Ева

Море... Море... Море... Такое дикое и спокойное, холодное и горячее, жестокое и ласковое. Ей опять снилось море. Сквозь сон она ощущала его запах, по коже скользили теплые волны, на губах - солоноватый привкус.
Она бредила. Спутанные волосы разметались по подушке, одеяло сползло на пол, с горящих губ срывались непонятные звуки.
Она опять летела. Тогда, в первый раз, было страшно, но по-том уже было невозможно представить без этого жизнь. И если бы ей предложили отдать все, что у нее осталось сейчас за возможность всего на минуту пережить подобное, еще раз, пусть в последний, она бы согласилась, не думая.
Но никто ничего не предлагал, и она металась в жаркой посте-ли, заново переживая свое далекое счастье в кошмарном сне.
Холодная, успокаивающая рука легла на лоб. Кошмар ушел. А с ним - и болезненное счастье.
Душная темнота.
- Тебе опять плохой сон приснился, все хорошо, успокойся. Опять жар у тебя.
Зажигается ночник, режущий глаза.
- Что тебе снилось? Опять море?
- Да...
- Все прошло, все прошло, успокойся, это всего лишь сон. Сейчас я тебе укол сделаю.
И опять темнота. Ничего. До утра.

Ева не была красива по общепринятым стандартам. Высокая и худая, жиденькие, очень тонкие светло-русые волосы, серые глаза в обрамлении почти бесцветных ресниц, и огромный, сороковой раз-мер ноги - она не подходила вообще ни под какие стандарты. Но привлекала внимание не внешность. Ее свечение. Она светилась, вся - изнутри и снаружи; ее кожа, ее волосы, а главное - ее глаза. Этот свет отражался во всех ее движениях, взглядах, словах. А еще мно-гим казалось - и именно поэтому они ее не забыли, - что она звенела. Как хрусталь. Как сотни, тысячи хрустальных колокольчиков. Так тонко, так легко, чтобы только не разбиться. Звон раздавался в каж-дом ее шаге, в каждом ее слове. Она была не просто красива, она была... прекрасна. Именно такой ее запомнили. На всю жизнь.
Ева родилась в семье интеллигентов: мать - педагог, препода-ватель литературы, отец - виолончелист. Она была единственным ребенком в семье, любимицей многочисленных тетушек и бабушек. Несмотря на свою некрасивую внешность, она всегда привлекала к себе людей. Вернее сказать, они сами к ней тянулись. К ее доброте, веселости, и той ауре счастья, которая окружала ее с самого детства.
Ева не пошла по стопам родителей: она не стала ни учитель-ницей, ни музыкантшей. У нее не было ни малейшей склонности к искусству. Самой большой страстью в ее жизни был спорт. В нем она перепробовала почти все: начиная пинг-понгом и заканчивая плаваньем, в соревнованиях по которому год за годом занимала при-зовые места еще в школьную пору. А после школы - естественно, физкультурный. Родители долго отговаривали ее от этого выбора, предлагали любой другой ВУЗ, какой только душа пожелает - благо у отца, известного музыканта, на то были все возможности, - но так и не добились своего. В конце концов им пришлось смириться.
А она не доучилась. На третьем курсе выскочила замуж за ис-панского бизнесмена, покоренного ее горящими глазами, бросила все и позволила увезти себя к морю. И там нашла свою самую боль-шую любовь. Его. Море. Такое огромное и такое вечное. Как ее лю-бовь.
Через год семейной идиллии бизнесмен разбился во время страшной грозы. и оставил молодой вдове приличное состояние. На-столько приличное, что она могла бы жить припеваючи, совершенно не напрягаясь, до конца жизни. Чем Ева, собственно, и занялась. Чтобы хоть как-то утолить горечь утраты мужа, она с головой оку-нулась в свое новое увлечение - виндсерфинг. И вскоре победил сильнейший, ибо любовь оказалась сильнее скорби.
Наступило огромное счастье. Такое, какое бывает лишь когда человек наконец находит то... То, что ищет всю жизнь. То, что в не-понятных обликах является в бесконечных снах. То, что, просыпаясь утром, надеется найти именно сегодня. То, что называется его. Его счастьем.
Она была свободна, молода, здорова и богата. А главное, она нашла то, что называется призванием. Она обрела возможность де-лать то, что ей было по душе. А по душе ей было проводить практи-чески все свое время в море. Жить в одном ритме с ним. Можно ска-зать, то же, что дышать в одном ритме с любимым человеком. А это и есть счастье.
Но если у многих подобная страсть быстро меркнет, знаете, называется переболеть, то в ней она жила очень долго. Не один год. И не два. А целых три. Или это Ева жила в своей страсти? Кто знает, возможно, так и было. Когда человека охватывают подобные чувст-ва – не важно, к человеку ли, ученого ли к новому открытию, ху-дожника ли к своему полотну, или спортсмена к стремлению к побе-де, - он становится похожим на пороховую бочку. Вроде обычный из далека, но подойдешь поближе, и кажется, стоит прикоснуться, и он взорвется. Взлетит! Аж страшно становится.
И Ева взорвалась. В один прекрасный день, изменивший ее жизнь полностью.
