Розовый помпончик

     Ивану Петровичу не спалось.  С вечера ему было как-то не-
хорошо,  на службе тоже день прошел скверно,  в пустой  суете.
Поворочался Иван Петрович,  глянул на газовый фонарь под окном
и недовольно засопел. Где-то за Пречистенкой пьяный сторож пел
нудную песню, лениво постукивая колотушкой, да в Замоскворечье
сонно гавкали собаки.  В голове Ивана Петровича  вертелись  то
мысли по службе,  бумаги и черные нарукавники бухгалтеров, зо-
лотое пенсне начальника и его блестящая лысина,  выпирающая из
сюртука, словно из бильярдный шар из лузы. Эти мысли сменялись
раздумьями об увеличении жалования,  что ему было давно обеща-
но,  и мечтами о нескором еще выходе на пенсию. В ткань ночных
звуков тихо вплеталось шуршание  мышей  за  стеной  и  тиканье
часов в гостиной. Иван Петрович помял подушку и повернулся на-
бок,  размышляя о столь странной бессоннице:  "Неужто  вечером
капусты кислой переел опять?" - сонно текли его мысли. Пробило
три часа.  Свет от уличного фонаря мерцал,  развешивая тени по
комнате странными образами.  Чтобы быстрее заснуть перед новым
будничным днем, Иван Петрович решил вспомнить что-то приятное,
дабы отвлечься от дум. Память его блуждала по полусонному моз-
гу,  безуспешно задевая в извилинах за ненужные  воспоминания.
Взгляд Ивана Петровича остановился на стене, где висели старые
семейные картины и уткнулся в небольшой пейзаж, лишь часть ко-
торого  была  видна в отблеске фонаря.  Что-то связывало его с
этим местом,  но он никак не мог припомнить.  Там, над осенним
лесом  лишь  угадывались  купола  церквей,  а  по всей картине
расстилалось зеленое поле с большим деревом в центре.  Пытаясь
вспомнить,  почему  именно эта картина привлекла его внимание,
Иван Петрович, кряхтя, слез со скрипучей кровати, стянул с го-
ловы чепчик и смял его в руках,  нащупывая ногами тапки. Рядом
недовольно во сне промычала что-то жена и отвернулась к стене.
Осторожно ступая по скрипящим половицам, Иван Петрович подошел
поближе к картине,  и вгляделся в нее.  Дерево на ней было еще
зеленым,  но на концах веток как желтые цыплята пушисто разве-
вались желтые листья,  а под мигающим светом  газового  фонаря
Ивану Петровичу вдруг показалось,  что легкий порыв ветра про-
бежал по картине,  облака на небе заклубились,  темная тень от
них побежала по еще по-летнему веселому лугу, и с дерева поле-
тели,  кружась, несколько листьев. Вместо затхлого запаха ста-
рых  обоев  Иван Петрович вдруг ощутил дыхание соснового леса,
который вдруг ясно стал угадываться за рамой картины,  и  даже
вроде  далекий лай замоскворецких собак изменился на более де-
ревенско-разноголосый. В пробежавшем блике от фонаря Иван Пет-
рович даже увидел, как с далеких церковных крестов снесло вет-
ром несколько ворон,  которые с карканьем принялись недовольно
кружиться.  Удивленно поморгав,  Иван Петрович ткнул рукой,  в
которой был зажат ночной чепчик,  в картину,  но неожиданно не
уперся  в жесткий картон,  а рука как будто провалилась сквозь
стену и ее тут же обдало  еще  летним  зноем  заканчивающегося
сентябрьского дня.  От неожиданности Иван Петрович разжал руку
и чепчик сразу унесло куда-то набежавшим порывом ветра. Карти-
на была небольших размеров, с папку для бумаг, и Иван Петрович
даже не успел снова подхватить ускользающий чепчик,  как  рука
его стукнулась о раму,  картина покачнулась, и заскрипела, за-
шелестела рамой по стене. Иван Петрович от неожиданности испу-
ганно прижал эту руку к себе, попытавшись вдруг засунуть палец
в рот, как он когда-то делал в приступах детского любопытства.
