я не мог поступить иначе. Я хотел, что бы ты была счастлива. Я понимал зачем тебе был нужен тот выбор. Понимал, что я оказался первым мужчиной в твоей жизни, и ты хотела убедиться, что я именно тот мужчина, кто тебе нужен. Пообещал не надоедать тебе.
Увы, я не смог прожить без тебя и двух дней.
23 февраля была совместная вечеринка в офисе компании. Наверное нервы и напряжение последних недель сказались. Очень скоро я чуть было не отдал душу Бахусу, но был вовремя замечен тобой и направлен на путь истинный. То есть домой.
Беда только, что ты уехала недождавшись меня. Добираться пришлось с Сашей, который судя по устойчивому запаху водки имел тесный оральный контакт со строптивым богом выпивки.
Я так и не смог уговорить его не садится за руль машины. Он весьма красноречиво на пальцах объяснил мне, что все хорошо и нажал газ. Меня вдавило в кресло.
Скоро мы пришли к мысли, что неплохо бы заехать к тебе, убедиться, что ты доехала до дому нормально. Правда ехали мы как-то странно, через весь город по каким-то лишь Саше ведомым закоулкам. Возле твоего дома мы оказались лишь через час, хотя пешком на это бы ушло минут десять. Я вышел из машины и вяло покачиваясь стал подниматься по лестнице.
Был первый час ночи. Солнышка, когда ты открыла дверь, перед тобой стояла моя помятая алкоголем личность.
Я люблю тебя. Мне тебя так не хватает. Я попытался облечь свои чувства в слова, но язык мой-враг мой, был пьян и не подчинялся командам мозга. Ты смотрела на меня с той нежностью, с которой мамы порой смотрят на своих нашкодивших детей.
- Иди домой, - просто сказала ты. - Завтра поговорим. - И нежно поцеловала меня.
Вниз я буквально стекал, а не шел по лестнице. Я был так счастлив, Солнышка.
В машине меня ждал ласково припавший в полудреме к рулю Сашка...
Почти весь февраль я жил у себя дома. У тебя по-прежнему гостил братец.
Было одиноко и больно. Больно так, что по ночам я вставал, выходил на балкон и задрав, словно волк, голову к небу, выл? Нет, молился. Кому? Не знаю. Ведь где-то там есть же кто-то очень могущественный и мудрый. Кто-то, в чьи силах изменить мою и твою судьбу.
Весь тот месяц я жил на таблетках и пиве. Я засыпал лишь выпив два колесика димедрола. Засыпал и представлял, что ты рядом. Так было спокойней. Мысленно желал тебе спокойной ночи.
Противно было по утрам, когда просыпаясь, я по привычке шарил рукой в поисках тебя, чтобы обнять. И не находил.
Я знаю, Малыш, что тебе тогда тоже было плохо. Ты разрывалась между ним и мною. Т ы сомневалась. Делала выбор, как тебе казалось, и вновь сомневалась в нем.
Помнишь, мы стояли в твоем подъезде и разговаривали. Долго, часа два или три. О чем? О нас, о тебе, обо мне и о нем.
Ты пыталась убедить меня и себя в том, что те чувства, которые я испытываю к тебе, просто привязанность. Пройдет месячишко, и все забудется, как милый сон.
- Блаж это все, Солнышка. Я не могу жить без тебя, - сказал я тебе. - Жизнь без тебя бессмысленна и мне не нужна.
Я говорил и чувствовал, как предательски мокнут глаза.
- Хорошо, решено - грустно сказала ты и я увидел как две маленькие слезинки покатились по твоим щекам. - Я остаюсь с тобой.
И тут я зарыдал. Я прижал тебя к себе и крепко-крепко обнял. Ты не должна была видеть моих слез. Я спрятал мокрое лицо у тебя за спиной.
Так мы простояли минут десять. Молча, обнявшись как сиамские близнецы. Стояли и тихо плакали.
Потом... мы разошлись по домам. Ты пошла наверх к себе а я на улицу.
