Новый Гоголь явился

I
Хоть и жил он в весьма непримечательной обстановке, где и был-то какой-то шкаф в углу тесной каморочки, совершенно пустой и лишь мышами разве, прогрызшими дыру с пола, заполненный, а Всё ж таки именно здесь и родился его замысел.
Стол, на который стоило только сесть, чтоб ножки под ним подломились, но обитатель каморочки и не думал на него садиться и другого кого отговаривал всякий раз, а если отговоры не получались, то не пускал вовсе к столу близко, а только ставил осторожно зелёный графин с чистой водой и выпивал в течении дня всё его содержимое от жары и от страха.
Был разгар весны в малюсеньком городишке сём. Имелась тут и кровать и плоская подушка, на которой десять человек умерло, в которой если был когда дух, то выбит приосновательно, так что будто бы и не было тут никакого духу. убирал он её старательно каждое утро проснувшись в холодном поту, заправлял, доставая из сундука одно единственное покрывало и выбивал дощечкой постельку (набивая кантик), потом доставал из того же сундука шкатулочку и пересчитывал деньги. денег у него, замечу, было невероятно мало и каждодневно при том убывало на ничтожные пирожки, кашицу и капустный супчик с чаем. Были у него тут и два портрета, две достопримечательности и даже настенное зеркало овальной формы средней величины, так что можно ещё поглядеть на себя, пока ещё слава богу совсем щёки не запали... Какой я красивый, в том смысле, что мне недолго осталось и всё...
Тут мы остановимся на всяческих описаниях, потому что описывать больше нечего, кроме как самого хозяина этой каморочки. Описание его будет весьма краткое, не беспокойтесь оно не отнимет у вас много времени(как это было раньше). Он был маленький, незаметный, одинокий и о нём много не скажешь. Хозяин наш  был человек молодой, в летах двадцати трёх, но беден, в штопанном на локтях стариннейшем мундире не весть от кого оставшемся, теперича такого нигде не носят, как разве ещё туретчина какая-нибудь...об остальном говоря скажу... и битые прибитые, рваные прерваные ботинки, которые есть просят, имелись на ногах, одетые прямо на босую ногу.
Ещё, самое главное, забыли штаны, с двумя дырами на обоих коленях и сопли мятые как иная тряпка (какой пол слишком часто мыли). ах да, лицо всё ж таки гордое(хотя гордиться особо как видите нечем), но нос римский прилеплен(чуть ли не от самого Цезаря) глаза со зверским блеском и ровный подбородок с ямкой, но худые впалые щёки, на которые спускались длинные слипшиеся чёрные волосы как у Поганнини.
Надо сказать, ни отца, ни матери ни подружки, ни близкого ни родственника дальнего ни троюродного брата у этого молодого человека не было в этом городке. Приехал он в этот городок исключительно по случайности да так и остался. Как в сказке о ерше ершовиче и жил тридцать три года. По началу стал он заводить потихоньку знакомства как водиться у всех молодых нормальных людей, но знакомства не выходили из-за бедности. Не пруха. Была бабка. Наговорщица. Бабка эта сгорела в избе в деревне, с завещанием видать не поспела и не принято было так(заранее), да и на что завещание-то? дом-то, извиняюсь извинительно, сгорел со всем имуществом, нового не выстроишь на его-то деньги. В деревне той ни кола ни двора, хоть плачь хоть стой. Все соседи отвернулись от бабки, а тем паче от молодого человека. И уж не сыскать в свете никого кто бы завёл с ним дружбу. Лешак один да сотоно. И что мне ехать? Откуда ждать вспоможений? И куда письмо-с отправить?- вскрикивал он временами (иногда) находясь в полном помешательстве, а ещё хуже одиночестве. Всё ж таки доложили мать их ети, что дом-то сгорел. А может и не сгорел? Спрашивал он сам себя. Впрочем он всегда находился в одиночестве, потому что другие особы и побогаче и победнее разумеется бежали дурака, его как-то как будто не замечали и с помогательством не торопились(скорей бы уж зачах и издох ирод окаянный) и в разговор и в беседу войти не нуждались. Оттого и один. Которые же сами без куска хлеба сидели им не до того. И вот приближался день как деньги должны были в конце концов кончится. И кончились бы совсем уверяю вас. Да еврей помог по имени случай.
Располагалась каморочка, представьте себе, в самом низу высокого трёхэтажного строения. Наверху завсегда шум, гам, топот и музыка гармоническая.
