Последняя электричка Глава 4 В метро

Шел Фёдор на автопилоте, а потому не удивительно, что пришёл именно в метро. В метро входишь, кругом люди, все бегут, спешат. Раньше метро было транспортным средством, а теперь стало предприятием комплексного обслуживания. При подходе — пенсионеры с газетками, чуть дальше у входа — бабки с воблой, сигаретами, ещё чуть дальше на ступеньках — зона цветочников. Тут же тебе лимоны по три штуки на десятку. Спустился в переход, и там уже всего понемножку: и колготки, и очки, и заколки, и, конечно же, литература — рецепты от всех бед в одном сборнике, советы по очищению с промываниями и без, руководства по снятию сглаза, а также — как этот сглаз наслать на мужа, чтобы он не смотрел на сторону. Книжечки карманного формата для дам со звучными названиями типа "Жар любви" или "В едином порыве". Журналы разные и "только для мужчин". Раньше глаз так и цеплялся за обложки этих журналов с изображением голой девицы или некоторой её части, а потом все как-то привыкли и стали реагировать только изредка — по настроению. Даже старики и те возмущаться перестали, а молодёжь так с этим выросла.
Фёдор как-то сидел смотрел вечером телевизор, когда в комнату неожиданно вошёл десятилетний сын. Сцена на экране явно была не для ребёнка. Времени, чтобы вскочить и выключить телевизор, не было, а сын мазнул взглядом по экрану и отвернулся по своим делам.
— Ну надо же! — удивился Фёдор. — может, это для них норма. Или так и нужно: не запрещено — значит, и не так интересно. Мы-то в своё время как дикари себя вели. Смешно сказать: говорят бывали случаи, когда советские профессора, что вырывались в Европу на научные симпозиумы, вместо поездки в Лувр искали, где бы порно посмотреть. А теперь дошёл до метро и — пожалуйста. Это — с одной стороны, с другой стороны — как ни крути, а чем больше этого мусора продаётся, тем больше его читают. До книжного магазина ещё доехать надо, а «СПИД-инфо» везде лежит.
Может быть, здесь всё так же, как и с другими рынками? Рынок ведь сформировать надо, а потом он сам развиваться будет. Объяснить людям, что читать «СПИД-инфо» в метро — это нормально. Дать рекламу, приучить людей, и дело пойдёт! Кто-то уже знает, с чем эту газету сравнить можно, а кто-то, кроме неё, и не читал ничего...
Иначе почему все так озаботились белой и чёрной магией, астрологией? Ну хорошо, предположим даже, что астрология — тоже наука. Но почему она стала самой популярной? А журналы типа того же «СПИД-инфо»? Раньше мамаша такой журнал от детей под матрац бы прятала и в жизни бы не призналась, что сама его купила, а теперь сидит в метро, читает. И ведь всему вагону ясно, о чём она читает. Нет, не стыдно, всё в норме.
Наконец, прошла зона коммерции. Остались только люди. Если Фёдор не был занят, обычно смотрел на людей. И, конечно, прежде всего на женщин. Видимо, все мужики такие, а может быть, он такой неуравновешенный. Лет тридцать назад Федя стоял однажды, прислонившись к двери с надписью "не прислоняться", и глядел, как проносятся за стеклом фонари и кабели тоннеля. И вдруг неожиданно обнаружил, что гораздо интереснее смотреть на отражение сидящих напротив женщин. У кого какие коленки, у кого юбка длинная, а у кого короткая, кто колени плотно сжимает, а кто не совсем. Стоит себе маленький мальчик, и все уверены, что он глядит сквозь стекло. И волнует его, что там вдали в тоннеле. А он, оказывается, следит за отражением в стекле. И волнует его, что там вдали между коленками. С тех давних пор в туннель Фёдор, пожалуй, так и не заглядывал, а на женщин всё ещё смотрел: на ноги, на одежду, на лицо. Как всё-таки много может сказать лицо! Успеваешь прочесть его за секунду, а сколько там информации: и пол, и возраст, и ум, и капризность, и стервозность. Если всё описать словами — несколько страниц понадобится. Вот, кстати, к вопросу о сжатии информации. Если