Я шел и изо всех сил сжимал зубы. Даже не шел, а бежал. Бежал и думал, лишь бы не заорать благим матом на всю улицу.
- Не трогай меня полчаса. - сухо бросил я дома маме и, скинув куртку, заперся в спальне. Я задыхался. Слезы души меня. Упал на кровать и, вжав в подушку лицо, заорал. Я не помню сколько прошло времени. Может минут десять, может час.
Из спальни я вышел блаженно улыбаясь.
На кухне тихо плакала мама.
- Ну вот - укоризненно сказал я. - чего плачешь? Все хорошо.
- У тебя было такое мертвое лицо.- сказала мама - Я...я подумала, ты их убил. Вот сижу тут и плачу. Думала, что сейчас за тобой придут. Милиция.
- Глупенькая ты у меня. - сказал я и поцеловал ее в глаза - все хорошо. Она остается со мной и я счастлив. Просто... просто нужно было душу освободить. Да и потом... я не могу причинить ей вред, я ее слишком люблю. Она же Солнышка.
В ту ночь я впервые заснул без таблеток. Утром мама потом сказала, что во сне я улыбался...
В конце февраля у твоих родителей была годовщина свадьбы. Тридцать лет. Мы долго ломали голову, что же им подарить. Вроде бы у них все было.
И вдруг меня осенило. Я предложил подарить им большой цветной календарик с их лицами, маме на работу жалюзи и табличку. Последнее ей, как мы подумали, было действительно необходимо. Мама у тебя работает частным стоматологом. У нее своя практика.
Календарик мы заказали в фотолаборатории, табличку пообщал сделать мой хороший знакомый, а лишние жалюзи были у меня на работе.
Все это мы решили подарить, когда родители приедут к тебе. Вернее дарить-то нужно было тебе. Это случилось 4 марта, в воскресенье.
В это день мы договорились встретиться и сходить в "Кофе-хаус", весьма котируемое и престижное кафейное заведение.
Когда я за тобой зашел, ты была грустна. Стоя на пороге, ты как то нервно взяла мою розу и вполоборота передала ее кому-то бросив: "Нет, ну ты посмотри!"
Едва мы вышли с подъезда, я у тебя спросил, что случилось.
- С мамой поругались.
- Из-за чего?
- Из-за тебя. Она считает что ты мне не подходишь.
Мы остановились возле какого-то павильончика с зеркальными окнами. Ты держала меня под руку и критично рассматривала в окне наши отражения.
- Да - печально сказала ты, словно отвечала на чей-то вопрос. - Я выше.
- Это важно?
- Ну как ты не поймешь, это очень неудобно. Парень должен быть выше девушки.
- Солныш, все что ты говоришь, полный бред. Не важно как человек выглядит. Высок он или низкоросл. Горбат или хромоног. Если ты его любишь. Тело - это одежда. Биологическая одежда.
- Да, но встречают то по ней.
- Зато провожают по уму и душе. Ты еще сентенции Горького вспомни, что в человеке должно быть все прекрасно. И душа, и тело, и прочий ливер... Что тебе мама сказала?
- Сказала, что ты мне не подходишь. Мы разные.
- Угу, довод железный и не требующий доказательств. И главное предсказуемый. Ладно не страшно. Как хоть родители к подарку отнеслись?
- Папе очень понравилось, а маме... Ей вообще сложно угодить. Что бы не подарил, вечно бурчит. Вот и сейчас. - грустно сказала ты.
- Эх, ты , Солнышкин. Да все замечательно. Подарок мы сделали. Папе он понравился, а мама... Она оценит потом. Вот увидишь.
Мы шли, держась за руки, и обсуждали наших родителей. Ту бесцеремонность, с которой они так по-свойски порой лезут в нашу жизнь. Кромсают ее на куски по своему усмотрению.
Под ногами у нас весело похрустывал, словно крахмал в мешочке, выпавший ночью снег.