Люблю глядеть я на вечереющее небо в ночной час и стою и гляжу в окно. Иной раз и не по одному часу даже, так случится, любимые вы мои читатели. Вот так и хочется, вот так и хочется, мне иной раз выйти из тесной каморки и полететь куды-нибудь, ну хоть к самому государю на самые именины и жить во дворце у него и ходить на балы, заместо жены и иметь всего в достатке и даже карету свою и даже кучера и даже слуг своих.
Но как ни мечтал об том, ничего этого не было. Как ни старался не мог он взлететь и все мечты были невероятно далеки на самом деле от действительности, как от него звёзды в небе.
Спал наш герой эту ночь плохо и денег у него оставалось семнадцать рублей и места нет. И рад бы заработать любыми путями, но не имеется возможности.  и снились ему черти, снился такой круг, в нём сидит татарин и пальцем его к себе подманивает, а ещё там где сюртук весил(то есть где висит), этот самы сюртучище вдруг зашевелился на плечиках и обратился в зелёную рожу дьявола с золотистым блеском в глазах и пошёл гулять туда сюда по каморке. Снов была полная голова, а душа прямо скажу в ту ночь из пяток не выходила.
На утро слышит зашёл кто-то, а он прямо в одежде и лежит на своей постели по серёдке. Вид тут уж не слишком, сами догадались получается расфуфыренный, даже неопрятный прости меня господи, ноги босы, грязные и потные. Чего уж, где уж тут учится опрятности этой самой, сам заспанный эдаким крючком свернулся не где тут с опрятностию привыкать жить и смотреть-с за обликом, милостливый государь.
Приоткрыл глаза. Видит барышни. Одна постарше говорит: (не замечая хозяина) мне кажется здесь воздуху мало-с... ой, я задохнусь(нащупав хозяина) ой, извините, пожалуйста (в сторону) что-с? Что-с? Говоришь не тут? На два этажа выше? (опять обращаясь к хозяину, который сделал попытку что-то сказать) Это не  к вам. Ой, извините, верно ошиблись. Извините, пожалуйста, что потревожили в столь ранний час (в сторону) Клаша, пройдём душенька выше. Мы видно к ним в чулан попали. А здесь нагажено и котяра ихний спит. Эй, Стешка, бери чемоданы подлец и шляпки. Мы что ли будем это всё носить.
И Стешка брал чемоданы и шляпки, толкался нескромно в проходе и выходил в след за барышнями. Барышни страшные якобинки.
Я же лежал распущенный расслабленный неподвижно и глядел отрешённым взглядом, как заходили и выходили незнакомые люди
II
утром задумал он сбегать за пирожками с яйцом и рисом, как обычно, в часу девятом. Пришёл к нему в это время в голову вздор сущий, то есть сделаться писателем, таким, как Гоголь или чуть поменьше хотя бы...чем, дескать мы хуже? Слава богу писать и читать умеем, то есть в студентах ходили.
Тут и явилась мысль купить бумаги, перо и попробовать на сём поприще незамедлительно же. Стал изготовляться под вечер писать. Свечу зажёг-с, подготовлялся к этому весь день, ещё с часов одиннадцати ходил как полоумный взад и впёред пока тошно не стало, на лице была мина такая как будто бы слабительное принял, зачал так: «бабушка моя Гелания Александровна Атрака имела-с любить балы. Отец имение при том в двадцать душ пропил...»
не закончил. Начал заново, но из начатого заново ничего дельного не вышло. Ничего не выйдет, - подумал он.
Рассердился он тогда конечно сильно, неимоверно сильно и принялся писать в другой раз. И вышел рассказ. Назвал «Протест». Перечитал с удовольствием. Понравилось, сложил лист вчетверо и спрятал в карман мундира(он когда-то ещё в статских ходил).
А ну думает как завтра пойду за пирожками да зайду по пути к самому главному редактору со своим «Протестом». Вот обрадуется та редактор-то этот самый. Тот-то возрадуется!
Так и сделал по утру. У редактора очередь(народу куча, тьма тьмучая, капище невежд собрались вместе) и таких как он десятка три и все на лавках и все в коридоре сидят и все в ожидании.
Вот прошло часов пять, народу всё убавляется, да никак не убавится. Сидят все как прежде, в воду опущенные. И уходить самое главное никто не желает. Вот до чего человеки упорные.
Вдруг на радость его заметили, подходят к нему и его без очереди. (видят новичок).
Редактор с пузой по кабинету расхаживает. Чай с лимоном, гад, пьёт. Пол кабинета ковром персидским застелен.
Я находился об то время в кресле. Чёрт его знает кто меня туда посадил.
