Годы свершений

ГОДЫ БОЛЬШИХ СВЕРШЕНИЙ<br>
29 августа 1999 года исполнилось 50 лет со дня осуществления ядерного взрыва первой советской бомбы РДС-1. В ее создании участвовали прямо или косвенно десятки, если не сотни тысяч человек. Но главную роль сыграли ученые и инженеры, разработавшие теоретические и технологические основы создания атомного оружия. Один из них - Алексей Георгиевич Карабаш, который и сегодня работает в химическом отделе института.
Доктор химических наук профессор Алексей Георгиевич Карабаш награжден орденами Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, "Знак Почета", "За заслуги перед Отечеством" IV степени, многими медалями, в том числе медалью "Автору научного открытия". Он заслуженный изобретатель РФ.
Алексей Георгиевич делится своими воспоминаниями о прожитых годах, работе в институтах и на предприятиях атомной промышленности, об ученых и инженерах - создателях атомной бомбы.
"В хмурый день 22 июня 1941 года, сразу после объявления войны с фашистской Германией, я, студент 4-го курса Московского института тонкой химической технологии им. М.В.Ломоносова, явился с чемоданчиком во Фрунзенский райвоенкомат. В соответствии с военной специальностью пиротехника был направлен на Центральную военную базу Калининского фронта старшим техником-лейтенантом. 6 июля принял военную присягу. Наши артвыстрелы разных калибров шли непрерывным потоком на все фронты.
Трудно передать тяжесть грозных дней Великой Отечественной..."
Не хватало латуни для гильз снарядов. Начали делать из стали гильзы разового применения. Старший техник-лейтенант А.Г.Карабаш нашел способ обновления стреляных гильз. Изобретение было реализовано на всех фронтах и отмечено главным маршалом артиллерии Н.Н.Вороновым.
В 1943 году в битве на Курской дуге стали применять кумулятивные снаряды. В специальной выемке ("воздушной линзе") заряда формировалась кумулятивная струя газов с температурой до 20 тыс. градусов, прожигающая 100-миллиметровую броню немецких "Тигров". У старшего пиротехника Карабаша возникла идея применить принципы оптики к детонации - сложному физико-химическому процессу, сочетающему цепную реакцию химического превращения и фронт ударной волны. Процесс протекает направленно со скоростью 5-10 тыс. метров в секунду.
В марте 1945 года Алексей Георгиевич экспериментально обнаружил новое явление - преломление детонационных волн в системах конденсированных взрывчатых веществ (ВВ).
"Я предложил для бронепрожигающих снарядов и мин применять разрывные заряды со специальными собирающими линзами из ВВ, имеющих скорость детонации меньшую, чем у ВВ разрывного заряда. Проведя 110 экспериментов, исследовал влияние геометрических и физико-химических факторов. Была показана большая эффективность кумуляции путем фокусирования в линзах ВВ детонационных волн.
...И вот долгожданный День Победы, завоеванный ценой огромных жертв героического народа.
В декабре 1945 г. я демобилизовался из армии. Взял с собой в Москву черновые записи и около 5 пудов свинцовых плит с воронками -"отпечатками" экспериментальных взрывов. Продолжил учебу в МИТХТ. Одновременно работал в ИОНХ им. Н.С.Курнакова АН СССР по тематике ПГУ: разработка методов анализа высокочистого урана и исследование трофейного немецкого урана. С большим уважением вспоминаю работу с руководителем лаборатории академиком И.В.Тананаевым. Результаты анализов доставлял И.В.Курчатову прямо в его домик ("хижину лесника").
Личное общением с Игорем Васильевичем незабываемо. Его внимательность, открытая доброжелательность сочетались с четкостью и точностью вопросов и рекомендаций. Поражала его феноменальная память. Своей энергией он зажигал собеседника. Будил мысль его вопрос (при обходе лабораторий): "Чем вы сегодня прославили нашу Родину?" А руководителю первого атомного центра - ЛИПАН, создателю первого в Европе ядерного реактора Ф-1 было всего 43 года.
Отчеты "Преломление детонационных волн" и "Повышение направленного действия взрыва применением собирающих линз ВВ" были доложены на 52-м заседании семинара ИХФ АН 13 июня 1946 года, где присутствовали ученые многих специальных НИИ и военных кафедр Москвы. Специалисты в области взрывов Ю.Б.Харитон, М.А.Садовский, К.И.Щепкин и другие дали положительные отзывы. Я познакомился с военным пиротехником генералом Г.И.Покровским, который одобрил работу.
В августе 1948 года Президиум АН СССР срочно направил меня на новое место работы. В скромной приемной на Цветном бульваре в Москве вежливый молодой человек И.И.Солнцев вручил документы, и на следующий день я прилетел в Арзамас-16 - старинный град Саров, затерявшийся в глуши нижегородских лесов. Стройные ансамбли монастырей в живописной лесной местности напомнили кадры из знаменитой "Путевки в жизнь". Но тогда это была недоступная сверхсекретная зона, в которой сконцентрировался огромный потенциал науки для решения задач особой государственной важности. Здесь мы вновь встретились с Ю.Б.Харитоном - научным руководителем КБ-11, с его заместителем К.И.Щепкиным, другими знакомыми учеными из ИХФ АН СССР.
Ядерный центр КБ-11 в составе 11 лабораторий и двух заводов (А.Я.Мальского и А.К.Бессарабенко) работал напряженно, с наивысшим накалом. В лесном массиве ритмично грохали экспериментальные взрывы. В воскресенье можно было позагорать на песчаном берегу живописной реки Сатис, посмотреть высший класс волейбола Г.Н.Флерова, соревнование корифеев по теннису Ю.Б.Харитона, Я.Б.Зельдовича, Н.В.Агеева, В.С.Ляшенко или футбольную баталию с участием металловеда К.Н.Васильева. Но делу - время, а потехе - час, не более.