- ...Нет, ну ты представь, - вдруг долетело до до нас от проходившей мимо парочки пятнадцатилетних девчонок. - Мама запрещает мне одеваться так как я хочу, быть там где я хочу. Лезет везде - выговаривала одна из них, таща за собою на поводке маленького перепуганного добермана.
Мы с тобой преглянулись и вдруг засмеялись. Громко на всю улицу. Девочки, захлебнувшись на полуслове, благоразумно укавыляли в сторону. Решив, наверное, что мы конченные психи.
- Родители и дети. Бесконечная история. Эпизод 2001-й. - заметил я, сквозь смех.
Метрах в двухстах от "Кофе-хауса", ты невольно дернула меня за руку и прошептала:
- Виталик...
Я посмотрел на тебя и заметил, Солнышка, две маленькие молние мелькнувшие в твоих глазах. В ту же секунду твоя ладонь выпала из моей. Дальше мы шли как посторонние люди, случайно оказавшиеся на одном тратуаре.
Виталик стоял и разговаривал с каким-то парнем. Ты прошла мимо, а я притормозил.
- Хай, - сказал он и вяло пожал мне руку. На меня он не смотрел. Глазами он сканировал твою одиноко бредущую впереди фигуру. И чему-то иронично улыбался...
Я догнал тебя метров через 20. С минуту мы шли молча, потом ты спросила:
- Он с тобой поздоровался?
- Да, - ответил я.
..."Кофе-Хаус" - типичное кафе семейного типа середины европейских 80-х. Сюда приятно приходить слушать музыку, отдыхать с чашечкой кофе, общаться с друзьями. Два этажа спокойствия.
Нам давно хотелось зайти сюда, но время, безжалостный секатор наших желаний, играло против нас.
...Рука лежала на столе и я медленно, едва касаясь подушечками пальцев теплого атласа твоей кожи, нежно гладил ее. Солнышка, Солнышка, зачем я так тебя сильно люблю и почему? Ведь так нельзя. Я смотрел в твои глаза-озера, пытаясь найти ответ в них. Зеленая гладь была спокойна и прохладна. Чем больше я в них смотрел, тем больше хотелось мне окунуться в прохладу этих лесных озер. И все забыть. Моя Солнышка...
Мы ели фруктовый салат из одной салатницы, устраивая бои на ложках. Я красиво проигрывал. И кусочек чего-нибудь вкусного доставался тебе. Но я проигрывал с улыбкой, потому что выигрывала моя Солнышка.
Потом нам принесли две чашечки кофе с шариками ванильного мороженного. Кофе "Глиссе"- замечательный релаксирующий напиток. Особенно после хорошего салатика....
8 марта... Последний день Помпеи... В этот день наши отношения рухнули как карточный домик.
Утром я принес тебе красивые цветы в горшочках. Они тебе так понравились. Ты даже меня поцеловала. От тебя я буквально летел. Летел так, что семикрылый Серафим, завидя меня, просто от зависти сгрыз бы все свои крылья.
Вечером, когда я пришел в офис на вечеринку по случаю праздника, я узнал, что ты пригласила Виталика.
Было больно, но я старался не показывать вида. Мы даже встали с ним за один столик. Он и я. Смешно. Я резал колбасу и хлеб, он сооружал увесистые бутербродики. Этакая идилическая картинка, достойная пера Рембранда. Вместе пили.
Даже танцевали вместе. Все было нормально до того момента пока ты его не пригласила на медленный танец. Меня это убило окончательно. Потом я подошел к тебе и спросил:
- Солнышка, следующий медленный танец со мной?
- Нет.
- Почему?
- Ты с Юлей танцевал? Вот и продолжай.
- Юля мне до фонаря. Должен же я был с кем-то танцевать? А вообще... я хочу танцевать с тобой.
- Нет, - сказала ты. - С тобой я танцевать не буду.
- Будешь!- зло сказал я. Не контролируя себя, я чуть толкнул тебя и выбежал из зала.
