Палец

Палец.


Николаю Шевцову очень повезло. Он совершенно случайно попал на три месяца в Германию. То есть, все произошло не совсем случайно. Еще зимой по заводу поползли слухи, что директор собирается отправить за границу учиться одного из специалистов. На слухи эти Николай внимания не обращал, потому как предполагал заранее, что за рубеж  отправят одного из приближенных, а у простого начальника цеха  шансы всегда равны нулю. Кроме того, отношения с начальством у него всегда были натянуты.
Короче, занялся Николай ,как обычно, своими шлифовальными кругами, целые дни проводил у старой печи для обжига абразива, и ужасно удивился, когда директор вызвал его, ни с того ни с сего, к себе в кабинет.

Войдя, он увидел за столиком знакомых ему немцев, которые уже несколько недель непрерывно лазили по заводу и совсем замучили молодого переводчика в толстых очках. Но и тогда он ни о чем таком не подумал, а решил, что директор опять будет хвалиться его шлифинструментом.
“ Ну, Шевцов,“ сразу начал директор,“ поговорили мы тут с господином Кестнером и решили отправить тебя на учебу в Берлин. Я думаю, трех месяцев тебе будет достаточно. Посмотри там как абразив немцы делают, опыта, так сказать, наберись, а за печью твоей тут Василий Иванович посмотрит. Я ему все указания дам“.
Хотел было Николай сказать директору, что спасибо мол, но и тут дел достаточно, а вместо поездки, лучше бы директор компьютер в цех дал, чтоб, значит, процессом обжига лучше руководить, да только застряли, как то, слова внутри, и вспомнил Коля, почему то, старый фильм “Взятие Берлина“,  да картинку из учебника немецкого языка с Берлинской телевизионной башней, и только головой кивнул.
Когда выходил он из кабинета, улыбнулась ему впервые секретарша Нина, и понял Николай, что новость эта облетела уже весь завод.

Жена дома страшно обрадовалась, ей как раз сапог на зиму не доставало. Заставила она Николая все размеры на отдельный листок записать, да духов велела посмотреть хороших ,сколько стоят, и если не дорого, то тоже купить. А сынок, Димка, попросил робота-трансформера, точно такого же, какого по телевизору показывали.
Отметил Николай с друзьями поездку, с тестем и через две недели летел впервые в жизни на самолете сначала в Москву, а затем в Берлин.


Германия встретила пестротой жизни и стерильной чистотой. Первое, что ему бросилось в глаза, это обилие надписей на чужом языке. Надписи были везде: на стенах, на стеклах витрин, на проезжающих автомобилях и даже на асфальте под ногами. Николай повторил дома язык, полностью забытый со школы, и теперь обрадовался, прочитав знакомые слова.
Его встретили, посадили в шикарную машину и на огромной скорости повезли по широким улицам города. Уже через полчаса у него от пестроты улиц разболелась голова, и он смотрел только на приборную панель машины, мигавшую лампочками.

Поселили его в квартире с белыми, как в больнице, стенами и с огромным телевизором в углу. Немец, плохо говоривший на русском, объяснил, что заедет за ним завтра, в восемь, и уехал. Николай обошел квартиру, заглянул в  ванную комнату, раза в три больше чем в его собственной  квартире, подошел к окну, в вечернем небе яркими огнями сияли огромные буквы на соседнем доме, и сказал вслух: “Да, живут же люди!“

Побежали первые дни учебы на фирме. На удивление, производство у немцев почти не отличалось от нашего, и уже через неделю Николай без переводчика мог понять о чем идет речь и каковы функции того или иного станка. Работали немцы быстро и слаженно. Продукцию свою аккуратно упаковывали. Рабочие места держали в чистоте. Чистота на заводе вообще была такая, что пробегав целый день по всем цехам, вечером не нужно было чистить ботинки, чему Николай почему-то даже обрадовался.
Первый месяц пролетел просто и незаметно. После работы Николай либо сидел дома и смотрел телевизор, либо гулял по местным улочкам и любовался аккуратными немецкими домиками. Потом, узнав дорогу в центр, стал ездить на метро к главному проспекту города.