Начальник КБ-11 генерал Павел Михайлович Зернов и главный конструктор Юлий Борисович Харитон составляли гармоничный тандем. В редкие командировки в Москву по полету ИЛ-12 чувствовалось, когда за руль брался сам генерал. Он всегда держал курс уверенно.
Юлий Борисович располагал к себе простотой обращения, интеллигентностью, универсальной эрудицией. Худощавый, подвижный, он поражал своей работоспособностью. Чувствовалось, что его мышление не имеет отдыха. В рабочем кабинете ЮБ (так его именовали для конспирации) не расставался со своей полуметровой логарифмической линейкой, важнейшим инструментом того времени.
Исследования детонации и разработки линз ВВ были использованы для симметричного сжатия всех частей ядерного заряда плутония, имеющего форму шара. Эта уникальная система была разработана под руководством К.И.Щепкина для первой атомной бомбы. Термин "линзы" прочно вошел в обиход.
Я работал руководителем химико-аналитической группы в составе лаборатории члена-корреспондента АН СССР Н.В.Агеева. Коллектив металловедов имел задачу (параллельно с НИИ-9) легирования плутония с целью стабилизации пластичной б-фазы, что было необходимо для обеспечения оптимальных свойств материалов ядерного заряда. Совместно с А.И.Еловатской разработали методику фотоэлектроколориметрического определения основного легирующего компонента.
По указанию Ю.Б.Харитона в начале июля 1949 года я был командирован в Челябинск-40 на завод В с полномочиями приемки анализов ядерного заряда РДС-1.
Получив инструкции Юлия Борисовича, я собрал методики анализа и документы в портфель и налегке вылетел рейсом ИЛ-12 по назначению. Через железнодорожную станцию Кыштым и пропускной пункт прибыл в уральский Атомград. Панорама растущего соцгорода впечатляла неповторимым природным ансамблем. На берегах прекрасного озера Иртяш и реки Теча он казался большим плавающим островом (это отражает современное название города - Озерск). Стройная планировка проспектов и улиц строящегося города с высокими домами гармонично вписывалась в лесной массив.
Сооружение Плутониевого комбината (№817), начатое в 1947 году, - одна из самых ярких и драматичных страниц атомного проекта. Крупномасштабная реализация комплекса проектов, основанных на химии "невесомых" микрограммов нового элемента, впечатляет динамикой: в июне 1948 года выведен на проектную мощность первый промышленный ядерный реактор завода А. в декабре 1948 года пущен первый Радиохимический завод (сейчас завод 20) по производству особо чистого плутония.
В июле-августе на заводе В сконцентрировалась вся научная и техническая мощь атомного проекта. Четырехлетняя эпопея как бы сфокусировалась на площадке вблизи маленького поселка Татыш, стремительно приближаясь к финишу. Здесь преобладали металлурги и химики. Вблизи длинного кирпичного здания завода в столовой барачного типа я встретил директора ИОНХ академика И.И.Черняева и А.Д.Гельман. Здесь встретились академики, профессора А.А.Бочвар, А.И.Вольский, А.С.Займовский, А.П.Виноградов, В.Д.Никольский.
Работа на Плутониевом комбинате кипела. Несмотря на труднейшие условия, в основном цехе накоплялись столь необходимые килограммы особо чистого элемента 94. В просторной, хорошо оборудованной аналитической лаборатории самоотверженно трудились молодые женщины, инженеры, лаборантки. Срочно выполнялась паспортизация отдельных партий плутония. Аналитический контроль был особо ответственным. Расчеты проверяли "звездные" генералы.
Следует отметить высокий уровень и важнейшую роль спектральной лаборатории, руководимой Л.В.Липисом, в обеспечении производства высокочистого плутония.
В начале августа на комбинате изготовили полусферы из плутония. Их покрыли никелем в отделении покрытий, которым руководила А.В.Дубинина. Эти полушария, заключавшие колоссальную мощь и опасность, помещались в двух металлических чемоданчиках, которые порознь носили две девушки. С подписанием приемочного акта по анализам ядерного заряда РДС-1 моя секретная миссия закончилась.
Плутониевый заряд РДС-1 из Че-лябинска-40 был направлен в Арзамас-16 для контрольной сборки, а затем на Семипалатинский полигон. Сборку и подготовку РДС-1 к подрыву выполнила команда главного конструктора Ю.Б.Харитона и его заместителя К.И.Щепкина. 29 августа 1949 года впервые в СССР был успешно осуществлен ядерный взрыв атомной бомбы РДС-1.
У меня на всю жизнь осталось глубокое преклонение перед теми Прометеями, которые во имя мира добыли огонь ярче 1000 солнц.
Возвращения команды Ю.Б.Харитона с Семипалатинского полигона в Саров ждать пришлось недолго.
Колоссальный груз ответственности КБ-11 особенно чувствовался на финише программы испытаний РДС-1. При встрече с главным конструктором после успешного финала 29 августа это было видно по его лицу. Но ЮБ быстро вошел в свою обычную спортивную форму.
Всеобщий триумф в КБ-11 был тихим. Хотя все участники испытаний возвратились, но никого не было видно. Группами, лабораториями рассеялись в дремучих лесах живописной зоны, отдыхали и праздновали победу, кто как желал. Дружному коллективу лаборатории Н.В.Агеева достался заяц: забрел бедняга в зону и попал на праздничный стол. Это был золотой заяц. А через неделю в КБ-11 восстановился четкий рабочий ритм.
Завершился крупный цикл экспериментальных исследований нового класса координационных соединений актинидов-гидроксогидридов и пероксогидридов урана, плутония, тория. Сведения об этих взрывчатых соединениях были направлены в Челябинск-40 и учтены в технологии завода при переработке металлургических отходов для обеспечения радиационной и ядерной безопасности.
За два года работы в Арзамасе-16 сложился мощный коллектив металловедов, возглавляемый Н.В.Агеевым и его заместителем В.С.Ляшенко. Возникли сотрудничество и дружба с Ш.И.Пейзулаевым.