На  кровати  проснулась  жена и,  зевая,  промычала:  "Чего не
спишь-то, завтра вставать рано". Иван Петрович оглянулся, про-
бурчал что-то, что-де хочет пить, оглянулся на картину, но уже
на ней все стало по-прежнему,  застывшим и осенним.  Подойдя к
окну,  Иван  Петрович  выглянул  в весеннюю ночь,  разглядывая
пустые руки. За горизонтом уже появилась светлая полоска приб-
лижающегося  рассвета,  опять же в Замоскворечье прокричал еле
слышно первый петух. Иван Петрович налил из графина стакан во-
ды и выпил,  удрученно покачивая головой,  дескать,  что порой
только не почудится спросонья, лег на кровать, под бочок к же-
не и заснул.
     Наутро он ничего не помнил,  быстро позавтракал, чего Бог
подал,  поцеловал  жену  и отправился на службу.  Там тоже все
складывалось не менее обыденно, не считая давно обещанного по-
вышения жалованья,  и к вечеру Иван Петрович уже сидел за обе-
денным столом, с аппетитом уплетая борщ и слушая радостный го-
мон  домашних по поводу этой новости.  Однако к вечеру,  когда
солнце уже начало прятаться за московские дома,  Иван Петрович
почему-то глянул в окно, задумался, прервался от игры в префе-
ранс,  и неожиданно прошаркал в спальню, пытаясь при еще ярком
вечернем свете солнца, пока не зажгли в доме лампы, посмотреть
на картину.  Он задумчиво провел пальцем по шероховатым мазкам
кисти, даже понюхал картину, однако кроме запаха картона ниче-
го не почувствовал.  В углу картины он заметил странное  белое
пятнышко  на  зеленом лугу,  и попытался потереть его пальцем.
Пятнышко осталось, и Иван Петрович перевернул картину, пытаясь
что-либо найти на обратной стороне. Однако там ничего заметно-
го не нашлось.  Жена, удивленно последовавшая за ним, увидела,
как Иван Петрович разглядывает обратную сторону снятой со сте-
ны картины.  "Машенька",  - прогудел он в бакенбарды,  - "а не
помнишь ли ты,  откуда у нас эта картина?".  Супруга наморщила
лоб и недоуменно ответила:  "Ваня,  ну как вы не помните,  эта
картина  была  у  вас  даже  до  нашей свадьбы.  Вы мне что-то
рассказывали,  что это какие-то места из  вашей  молодости,  и
всегда  она  тут висела".  Иван Петрович тщетно потер лоб,  но
мысль его после сытного ужина ускользала,  видимо,  в складках
живота. Он махнул рукой и пошел доигрывать в карты. Вечером он
никак не мог перед сном найти свой чепчик,  ему казалось,  что
он  просто слетел,  пока он спал,  и упал под кровать.  Однако
чепчик найден не был,  и ему нашли в чулане другой, старый и с
глупым  розовым  помпончиком.  Иван Петрович что-то недовольно
проворчал, но обреченно заправил волосы в него и умиротворенно
лег спать.
     Прошла неделя. Лето неумолимо надвигалось, и солнце пекло
все сильнее,  и даже ночная прохлада не могла уже проникнуть в
старый дом.  В одну из душных ночей Иван Петрович опять неожи-
данно проснулся, весь в поту. Кое-как освободившись от ночного
кошмара,  Иван Петрович попытался остановить  свой  взгляд  на
чем-то  нерасплывающемся  и опять увидел картину.  Пробило три
часа. Не успел Иван Петрович протереть мокрый лоб, как он сно-
ва услышал знакомый шелест.  Глянув в окно, Иван Петрович уви-
дел неподвижное пламя газового фонаря на улице,  что  означало
отсутствие ветра.  Иван Петрович осторожно поднялся с кровати,
опять стаскивая с головы чепчик,  но в этот раз на всякий слу-
чай оставил его на подушке. Подойдя к картине, он вдруг ощутил
свежий порыв прохладного ветра,  и вдруг неожиданно в лицо ему
влетела  пригоршня  желтых листьев.  Пытаясь отдышаться,  Иван
Петрович ухватил один лист, остальные, шелестя, рассыпались по
полу  и  захрустели под его босыми ногами.  Листок в руках был
самый обычный,  березовый, но уже пожелтевший и начавший засы-
хать.  Не успевши удивиться, Иван Петрович решил разобраться с
таким странным явлением и отважно просунул свою голову прямо в
картину,  задевая ушами за ее раму.  Неожиданно в глазах стало
светло от выглянувшего солнца из-за туч,  и в ушах,  кроме ше-
леста  листьев,  стал слышен и шум легкого ветра,  бродящего в
кронах деревьев. В носу засвербило приятными осенними запахами
и Иван Петрович чихнул.  "Ой!" послышалось рядом и краем глаза
(а повернуть голову мешала картина)  он  увидел  два  силуэта,
расположившихся  неподалеку  на  траве и недоуменно оглядываю-
щихся в его сторону. Не осознавая, успели ли люди его увидеть,
он быстро дернулся назад,  но застрял ушами в раме,  панически
выдергивая застрявшую голову,  потерял равновесие,  и с  шумом
упал  на  пол.  Рядом он услышал стук падающей картины и вопль
неожиданно  разбуженной  жены.  Хруста  листьев,  на   которые
опустилось его тело, он уже не слышал, так как лишился чувств.
