Ключи

   Однажды меня убили. Никогда не думал, что со мной такое может произойти. Нет, я предполагал, что рано или поздно настанет час смерти. Но чтобы так неожиданно. Так скоро. Чтобы я даже не успел подготовиться. Такого я не ожидал. Честно говоря, я растерялся. Я оказался совсем один. В незнакомом месте. Не зная, что делать. Куда идти. И вообще: как себя вести…
Всё произошло как-то буднично. Был вечер. Я шёл домой. Ко мне подошли. Попросили закурить. Я сказал, что у меня нет. Они сказали, что я козёл. Я возразил. Предположил обратное. Они обиделись. Дали мне по морде. Я сплюнул кровь. Сказал: «Всё?» На том бы и разойтись. Но наши желания не совпали. Один из подошедших резко махнул рукой в мою сторону. Резкая боль в области сердца. Ожог. Приятная слабость. Земля начинает качаться. Падаю на колени. Ощущение – будто я шарик, который развязали и выпускают воздух. Промелькнула мысль: успею ли я домой к началу футбола? Потом вспомнил свой четырнадцатый день рождения. Как я с мамой и папой сидел в сухумском ресторанчике и ел суп харчо… Лужа. Грязная лужа. Нехорошо будет, если меня кто-то увидит в таком положении. Пытаюсь подняться. Тело не слушается. Это не моё. Это чужое. Становится больно. Блеск отвлекает моё внимание. Я всматриваюсь в грязь. Это ключи. Наверное кто-то потерял?..
К чему бы это?

   Однажды я шёл домой. И меня убили. Осенью всегда что-то случается. Будь моя воля, я бы запретил её. Не было бы обострения у язвенников. И я бы не глотал сейчас Омепразол. Не было бы обострения у шизофреников. И девочка из соседнего подъезда не лежала бы сейчас в чёрной коробке с белыми рюшами. Не было бы вселенской хандры. И не радовалась бы женщина из ночного ларька увеличению спроса на алкоголь. Птицы бы не улетали. Не тянуло бы спать весь день. Да и вообще, лучше сразу снег и мороз, чем слякоть и морская пыль.
Я старался, начищал ботинки. Вышел на улицу. И тут же ступил в лужу. Фонарь не горел. Луна спряталась в тучах. Тут же из темноты выскочила машина, и колесо случайно въехало в лужу. Возвращаться плохая примета. Да и куда? В тот бедлам, где меня чуть не стошнило? Лучше мокрым, но быстрее домой. В горячую ванную. Тёплый халат. Сухие шерстяные носки. Телевизор. Футбол. Немного коньяка в большом пузатом бокале. Сигарета. И никого больше…
Я поднял плечи. Попытался прикрыть воротником уши. Сунул нос в шарф. Тепло собственного дыхания и рекламируемый сознанием уют заставили шагнуть вперёд. Я шёл на огни. Огни становились всё больше. Неоновая «М». Я нырнул в метро. Народу было немного. Я сел на свободную лавку. Напротив примостилась старушка. Достала из грязного пакета кусок хлеба и стала сосать корочку. Меня опять чуть не стошнило. «Не надо было так много пить!» Я перевёл взгляд в сторону. Молодая пара бесстыдно целовалась. Их движения были нежны и полны страсти. Это было интереснее. Я вспоминал себя. По-доброму завидовал их беспечности. Сами себе усложняем жизнь, а потом страдаем. Я плачу о потерянной любви, хотя она даже не знает о том, что я её любил. А если бы знала? Круг, как обычно, замыкается.
Бабка с корочкой дёргает меня за плечо. Неприятный запах. Она добро мне сообщает о том, что станция конечная. Надо выходить. Я осматриваюсь. Ботанический Сад. Поднимаюсь вверх. У выхода сталкиваюсь с влюблённой парой из вагона. На улице их ждут друзья. Они видят друг друга. Девочка бросается им навстречу. Резко отпускает дверь. Я иду за ней. Получаю удар в лоб. Её парень дико ржёт. Милая девочка кидает в мою сторону пару сальных шуток. Компания заливается диким смехом. Дебилы. Мне до них нет дела. Я иду домой. Если срезать через пустырь, будет быстрее. Чёрт с ней, с грязью.