...Иногда Солныш, я может и веду себя как сволочь, но поверь мне не последняя. Я ведь ничего не имел против твоих танцев с Виталиком. Если бы ты просто подошла ко мне и сказала:
- Не обижайся, пожалуйста, но я не смогу с тобой танцевать, мне очень неудобно будет. При всех. Я хочу танцевать с Виталиком. Без обид?
- Без обид, - сказал бы я и улыбнулся. Грустно, но улыбнулся. Я понял бы тебя. Но ты действовала так по-шушарски втихую... За это Скример и получил. Хотя был совершенно не причем.
Когда ты в очередной раз потащила его мимо меня танцевать, я разжался словно пружина и ударил его. Он упал и даже не пытался защищаться.
Он повел себя благородно, как потом ты сказала. Солнышка, это не было благородством. Я мотылял его по полу и он не сопротивлялся. Не из-за широты свой души. Когда я на долю секунды развернул его лицо к себе, я увидел в его глазах СТРАХ. Обычный животный всепоглащающий страх. Его зрачки были похожи на два больших черных блюдечка мокрого эбонита.
Он был тривиальный человеческий трус. На душе стало как-то сразу мерзко и противно. Как будто с разбегу вляпался в лужу дерьма.
Я даже не сопротивлялся, когда охранник и еще один парнишка с торгового департамента попытались меня оторвать от Виталика.
- Все нормально, ребята. - тихо сказал я. - Извините.
Я сбросил их руки с себя и вышел на улицу. На душе было пусто и мрачно. И ужасающе больно... Казалось, что каждый атом моей души жгли в огромной дьявольской печи. Забившись в уголок, я расплакался.
...С неба падали большие пушистые хлопья снега. Стояла странная чарующая тишина. Слезы, медленно скользя по моей щеке, вдруг на секунду замирали на подбородке, а затем обречено камушками падали вниз, на ровное покрывало снега. Оставляя после себя маленькие аккуратненькие черные оспины.
- Что с тобой?- неожиданно сверху прозвучал вопрос.
Я поднял глаза и увидел Светланку, милую девушку из юридического отдела компании.
- Спасибо, Свет, все хорошо. Я сейчас приду, - сказал я ей. - Иди, а то замерзнешь.
Знаю, Солнышка, знаю... Пока я был там за дверью на улице, в зале тебя успокаивал Гудрин, начальник одного из отделов...
Вечер, по крайней мере, у нас был безнадежно испорчен.
Я поднялся к тебе в отдел. Ты сидела за компьютером и нервно била пальцами по клавишам. За соседним столом спал пьяненький Саша. Он лежал и чему-то блаженно улыбался во сне. Я подошел к нему, совершенно бесцеремонно выташил из-за стола, встряхнул и выставил за дверь. Шелкнул замок...
Несколько секунд стояла давящая вязкая тишина, потом грянул взрыв...
Ты выговаривала мне какой я подлец, как я мог так поступить, что я законченный эгоист, что между нами все кончено...
Я сидел на столе и хмуро слушал твою тираду. Твои слова, как скальпель пьяного хирурга, были хаотичны и безжалостны. Опять вернулась боль. Я слушал тебя, сцепив зубы и думал о том, как долго я смогу ее вынести. На глаза вновь стали предательски наворачиваться слезы. Где-то там в голове они собирались в маленькие ручейки, ручейки в большую мощную соленую реку. Эту реку горечи и боли сдерживали лишь глаза. Глаза-плотины.
Между нами все кончено... От этих слов я зажмурился, как от удара плетки. Когда я отрыл глаза плотина рухнула.
Плачь Ярославны в исполнении взрослого мужчины, зрелище шокирущее. Ты смолкла на полуслове и удивленно смотрела на меня. Это была не та реакции, которую ты от меня ждала. Весь твой пыл куда-то пропал. Ты растерялась...
Стыдно ли мне за тот вечер? Да, но только за плачь. Я обнажил перед тобой свою душу, на несколько минут снял свой черепаший панцирь. Не следовало этого делать...
Солнышка, Солнышка...