Перечитав раза три последнюю строчку рассказа, редактор потемнел лицом и потребовал шёпотом: выйди вон.
Ни о чём более не заботясь я моментально вышел и больше этого тупого редактора не видел( правда и редактор меня также не наблюдал), но он мне потом долго снился по ночам.
Случай бы этот навсегда пожалуй забылся, стёрся из памяти да вот беда помутился у меня рассудок так основательно, что вам даже этого как следует не представить. В ту же ночь написалось само собой у меня что-то объёмом с малую повесть и бумага вся вышла(кончилась) до последнего листка и чернила до последней капли, дописывать кровью пришлось . с горем пополам дописал. Свернул я повесть , названную мной «Сладости» в трубку, думал редактора сладкое любят, сразу руками к тексту прилипнут, и отправился налегке опять к редактору, но только уже к другому.
Никого не застал. Вошёл в кабинет и сел прямо в кресло, дожидать начальство.
Начальство в лице редактора явилось часом позже. Я раскланялся, даже припрыгнул, так как он пришёл не один, а в обществе прекрасных дам. Расцеловал обоим ручки и передал коротенькую повесть из своих пакш в холёные руки длинному и худому мужчинке извращенцу лет тридцати с бородавками на щеках.
Г-н редактор читал быстро, видно курсы скорочтения посещал, одним взглядом охватывал всю страницу и мгновенно соображал о чём речь, при том не остановился ни разу, никакой заминки не случилось, только уже по окончании побледнел малость. Видно перед дамами старался не осрамится то есть сдержанно так принял не дошёл до крайности, не допустил нервозности в побледнении, раздражительность свою утихомирил, сукин сын.
Весьма спокойным и ровным голосом объявил, глядя прямо в глаза: могогой чеговег, я прошу вас богше не пгигогить. Не тгегожте меня по этагим пустягам. Ваша пачготня, пгямо сгажем, не засгуживает нигагого внимания с нашей стогоны, хотя бы магеньгого. Это нигуга не гогится.
-уточните, -удивился я, краснея - почему это не годится?
-пгямо сгажем, горячась выкрикнул редактор, так что дамы присели. Не обращая никакого внимания на перепугавшихся дам, он продолжал - пожагуйста не спгашивайте, оггно я знаю что самого гаже наиггупейшего интеггигента гиссегента в наш вег-с вы хуже в сотню газ. Богьше нигогга не пишите-с. И пожагуйста погиньте наш габинет в готогом вы очутигись без моего на то газгешения. Может быть загезги в огно?  Не таг ги?
-нет. я не влезал в окно. Я вошёл в дверь. меня сердце позвало. Оно было открыто.
-ну таг погите г своему сеггцу вон.
- Каков нахал! - разозлились дамы - и ещё смеет перечить, нашему Костику... вон вас просим...вон. вон мерзкий и гадкий мальчишка, по имени гаврик.
Я вышед.
В этот же день я поспешил со своим произведением к другому редактору. Этот редактор встретил меня дружелюбно. Он хохоча прочёл всю повесть. потом сказал сохраняя на лице весёлую улыбку: Принять никак не можем. Отсутствует мысль. Нет связующего звена-с. Ха-ха-ха. Да и в своей основе собственно глупейшее безобразие делается. Птьфу на тебя. Птьфу на него. Прости меня, Паша.
И крестился.
Какая ещё мысль? какое звено? Что тебе взбрело в голову кричать на меня? Чего ты набрал в свой мягкий как яичная скорлупа череп? - хотел я у него спросить да постеснялся.
Явившись на этот день уже к третьему редактору, неожиданно произошло нечто странное, то есть не со мной а с редактором. Он посоветовал продать ему эту повесть. Сначала - отдай - говорил, а потом уже давал рубль.
- Никому говорит только не показывайте. Вона она у вас какая жёлтая! Сожгите лучше, - советовал он, пряча за спину похотливые руки и крутился вокруг своей оси, как солдат на плацу.
Я не стал жечь.
На следующий день я пришёл к нему опять. Прямо с порога не здороваясь, он мне крикнул: Продайте, коли желаете. Спросивши- за сколько? Я продал.
На мой вопрос он ответил категорично и бесповоротно: -три рубля - и показал ассигнации.
Ровно три рубля, - сказал я.
-Нет, - сказал он, - ровно это два рубля, а три это совсем не ровно. Пересчитайте.