   Однажды я гулял на банкете. Потом возвращался домой, и меня убили. А если бы я не был на том банкете? Я всегда относился к массовым попойкам весьма спокойно. Скорее даже пренебрежительно. Конкурс нарядов (отсутствия оных). Конкурс жён (мужей). Конкурс на самое бредовое сочинение. Конкурс на самую откровенную ложь. Конкурс алкоголиков. Конкурс бездарей. Единственный шанс заявить, что я ещё жив, выйти на центр и смачно проблеваться. Успех! О тебе говорят. Тебя помнят. А ещё можно быть до всего дельным и нужным. Мелькать. Обещать. Чем больше обещаешь, тем больше людей убеждается в твоей незаменимости. Достаточно заставить поверить в это несколько человек. И ты уже рекомендуем. Халява. Побольше съесть. А ещё лучше выпить. Говорить можно и громко и тихо. Главное правило: слушать только себя. Тебя зовут личным приглашением. Ты чувствуешь себя важным. Но такие бонусы у каждого приглашённого. Они все любимы и без них не начнётся торжественная попойка. Апломб и гордыня висят над толпой. Они хотят быть любимыми. И они любимы. Сами собой. А кто вам обещал любовь других? Я лично не предлагал. В меня тыкают пальцами. Мне говорят красивые лживые слова. Я улыбаюсь. Говорю спасибо. Так положено. Девушки считают меня крутым. Они слишком глупы, чтобы понять мою душу. Им нравится мой декаданс. Для них это сексуально. Для них вообще всё непонятное сексуально. Каждый считает своим долгом угостить меня халявной водкой с общего стола. Это звучит, как от нашего стола Вашему. Мне намекают, что я теперь в долгу. Перед искусством? Перед ними? Наверное, перед всеми! Все участливы в моей судьбе. Приятно себя обманывать в этом.

   Однажды я стал знаменитым. Меня пригласили на банкет. Потом я возвращался домой, и меня убили. Это стало неожиданностью. От того было ещё приятнее. Мои стихи были не замечены. Их читали. Но рецензий не было. Они не вызывали откликов. Я самобичевался. Мой талант не понят. Слишком сложно? Слишком непонятно? Слишком глупо? Читаю других. Стараюсь быть объективным. Гении не попадаются. Я, как патриот, убеждаю себя, что мои - не хуже. Я успокаиваю себя. Меня просто пропустили. Слишком много сразу меня. Надо понемножку. Дозировано. Всё равно сразу всё читать никто не будет. Это тактическая ошибка. Гениальность не пропьёшь. Но её трудно определить. Без всякого оптимизма я лезу на страничку с прозой. !!! Меня читают. Много. Рецензии. Меня хвалят. Называют гением. Спорят о моём стиле. У меня есть стиль? Слава. Почёт. Я пытаюсь постичь неожиданный успех. Он не поддаётся осознанию. Я теряюсь. Что мне делать дальше? Я поэкспериментировал. Пошутил. И получил успех. Пытаюсь писать по удачной схеме. Ничего не получается. Я занимаюсь собственным плагиатом. Отвратительно. Пошло. Хватаюсь за банальные темы. Они бездушны. Они не вымучены. Они не пережиты. Мне хочется всё бросить. И никогда не вспоминать о своём позоре. Пустота. Я заложник собственного любопытства. Жил. Писал для себя. Когда хотел. Что хотел. Как хотел. Свобода и самоудовлетворение. Теперь я чувствую какой-то пресс ответственности. Мне никто не сказал: «Давай дальше…» Но я услышал именно это. Может, мечтал об этом. Но когда показалось, что услышал - растерялся. Испугался быть хуже. Себя. Уже засветившегося. Теперь я  проклинаю тот день, когда опубликовал свои произведения. Когда поддался соблазну стать известным. Когда захотел узнать мнение других о своих шедеврах. «Меня расстреляли вчера. Я сам дал отмашку команде «Пли!!!»» Писано давно. Но как-то страшно прозорливо. Я превратился в литератора-трупа. Моё прошлое сделало меня знаменитым. Мои прошлые заслуги обрекли меня на сегодняшнюю славу. И некролог. Я тиражирован. Знаменит. Я никто.