Спустя три дня мы с тобой догорились, что я дам тебе ровно месяц, чтобы ты окончательно определилась.
- А если я выберу его? - спросила ты. В твоих глазах стояли слезы.- Что будет с тобой?
- Я не знаю, Малыш. Не знаю. Я люблю тебя.- сказал я и прижался губами к твоим зеленым глазам.
- Обещаешь? Ты будешь хорошим мальчиком?...
- Я постараюсь, Солнышка.
- Я думаю, это была моя ошибка, чтоя тебе тогда позволила остаться у меня. И привязаться... Больше я такой ошибки не повторю.
- Это не было привязанностью. К сожалению. А насчет ошибки... Не зарекайся. Ты ее повторишь и очень скоро... Солнышка, Солнышка...
Знаешь, сегодня я убил почти весь день на то чтобы придти в себя. Хоть чуть-чуть. Я лежал на диване и думал. О тебе, о себе, о жизни. Я тихо по крупицам собирал свои мысли, душу.
Медленно, очень медленно все эмоции, чувства, ненависть, гнев, радость, любовь, надежда стали отделяться от меня. Они вдруг сконцентрировались в некое подобие шара у меня над головой. Шар набухал, пульсировал, делался все плотнее и ощутимие. Этот клубок эмоций выглядел настолько реально, что казалось дотронься я до него и почувствую его теплоту.
Наблюдая, как эмоции кипят в этом месиве, свиваются в жгуты, переливаются всеми цветами радуги в сияющем ореоле, я чувствовал себя как зритель, оказавшийся на премьере какого-то гротескного и фатастического спектакля.
А потом шар взорвался...
И стало вдруг так все просто и понятно. Все вещи и факты встали на свои места. Как кубики в тетрисе. Огонь и лед, сталь и вода...
- Господи, ну какой ты у меня эмоциональный,- улыбнулась ты.
- А разве это плохо?
- Наверное хорошо...
В тот вечер я забрал у тебя все свои вещи. Почти все. Два больших пакета. Осталось еще столько же.
- Знаешь, Солнышка, - сказал я уже в дверях.- Я не думал, что мне однажды будет так грустно. Раньше я всегда знал, забирая вещи, что смогу вернуться... Сейчас... не уверен. Будь умочкой, Солнышка. Я тебя люблю.
... И дверь захлопнулась. Со звуком падающего ножа гильотины.
Как я прожил этот месяц? Как узник, в надежде на амнистию. Я и не знал, Солнышка, что у человека может быть столько свободного времени. И что с ним делать?
Я привел на работе все дела в порядок. Завел новые знакомства, проведал всех своих друзей. Просмотрел все фильмы в кинотеатре. А время все оставалось и оставалось.
Я начал ходить по кафешкам и ресторанам. Перечитал кучу книг. А время не кончалось.
И тогда мне становилось грустно. Особенно по вечерам. Я одевался и шел к твоему дому. Я задирал голову и смотрел в твои залитые огнем окна. И на душе сразу становилось теплее.
Пару раз ты видела меня.
Однажды, кажется в понедельник, вечером мы встретились у твоего дома. Я пил пиво. Ты окликнула меня.
- Привет, ты куда?
- Гуляю, - сказал я.- А ты?
- В магазин иду. Дома есть нечего.
- Пошли.
Мы стояли в очереди наверное с полчаса, перекидываясь ничего не значащими словами, как шариками. Ты взяла тогда около килограмма разномастных колбас, сыра и свежезамороженный салат.
- Солнышка, между нами все кончено? - спросил я, когда мы вышли из магазина.
- Не знаю.- ответила ты.- Не знаю.
Эх ты, Солнышка, ты тащила эту всю снедь домой и мы оба знали, кого ты собираешься кормить.
Неужели ты думаешь, что я прожив с тобой год, так тебя и не понял? Солнышка, за это время я научился даже читать твои мысли. Вспомни, как часто, только по одной твоей фразе, я догадывался о том, что ты собираешься делать или о том, кто к тебе пришел?