После завершения программы исследований сплавов плутония для ядерного заряда РДС-1 коллектив лаборатории Н.В.Агеева получил от И.В.Курчатова новое задание. В конце июля 1950 года -переезд из Арзамаса-16, короткая остановка в Москве, совещание Н.В.Агеева с А.И.Лейпунским на его квартире. Далее продолжался путь на "козлике" и в автобусе к новому секретному объекту - лаборатории В. Здесь, на обнинской земле, в обстановке тайны готовилось "рождение" мирного атома.
Арзамасская группа Н.В.Агеева стала первоначальным ядром отдела материаловедения. На этой базе профессор В.С.Ляшенко создал крупный отдел реакторного  материаловедения.
Через 5 лет после испытания РДС-1, 9 мая 1954 года, началась цепная реакция мирного атома - физический пуск первой в мире АЭС, 27 июня - ее эксплуатация на мощности.
Сейчас, оглядываясь на годы, на 50-летие испытания РДС-1, можно отчетливо видеть величие труда первопроходцев атомной эры, создавших ядерный щит нашей Родины. Ими заложен и капитальный фундамент для мирной крупномасштабной атомной энергетики, для энергетики будущего. <br>
Алексей КАРАБАШ<br>
<p>
ИЗ ДНЕВНИКА СТАРШИНЫ ДИВИЗИОНА<br>
Е. Ф. Ворожейкин, участник Великой Отечественной Войны, Почетный гражданин Обнинска.<br>
Знакомый окающий голос Евгения Федоровича Ворожейкина в телефонной трубке: "Здравствуй! Помню-помню... Вот перечитываю дневники сорок пятого. Каждый день. Сегодня началось наступление на Берлин. Приезжай, почитаем вместе..."
В эти переломные дни, спрессовавшие события в упругий комок, поразительно меняется автор дневника. Главное - в его записях по-прежнему нет фальши и ретуши, он имеет смелость быть самим собой.
18 апреля 1945 года.
По тревоге едем вперед по небольшой лесной дороге. Слышу - летит наш самолет, а потом - ломаются деревья и стало тихо. Оказывается, в воздухе был ранен в голову наш летчик - капитан, потерял сознание и приземлился в мелком лесу. Наша братва быстро осмотрела самолет и посмотрела, нельзя ли чего-нибудь стянуть. Самолет не жаль, а вот человека жаль.
В нашей бригаде танки большие - ИС ("Иосиф Сталин"), поэтому они ломают такие деревья, что дай боже. Вот за этими-то танками мы и едем теперь по густому лесу, по таким дорогам, которые немец не знает.
Мы направились в местечко Гросс-Луя. С левой стороны хорошо видно, как идет бой за переправы через речку Шпрее. Через мост тянутся один за одним наши тяжелые танки, которые идут в прорыв. На мосту шныряют немцы, но наши никаких мер не принимают, почему - не знаю. Около моста пришлось ждать три часа, пока пройдут танки. Вот уже третью ночь приходится мало спать - это потому, что стремительное наступление.         .
19 апреля 1945 года.
Еще не рассвело, а уже сыграли подъем по тревоге к выезду за ж/д мост. Мы едем к переправе через реку Шпрее. Немец находится в полутора километрах. Ночью он мосты обстреливал, но утром молчит. Как только переправились, я сейчас же из Шпрее набрал воды, хоть и мутной, в кухню. Это большое дело, что русские уже пьют воду из реки, которая течет через столицу Германии Берлин. .
Только заехали в деревню Страдов, солдаты - по домам, наводить свои порядки. Мои хлопцы поймали уже свинью и барана. Танкисты, глядя на мою кухню, говорят, что теперь она уже не нужна. Пусть отдыхает. Теперь есть что кушать и без нее.
Я спросил у начразведки бригады капитана Жуковского, далеко ли еще нам сегодня ехать. Он мне ответил, что будем ехать, пока не встретимся с союзниками. Интересная встреча произошла у повара Буслаева со своим дядей, которого он не видел около шести лет. Остановились рядом машины, и он спросил у сидящих в кузове: "Знаете или нет лейтенанта Буслаева?" А он сидит в кабине машины.
Когда налетели самолеты противника на нашу колонну и стали обстреливать, мой шофер убежал. Остался я один. Все кричат: "Машину гони!" Я сел за руль, но у меня ничего не получилось. Хорошо, что прибежал гв. ст. сержант Азерин, который сел за руль и погнал машину.
В Притцене мы получили новое направление движения: не к союзникам, а строго на север, на западные окраины города Берлина. Около местечка Реддерм на нас налетело около двух десятков "мессеров", которые сильно бомбили дорогу впереди. От бомбежки я не знал, куда спрятаться, потому что кругом лес, да притом он горит у самого корня.
Поехали дальше, объезжая машины, на которых еще продолжают рваться боеприпасы. В этом лесу мы встретили караван мирных жителей, которые едут со своим барахлом домой. Хотели мы их подрастрясти, но нам не дал гв. лейтенант Голария, который сказал, что уезжаем.
Нашему дивизиону приказали занять огневые позиции на окраинах города Колау. В городе еще в кое-каких домах немцы. В этом городе четвертая танковая армия соединилась с третьей танковой армией генерал-полковника Рыбалко.
Некоторые наши хлопцы ходили к русским девушкам, которых сегодня освободили. Ни одна не отказала русскому солдату в первую ночь освобождения.
20 апреля 1945 г.
Через 15 минут после подъема покидаем город Колау и едем в Лукау. Дорогой на Лукау полковник Франченко приказал старшине Туркатову расстрелять фрица, переодетого в штатскую одежду. Он ехал на велосипеде по лесной дороге, по которой ехали мы. Туркатов его обыскал и из автомата выстрелил ему в живот. Он быстро с криком упал. Я взял свой карабин, наметился ему прямо в голову, выстрелил. Так я первый раз видел, как расстреливают людей и сам первый раз принимал в этом участие.