Этот день и правда был необычным, с самого утра. Необыч-ным потому что с утра шел дождь. Необычным, потому что в это ут-ро из расписания была вычеркнута привычная прогулка к морю, а заменивший ее скорый душ не принес удовольствия ни телу, ни ду-ше. После завтрака она облачилась в дорогой строгий костюм, кото-рый последний раз надевала несколько месяцев назад. Эти два об-раза - строгий и евин - не вязались друг с другом. Ей не нравилось то, что она видела в зеркале: молодая женщина, с аккуратно, по-деловому, уложенными волосами, в темно-синем шелковом костюме и туфлях на высоком каблуке. Все сидело и лежало отменно - без единой морщинки или торчащего волоска, так, как будто было соз-дано одним легким взмахом кисти талантливого художника. Но ей не нравилась эта женщина. Слишком чужой она была для Евы.
Евой она была в спортивном купальнике, с наскоро заколоты-ми волосами, смазанными маслом и доской для серфинга под мыш-кой. Евой она была в легком летнем платье за рулем спортивного ав-то. Евой она была в старом шерстяном свитере, читающей книгу в шикарной гостиной своего шикарного особняка. Сумасшедшей Евой. Но в деловом костюме она была Евлампией (о, родители!) Се-меновной, ну или в крайнем случае миссис Андреас. Такой же стро-гой и рациональной, как и сам костюм, как и полагает всем Миссис и всем Семеновнам, Андреевнам и Дмитриевнам.
Но этого требовали обстоятельства. В тот день она встреча-лась с менеджером по продаже недвижимости, а еще предстоял ви-зит в посольство по вопросу вызова ее родителей-пенсионеров в Ис-панию.
А дождь все лил. Ева села за руль своего Феррари (она не при-знавала ни водителей, ни телохранителей) и покатила по делам.
Переговоры шли долго и нудно: как водится, масса формаль-ностей и мелких, но неприятных заминок.
После обеда, когда Ева, уставшая и недовольная, возвращалась домой, дождь прекратил. Правда, было ветрено и пасмурно. Что, тем не менее, не помешало ей, скинув строгий костюм и облачившись в свою «спецовку», помчаться на пляж. К морю.
Она бежала к нему, как бегут к любимому после долгой разлу-ки, как ребенок бежит к матери. Оставив доску на берегу, Ева кину-лась в волны, из-за непогоды ставшие достаточно сильными. И сразу все ушло: дождливое утро, неуютный костюм, бесчисленные город-ские пробки, непонятливость агента, неучтивость работников по-сольства - всего этого как будто и не было. Море было необъятным, счастье - вечным, а все вокруг - простым и светлым.
Тяжело дыша и смеясь, Ева вышла из моря и упала на песок. Довольно долго она лежала так, глядя в серое небо. Время останови-лось, остановилось от огромного счастья. В этот момент, она, не за-думываясь, отказалась бы от всей славы и богатства мира.
А потом настало время в очередной раз покорять водную гладь. С несоответствующей ее росту легкостью Ева запрыгнула на доску.
Вдалеке маячил скутер, неизвестно откуда взявшийся. Описы-вая круги, он двигался в сторону Евы. Она помахала незнакомцу на водном мотоцикл, при этом едва удержавшись на своей доске. Заго-релый парень лет 18 ответил тем же. Находясь на расстоянии полу-сотни метров от Евы, он остановился, раздумывая, стоит ли подхо-дить ближе. По правилам, скутерам запрещается летать близ берега, во избежание столкновения с купальщиками. Но, поскольку в бухте их было всего двое, он решил, что никакой опасности нет.
- Здорово держишься, - заметил на испанском смуглый краса-вец, блестя белозубой улыбкой.
- Серфинг моя страсть, - засияла в ответ Ева.
- Ну, я тоже кое-что умею, - рассмеялся тот, - смотри!
И он начал выписывать неимоверные фигуры на своем мото-цикле, всего метрах в десяти от Евы. В нем чувствовалась та же страсть, та же любовь к жизни и к тому, что он делал.
- А теперь, смотри - коронный номер, - не унимался он, упива-ясь своими успехами.
С этими словами он принялся кружить вокруг Евы, постепен-но сужая кольцо.
Волны усилились. Ева в тревоге глянула на мотоциклиста - его лицо оставалось по-прежнему самодовольным и беспечным. Тем временем волны, уже достаточно сильные, начали образовывать во-ронку. Ева не могла управлять доской – ее завертело со страшной силой, и она потеряла равновесие. Она открыла рот, чтобы крикнуть ненормальному, но не успела. Было слишком поздно. И опять, во второй раз, и в последний, за тот день, время остановилось. Но те-перь уже от ужаса. Холодного, парализующего, безысходного. Именно такого, в секундное мгновенье которого понимаешь, что всё, конец, ничего не изменить и ничем не помочь. На секунду все застыло: плеск волн, шум мотора, нос скутера в полуметре от ее ног, искаженное испугом лицо мальчишки, даже ее собственное дыха-ние. А потом - внезапный, но неизбежный удар, рвущийся крик в ушах - ее крик, вкус воды и больше ничего.

Ева проснулась через 27 часов, как и полагается – в больнице. Было очень больно - не могла даже говорить. Сотрясение мозга, два сломанных ребра и левая рука, вывихнутое бедро. Но самое страш-ное и тяжелое увечье, нанесенное ей неосторожным мальчишкой было перелом позвоночника. И как следствие - паралич нижней час-ти тела... Врачи дружно пожали плечами и покачали головами - ни-какая операция не поможет - и вынесли безжалостный вердикт - это на всю жизнь. Поставили жирную точку в диагнозе. А вместе с этим - на ее увлечении спортом, ставшим за последние годы смыслом ее жизни. Колокольчики оборвались.