О том, что Виталик окажется у тебя в постели, я уже знал в тот день, когда забирал свои вещи.
Даже ты об этом еще не думала...
Поэтому и шока у меня не было, когда это подвердилось...
Я скучал по тебе. Иногда я просто приходил на работу к тебе, говорил привет и убегал по своим делам, иногда я приносил тебе розочки и они стояли у тебя по две-три недели. И все удивлялись их стойкости. Даже ты.
- Ты их заговариваешь, что ли? - спрашивала ты.
- Нет. -отвечал я улыбаясь. Я понял давно уже, Солныш, что ты, увы, не романтик. А чистокровный realyст. Хотя... они были, действительно, заколдованны. Ведь любовь, на самом деле, это волшебство. Ее нельзя измерить ни в джоулях, ни сантиметрах, ни в чем.
...Когда тебе было плохо, и нужна была моя помощь, Солнышка, я всегда был рядом. Даже тогда, когда бывшая Виталина пассия прибежала к тебе на разборки.
Зачем я спустился с тобой во двор? Ведь то, что собиралась сделать она, было в моих интересах.
Солнышка, я был нужен тебе. Тебе нужно было поставить большую жирную точку во всей этой истории, а сил... Сил для этого у тебя не было. Ты была уже готова вновь использовать свой обычный прием по отпугиванию злых бук. Самоустраниться. Но ведь, Солнышка, это не было выходом. Поэтому я и пошел с тобой.
Во дворе нас ждало небесное создание на вид годков надцати, в зеленой дубленочке. С холодными стальными глазами. Типичная дикорастущая стервочка. С украденым у Эллочки-Людоедочки словариком. Че-кого, туда-сюда, люблю-куплю и полетели...
Я смотрел на нее и думал. Неужели Виталя прожил с этой мегеркой два года? Жил и не видел ее пуговичной души? Треш. Как правило дамы - отражение выбравших их парней. Если это так, то и у Виталика натура такая же гадкая и примитивная, как сия дамочка.
Господи, Солнышка, как же ты с ним намучаешься. Изменить его? А смогла ли ты изменить меня? Нет...
Я не лег в твой шаблон. Если я и менялся, то сам, по собственной воле...
...Она несла очень разумную чушь про то, что не нужно разрушать человеческие отношения, все нужно вернуть на круги своя. Почему разумную? Все что она говорила было разумно, но бессмысленно.
В тот момент, когда она все это выплевывала со скоростью хорошего пулемета, я смотрел на тебя. Глаза твои были пусты. Разум отдыхал. Ты уже была не в состоянии думать мыслями, а только чувствами. Тебе казалось, что к тебе пришла любовь...
Какое тут дело разуму?
...Знаешь, Солнышка, а ведь она тогда сказала очень много правдивого и полезного для тебя. Про Виталика. Только ты ничего не уловила.
Тогда тебя задело лишь то, что, по ее словам, Виталик ей говорил одно, тебе другое. Ей, что ты -это просто увлечение и он еще к ней вернется, тебе, что он любит только тебя и с ней давно порвал...
Когда мы пришли домой, ты кипела. Ты была так похожа на разозленного котенка.
- Он плохо меня еще знает. Я ему покажу. Всю правду выложит. - говорила ты, нервно сжимая и разжимая пальцы.
А я смотрел на тебя и улыбался. Какая ты еще маленькая, Солнышка. Ты была так наивно уверена, что он скажет тебе правду. А с какой радости? О да, он тебя любит и потому скажет.
Допустим, он в тебя влюблен. И что? Если бы он подтвердил слова своей бывшей, то это означило бы крах ваших отношений. И обоюдную боль.
Если он тебя не любит, и его волнуют только меркантильные интересы, то подобное признание, автоматически выкинуло бы его из твоей жизни. И лишило бы всех благ.
Твой разговор с ним был бы бесмысленным. Ответ был предопределен.
Но... тем не менее ты его позвала.