не бежал по делам, Фёдор обычно вставал на платформе рядом с той девушкой, чьё лицо его могло заинтересовать. Тогда при входе в вагон можно было случайно оказаться рядом с ней, поднять глаза и выяснить, что же она из себя представляет. Красивая или нет, умная или глупая, если рука без перчатки — замужем или нет. Наверное, раньше это являлось естественным процессом для юноши, выбирающего себе пару. А потом? Потом, видимо, вошло в привычку и так и не отстало. Однажды на платформе он встретил настолько красивую женщину, что следовал за ней по пятам и зашёл в её вагон. Женщина оказалась столь эффектной, что было неловко сразу пялиться на неё, войдя следом. Поэтому Фёдор вошёл, не обращая ни на кого внимания, но место занял внутри так, чтобы позднее можно было перевести на женщину взгляд. В вагоне народу было немного. Почти все сидели, стояло пять-семь человек и в том числе она — красавица. Про таких раньше говорили: посмотрит — рублём одарит. Хороша! То, что женщина понравилось не только ему, явствовало из поведения мужчин. Они нервничали, откладывали чтиво, смотрели в её сторону и тут же оглядывались вокруг с вопросом: не смотрит ли кто-то на них. Нет, всё оставалось в рамках приличия, и не участвующему в этом сложном обмене взглядами было вообще невдомёк, в чём, собственно, проблема. Заговорить или уступить место такой женщине, видимо, хотел каждый, но никто не решался. И тут вдруг один мужичок лет сорока пяти, потрёпанный, видать, работяга, слегка подвыпивший, встал из дальнего угла вагона и пошёл к ней. Все заинтересовались. А он подошёл, приложил к сердцу руку и, сбиваясь, сказал: «Садитесь, голубушка, на моё место». Она не повернулась, не изменила позы, не скосила на него глаз. Стояла, не принимая его за человека. Все смотрели на сцену, вернее, на неказистого мужичка, который полез не в свои сани и получил сполна. А он балансировал на шатком полу. Разводил руками и сам понять не мог, что же такое произошло, как он очутился посреди вагона прямо как без штанов. Постоял-постоял да и поплёлся на своё место. Фёдору стало жалко мужика, а интерес к женщине пропал. Такая посмотрит — как будто не рубль, а всё дочиста забрали...
 И всё-таки, наверное, в метро лучше всего знакомиться с девушками. Ведь есть же среди них добрые, хорошие. И там их очень много. Как говорится, кого хочешь — выбирай. К тому же метро — это не улица, где надо забегать вперед и заглядывать ей в лицо прежде чем понять, что у неё на лице написано. В метро люди ближе друг другу, стоят в вагоне, разглядывают друг друга, никуда не торопятся. Если на улице они чужие, а в одном загородном поезде — попутчики, то в метро что-то среднее. Вот так Фёдор стоял-стоял, смотрел на милую девушку и вышел за ней на остановке. Шёл по переходу и всё высматривал в толпе впереди её шапочку с помпоном. Вон, кажется, пропала совсем из вида. Нет, опять мелькнула. Одно дело — смотреть на девушек в метро (так он всю жизнь делал), а чтобы преследовать — таких приключений с ним уже лет двадцать не было. Нет, ничего, опыт, полученный в юности, не пропал даром: он быстро нагнал девушку и вошёл вслед за ней в вагон. «Вот что называется идти куда глаза глядят», — подумал Федя. Девушка ехала из центра, куда-то далеко. Прошло уже минут двадцать, а Фёдор всю дорогу следовал инкогнито, и подходящей минутки, чтобы заговорить с дамой, всё не было. Вдруг поезд вынырнул из-под земли и поехал прямо как подмосковная электричка. Оказалось, что на улице идёт снег, и Фёдор поймал себя на мысли, что он ждёт, когда войдёт контролёр и высадит его за безбилетный проезд, а девушка уедет дальше, и он с ней так никогда и не заговорит. Поезд опять нырнул под землю и стал поездом метро. Народ меньше садился, больше выходил. Место рядом с его девушкой освободилось, и Федя, всё ещё не выказывая ей никаких знаков внимания, уселся рядом.
