Глава 2. володя

    ГЛАВА 2.  ВОЛОДЯ

   Она проснулась, как обычно – рано, и хотя была суббота, выходной день – не стала расслаб-ляться. С фотокарточки на столике на нее смотрел ее сын – Володя, Володенька, ее первенец, ее кровиночка.
   За окном летний, ленивый ветер играл сочной яркой листвой, разнося вокруг белый тополиный пух, за несколько дней покрывший, словно снегом и траву, и серый выгоревший асфальт. Казалось, что на эту благоухающую цветущую калужскую землю на время заглянула зима.
   Володя любил эту пору. Она вдруг поймала себя на мысли, что думает о сыне в прошедшем времени – «любил». Ну, конечно же, он и сейчас любит все это, тоскует, только он далеко и не видит всей этой красоты.
   Она встала, набросив халат, подошла к зеркалу.
   Прибавилось морщин». Володя год назад приехал в отпуск, заметил это. "Старенькая ты у меня становишься "- сказал он, ей тогда, прикасаясь губами к прядям. А у самого уже тогда появились первые седые волосы.
   Она привыкла за все эти годы: раньше, до того, как погиб ее муж, офицер, и сейчас, когда сын продолжил это нелегкое военное дело – не задавать лишних вопросов. Лишь перед отъездом Володи, взяв постирать его форменную рубашку, по привычке ощупав карманы (не осталось ли чего) обнаружила «это». Еще не развернув полностью комочка материи, она уже знала, что в нем. На ладонь выскользнули два темных кусочка рваного металла.
   «Осколки».
   Тогда она только спросила: "Куда?" Он показал на левое плечо. "А второй?" "Второй – вот сюда", - и он ткнул пальцем в грудь, где находится сердце. "Разве так шутят, Володя?" – пожурила она его. "Это так, мама. Второй осколок попал в бронежилет. Не пробил, слава Богу. Металлурги постарались. Свечку поставить им надо. А удар мам такой, - он попытался подобрать какое-то слово не смог и добавил: только синяк остался, только синяк», - повторил он и как-то ушел в себя, задумался. Она оставила его одного. Конечно же, в эти минуты он переживал все заново, – она видела это.
А ему действительно припомнился тот бой, яркий и короткий, как клинок душмана. Бледная вспышка разорвавшейся на склоне гранаты. Тупой удар в грудь и резкая боль в плече. «Ну, вот и все, - подумалось ему тогда, - отвоевался!» Ощупал бронежилет – сухой, крови нет. Цел! Только рука сразу же стала наливаться тяжестью, неметь. Боль была такой, что казалось, будто десяток раскаленных игл вонзили под кожу. В один миг тело покрылось испариной.
   Радист Нурбеков, новичок, находился от него в нескольких шагах – подбежал, дрожащими руками стал вытаскивать из карманов индивидуальные пакеты, сразу несколько. Разорвав пергамент, неумело замотал плечо и эта белая повязка, поверх заношенной формы, чем-то напоминала старинный эполет.
   Бой закончился так же внезапно, как и начался. Бойцы, вымазанные в красной глине, усталые, измотанные этим броском в горы, спускались вниз, к бетонке,  нитке растянувшихся по трассе машин.
   Подожженные, чадящие " наливники " танк к этому времени сбросил по склону вниз, в полувысохшую речушку. Они горели, разбрызгивая солярку по воде радужными бликами, приторный удушливый запах сгоревшей краски, жженой резины и …зерна, рассыпанного по бетонке, залитой горючим. Он почувствовал, как кто-то взял его по локоть. "Какие потери, ротный?" – спросил замполит, вытирая рукавом бушлата копоть на лице. " Борисов и  Жердев  - ранены.  Игорь тяжело. Валера Чернов подорвался на растяжке, там наверху. Борисов был без бронежилета – две разрывных в грудь. Жалко "курского соловья" (Борисов был ротным запевалой). "Третий случай за неделю!" – вскипел замполит. "Им хоть кол на голове теши. Через месяц парень должен был в Союз уйти, а теперь? Дай запрос на базу, пусть готовят «вертушку» в медсанбат, – если успеем довезти…"
   Тогда, слушая лейтенанта, он отлично понимал, что прав он, сотни раз прав замполит – инструкция есть инструкция.…Но, что поделать, если за полтора-два года, многие так уверывают в свою судьбу, что попробуй, втолкуй им, проверь, что надо таскать этот проклятый пудовый панцирь. Не всем, оказывается, можно втолковать, вот и расплачиваются ребята своими жизнями.
   "Сам как, Володь?" – прервал его размышления немного остывший замполит. "Что сам? – как видишь" – показал он руку, висевшую как плеть. "По-моему, кость задета". Сергей, - попросил он лейтенанта, - подсоби забраться на броню".
   Мать не ошиблась, конечно же, он не мог не вспомнить об этом. Как давно это было – год назад. Ровно год эти два страшных кусочка металла, чуть не лишившие ее единственного сына, лежат рядом с фотографией, и не было дня, чтобы она не брала их в руки. Вот и сейчас, уже в силу привычки, она взяла их, ощутив на ладони прохладную тяжесть смерти. "Чьи они, эти осколки?" – машинально подумала она. "Английские, итальянские?"
    Третий месяц от Володи не было писем. Она не успокаивала себя разными предположениями. Оправдание было одно – служба. И все же на сердце было неспокойно, тревожно. Ей, матери, сердце подсказывало: что-то случилось. В который раз она отгоняла от себя эти черные, нехорошие мысли. Она выдвинула ящик стола, достала пачку писем, перевязанную голубой ленточкой, той самой, которая была в тот день, день ее выхода из роддома на туго спеленатом Володеньке. Она берегла ее все эти годы. Неторопливо развязала: сверху было самое первое письмо – из военного училища. Перекладывая их, она не вчитывалась в строчки, зная почти каждое наизусть. Ей казалось, что вся ее жизнь и жизнь ее сына вместилась в эти листки, исписанные ровным, аккуратным почерком. Вот это письмо – со второго курса, а вот это – с третьего. Письмо за несколько дней до выпуска из училища. Она взяла конверт с номером полевой почты – первое письмо оттуда, из Афганистана. Выцветший конверт, ей казалось, оно было выжжено солнцем. Следующее письмо было написано чужим почерком. Она тогда переволновалась, лихорадочно вскрывая конверт. Писал под Володину диктовку его товарищ – Володя Сушняк. Друзья, с одной улицы: вместе в училище, вместе и в Афганистан попали.
   "Какое совпадение", - подумалось ей, когда она об этом узнала, вспоминая этого вихрастого, неугомонного парня. Ей было невдомек, что такие случайности случайно не происходят. Если бы она знала, чего стоило это совпадение, случайность для друзей. Сколько рапортов написать и кабинетных порогов оббить пришлось им.
   Писал он в этом письме, что ничего страшного: "…не беспокойся, – не ранен. Сломал руку, упал с " БэТээРа  "поскользнулся".  Уже потом, позже, намного позже признался, – был ранен.