Мы должны сделать глубокий рейд в тыл врага, который противник не ожидает. Бригадой нашей командует гвардии полковник Герой Советского Союза Фомичев. Чтобы дорогой не напутать, наша бригада имеет свой дорожный знак Д-4-Ф. В деревнях нас особенно хорошо встречают французы, поляки, русские. Все стоят на дорогах и от радости кричат, и так хотят нас расцеловать, но мы едем без остановки. В лесу мы сделали на машине белые кресты - это условный знак с нашими союзниками.
Уже стало темнеть, когда мы поехали на Юниртдорф. Там было много немцев и они подожгли два наших танка фаустпатронами. Завязался бой. В этом месте большая ж/д станция, на ней оказался эшелон танков, но он успел уйти. Очень муторно было слушать тревожные гудки города Луккенвальде, в этих гудках слышно было голос немцев: час расплаты настал и русские идут до нас. В большом напряжении пришлось провести всю ночь. Гудки гудели до самого утра, пока их не заглушили наши войска.
21 апреля 1945 г.
Утром нашему дивизиону было приказано дать залп по станции и центру Яниндорфа.
Деревня почувствовала, что такое русские "катюши". На дороге ведут шесть пленных фрицев. Вдруг едет на "виллисе" командующий четвертой танковой армией генерал-полковник Лелюшенко. Он остановился около пленных, подозвал меня и сказал: "В расход", а сам поехал дальше. Мы их завели в лес и расстреляли. Я расстрелял молодого фрица с 1929 года. Он твердил, что он ничего не делал, но для нас приказ генерала есть приказ.
Утром видел первый самолет союзников, который бросил две светящихся ракеты. Комдив из города привез много варенья.
Едем туда за трофеями на "студебеккере", за старшего гв. ст. л-т Серебряный. В центре города всё разбито нашими снарядами, много валяется трупов мирного населения, но больше трупов немецких солдат. После погрузки пошли лазить по квартирам. В крайнем домике Александров и я обнаружили скопление немецких баб...  Машина политотдела бригады заехала в г. Мукау прямо к немцам. Немцы открыли огонь, в результате чего был убит Саша Беликов (мой бывший шофер на продскладе) и писарь политотдела гв. старшина Штурмо, который заполнял мой партбилет.
Вечером пришлось побегать от "мессеров" , которые так и кружились над нами, как комары.
Со своим дивизионом Е.Ф. Ворожейкин дошел до пригородов Берлина, до городка Телтов. Только вот писать дневники не удавалось - сохранить бы то, что уже написано. Остались от этих дней скупые карандашные заметки в истрепанной записной книжке... <br>
Галина ЛЕПЕШИНА<br>
<p>
ЮНГА С СОЛОВЕЦКИХ ОСТРОВОВ.<br>
Тридцать листопадов отшумело с той поры над Беломорьем, тридцать годовых колец прибавилось в деревьях, смотрящихся в лазурь Соловецких озер...
Боевые моряки - бывшие юнги знаменитой Соловецкой школы - стояли у старой военной землянки, и ветер шевелил их поседевшие волосы. Юнги, юнги! Как проредило время ваши шеренги...
Они стояли молча у старой землянки в три наката. И вот вышел на середину один из них. Он с трудом шел на больных негнущихся ногах, но крепко держал за руку сына - мальчишку тринадцати лет.
И сказал он сыну, будто говорил всем на земле сыновьям:
- Смотри, сын, здесь начиналась моя юность.
Сжались сердца ветеранов от этих слов, и повлажнели глаза...
Сейчас, в 1972 году, здесь было все не так, как тридцать лет назад. Плескалось Белое море, и беззаботно сияло солнце на белесом небе. В этом году, впервые после войны, собрались снова здесь на островах юнги Соловецкой школы. Как братья по оружию. И пели юнги, как гимн, свою любимую песню "Прощайте, скалистые горы", и запевал ее народный артист Борис Штоколов. Их Борька, сменивший после войны бушлат на концертный фрак.
Был среди юнг и Виктор Иванович Муравский, обнинец, директор Дворца спорта. Мальчишкой опалила его война.
В 16 лет он фрезеровщиком делал "катюши". Но рвался Виктор на фронт сражаться с врагом, как и все мальчишки. Обивал пороги военкомата и райкома ВЛКСМ, пока не добился своего. В 1942 году его направили в Соловецкую школу юнг, организованную ЦК ВЛКСМ.
В тяжелых условиях считают год за два. Каким коэффициентом измерить десять месяцев учебы на Соловках тех мальчишек из шести рот первого набора? Нет такого коэффициента. С чем сравнить эту жизнь?
Военные палатки на снегу и северном ветру - их первое жилье. Рытье мерзлого грунта, длинный путь с бревнами на плечах для землянок и камбуза - их первая работа. Они ели, наспех стряхнув рукавом шинели снег со столов, и суп не успевал застывать в бачках - так быстро они утоляли невероятный голод.
День юнг начинался в б утра. В тельняшках при любом морозе каждый день они выбегали на физзарядку. Занятия, строевая до изнеможения. Каждый день - тревоги. Немецкие самолеты летали на материк мимо Соловков и заодно бомбили острова.
Юнги делали все сами: заготавливали дрова, варили, стирали. Их прачечной были проруби, где раз в неделю на ветру и морозе в холодной воде они стирали негнущимися руками тельняшки, робу, белье.
Корабли с продовольствием бросали якоря в пяти километрах от острова. Пять километров по льду с мешками на плечах, шатаясь под грузом, носили мальчишки крупу для флотской каши.
Это были тяготы неимоверной работы, подготовки к войне, которая совершенно отличалась от их недавних представлений о воинской службе. Они приобретали железную закалку на всю жизнь под руководством командиров, которых запоминали также на всю жизнь. Командиры и старшины были из тех моряков, которые уже не могли воевать.
Их опалил огонь первого года войны. Радист Муравский запомнил слова начальника школы капитана первого ранга Юрия Николаевича Авраамова: "Флоту нужны специалисты, война в первую очередь достает неумелых".