Что было делать? Я продал. Прихвативши в спешке совсем не ту вещь, за которую предназначались деньги, вместо «Сладостей» - уже известных достаточно в узком кругу редакторов, я отдал свой «Протест». Редактор дуб конечно подмены не заметил. Я ж был таков. И три рубля со мной.
III
В разбитых чувствах я шёл по тротуару и не замечал лиц прохожих. Кто-то посмотрел как скособочило меня чтоб посмотреть как скособочился сам. Помню только как столкнулся с каким-то мужчиной на какой-то улице.
Мужчина этот был нарядно одет и столкнувшись он поспешил меня выругать, не помню, правда, как он меня назвал, но помню что это мне не понравилось жутко. после этого он долго поправлял свой сиреневый галстук. У него был галстук сиреневого цвета. Такой сильный галстук. Да, именно о таком я мечтал всё своё детство.
Остановившись вдруг перед каким-то парадным подъездом  предо мной оборотился почтительный швейцар.
- Прошу-с, ваше высокопревосходительство, - отчеканил он мне - уж все аристократы собрались. Вас только ожидаем-с.
Говорил он басом, глядя на меня в упор. То ли по недоразумению то ли по испугству.
-Батюшки, - выглянул из-за широкой спины швейцара какой-то незнакомый прохожий, видать посторонний мужчина - Мы за столом. Просим клятвенно. Три человека уже кушают-с. Генералы просили открыть шампанское. Полнейший фурор-с. Анекдот-с. Произведен из собственного организма. Только что-то вы одеты-с, не качественно? Впрочем, всё вздор. Не ожидали-с. Вас-то мы как раз просим-с. Хи-хи-хи.
Лакей вслед за ним, в такт попал, да так по-русски Да так громко, громом знаете: ха-ха-ха.
Честное слово, о том, что происходит вокруг, я  не имел никакого понятия. Некогда даже мне было объяснять, что верно ни за того приняли. Прокричал только : меня зовут... Меня!.
Они лакеи эти: что вы? знаем-с. знаем-с. И весь город вместе с нами тоже знает.
-Как весь город? Уже? - удивился я.
- Да вот, так вот, весь город гуртом прознал. Вы да Михал Михалыч Крокисист- уважаемые люди!
- какой такой оптимист? -спросил я.
- Вы перед нами клопами действительно действительный тайный тайно советник наипервейшего ранга при императрице состоите в переписке.
- В какой такой гробнице?
Все лакеи хохотали немилосердно.
- А где же ваш экипаж Михал Михалыча? - спросила поросячья рожа с генеральскими эполетами на плечах- препроводить мы бы тоже-с препроводили. За кухаркин стол.
- нет экипажа. И кареты нет - сказал я.
Все захохотали.
- уехал, верно, Фёдор Фёдорыч. - отвечал швейцар генералу Фёдору Фёдоровичу.
- ну и хер с ним - сказал генерал.
- уехал, - подхватили все столпившиеся вокруг меня.
- знать, уехал, - вздохнул наконец Фёдор Фёдорович: - ну и... ну и что ж из того? Будьте покойны сперва. Хитрейший и любезнейший здесь. Мы это, рассуждали, как это Михала Михалыч. Хе-хе-хе. Прибыли. До смешного поднялись. Да в какой роковой для России час! До смешного. Как последний... этот самый...как нищий.  как у вас, кстати, миллиёны поживают?- склонившись и приобняв за плечи- ну ладно, пускай. И никто никто уже давно об этом никто не ведает. Впрочем вам со своей-то высоты будет видней завсегда. Что? Видней будет, говорю. Михал михалыча бы увидеть покалякать уж простите за зевоту душевную и прямоту скупердяйскую. Простота то говорят до Киева доведёт. А пустота-то хуже воровства. Уж простите. Простите меня дурака Федьку о трёх женах с пятьюдесятью сыновьями. То есть бедняка Федьку.
Между тем этот бедняк Фёдор Фёдорович прохвост был ещё тот, двухметрового ростища с огромадным пузом-бочоночком.
Заведён я был в огромнейший зал в котором от блеска золота и серебра ослеп. подвели к столу и усадили, как царя в трон. каков стол! С ума сойти. Таков стол. Длинный на метров пятьдесят. за ним всяких особ не сосчитать. кушаний разнообразнейших. жуть за живот хватает, слюни текут. И это и то, и того и этого и этакого и разэтакого и рябка и сёмжинки и коньячка и наливочки и арбузика и кренделька с сахаром и спелый виноград и внушительный ананас, рюмочка, стопочка и бокал, вилочка, ножичек...