   Однажды я стал писать и публиковаться. Я стал знаменитым. Меня пригласили на банкет. Потом я возвращался домой, и меня убили. Лёгкий приступ болезни в детстве перерос в хроническую форму в более зрелом возрасте. Сперва я мечтал создать рок-группу. Учился играть на гитаре и пытался писать стихи. Сначала пародии на Лермонтова, Есенина, Пушкина. Потом первая любовь и попытки быть индивидуальным. Рок-группа создана не была. Но за первой любовью пришла вторая. Затем третья. Мне понравилось писать. Выпускное сочинение. Третья тема. Свободная. Поэзия В. С. Высоцкого… Развернулся. Оторвался. Под личиной современных поэтов процитировал Константина Кинчева, Майка Науменко, Диму Ревякина, Михаила Борзыкина. Сыграл на невежестве учительского состава. (Алиса, Зоопарк, Калинов Мост, Телевизор… были огульно критикуемы и опальными). Определил общую нить между ними и Владимиром Семёновичем. Получил «отлично» и представителя районо на устном экзамене по литературе. Он жаждал моей реакции на свои стихи. Он читал их два часа. Все ушли домой. А я слушал его ахинею. Но ни словом не обидел его. Думай о будущем! Я поступал в Институт. И главный экзамен был – сочинение. «Хорошо» выдавало пропуск к мечте. «Удовлетворительно» эту надежду делило пополам. «Отлично» обычно не ставилось. Я написал на «отлично». Неожиданно. Приятно. Мне нравилось писать и получать признание. Пусть на уровне оценки преподавателя. К большей публичности я не стремился. Просто мне нравилось писать. В стол. Для себя. Это были мои дневники. Чувства. Эмоции. Только в стихах. Когда рамок стихов становилось мало, я писал прозу. Она давалась сложнее. И не приносила того же удовлетворения, что и стихи. Но это было моё.
Я не сочинял стихов. Они сами рождались в моей голове. И поэтому относился сначала к этому увлечению с определённой долей иронии и данностью пубертатному периоду.
В двадцать лет я понял, что у меня есть Муза. Мне не очень нравились мои стихи. Бред. Мат. Сексуальная озабоченность. Я сваливался в примитивизм. В ненавистную попсу и шансон. Я запрещал себе писать. Говорил: «Хватит! Надоело!» Однажды утром я проснулся с пустой головой. Ни одной строчки. Ни одной рифмы. Тишина. Покой. Я удивлён. Счастлив! Через два дня меня одолевают сомнения. Мне не уютно! Тревожно?! Что-то не то. Я ощущаю не хватку стихов. Заставляю себя что-то написать. Бесполезно. Через месяц начинаю выть. Пишу прозу. Но это не то. Стихи. Я обращаюсь к небесам с просьбой вернуть всё как прежде. В ответ тишина. Холод. Равнодушие. Одиночество. Спустя год, я был услышан. Я вымучил одно стихотворение. Получилась полная ахинея. Но был результат. Я покрасил ахинею в золотую краску и соврал, что это шедевр. Прошло ещё полгода. И меня вновь прорвало. Одно, другое, третье… Я вернулся в прежний ритм. Я окончательно и бесповоротно поверил в существование Музы. Теперь я её очень люблю, почитаю, и не обижаю. Всё стало на свои места. Только нет той былой лёгкости.