За короткое время учебы из юнг сделали первоклассных специалистов. Но главное - они навсегда полюбили суровую флотскую службу, море и матросское братство. Бывший юнга, известный писатель Валентин Пикуль назвал когда-то этих ребят "мальчиками с бантиками". За уставные бантики на бескозырках, завязанные ленточкой.
Мальчики с бантиками... Разбросала вас война по многим водам: в Северное студеное море, на Тихий океан, под Одессу, на Каспий и волжские рубежи. Боевое  крещение принял юнга Муравский на Волге. Он увидел руины, имя которым было Сталинград, и... содрогнулся. Первый его бой вобрал весь ужас войны.
...Лето 1943 года. В Горький, Саратов снизу по Волге шла нефть для танков на Курской дуге. Бывшие гражданские катера, вооруженные зенитками и пулеметами, должны были охранять баржи от фашистских самолетов. Комитет Государственной обороны придавал особое значение охране доставки горючего. На одном из катеров и служил Виктор. Спустя многие годы Виктор Иванович мог, закрыв глаза, с пронзительной ясностью представить эти бои и сплошной огонь: горели баржи, горели и падали "юнкерсы", факелами взлетали в небо взорванные катера... Горела великим огнем великая русская Волга. В этом всепожирающем пламени войны юнге повезло - его даже не ранило. Для многих Волга стала погостом. Без могильных холмов и крестов. А его смерть не тронула, оставив навсегда красный сон: течет между красных берегов красная вода, и к чему она ни прикоснется: к борту катера или бушлату - все становится красным.
Юнге Муравскому присвоили звание краснофлотца после 18 лет, когда он воевал в знаменитой гвардейской Дунайской флотилии.
Он прошел шесть стран: Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Чехословакию, Австрию. До конца войны он делал свою работу, как все: переправлял технику, вывозил раненых, высаживал разведку с борта в тыл, корректировал с суши под обстрелом огонь артиллерии, высаживался с десантом на берег и ходил в атаки. Освобождал и брал деревни, поселки, города. Получал награды... и не получал. Не в них дело. Хотя об одной медали - "Медали Нахимова" - жалел. Три раза подавали его наградной лист на эту любимую флотскую медаль, да так и затерялся он где-то на военных дорогах.
Чем дальше отодвигалась война, тем больше она казалась похожей Виктору Ивановичу на одну ночь 1944 года под Будапештом, когда в адской смеси дождя, снега и свинца их отряд переправлял солдат через Дунай. Порой кажется, что не было на войне ночей, дней и солнца, а был всегда такой же холод, постоянный свист пуль, нечеловеческое напряжение нервов, которое не снимает никакой покой.
Говорят, к войне привыкают. Но даже в ежедневных буднях побед и потерь война оборачивается подчас ужасающей стороной. Есть такой город Секешвехервар. В нем в 44 году расположились 12 наших военных госпиталей с тяжелоранеными бойцами, которых трудно было эвакуировать в тыл. Немцы  внезапно прорвали заслон небольшого гарнизона и вошли в город. Воевать здесь было не с кем, фашисты врывались в госпитали и пристреливали прямо на кроватях всех раненых солдат...
Потом Виктор ходил по госпиталям, искал своих на этих кроватях, залитых кровью...
В тот день в его сердце осталась только ненависть.
Что еще помнится юнге, радисту, краснофлотцу? Может, то, что война сделала его юность самой короткой, а реку Дунай - самой длинной в мире? А может, удивительное, ласковое слово "братушки", которое вырвалось, как выдох у выздоравливающего, когда наша морская пехота освобождала портовые славянские городки?
В 44 году Виктор был назначен в группу сопровождения адмирала Холостякова, командующего флотилией. Шесть дней на машине пробирались из Румынии в Югославию в город Нови-Сад. Муравский точно выходил на связь, получал нужные сообщения о маршруте, и группа, отвечавшая головой за адмирала, продвигалась к границе. Только один раз, в конце пути, они попали в перестрелку. На границе у дома их встретил старик-югослав. Узнав русских, он только и смог выдохнуть это удивительное слово: "Братушки". Как он радовался матросам и адмиралу, как суетился, собирая наскоро обед, как горделиво показывал фотографии двух сыновей-партизан, как провожал в путь русских, точно сыновей своих провожал. Тысячи раз слышал Виктор это слово - "братушки" и понял, что война несет не только смерть, не только освобождение, она рождает братство. И потеплел сердцем матрос.
9 мая 1945 года в Линце окончилась для Муравского война. Он поднял свой ППШ вверх и одной длинной очередью расстрелял диск. Потом опустил раскаленный ствол в воду, подождал, пока он шипя остынет, устало сел на землю и сказал: "Все!"
Виктор Иванович Муравский ушел из жизни, когда ему было 65 лет. Они уходят, опаленные той войной. У них была такая судьба, которую могут понять лишь те, в которых стреляли...<br>
Евгений ЕРЕМЕЕВ<br>
<p>
СЫН ПОЛКА<br>
Автор: детский писатель. Ушла из жизни, оставив нам несколько хороших детских книг.<br>
Весна... Каждый год она приходит, и каждый год люди радуются ей. Еще не стаял снег, а и в синем небе высоко ходит солнце. В теплый день звенит капель, голубеют лужи, журчат проворные ручьи. Весна...
А в нашем городе о приближении весны говорит и обилие свадеб. Стало замечательной традицией посещать молодыми святое из святых мест в городе - памятник погибшим героям.
Спят солдаты в родной земле, но они не забыты. Не вернулись они к невестам, но о них помнят. И юные невесты делятся своим счастьем с ними, даря свадебные букеты.
Многие воины возвратились в родные края с победой. Вернулся на свою родину в Угодско-Заводской район и сын полка Константин Санин.
...1941 год. Грозный год для нашей страны. Фашисты рвутся к Москве. Они временно оккупировали и Угодско-Заводскон район. Двенадцатилетний Костя Савин видел памятный ночной бои партизан во главе с М.А.Гурьяновым. Стойко дрались герои-партизаны. Плакали друзья-мальчишки, когда повесили героя-земляка Гурьянова фашисты. Стали, как умели, мстить врагам.