Через несколько минут он очнулся среди домашних, было светло -
горело несколько керосиновых ламп,  а кухарка брызгала на него
водой из спешно принесенного ведра. Иван Петрович пожаловался,
что  ему  стало дурно от жары и попросил открыть окна в гости-
ной,  чтобы был легкий сквозняк, немотря на протесты жены. Все
улеглись,  жена обиженно от него отвернулась,  и Иван Петрович
принялся обдумывать,  что же ему почудилось,  пока он был  без
чувств.  Пейзаж  показался  ему  удивительно знакомым,  и в те
несколько минут беспамятства он как  будто  оказался  действи-
тельно там, среди шумящих сосен и падающих желтых листьев. Не-
ожиданно он почти узнал это место,  где он, действительно, бы-
вал,  один, или два раза. Но как он там оказался, был ли один,
никак не мог вспомнить.  В этих тщетных попытках его и  сморил
сон.  Утром,  убираясь, горничная удивлялась неизвестно откуда
появившимся пожелтевшим листьям (это весной-то), но решив, что
их притащил дворник,  что заходил пить чай ("вот ведь, и сапо-
гов не снял, охальник!"), просто выбросила их в мусор.
     На следующий  день  никто  из домашних не припомнил Ивану
Петровичу  ночного  события,  но  провожали  его  внимательным
взглядом,  грустно качая головами, дескать, совсем заработался
кормилец. Прошла еще неделя, Иван Петрович иногда долго не мог
заснуть,  подолгу глядя на картину,  и,  кажется, узнавая ког-
да-то забытые места и тщетно ожидая опять чего-то  необычного.
Засыпал под утро,  не высыпаясь, под глазами появились мешки и
приходящий доктор порекомендовал свинцовые примочки и  валерь-
янку на ночь.  Днем, после службы, он подолгу стоял у картины,
скоблил пальцем белое пятнышко в нижнем углу  картины  и  улы-
бался  своим  мыслям.  Стал  рассеян и задумчив,  что домашние
списывали на летнюю хандру от жары,  которую тяжело переносило
его упитанное тело,  а также на прибавившиеся хлопоты по служ-
бе.
     Однако, кроме того,  что место ему было явно знакомым, он
более ничего не мог вспомнить.  В былое время он немало  ездил
по селам и деревням по делам службы, пока не перешел с повыше-
нием в Москву,  и сельские виды за прожитые годы слились в се-
ро-зеленую массу. Иван Петрович начал хандрить, по вечерам на-
чал проигрывать в преферанс,  чего за ним никогда не  наблюда-
лось, и даже забывал утром потрепать детей по головам перед их
уходом в гимназию,  на что и они стали тоже обижаться. С женой
своей, раньше обсуждая цены на муку и керосин, видах на урожай
и новых указах из Петербурга,  он почти совсем перестал разго-
варивать, что, впрочем, ее почти не удивило, она за долгие го-
ды совместной жизни уже ко всему привыкла, и теперь с радостью
задерживалась подольше в гостях у отставной генеральши Макаро-
вой,  с коею всласть предавались сплетням,  чего  раньше  Иван
Петрович  не  одобрял и даже серчал.  Так прошла большая часть
лета. Иван Петрович съездил с семьей в отпуск в деревню, иног-
да  прогуливаясь  по дальним дорогам,  как будто что-то искал.