не успел я в раж войти(распробовать хорошенько весь этот изыск), так как ничего неделю не ел. маковой росинки во рту не было. не ел не пил, кроме холодной воды ничего не употреблял.
Как Надо мной два лакея встали и говорят, схвативши за локти- кто допустил? Это не проходной двор.
-я этот самый... как его? си.. сиси.. сист
И по всему залу сразу заохали и заахали- Не тот, говорят. Генерал ошибился. заминочка вылезла. Швейцарец перепутал. Кто велел запустить эту животную прорву? Эту животину? Как смогли спутать тайного советника Михал Михалыча с эдаким сбродом уличным? Вот в чём вопрос! Достойно ли смеяться?(и так далее по тексту) Это непоправимейшая ошибка нашего века. Вешать виновников. Наказывать наказуистов. Самым строгим обрезом. Ну и что что рост? Лицо? Ну и что что лицо? Схож? Ну и что что похож? не смогли знать. Муховоды вы все здесь. Богоотступники, тоись. Ну и что что не смогли узнать?
- я вынужден разжаловать Фёдора Тимофеевича Арбузова, - бубнил негромко заявившийся внезапно Михал Михалыч. За ним вбежал Михал Алексашкович и ввернул: - также всех присутствующих генералов.
Меня поразило то, как последний был на меня похож, только постарше. Я онемел.
-что ж вы подлецы, мать вашу? Почему меня не встретили, сукины дети? - вопил Михал Михалыч, как на парадском плацу, расхаживая между рядами вытянувшихся в струнку камердинеров.
После этих слов вместе со мною онемели все остальные обыватели.
Властный голос продолжал кричать- я обращусь к самому государю на вас с жалобой. К самому венценосному супругу нашей дорогой императрицы.
все задрожали.
-спасите, - произнёс кто-то овечьим жалобным голоском. тотчас подхватили все остальные- Спасите. простите нас. На колени перед вами станем, отец родной. Молиться молитвенно станем.
-Просить станем, - зароптал зал.
и вся эта тьма народу, не исключая дам, генералов, их жён, ублюдочных сыночков и прочих господ опустилась на свои толстые оплывшие жиром колени и коленки и хором заголосила: - Михал Алексашкович простите нас. Михал Алексашкович простите нас. Михал Алексашкович простите нас.
Михал Алексашкович хоть и был препорядочный жук, но общество не мог не простить, потому что опять же куча родственников собралась, сестёр и братьев почему-то, племянников и племянниц оказывается.
Только поэтому и простил. А как обернулся - увидел меня. так и скрасел как рак, не хуже редактора- А это кто?
Тело михал алексашковича тут же подхватили добрым десятком рук. Иначе упал бы в оморок этот самый Сашкин. Иначе оно упало бы на пол, будучи в глубоком обмороке, это самое Михала Сашковича. Вот Таким образом, ценой неимоверных усилий, Михал Алексашкович остался на ногах в невменяемом состоянии, будучи под кайфом схваченный схваченными событиями, с расставленными в разные стороны ногами и раскинутыми руками. Хотя об этом уже и сам подхваченный под руки не подозревал. Его лицо усиленно опрыскивали водой. Щёки у успокоившегося нервно вздрагивали.
Меня мигом уложили на пол. Я пришёлся почти рядом с Михал Алексашковичем. Его относительное соседство грело меня не долго. Затем также бесцеремонно под церемониальный марш меня вздёрнули за шкирки и выпроводили чёрным ходом. я оказался на тёмной улице под вечерним небом на свежем воздухе стоящим на булыжной мостовой. На устах моих не обсох ещё сладковато-приторный заморский коньяк с каким-то странным названием из трёх букв. Я облизал губы свои сухим языком. Вздохнул и побрёл.
IV
Многие ночи... многие ночи думал я и не было мне успокоения. только помню, как искал верёвку и сон, который потом снился мне в последнюю ночь.
Толстый городовой бежал за мной и стрелял из пистолета навскидку не целясь. тайные советники раскатывали в бричках с открытым опущенным верхом. потом зарумянилось небо. я запер дверь в каморочке. Я был один. Как всегда пеньковая верёвка хорошо пришлась к потолку. Мне не трудно оказалось встать на табурет и шея моя внезапно очутилась в окружении этой самой шероховатой верёвки. следующим мгновением, крикнув - помилуй, господи, - моё безжизненное тело повисло.
И ещё... в этой каморочке, в маленькой шкатулке оставалось десять рублей ассигнациями, да три рубля полученные от редактора за «Протест»...
Об этом никто, конечно, не знал.