Суровая зима 1941 года. Основным средством передвижения партизан в это время были лыжи. Местные жители охотно отдавали их партизанам. Немцы узнали и отобрали у населения лыжи, сложили их в комендатуре. И вот глубокой ночью, ежеминутно рискуя жизнью, Костя с ребятами пробрались через окно в комендатуру и перетаскали все лыжи...
После оккупации поехал в Москву в железнодорожное училище № 4. Ввиду сложного положения на фронте всех учащихся направили на завод, поставили на поточную линию клепки рельс "катюш". Жили на заводе в бараке. Работали на совесть. Было очень тяжело, но никто не струсил, не ушел. И у всех ребят имелась заветная мечта: уйти на фронт.
Мальчишке 13 лет, но он уверен, что если будет сражаться с врагами на фронте, то победа наступит быстрее.
И вот Костя Савин на крыше товарного состава едет на фронт. Добрался до Брянска. Сняли. Пошел к начальнику воинского эшелона. Не взяли... Но не такой Костя, чтобы отступать от цели. Поезд тронулся. Мальчишка на ходу прыгнул в тамбур. Вскоре усталость и голод взяли свое - уснул.
- Эй, друг, ты откуда? - тормошил за плечо мальчика солдат.
- Что?.. - спросонок пробормотал Костя.
- Куда путь держишь? На фронт? Ишь ты! Кто разрешил? Идем к командиру.
А поезд мчался все дальше и дальше от родных мест.
- Так это же старый знакомый, - улыбнулся командир, - тебе же сказали - нельзя! Что ж делать-то будем с тобой? Прежде накормим, а потом?..
- Дяденька, товарищ командир, возьмите, все равно не отстану.
- Ладно, - сказал командир, - зачислим тебя в разведку. Хочешь?
 "Хочешь в разведку?" Да какой мальчишка не мечтал об этом в те годы. И немало из них получилось добрых, смышленых, стойких разведчиков. Так стал Костя Савин сыном полка 77 стрелковой дивизии 57 армии Второго Прибалтийского фронта. Командиром дивизии в то время был генерал-майор Родионов.
Наступила суровая военная жизнь. Много раз получал Костя самостоятельные задания и ходил в разведку. На оборвыша-мальчишку немцы не обращали внимания, а между тем цепкий взгляд и четкая память делали свое: где, что и сколько? Старшие товарищи были очень довольны юным разведчиком.
В феврале 1945 года Костя Савин с разведчиками пошел на задание в небольшой литовский городок, оккупированный фашистами... Засада! Огонь в глазах, резкая боль... И все. Очнулся в госпитале у своих, вскоре отправили для лечения на Урал. Рана была тяжелой: в голову. Стал инвалидом второй группы. Выздоровление  совпало с победой.
Пятнадцатилетний боец вернулся в свой родной Угодско-Заводской район с боевыми наградами: орденом Славы третьей степени и тремя медалями. А потом приехал в Обнинск на   строительство атомной электростанции. Учился в вечерней школе, работал рабочим. По окончании школы поступил в техникум в Калуге. В 1952 году закончил его.
И вот снова Обнинск. Физико-энергетический институт. Работает на вычислительных машинах в математическом бюро. По состоянию здоровья перешел в отдел информации. Освоил новую специальность. А всего-то парню 18 лет.
С 1969 года работал во Всесоюзном научно-исследовательском институте гидрометинформации (ВНИИГМИ-МЦД) инженером информационного центра.
- Ответственный человек, дело свое знает, - говорят о нем товарищи по работе.
Сам же Константин Георгиевич не любит говорить о себе. Смотришь на этого скромного    человека и удивляешься его судьбе... <br>
Л.КОРЧАГИНА<br>
<p>
ПАРТИЗАНСКОЕ ДЕТСТВО
...Мы живем в мире людей. Постоянное людское окружение. Идет жизнь, наполненная событиями, фактами, явлениями. Одни проходят незаметно, другие запечатлеваются в памяти навсегда...
С ВАСИЛИЕМ АНДРЕЕВИЧЕМ ЗАХАРОВЫМ мне довелось познакомиться на одной из встреч с молодежью. Привлек внимание его берущий за душу рассказ о временах фашистского нашествия, борьбе с ним. Василий Андреевич о том лихолетье помнит и будет помнить до конца своих дней. Хотя в военные годы он был не солдатом, не офицером. Ребенком. Просто мальчишка Вася.
В его памяти вырисовывается с предельной ясностью: фронт подкатился к родной деревне, что неподалеку от Брянска. Изба сотрясалась от близких взрывов бомб и снарядов. Гром артиллерийской канонады оглушал. Все вокруг гремело, выло, ухало и стонало. Казалось, вот-вот попадет снаряд или мина в хату...
...Бой утих. Наши солдаты были вынуждены отойти. Фашисты взяли Брянск. И в деревне появились чужие люди (люди ли?) с автоматами в руках и непонятной речью. Они были и на лошадях, и на вездеходах.
- Матка! Курки! Млека! Яйки! - Они в упор наставляли автоматы на хозяек. Тех, кто не повиновался, связывали. Сами выносили все, что находили ценного. Если не находили, били хозяек прикладами.
Мальчишки, насмерть перепуганные, собравшись стайкой в стороне, гневно сжимались.
В память маленького Васи особенно врезался один эпизод. Группа немцев подошла к дому тети Параси. Она вышла навстречу с тремя держащимися за подол детьми. Мужчин в деревне не было - все ушли на фронт. Как тетя Парася ни упрашивала, как ни умоляла немцев: "Ничего лишнего нет, лишь бы накормить троих маленьких детей", как ни клялась, ни падала на колени, ни плакала (а с ней вместе ревели дети), фашист отшвыривал ее, бил сапогом в грудь...