— Заговорить или нет? — думал Фёдор. — А чего же тогда полчаса ехал за ней? Народу в вагоне уже не так много. — И прямо, как двадцать лет назад, повернулся к девчонке и спросил: "Извините за нескромность, можно вам составить компанию?".
— Пожалуйста, — вежливо сказала она. Несколько секунд длилась пауза. И девушка неожиданно сама первая её нарушила.
— А вы куда едете? — спросила она.
— Честно говоря, и сам не знаю. Видимо, вас провожаю.
— Кого, меня? Вы что, домой не торопитесь? — она называла его на вы.
— Абсолютно не тороплюсь. У меня тот редкий случай, когда я совершенно свободен.
— Ну кошмар! — сказала она не пошло, а как-то особенно: то ли по-детски, то ли всё-таки по-деревенски. Целую минуту они проехали молча. Фёдор и впрямь не понимал, куда и зачем он едет.
— А вы кто по профессии? — неожиданно поинтересовалась девушка.
— Художник, — почему-то сказал Фёдор. Ну не банковский же он работник — это же не призвание не профессия, это способ существования в этой сложной жизни. А впрочем, кто он такой, если серьёзно? В детстве любил рисовать, но поступил в технический вуз по стопам отца. Учился математике, физике, а работать пошёл в итоге туда, где больше платили! Говорили, что есть таланты — так ни один не реализовался. А почему? Потому что не было времени, или таланты оказались слабоваты, или не было понимания, что их развивать надо? Или одним талантом сыт не будешь, может быть так? Почему он так сказал "художник"? Потому что хотел себя видеть художником, или считал эту профессию достойной, или думал, что художники должны нравится таким девушкам? Почему?
— А что вы рисуете? — поинтересовалась девушка. — И в её тоне не было ни шутки, ни кокетства, скорее, некоторое любопытство.
— Да так, что придётся.
— Здорово, — оценила она, как будто Фёдор сказал что-то информативное или даже показал ей свои художественные полотна. — А мы с подружкой в шахматный клуб ходить начали, — вдруг почему-то сообщила она и прыснула от такой глупости в ладоши.
— Господи, сколько ей лет? — подумал Фёдор. — Похоже, ещё и восемнадцати нет. — Почему-то он не первый раз ловил себя на мысли, что красивые девушки часто казались ему сверстницами, и только лишь когда рядом с такой девицей он замечал прыщавого парня с волосками на подбородке, закрученными в спираль, понимал, что девушка не в его возрастной категории. И вот теперь всё явственнее проступало, что девушке он больше подходит в наставники, чем в кавалеры.
Девушка отсмеялась и пояснила: у нас в районе спортивное общество одно есть, если в секцию записаться, можно ходить бесплатно на дискотеку. Ну а шахматы —  самое простое. Не в греблю же нам записываться.
— В греблю — это было бы слишком, — согласился Фёдор. Хотя он бы, скорее всего, записался именно в греблю и грёб бы себе по реке, грёб. По реке солнышко блестит. Руку в воду опустишь, и вода её теребит, ласкает. А какие у гребцов плечи? Впрочем, плечи это не главное. А что главное? Может быть, возраст, лишние двадцать лет?
— Вы дискотеки любите? — прервала его рассуждения спутница.
— Кто же их не любит? — ответил он вопросом на вопрос.
— А шахматы?
— А шахматы терпеть не могу, — признался Фёдор.
— Вот и я то же самое, — обрадовалась девушка, удивляясь, как они легко понимают друг друга. — Вы только не подумайте, что я легкомысленная.
— Боже упаси, — сказал Фёдор. — Стал бы я с легкомысленной откровенничать. А почему такие мрачные мысли?
— Ну, там, люблю дискотеки и не люблю шахматы. Зато я, кстати, рисовать тоже люблю. Я в детстве много рисовала. Всё больше цветы. Такие красивые. И с натуры и по памяти. Мама на стенку вешала. У неё в комнате до сих пор мои рисунки висят. А тут, вы знаете, долго болела ангиной, нарисовала розы, которые на снегу лежат, и представляете, сестрица младшая взяла их и вырезала ножницами, чтобы красивее было. И рисунок пропал. Впрочем, я не обижаюсь, хотя всегда хотела старшую сестру, а получила младшую.