Ночная жизнь поражала его. В то время, как в его родном городе улицы пустели и все готовились ко сну, жизнь на немецких улицах только начиналась. На яркий от рекламного света проспект выходили толпы людей всевозможных возрастов и национальностей. Каждый свободный метр тротуара был заполнен либо столиками кафе (его удивляло, что люди сидели прямо на улице, пили пиво и смотрели на всех проходящих), либо уличными музыкантами, либо просто прохожими. По проспекту ходили парочки молодых. Иногда одна из пар останавливалась и прямо посреди улицы начинала целоваться. На это, кстати, никто внимания не обращал. Не обращали внимания и на грязных бродяг, клянчащих мелочь на каждом углу, и на потрепанных панков, с волосами всех цветов радуги.

Николай смотрел на все это  широко раскрытыми глазами. Он смотрел на жонглеров, подбрасывающих в ночное небо яркие факелы, на акробатов, расстеливших на асфальте маленький коврик, на художников, рисующих тут же на асфальте огромные копии картин. Ему постоянно совали в руки какие то бумажки с номерами телефонов и изображениями либо полуголых красавиц, либо шикарных блюд и вин, и он отправлял все это аккуратно в мусорные ящики.

В один из таких вечеров он и познакомился с уличными музыкантами из Киева. Он долго стоял и слушал русские песни, бросил монетку в раскрытый футляр от гитары и уже собирался уходить, когда заметил как один из музыкантов во время паузы достал пачку нашей “Астры“ и затянулся сигареткой. Николай уже месяц не курил родных. Западные ему  не нравились, да к тому же были ужасно дорогими, и Николаю приходилось экономить. А здесь он не выдержал, подошел поближе и спросил: “Землячок, не одолжишь сигаретки?“

Завязалась беседа. Ребята оказались в доску своими. Они купили бутылку водки и поехали к Николаю отмечать встречу. Сидели долго. Музыканты уже в третий раз играли в Германии. Ночевали у знакомого русского немца, переехавшего из Казахстана “ на постоянку“ в Берлин. Получали за свои уличные концерты не много, но все равно было выгодно ездить. Стали говорить про жизнь в Германии. Живут немцы, конечно, богато, но и у них дерьма в жизни хватает.

Где-то в середине разговора один из музыкантов, Артур, спросил у Николая, застрахован ли он. Николай сказал что да, и показал небольшую книжечку, которую выдали ему немцы сразу по приезду. Артур посмотрел ее и сказал:
“Ты смотри, даже от несчастного случая на производстве тебя застраховали. Это значит, что в случае чего можешь спокойно себе пенсию требовать“.
“Как это?“ спросил тогда Николай.
“А вот так“, стал объяснять Артур, “если, например, отрежешь ты себе руку на станке, или даже палец, то ты уже считаешься инвалидом производства и тебе положена пенсия на всю жизнь. Тысяча марок в месяц или даже больше, и так до конца жизни. Так что можешь палец себе спокойно резать“.
 
Посмеялись все тогда и забыли. По утру ушли музыканты, а Николай прилег подремать часок, да только что-то не спалось ему, и вспомнил он, что ему Артур про палец рассказал. Тысяча марок в месяц, а сколько это будет в рублях? Николай пересчитал, оказалась огромная сумма. Столько и директор завода не получает, ну а он и тем более. Николай вспомнил про свою потрепанную квартиру, уже который год требовавшую ремонта, вспомнил, что жена уже который месяц не покупала себе ни одной новой шмотки, и что Димка просил у него на день рождения велосипед, и Николай удивился, узнав, что велосипеды теперь так дорого стоят. Он вспомнил, как они с женой распределяют деньги на месяц, которых вот-вот хватает на продукты, и цены рвут все выше и выше, и как он получил в мае свою зарплату за январь.
Еще он вспомнил, как в детстве случайно порезал перочинным ножиком указательный палец, когда вырезал себе новое удилище из орехового куста, и как друг детства цыганенок Руслан перевязывал его листьями подорожника ....и проснулся от звонка будильника.