Мародеры вошли во двор, в хату... Двое из них уже тянули за веревку упирающуюся телку. Тетя Парася с трудом поднялась на ноги. Дети с тонким плачем ухватились за веревку вместе с матерью... "Не отдадим, антихристы! По миру пустите! Не отдадим!" Немцы ударили тетю Парасю в лицо прикладом. Она упала. Испуганные дети прильнули к окровавленной матери. Фашисты повели телку к саням. Собрав последние силы, тетя Парася ухватилась за шинель одного из фашистов: "Отдайте кормилицу!" Немец повернулся, схватил ее за волосы, с силой отшвырнул в сторону. Вскинул автомат и пустил длинную очередь в живот матеря троих детей...
- Мама, мама, милая мама, что с тобой? Вставай, мама! - кричали, пытаясь поднята ее, меченые материнской кровью дети.
Много лет прошло. Когда Василий Андреевич вспоминает виденное, у него и сегодня наворачиваются на глаза тяжелые слезы. В годы войны, будучи еще ребенком, Вася возненавидел убийц. Надо было мстить. Но как?
- Всю нашу деревню фашисты сожгли, мы с матерью, как и другие односельчане, стали скрываться в брянских лесах, - вспоминает Василий Андреевич. - Немцы по кострам нащупывали нас с самолетов, и мы снова уходили от них. Дальше. Тяжелые были испытания. Неслыханные.
Однажды Васю с одним мальчишкой взрослые послали на большак - посмотреть, есть ли там
немцы. А может, есть свои люди, есть продукты?
...Им едва-едва удалось укрыться от автоматных очередей в ближайшем лесу. Вася бежал по лесной тропе, сам не зная куда. К счастью, попал в лесную деревню, где его увидели и приютили партизаны. С их слов Вася узнал, что немцы напали на лагерь беженцев из деревень, учинили над ними зверскую расправу. Среди других убита и его мать.
...Мой собеседник давно уже не Вася, а Василий Андреевич Захаров. Бывалый, видавший виды человек и уважаемый работник. Он волнуется, вспоминая свое детство. После паузы говорит:
- В партизанском отряде меня научили писать, считать и читать по картинкам. Научили разбираться в оружии, технике, форме одежды врага. По этим картинкам я собирал сведения о враге для партизан, уходя в разведку под видом бродячего, нищего сироты, собиравшего милостыню по деревням и городам. Мои сведения были достоверны. И я радовался в душе, что помогаю партизанам бить оккупантов.
В возрасте 8-9 лет он был связным, посыльным, партизанским разведчиком.
Василию Андреевичу помнится еще один эпизод. Случилось так, что каратели настигли партизан, окружили их. Завязался бой. Он был послан разведать обстановку. Мигом вернулся, пронырнул между деревьями, доложил. Прозвучала "партизанская тревога". Старшие его товарищи сумели спасти окруженных. За это Васин портрет, нарисованный художником-партизаном, поместили в стенной газете рядом с медалью "За боевые заслуги".<br>
<p>
НА "БОЛЬШОЙ ЗЕМЛЕ"<br>
Начиналась зима 1943 года. Командование партизанской дивизии выводило, как и других маленьких сирот - юных партизан, детей из оккупированной зоны на "большую землю", в тыл, в детский дом. Учиться. Уже будучи в детском доме, Вася получил государственную награду - медаль "Партизану Великой Отечественной войны".
Помнится ему: после церемонии вручения награды идет Василий с директором детдома по улицам Ярославля. Такая большая медаль на такой маленькой детской груди...
Вокруг - народ. Кто, увидев его, заплачет, кто восторгается, кто удивляется. Многие впервые видели такого маленького, отмеченного наградой Родины партизана.
Потом было Суворовское училище, общевойсковое училище. Василий Андреевич командовал взводом, ротой, батальоном. С отличием закончил военную академию. Двадцать шесть лет в Советской Армии на его счету. Потом - труд в одном из подразделений обнинской стройки.<br>
Алексей ЧИЖИКОВ<br>
<p>
КИБАЛЬЧИШИ ВОЙНЫ
Автор: участник Великой Отечественной Войны, доктор философских наук, профессор ИАТЭ.
Сходит "на нет" поколение опалённых Великой войной. Их остается всё меньше - тех, по чьей судьбе прокатился страшный каток... Спросят, зачем ворошить память? Зачем бередить душу? Но для воевавших она неизгладима - психологическая заноза и физическая боль...Особенно если с войной связаны первые живые впечатления бытия.
Юре Петрашу было всего 12 лет, когда он убежал на фронт вслед за отцом бить фашистов. Вот несколько эпизодов, выхваченных детской цепкой памятью. Невольно, как бы наугад.
Юрий ПЕТРАШ
ПРОЛОГ
Тем, кто стал сыном полка и получил статус участника ВОВ, повезло. Но большинство ведь так и мыкаются в поисках свидетелей. А где их взять? Ведь в спешке, сумятице, неразберихе войны подчас было не до нас, "кибальчишей": мы не запомнили ни номеров воинских частей, ни фамилий командиров, не могли закрепиться на одном участке... Конечно, нам было легче, чем кадровым бойцам. Нас жалели, оберегали, как могли, делились харчами, укрывали от бомбежек. Мы ценили эту заботу и потому не жалели своих силенок: надрываясь, таскали раненых, подносили воду, делали что надо.
Романтики было мало. Был тяжелый изнуряющий труд. ...Искореженное детство, надломленное здоровье, травмированная психика, ужас витавшей вокруг смерти, горечь утрат и тоска по домашнему теплу. Одни надламывались, другие, становясь не по годам суровыми, делали свое ратное дело. Кто-то в минуты опасности по-детски вскрикивал: "Ой, мама!" А в минуты затишья - после грохота и разрывов снарядов и бомб, посвиста осколков и пуль - все мечтали об одном: выжить и вернуться домой победителями. У каждого была своя мечта.
Эпизоды пережитого отрывочны, как внезапные взрывы. Так, однажды ухнула рядом немецкая мина, и я с тех пор навсегда оглох на левое ухо. Такая вот "легкая" контузия...