Однажды, пропадая в Internet, я наткнулся на сайт, печатающий стихи. Любопытство. Тайная уверенность в своей гениальности. И всё это инкогнито. Тебя читают. О тебе спорят. Тебя хвалят. Ругают. Но твоего настоящего имени не знают. Если это поражение, об этом знаешь только ты. Если это победа, можно и похвалиться. Замечательная идея. Родион не один: «Тварь я дрожащая или имею право?»

   Однажды я влюбился. Я стал писать и публиковаться. Я стал знаменитым. Меня пригласили на банкет. Потом я возвращался домой, и меня убили. Она ворвалась в мой депрессивный мир неожиданно. Я сидел за своим рабочим столом и боролся со скукой. Шеф предложил её любить и жаловать. Я отнёсся к этому предложению с необязательной ответственностью. Но через пару дней я ощутил в себе изменения. Я стал чаще смотреться в зеркало. Старался выглядеть лучше. С удовольствием ездил на работу. Стал говорить комплименты и улыбаться. Выстроенный мир без женщин превратился в мир вокруг одной женщины. Я не искал. Она сама пришла. Даже не пришла. Лично ко мне. Просто проходила мимо. В один из дней мне захотелось пригласить её на свидание. Мы сидели в моей любимой американской пиццерии на Мясницкой. Болтали. Кушали. Пили. Она листала журнал своей жизни. Он был в красивой глянцевой обложке. С такими же сладкими рассказами. Было, правда, пару проблемных статей. Но это было скорее исключение из правил. Что мне нравилось – она была искренней. Её манеры располагали к общению. Откровенность за откровенность. Я не выдержал и раскрылся. Мы гуляли по центру ночной Москвы, и я выплёскивал свою боль. Мне нужен был слушатель. И я назначил её на эту неблагодарную роль. Она была шокирована. Но искренне внимательна. Она не только слушала, но и понимала. Выговорившись, я стал абсолютно беззащитен. Я снял маску и обнажил душу. Мне стало легче. Но я не понял: чего же я хотел. Разжалобить и понравиться? Выговориться и переложить тяжесть своей жизни на другого? Так или иначе я почувствовал, что она стала мне очень близка. И через пару дней я честно признался ей в своей любви. Она приняла мои чувства. Как должное. Ей было приятно и лестно. Как обычно. А я стряхивал пыль с мятых крыльев за спиной. Мы были счастливы. Она – шквалом моего внимания. Я – возможностью организовать этот шквал. Но вскоре мои фантазии иссякли. Я прозрел. Я понял, что меня не любят. Меня жалеют. И чуть позже случился финал. С лёгкой иронией и сарказмом она пошутила на тему моих откровений. Зло. Жестоко. Больно. Я посмотрел на чудо иными глазами. И увидел чудовище. Мы не объяснялись. Просто я молча ушёл в одиночку. Мы сидим в одном кабинете. Наши столы напротив. Я выбираю тактику полного игнорирования. Поистине от любви до ненависти…
Мелкие подначки и подлости были ответной реакцией на демонстративное игнорирование. Пару раз я стоял перед закрытой дверью кабинета и материл её. Выходя из кабинета, она закрывала дверь на замок. Боялась за свои вещи? Надуманная история. Наученный опытом стояния перед закрытой дверью, я стал носить ключи с собой.
Моё игнорирование заметно проигрывало её изощрённому коварству. Хотелось ответить тем же. Но не хотелось опускаться до уровня банальной подлости.
Я закрыл дверь и ушёл. Я понимал, что она вряд ли была с ключом. Но формально я был прав. Я играл по её правилам. Было ли это подлостью с моей стороны? Не уверен. Я просто хотел разозлить её. Заставить нервничать. Испытать беспомощность и зависимость. Понять, что я сильнее. Она нервничала. Она звонила мне на мобильный. Я злорадствовал. Но держался спокойно. А что здесь такого? Я сделал так же, как и ты!
Но она не стала устраивать истерик. Она затаила обиду. Она всегда любила повторять: «Я не злопамятная, но обид не прощаю!»