Страшная сказка большого города

Он увидел ее в осенней Одессе, где улицы тонут в крошках сухой листвы.
Сталинки проспекта Шевченко, изрезанная трещинами серость асфальта.
Ее лицо мелькнуло за усыпанным жесткой водой стеклом автобуса, «Икаруса» неприлично летнего оттенка. Хрюша потерялся в теплой темноте, хлынувшей из-под ресниц. Глаза Красавицы были добрыми, улыбка скользила по лицу, запуталась в волосах.
Неуклюжий, неопрятно одетый молодой человек резко развернулся и зашагал по светящимся в рассеивающейся осенней ночи строчкам зебры, не оглядываясь, чтобы не видеть, как потеряется в городе автобус, везущий ее, как растворится ее улыбка в лабиринтах чужих глаз.
Брызги из-под колес, шорох открывающейся двери, скрип резиновый ступенек под уколами шпилек. Девушка выпрыгнула из автобуса, проскользнула сквозь поток машин и бросила последний взгляд полный солнечных лучей, тонущих в шоколаде, на уползающее от нее желтое пятно.
Он шел к школе, и думал, что его никто не сможет полюбить. Никогда. И был прав.
Она отстала на полсотни шагов, и размышляла о том, что в новой школе ее никто не знает. И только от нее зависит, какое впечатление она произведет.
Депрессивная девочка, дым сигарет, одиночество, ненависть, лезвия, прогулы?
Романтическая барышня, бантики, пятерки, поклонники в очках, стихи?
Серая мышка, несколько подруг, отсутствие внимания?
Белая ворона, хулиганка, громкий смех, своя в доску, парни, друзья – не более?
Первая красавица?
Она выбрала неправильную роль. Она всего лишь хотела быть собой, и оказалась слишком хорошей актрисой.

Подходил к концу учебный год. Громыхали экзамены.
- Сладенькая, ты пойдешь на выпускной?
Красавица с шоколадными глазами полными улыбки расположилась на подоконнике и взирала на одноклассников, помахивая идеальными ножками, затянутыми в соблазнительную сеточку колгот.
Рыжий парень застал взгляд врасплох. Ухмыльнулся.
Она спрятала эмоции. Она играла роль.
- Мне не с кем идти.
Девушки, у которых все обстояло именно так, с ненавистью посмотрели на богиню.
Преданно смотрел смешной Хрюша.
Желающих было море, забавные и серьезные предложения, смешки и комплименты посыпались со всех сторон. Молчал и преданно смотрел смешной Хрюша. Молчал и ухмылялся рыжий. Она просто хотела зацепить его.
- Дама выбирает… - колючий сарказм, улыбка потерялась в вымученной веселости голоса.

Он не решался верить. Не хотел сомневаться. Хрюша твердил, что заслужил это. Наверное, в тот день она видела его сквозь стекло. Только его. Наверное.
Она выглядела потрясающе. Почти как в тот самый день, первый день осени.
Хрюша боялся ее. Хрюша сходил с ума от ее прикосновений, от запаха ее волос.
Она ушла с выпускного с ним, назло всем. Назло рыжему. Никто не смеялся. Никто не верил. Все жалели Хрюшу, над которым с такой радостью издевались все эти годы, сегодня сияющего и еще более смущенного.
- Ему будет больно, - безразлично проронил рыжий.
Вечер не сложился.
- Проводи меня домой, - сказала она.
Хрюша молчал, боялся собственной глупости, боялся проронить лишнее слово.
Одесский дворик тонул в тяжести летней ночи, задыхался в запахе цветущей акации.
Ветер залетал в открытые окна ее домика, безжалостно трепал занавески.
Откуда-то сверху, из сгущенки неба, усыпанной звездами, проступал свет фонаря, полюбившегося живой черной путанице мошек и комаров.
Свет падал на нее. Он нерешительно подарил ей взгляд, не зная, что сказать.
Из темноты карих глаз вырывались прозрачные слезы.
- Испорченный вечер…, - усмехнулась она. – Думала, он будет ревновать! К тебе! Дура… Ты же никто, пустое место, понимаешь.
Слезы со злой усмешкой потерялись в истерическом, неестественном хохоте. Громыхнула железная дверь парадной, до смерти испугав Луну исступленным криком невыносимой искренности боли. Луна скатилась вниз по темно-синему шелку, разбивая звезды, упала к ногам Хрюши, робко погасла и расплылась в молочную лужу, прикрывшую новую трещину на старой мостовой.
В грязной безупречности пустой ночи ничего не было видно, а крик надолго застрял в ушах людей, заглушая все остальные звуки.