- Привет, мой самый добрый враг! - сказал я ему.
Он хмуро пожал руку мне и сел. Он чувствовал какой-то подвох, но какой не знал.
Ты выложила ему все... Он долго молчал, потом кивнув в мою сторону, поинтересовался:
- Что он здесь делает.
Я улыбнулся и сказал, что благодаря одному сказочнику оказался уже втянут во всю эту историю. Вернее это была моя история, просто залетный сказочник, решил ее модернизировать.
Он долго мялся и наконец выдавил:
- Нет, это не правда.
А что он еще мог сказать?
Я собрался и ушел, оставив вашего проблемного слона вам. Сказав лишь тебе напоследок, что он полное ничтожество и трус.
Я считаю так до сих пор.
... Солнышка, Солнышка...
Ты не помнишь, когда я впервые тебя так назвал и почему?
Это произошло в первый месяц нашего знакомства. Ты была такая яркая, светящиеся, стремительная, как вспышка. Солнышка... Это наиболее точно характеризовала тебя.
Ты мне понравилась сразу. Своей непохожестью. Буквально через три месяца я уже знал, что влюбился в тебя.
Влюбленность... Чувство возникающее на границе флирта и любви. Даже когда мы жили уже вместе, я был лишь влюблен. Помнишь, я тебя так часто изводил своими нелепыми вопросами, что я в тебе нашел?
Ты так терялась, обижалась на это. А я ведь, правда, Солныш, пытался понять, что тянуло меня к тебе. Я искал долго. Порой мучительно для нас обоих.
И все же нашел. Твоя душа. Такая нежная и доверчивая...
Понимание этого пришло как-то ночью. В мае того года. Мы опять поругались из-за моих очередных загулов.
Ты спала у меня на груди. Я гладил твои волосы и все думал, думал... Где-то под утро я понял.
И счастливый заснул.
Утром я нежно прижал тебя к себе и поцеловал. Я ЛЮБИЛ. Любил тебя моя, Солнышка.
К счастью мы идем разными тропами, но цель-то у нас одна. Я мог бы сказать, что втрескался в тебя по уши и сразу... Но это же было враньем.
Настоящая любовь приходит с пониманием.
Я тебя понял. Я знаю, Солнышка, что порой изводил тебя своим повышенным к тебе вниманием, своим либидо. Очень часто я был виновен во многих бедах и конфликтах, иногда - ты.
...Солнышка, иногда тебе казалось что я большой ребенок. Ты смотрела на мои кривляния, скакания и прочие чудачества и видела в этом какие-то детские черты.
А на самом деле, я просто изливал душу. Меня буквально распирало от эмоций. Их нужно было куда-то сбросить. Ты в таких случаях просто прыгаешь под музыку, а я...я дурачусь.
Знаешь, парадокс в чем? В наших отношениях, я чувствую ребенком ТЕБЯ. Мне хочется заботится о тебе, оберегать тебя, беспокоится о тебе...
Вчера я, в который раз(!), пытался понять, кто я? И что я?
А когда понял, просто рассмеялся.
На само деле, я - солнышко.
Я дарю людям свой свет, свою радость, свое тепло. Солнышка, ты видела меня серьезным? Очень редко. И в такие минуты я тебе очень нравился. С серьезностью приходила долгожданная прохлада.
Я по натуре своей излучатель. Я не могу не улыбаться.
Люди видят мой свет и мчаться к нему, как ночные мотыльки к фонарику. Возле меня им тепло и спокойно. Именно поэтому у меня столько друзей, я думаю. И поэтому нет врагов.
Я силен, потому беззащитен. Я просто люблю людей. И ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, СОЛНЫШКА.
Господи, как мне хочется вернуть все назад. Я ведь знаю все свои ошибки и промахи...
НЕЛЬЗЯ...
Фарш невозможно провернуть назад...
" Все враки. То, что любви нет. То, что парни не умеют любить.
Я люблю. Люблю свою девушку так, что мир, кажется, каждую секунду взрывается фейерверком красок.