Более того,  выписал из Москвы новинку с мудреным названием  -
бицикл, который, впрочем, некоторые почему-то называли сложным
словом "вело-сипед",  научился ездить,  и немало доставлял ра-
достного  удивления  детям из окрестных деревень,  которые при
виде упитанного почтенного барина на чудном устройстве, быстро
проезжавшего их деревню,  с шумом носились за ним,  давя кур и
собирая стаи испуганно гавкающих собак.
     По возвращении в Москву, задумчивость и хандра Ивана Пет-
ровича усилилась,  даже на службе его стали упрекать в небреж-
ности,  что прежде никогда не бывало.  Подошла осень, и уже на
улицах Москвы начали желтеть деревья.  На работе дела пошли из
рук вон плохо, да и на здоровье Иван Петрович начал чаще жало-
ваться,  жалуясь на приступы грудной жабы и боли в груди. Зна-
комый доктор прописал обычные пилюли в таком случае, но пользы
от них не было.  Картину Иван Петрович распорядился перевесить
в гостиную,  чтобы не смущала его ночью,  когда он просыпался,
но все равно,  уже в душе его что-то переломилось,  в один  из
дней  он пришел с работы в обед,  обеспокоив этим домашних,  и
безразличным голосом сообщил,  что его  уволили,  несмотря  на
долгие  годы безупречной службы и продвижение в чинах.  Он лег
на кровать и остаток дня пролежал на ней, глядя на пустой след
от  картины  на стене.  Вечером его решили не тревожить,  жена
устроилась спать в мезонине, благо было только начало осени, и
еще  не  было  холодно.  Иван  Петрович  в  своих мыслях так и
заснул. Спалось ему тяжело, во сне мелькали какие-то давно за-
бытые образы,  одинокое дерево на поле и почему-то ночной чеп-
чик для волос,  который он везде  зачем-то  искал.  Неожиданно
сквозь сон он почему-то проснулся.  На глаза нависал этот ста-
рый, чуланный чепчик, а в рот лез этот несуразный розовый пом-
пончик. Раздраженно откинув его за голову, Иван Петрович подо-
шел к окну,  потирая грудь,  выпил пилюлю, чтобы унять боль, и
засмотрелся  опять  на одинокий газовый фонарь.  Неожиданно он
развернулся и быстро затопал в гостиную,  где подошел к карти-
не, снял ее со стены и отнес обратно к себе в комнату, где по-
весил на прежнее место,  отошел и присел на кровать,  глядя на
картину. Раздалось три удара часов и тут, как и тогда, весной,
картина вдруг как бы ожила.  К холоду от окна прибавился прох-
ладный ветерок,  дувший от картины. Иван Петрович подошел поб-
лиже,  глядя на белое пятнышко в углу.  Подойдя ближе он удив-
ленно заметил, что это пятнышко превращается в нечто знакомое.
Неожиданно за картиной послышался смех и молодой женский голос
произнес:  "Ой! Погляди! Откуда тут эта белая тряпка?" Зашумел
ветер в деревьях,  послышался топот и остановивишимися глазами
Иван  Петрович  увидел женский силуэт в белом платье,  который
лишь мелькнул в углу картины.  Но четко заметил маленькую руч-
ку,  подхватившую  это белое пятнышко,  и обладательница этого
голоса снова исчезла. Иван Петрович подошел вплотную к картине
и услышал молодой мужской, почему-то знакомый голос: "Да брось
ты этот чепчик,  зачем он тебе?" На что тут же  услышал  опять
голос  молодой  девушки:  "Надо же мне во что-то завернуть эту
картину,  а потом мы тебе на него пришьем  розовый  помпончик,
чтобы ты меня никогда не забывал!" и она весело рассмеялась. У
Ивана Петровича потемнело в глазах,  и лишь краем уха он услы-
шал  возмущенный  голос молодого человека:  "Глупая,  неужто я
когда-либо тебя забуду?",  как порыв ветра бросил Ивану Петро-
вичу в лицо горсть пахучих осенних листьев,  и вдруг ему пока-
залось,  что на картину набросили какую-то тряпку, и ничего не
стало видно, он испуганно сделал шаг назад, споткнулся, и упал
спиной рядом с кроватью.
     Утром его  нашли,  уже  холодного,  и доктор долго не мог
разжать ему пальцы,  чтобы вытащить из них старый мятый чепчик
с розовым помпончиком.