По осени

Повторяются в жизни разлуки и небо над степью. Ещё повторяются кухни.
Кухня не должна быть длинной: вытянутость помещения не способствует разговору - скорее молчанию очереди. Кухня должна быть квадратной - или приближенным к квадрату прямоугольником - пускай совсем небольшая, обязательно с жёлтым светом.
В кухне может не быть ничего, но чай - обязателен. Обитатели кухни воскрешают в жёлтом её воздухе всё, что БЫЛО, и потому имеет возможность существовать только здесь, за чаем, выглядывая из-за спин говорящих. Только так прошлое имеет право повторяться.
Чту за это маленькие квадратные кухни с чаем и жёлтым светом, с воспоминаниями, которых хватит расписать, без малого, на каждый день жизни. В квартирах без кухни нет прошлого, а там, где нет прошлого, будущее не нужно... Тогда ты бежишь к друзьям или родственникам, к тому, что воскрешается в разговорах, к тому, что повторяется - только поэтому можно определить, что ты - это всё ещё ты, что не порвана ещё тоненькая ниточка, соединяющая тебя с тобою же - твоё имя. Слава - это посмертная жизнь, но не человека, а его имени. Многие имена имеют шанс быть воскрешёнными только здесь: на кухне.
Чем ближе к смерти, тем больше о прошлом. Прошлое одно реально, потому что оно - улыбка, вечная, сколь угодно долго парящая улыбка без кота. Тогда как самого кота - Чеширского - настоящего - уже нет. Осуществлённое будущее - уже воспоминание, а неосуществлённого будущего не бывает... Перед смертью последним должно быть воспоминание. Интересно, о чём будет последнее моё? И как я вспомню потом, после, о том последнем, что вспомнила? А должна бы: лишать воспоминания о последнем воспоминании - это...
Этим я и живу: чужими жёлтыми кухнями, чужими именами, чужими вспоминками и своими - о них же... жадно ловлю ПОВТОРЯЕМОСТЬ, в конечном счёте - себя. Ничто ведь не повторяется в жизни так часто, как разлуки, небо над степью и разговоры. Вечные, вечные разговоры! Я и осень полюбила лишь за то, что она повторяется.