Строитель мертвых душ

   -Так-так подайте вашу ручку. Вы, вы. Я к вам обращаюсь, молодой господин. Что же вы испугались-то? Я вам всю-ю правду расскажу, ничего не утаю.
    Цыганка растягивала слова, неприятно тянула их вверх как будто бы пыталась взять самую верхнюю ноту. Си-до-си. У нее не получалось, потому что голос был хрипловатый, обкуренный. Зеленый платок с вышитыми розами, золотые выдающиеся вперед зубы, неправильный прикус и бородавка на подбородке прямо возле рта, похожая на таракана. Из середины бородавки-таракана пучком вырывались волосы. Когда она начинала говорить, таракан двигался влево, губа вправо, а усы вверх. Получалось немного смешно и страшно. Такой вот живой жучок, очень независимый. Кроме всего прочего, эти маслянистые глаза неприятно елозили по одежде Николая Васильевича: фетровой шляпе, немного мятому плащу и неначищенным запыленным ботинкам.
      ..А эти чумазые дети, черт бы их побрал! Зачем они так жалобно смотрят? Если не может смотреть за ними пусть в приют сдаст! Да, в приют! Меньше воровать будут и… Писать нужно. Писать. Да, вот именно. Давно я за ручку не держался, а то вот правлю всех, редактирую. Надо бы встряхнуть стариной. Состряпать сюжет, а там авось рассказик неплохой получится, а может быть даже эссе или повесть. Та-ак. Значит, так: некая цыганка немного потрепанная и с жуком на верхней губе…
-Ну что гадать будем или как?
Что ей нужно? Денег? Так зарплату же пятнадцатого выдают, а сегодня только десятое. Вот пристала, ведьма старая! Изыди, сатана! Пшла вон!
Николай Васильевич ускорил шаг. В голове уже составлялся рассказ-повесть-эссе. Краем глаза увидел, что бородавка-жук не отстает. Они пересекли мостик, потом вместе пошли по тропинке. «Не отстает, зараза. Ладно, пусть уж погадает. Только быстро.»
   Мысли вертелись, скакали, переворачивались, трепыхали как большие мухи и ни на чем особенном не останавливались. Рассказ будет примерно на 10,000 знаков и с каким-нибудь броским названием. Закрутить надо всё возле этой коричневой бородавки. Надо же как здорово всё получается! А я уж думал, что исписался. Замолчал. Что никогда больше ничего путного не сочиню.
-Ручку вашу, мил-человек, подайте. Ой, какая ладонь у вас. А линии просто заглядение. Тонкие и ясные. Глубокий вы человек и тонкий. Мягкая и сочная у вас рука. Вы любите наслаждения: женщин, еду, красивые вещи.
Цок-цок язычком красным вверх-вниз. Ай-яй, как нехорошо жизнь у вас кончится и все почему? А потому что не своим делом заняты. Книжку, значит, хотите написать о колдунье, о ведьме. А зачем о ней писать и так все об этом знают. 10,000 слов не получится, только вот что я вижу… 666 плохое число. Очень плохое. Роковое. Нехорошие слова будут говорить. «Где, где это все написано? Врешь ты все, старая ведьма! Отдай руку! Отдай! Поди вон!»
  Пучок волос на подбородке над зеленым узлом заколыхался. Николай Васильевич покраснел, сжал кулак. Пот градом скатывался по затылку прямо по спине вниз. Фетровая шляпа съехала набок, ободок ее стал немного влажный. Волосы прилипли один к одному. Он почувствовал плохо в области сердца. Закололо. Как будто бы не сердце это, а вода в кране стучит и потихоньку выливается наружу. Ой! Кап-кап. Кап-кап. «Зачем я связался с ней? Ведь шел же себе спокойно, ан нет, нужно было искать приключений себе на голову.»
Цыганка снова зашепелявила и выдавила нечленораздельный звук. «Ык. Строитель бы из тебя вышел хороший или кладчик, даром что мужик ты здоровый. Вон два метра вымахал. А все из-за того, что зазнался ты. Поверил, что Б-г и слова из под пера твоего сладкие как сочная груша. Строитель бы вышел хороший, а вот писатель никудышный, как ни крути. «А может это все Брикман из соседнего отдела подстроил? Может быть, он переоделся и паясничает? Если так, уши оторву и к спине пришью.»
    Ринулся было к этой образине и давай ее дергать за тараканний подбородок – маску снимать, так она завопила, завизжала и такую пощечину залепила. Звонкую. До сих пор щека красная как свекла.
Подожди, говорит, я еще не все сказала. Можно положение исправить, но ты должен дать дорогу молодым, начинающим, а иначе число трехзначное тебя будет преследовать. Николай Васильевич устало мотнул головой, кинул пятак и мягко попятился назад. Потом резко повернулся и дал деру. Мягкими большими прыжками он добежал до высотного здания и надавил на звонок в передней. Время уже было около десяти утра и в редакции его ждало много работы.    