Юрий ПЕТРАШ
"ЗАЙЦЫ" ВОЙНЫ
- Ба, славяне! Да у нас "зайцы" завелись!..  - Нас с Генкой разбудил веселый голос дневального по вагону. - Вон они, прячутся между мешками. И грызут себе наши сухари! Вылезай!..
Так нас рассекретили. Стали выяснять, кто такие, зачем и куда.
Мы с Генкой признались, что наши отцы воюют, что и мы поклялись - вместе с ними доставить в мешке голову Гитлера... Посовещавшись, красноармейцы решили нас оставить: "Ведь пропадут на полустанках. Пусть едут, вояки!.."
Эшелон шел на фронт. А когда пересекли Волгу, было уже не до нас, сорванцов, приближался фронт.
Однажды ночью эшелон накрыли немецкие самолеты. Был сущий ад: разрывы бомб, кругом бушевал огонь, слышались истошные крики раненых, десятки трупов... Мы долго бежали куда-то, словно на ватных ногах, забираясь в глубь леса, увязая в трясине...
Наутро нас ждало еще одно потрясение: вода в речушке будто подкрашенная. Но это была кровь. Вверх по течению стелился дым... То и дело натыкались на трупы наших солдат в линялых гимнастерках. Мы с Генкой
при мысли, что среди них могли оказаться и наши отцы... Потом обнаружили убитого немца. Он был в глубокой каске и казался пожилым. Оружия при нем не оказалось, а так хотелось разжиться оружием...
Юрий ПЕТРАШ
ОКРУЖЕНЦЫ
Потом мы пристали к группе своих, выходивших из окружения, петлицы у всех были отпороты. "Пацаны, мы в окружении!" - объявили нам. И дали задание: зайти в деревню и узнать, нет ли поблизости немцев. Мы с Генкой пошли. Деревня была рядом. Тянуло дымком. Мы набрали грибов в лесу. И, прикинувшись заблудившимися грибниками, приняв беспечный вид, нарочито громко переговариваясь, вышли к деревне. Подавляя страх, вошли во двор. У летней печки хлопотала хозяйка. Трое ребятишек сидели рядышком. Мы представились согласно "легенде", предложили грибов. Нас угостили вареной картошкой. Мы спросили про немцев. Хозяйка сказала, что немцы были, но два дня назад ушли "на заход", т.е. на запад. Это помогло нашим окруженцам выбрать безопасный маршрут. Мы пробивались к своим... Шли по болотам, соединялись с другими такими же группами. С яростью обреченных отстреливались, теряли своих и шли, шли.
Юрий ПЕТРАШ
ГИБЕЛЬ ДРУГА
Но однажды мы все-таки нарвались на засаду. Впереди двигались опытные бойцы. Мы же, пацаны, замыкали группу. Вышли к безымянной заимке - всего 5-6 изб. И вдруг ударил пулемет, застрочили автоматные очереди. Командир успел крикнуть: "Вперед!" И через несколько минут засада была сметена. Мы бросились оказывать помощь раненым, тем, кто попал под шальной огонь. Были и убитые, среди них и Генка. Мы похоронили их под высокой елью. Хорошо помню, что я не плакал, стоя вместе с другими над свежей могилой, замерев с горьким комком в горле. Видимо, сознание уже привыкло к потерям, как к суровой неизбежности войны...             ,
Юрий ПЕТРАШ


САНИТАРЫ
Потом я оказался на юге. После прохлады лесов знойное степное лето усугубляло тяготы пехоты. Жестокие бои на подступах к Ростову-на-Дону вызвали необходимость в "летучих" госпиталях. И я стал санитаром. Тоже было несладко и страшно. Кровь и стоны раненых солдат, страдания и смерть перед глазами. Радость была, когда мы отправляли раненых в тыл: уж теперь-то они будут живы. И радость от побед нашей армии. Враг катился на запад:
немцев уже отогнали от Москвы, Сталинград стоял неприступным утесом, теснили немцев и на южном направлении...
Наш подвижной госпиталь едва успевал принимать раненых. Суровые полевые хирурги, молоденькие медсестры. Мы были у них подручными. И до изнеможения таскали на себе раненых, подносили воду, доставляли еду. Присесть было некогда... К нам, пацанам, относились ласково, особенно раненые. Среди них были и кавказцы, и азиаты. Здесь я проникся чувством патриотизма и интернационализма. Здесь все были защитниками Великой страны. В мыслях не было делить раненых по национальному признаку... Поступали к нам и раненые немцы, к которым мы испытывали известное чувство. Но врачи оказывали и им необходимую помощь... Славянское сердце отходчиво: мы суровы к врагу, когда он с оружием в руках, но поверженных мы щадим...

ВАНЯ-ВАНЕЧКА
Наша служба складывалась из "быстроподвижного" и "вспомогательного" труда. Мы, 12-14-летние, были "быстроподвижными". А младшие, кому по 10-11 лет, обычно только ухаживали за ранеными, кормили их, стирали бинты...
Объявился у нас 11-летний мальчишка, молчаливый, но вспыльчивый и ершистый такой. Он был детдомовский. Его любили за рвение к порученному делу. Он ловко, лучше других, превращал ленты стираных бинтов в тугие скатки и мигом доставлял их в хирургическую палатку. Раненые звали его Ванечкой.
К нам в госпиталь забегал комбат капитан Алексей Кузьмич Семиренко. Своих детей у него не было. И он однажды спросил, кто из нас хочет быть усыновленным. Ванечка уставился на него и тихо ответил: "Я хочу..." "Добро!" - ответил Кузьмич...
...Спустя много лет, в конце 80-х, в День Победы в Парке имени Горького я встретил ветеранов 130-й Таганрогской СД, нашел подполковника А.К.Семиренко. Он сдержал слово, усыновил Ванечку и взял в роту сыном полка. Но Ванечку я не встретил... А позже пришла скорбная весть: не стало Ванечки, не стало и Кузьмича. Я не верующий, но поставил тогда две свечки за упокой. А дома, по славному фронтовому обычаю, поднял дважды за их светлую память...