Целую неделю Николай думал про историю с пальцем. Немец что-то рассказывал ему про новые виды склейки порошка, а Николай вдруг спросил, были ли на заводе несчастные случаи. “Последние двадцать лет- нет!“ гордо ответил немец.
Вечером Николай позвонил жене и рассказал ей про палец. “ Ты что, Шевцов, совсем сдурел в этой Германии“, запричитала жена, “и думать про такое забудь! Кто же это будет ради денег себя калечить? Да и не нужен ты мне без пальца“.  Оба посмеялись. Николаю сразу стало как-то легче на душе. Он погулял еще перед сном по тихим немецким улочкам, подумал, что скоро уже домой  и спокойно лег спать.

На следующий день немец показывал процесс обработки шлифовального круга алмазным резцом. Робот высокоточно просчитал профиль, и за защитным экраном заплясали фиолетовые искры. Через считанные секунды транспортер выдал аккуратную заготовку. Другой аппарат тут же наклеил на нее этикетку. “ Еще раньше мы резали эту шайбу вручную“, сказал немец. Он подвел Николая к другому станку, постарее и поменьше, и включил мотор.
“Эта производственная машина без защиты и рабочий должен быть очень внимательно работать. Опасно!“ сказал он, старательно выговаривая русские слова.     “ Но теперь она стоп. Работать только в отдельных случаях“, сказал он и выключил станок. Мотор стал постепенно затихать. “Понятно?“ спросил немец и отошел от станка. “ Понятно“ сказал Николай и сунул мизинец под резец.

Сначала он ничего не почувствовал. Потом острая боль пронзила всю его руку и стала тупыми ударами бить куда-то выше предплечья. Он услышал крики немцев и увидел на противоположной стене узор из брызг крови. Вместо мизинца на левой руке был лишь маленький обрубок и кусочек кожи, свисающий вниз. Ему вдруг стало трудно дышать, и он потерял сознание.

На следующий день Николая уже выписали из больницы. Вся кисть была забинтована, и он с непривычки никак не мог надеть свою рубашку. Маленькая медсестра-китаянка старательно помогала ему и проводила до самого выхода. У ворот больницы его встречал сам глава фирмы. Долго через переводчика расспрашивал про станок, извинялся и подарил в конце дорогую чернильную ручку с золотым пером.
К станкам Николая больше не подпускали, и он целыми днями сидел в бюро, тупо уставившись в компьютер.

Через неделю Николай зашел в посольство со своей страховочной книжечкой и попросился на прием к послу. Его впустили к заместителю, средних лет мужчине в дорогом костюме. Он внимательно выслушал Николая, попросил книжечку и стал куда-то звонить.
Николай еще недолго ждал в приемной, рассматривая непонятные картины на стенах, потом вышел мужчина и протянул ему книжечку назад. “Ваша страховка оплачивает только оказание первой неотложной помощи при несчастных случаях на производстве“, сухо сказал он. “Требования по выплате пенсий страховая компания не принимает“, добавил он и ушел в кабинет.

Николай еще долго сидел в приемной, массируя перевязанную руку. В голове его была абсолютная пустота, потом он тихо встал и вышел на улицу. В лицо ему ударил шум проезжающих машин, старые липы у здания посольства сбрасывали свои последние листья , и уже начинал моросить нудный осенний дождь.

Улетал он раньше срока. Немцев попросил не провожать. Весь багаж его состоял из личных вещей, женских сапог да робота-трансформера в яркой пластиковой упаковке.




 
                Кёльн, ноябрь 1995.