       Лидочка, секретарша, открывая ему дверь, кокетливо прищурила глазки и игриво протянула утреннюю газету. Ему захотелось чмокнуть ее в затылок, но еще больше хотелось сесть написать рассказ об этой старой ведьме и обязательно чтобы на десять тысяч знаков, а если получится то и на двадцать, тридцать, сорок. Брикмана убью. Нет, сначала выпьем вместе по маленькой, а потом…
-Колька, скотина, ты где пропадаешь? Пятничный номер горит! А нам еще выпить надо сегодня. (Хохотнул). А у Лидки блузка видел какая? С вырезом. Ммм, объедение…
-Борь, ты кем хотел стать в детстве?
-Я? Бабником, а что?
Брикман засмеялся холеным смехом. Белые холодные стены редакции гулко отозвались: гх-га-ха.
-Ну, не писателем же, право. Все мои мечты сбылись – я им стал. А Лидочка сегодня такая милашка. Ну прям не могу больше. Что-то ты сегодня больно на жука похож. Нервный какой-то. Давай выпьем, а? Скоро номер закрывать, а ты сам не свой.
-На таракана? Да уж, скажешь ты. Слушай, где ты сегодня был в 9 утра?
-В девять? У Верки, кофе пил. Да что с тобой, Николай? Ты явно не в себе. По стаканчику хряпнем, а?
-Ладно, мне работать надо. Пить не буду. Какое число сегодня?
-29 марта.
-Иди, иди у меня груда работы и писать хочется. Не кури мне прямо в морду, скотина ты эдакая! Дверью не хлопай!
    Главное начать. Главное начать. Начать, начать, а потом само потечет, польется и получится хорошо как у меня всегда выходит. Я ведь гениальный. С тонкими линиями и глубокой мыслью. Гоголь 21 века… Даром, что ли мы тезки. Нет, Набоков, Герцен. Нет, я лучше их всех! Всех-всех! Строитель! Да, строитель, черт возьми. Только не из песка и не из гранита, а из слов витиеватых.  Когда мне было пять, а может быть и шесть лет я лучше всех строил замки из песка на пляже… Ну и что из этого?.. А моя любимая и дорогая мамочка хвалила перед всеми и ставила перед гостями на стул, чтобы стихи читал… Маяковского… А потом я билетики в троллейбусе хотел продавать, ну так что?.. Я – писатель!..  Я – Хемингуэй!.. Я – Кафка!.. Я! Я! Я! 666 раз я! Вот черт, что за еще число такое прилепилось ко мне?..
   Николай Васильевич застучал по компьютеру.
«Ох ты, Господи, до чего ж хорошо у вас получается» - произнес голос за спиной. А это описание цыганки, оно восхительно! Голос был мягкий с журчащим южным акцентом. От стоявшевго пахло пшеничными полями, правда, немного отсыревшими и затхлыми.
«Спасибо, но вы мне мешаете», сказал Николай Васильевич и не оглядываясь продолжал печатать дальше.
-Николай Васильевич, право, вы, очень плохо воспитаны. Смею заметить ваша матушка была черезчур мягка с вами.
-Не смейте отзываться плохо о моей…
-Что с вами, милейший? Вам дурно?
-Доктора, доктора! Позвать лекаря! Немедленно!
-Мне ведь все приснилось, не правда ли? Это был дурацкий сон!
-Сейчас мы примем лекарство и все пройдет у нас. Ну, право, посудите сами как Николай Васильевич мог заявиться к вам в редакцию? Кто бы его пропустил? Неужто эта девушка в передней? Лидочка или как там ее кличут? Да и век нынче не тот… Двадцатый век на дворе, а ваш тезка жил в девятнадцатом, если память мне не изменяет. Верно я говорю? Вы ведь тоже писатель? Ну устали, переработались… Что ж бывает. Все в этом мире бывает. Отдохнете, а там посмотрим. Я бы не советовал вам больше писать. Вы сильно напрягаетесь, нервничаете. Зачем вам все это? Поменяйте профессию, станьте… Хм, строителем, например или программистом. Чем плохо? Денег заработаете, с людьми новыми познакомитесь: с женщинами, мужчинами. Вы ведь еще очень даже ничего. Мужик хоть куда. Вы кого предпочитаете больше мужчин или женщин? Ну что вы молчите, милейший Николай Васильевич? Можете любить и тех, и этих.  Я же вас подружески спрашиваю… Займитесь человеческими сердцами или душами и никакие классики вас больше не будут мучить.
-У вас голос как у того, из редакции. Такой же. Тютелька в тютельку. О-о! Выпустите меня! Я совершенно здоров и полон сил. И не хочу я профессию менять. Писатель я и призвание мое писательское! Выпустите! Я жаловаться буду! Жа-ло-ваться!
-Ну что вы, что вы… Не нужно так нервничать. Я ведь вам только предлагаю, а выбирать, милейший мой тезка, вам…
Мягкий журчащий голос напрягся и еле слышно пробормотал: «Ну да, конечно. Гоголя он видел! Ко мне вчера Достоевский заходил, ну так что об этом надо на всю улицу кричать?»