Мне 26 лет. У меня было много девушек. Все они были разные. Я до сих пор вспоминаю о них с нежностью и обожанием. Но...
Это были не те девушки.
Моей Солнышке 23 года. Она умна, красива, у нее очень добрая, замечательная душа. Она именно та, кого я так долго искал. Мне достаточно просто быть рядом с ней, чтобы быть счастливым.
Ради нее я готов перевернуть весь мир. Строить дворцы и засаживать все земли цветами.
Да что толку...
Мы расстаемся. Навсегда. Я не могу этого понять. Мы вместе уже полтора года. Я знаю все ее недостатки и достоинства. Я их люблю. Но видно не судьба.
Солнышка, я буду любить тебя еще очень долго. Мне больно и тошно сейчас. Но я переживу.
Помнишь, тогда 8-го марта ты сказала, что если я тебя действительно тебя люблю, то должен сделать все чтобы ты была счастлива. Да, Малыш, ты была права.
Настоящая любовь не должна быть эгоистичной. Ты не моя собственность. Теперь ты свободна. Счастлива? Не знаю. Я очень надеюсь.
Солнышка, мне достаточно много лет, у меня большой жизненный опыт, чтобы понять, чтобы устать от своей свободы, я уже нагулялся. Все чего я хочу, это создать нормальную семью. Я хочу, придя с работы домой, обнять свою самую любимую половинку и сказать ей: "Привет, Солнышка, как у тебя дела? Давай приготовим ужин". Я хочу, придя домой, возится со своим ребенком, дурачится с ним и играть. Разговаривать с ним.
Я хочу обыкновенных семейных радостей. И спокойствия. Я это понял благодаря тебе.
Мне казалось, что после стольких лет поисков, я наконец-то нашел человека, душа которого сродни моей. Человека, которого я понимаю и искренне люблю. Люблю каждую клеточку его тела. Так я думал о тебе.
Я романтик, Солнышка. Неисправимый и, наверное, последний.
Я хотел сделать этот подарок тебе на день Свадьбы. Подарок необычный, может быть, дурацкий, но от всей души. Что ж, если не суждено...
То пусть он будет прощальным.
Солнышка, мой подарок- это признание в любви. Тебе.
Его увидят более 1 миллиона человек. Мое признание в любви будет на полосах многих краевых газет, на экранах телевизоров, на календарях и плакатах, в интернете.
Поверь, никто и никогда не дарил ТАКОГО подарка еще ни одной девушке. По крайней мере, в России.
Зачем я это делаю? Я просто хочу сделать тебе приятное, и заодно еще раз признаться в своей любви.
Будь счастлива, Солнышка. Нежно целую. N".
Это письмо я отправил тебе две недели назад. Все что там написано, правда.
Я действительно провел эту акцию.
В ней приняли участие почти все серьезные и важные масс-медиа нашего края. Признание в любви увидел каждый третий житель Приморья.
Господи, да о чем я... Ты же видела это все сама...
Последний подарок.
Вот пожалуй, и все. Завтра... Что будет завтра?... Не знаю.
За окном шел первый апрельский дождь. Его холодные капли жестко и часто барабанили по карнизу.
Я вошел в ванную комнату и плотно прикрыл дверь. В ванне было полно горячей воды. Капельки конденсата лениво ползли по полотну зеркала и затем стремительно обречено падали вниз на серый кафель пола.
... Сегодня я иду к тебе. Сегодня день Зеро. Прошел месяц. Месяц без тебя. Знаешь, Солнышка, ничего не изменилось. НИ-ЧЕ-ГО. Я по-прежнему тебя люблю.
Я знаю, что ты скажешь, знаю и... боюсь этого.
Я не хочу возвращаться в грязный, хмурый и тусклый мир. Мир, где нет тебя, Солнышка...
Точка невозвращения, или я люблю тебя, Солнышка
© Copyright: Никита Журман, 2001
Свидетельство о публикации №201101000020
Свидетельство о публикации №201101000020
Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.