Тут вдруг поезд начал тормозить, не доехав до станции, громко звякнула какая-то железка, что-то стукнуло в пол, зашумел стравливаемый воздух. и, хотя ничего не случилось, Фёдору в голову начали лезть странные мысли. Почему-то представилось, как врезается в них идущий следом поезд, как падает на пол битое стекло, скручиваются трубки, за которые только что держались пассажиры.
— Вы не боитесь, когда поезд в шахте застревает? — прочитала его мысли девушка.
— Я?.. Нет, я не боюсь, — ответил Фёдор что-то совсем не оригинальное и не совсем честное.
— У меня мама очень боится. А я, даже когда маленькая была, не боялась и, кстати, очень смешно спрашивала: «Мам, если здесь поезд остановится и двери откроет, как узнать, в какую сторону платформа ближе и куда идти: вперёд или назад?» Кстати ещё я спрашивала в детстве, почему не рисуют в тоннеле картинки. Их бы так интересно было рассматривать, и когда поезд поедет, они бы в мультик превращались. А то в тоннель смотришь и ничего интересного провода, кабели да изредка фонари красные.
— Ну надо же, — подумал Фёдор, — видимо, все в тоннель в детстве смотрели.
— Вы такой интересный собеседник. Я бы тоже хотела встретить такого интересного человека.
О чём она говорила, Фёдор так и не понял, и при всём своём красноречии не знал, как прокомментировать это трогательное желание.
Фёдор проговорил с девчонкой до самой последней станции, потом посадил её в автобус, помахал ей вслед и поплёлся обратно к метро. Она ему тоже махала в окошко и радовалась, что он ее видит.
— Приятно встретить хорошего человека, — думал Фёдор. — Такого человека встречаешь — хочешь ему что-то хорошее сказать, сделать и, видимо, сам в это время лучше становишься. — В столь романтичном настрое Фёдор спускался по мокрой лестнице обратно в тёплый подвал метро и увидел жилистую бабку лет семидесяти. На спине у неё лежал огромный холщовый мешок с какой-то поклажей, а другой такой же мешок она поставила на мокрый грязный пол, привалила к стене и отдыхала, выжидая момент, чтобы взвалить второй мешок тоже на спину и рвануть вверх по этой лестнице. Перенести мешки по очереди она почему-то не решалась. Фёдор подошёл к старушке. Он никуда не спешил, а потому скомандовал, как ему казалось, немного по-деревенски. Именно так, как могло ей понравится:
— Ну что, мать, тижало? Давай сюда свой мешочек...
— Иди отсюда, скотина такая! — завопила бабка и замахнулась свободной рукой. — Умник нашёлся: дай ему мешок! Помощник, язви тебя в качель.
Фёдор отпрянул и только тут понял, что бабка-то его боится. Боится за свой мешок. Господи, кем же надо быть, чтобы у такой старухи отнять мешок картошки или, что у неё там, капуста? Неужели такие попадаются? А кем надо быть, чтобы с такой бабки деньги брать за место у метро? Да если б этого всего не было, так что ж она такая загнанная-то, что ж она такая шальная? А как не быть шальной, когда надо эту капусту купить, где подешевле, да на своём горбу донести, потом такой мешок капусты нашинковать руками, которые не слушаются, засолить, расфасовать по пакетикам, заплатить за место возле метро и стоять на морозе по семь часов да ещё бегать от милиции с ящиками да с сумками то вниз по лестнице, то вверх? Нет, они жизнь изучили, знают правила. Знают, как надо держаться за свой мешок с капустой. Потому что капуста — это хлеб, это способ выживания. Фёдор прошёл в метро и поехал обратно. Куда ехал, зачем? Домой возвращаться не хотелось, куда податься, он не знал. Ехал в центр, доехал до «Тверской». «“Тверская” вроде и есть самый центр», — подумал Фёдор и вышел на платформу. Потом поднялся по путаным переходам наверх и оказался на центральной улице города.