Пьеса для флейты и Вселенной

По заливным лугам легко и быстро бежал Джонни, далеко позади оставались охотники и свора собак. Добежав до леса, Джонни запутал следы как мог, а мог он это очень хорошо, и вошел в ручей. Постояв немного, он обернулся в ту сторону откуда должны были прийти охотники, он вложил два пальца в рот и пронзительно засвистел. Потом повернулся и побежал вверх по течению разбрызгивая воду во все стороны. Ему надо было сделать огромный крюк, чтобы прийти к реке, откуда он недавно убежал, дразня собак, не раньше чем через час. Он был джентльменом и не мог помешать даме купаться. И побегать хотелось.


ЛУНА

Это была прекрасная и захватывающая дух история Ромео и Джульетты. Ей было четырнадцать, ему - шестнадцать. Они сидели в парке на лавочке и говорили о любви друг к другу. Им обоим так хотелось одного - любви, и так хотелось быть только друг с другом. Они были очень гордые.
Она плакала, и смотрела вдаль, потом резко поворачивалась в Его сторону и говорила, говорила. Она хотела ясности, она хотела чтобы Он просто еще раз поклялся ей в любви, всего лишь еще один раз, это было так немного, такая малость. Это было все, о чем может мечтать любая женщина - любви и уверенности в любви. Она спрашивала у Него - неужели Он забыл, что говорил Ей, о чем писал Ей, как был с Ней? Она вспоминала всех о ком мечтала перед тем, как познакомилась с Ним и боялась, что вся любовь опять окажется просто иллюзией, Она не доверяла миру, который бывает так жесток и боялась, что и Он окажется просто предателем. Ей все лишь было надо. чтобы он прижал Ее к себе и сказал: "Ну что ты, глупая. Я люблю тебя". Она рвалась и не могла достучаться, докричаться до его сердца.
А Он сидел на скамейке, дрожа на холодном августовском ветру Ее слов, и думал, что и Она его не понимает. Она, которую он вроде бы так любил, Она, которая его вроде бы так ждала, оказалось такой же замкнутой в себе, как и остальные, которые были перед Ней и которых Он и не помнил уже и не знал тогда. Такой же замкнутой в свои цели и желания, в свои мечты и надежды. Он смотрел на Нее, на мир вокруг Нее, на изумрудные листья деревьев шумящих в гаснущем свете заката. И Он хотел, чтобы Она также увидела это, почувствовала, прониклась гармонией Вселенной. Он сорвал кленовой листок и протянул Ей. Он просил, умолял просто увидеть этот листок, просто насладиться красотой всего вокруг, измученный непостоянством, Он просто хотел покоя, и уверенности в том, что повернувшись к Ней спиной, Она, нет, не ударит его в спину, а просто не уйдет по своим делам. Он всего лишь хотел услышать:. "Милый, я так тебя люблю". Он успокаивал Ее, чтобы найти покой самому, а встречал ураган Ее оскорбленных чувств.
Потом стемнело, и он проводил ее до дома. Подходя к ее дому он еще раз все-таки спросил у Нее, чего она хочет, чего она ждет. Она еще раз все-таки ответила Ему: "Того же, что и каждая женщина".
Больше они не виделись.
Бледная луна пробивалась на небе, скучающе глядя на мир.

Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Ромео и Джульетте.


Вокруг пели птицы. Утро было просто чудесным - обычным для старой матери Земли. С речки наплыл туман, залив лес и луга по берегам. За рекой, нехотя продираясь через серебристую паутину тумана и пение соловьев, вставало солнышко, окрашивая молочно-зеленый лес в нежно-розовые оттенки. Ночь пряталась за сырой и мрачный ельник, унося с собой все погасшие звезды. Ласково журчал темный ручей и взахлеб перебирался через упавшее на него дерево.
Джонни стоял, по-детски доверчиво прислонившись к березе, и слушал соловьев. "Вот ведь поют, мерзавцы", - шепотом произнес он.


ОТЕЦ ЛЖИ

Я сидел за столом, среди кучи наваленных книг и сочинял философский роман. Короче, вспоминал все, что произошло за мою, сравнительно недолгую, жизнь, и пытался записать это. Ну, и щедро припудрить или, говоря по-другому, насытить это изрядной долей вымысла, своими воплощенными надеждами, желаниями, мыслями, идеями и идеалами. Гуманизм, равенство, братство, любовь и счастье, знаете ли. Мы, с моим старинным, хотя и не очень, приятелем Вадимом (неплохим писателем, но я куда лучше) замыслили написать в соавторстве дивный опус, который бы всех поверг в благоговейный восторг и все бы, грубо говоря, полюбили таки друг друга. Или хотя бы услышали наши мнения. Одним добрым словом на бумаге стало бы больше.
Тут абсолютно неожиданно, это, впрочем, как обычно, позвонили в дверь. Я, конечно, пошел открывать и, что бы вы думали? - увидел моего очень хорошего друга - Майка. Вообще, хорошо иметь много друзей.
- Здорово, Саня, - сказал он с порога, протягивая руку. Саня - это меня так зовут.
- О, Майк, здорово, что ты пришел, дружище, - я улыбнулся, пожимая ему руку. - Проходи, сейчас и чайку сварганим.
- Спасибо, - он застенчиво улыбнулся в ответ.
Мы пошли на кухню - ненавижу свой маленький флэт, ну просто нигде развернуться, - и пока кипятился чайник, говорили о разных пустяках и, тут он обратил внимание на толстую тетрадь с моими сочинениями.
- Да так, - говорю, - сочиняю помаленьку. Фигня всякая, - я боялся, что он закритикует наш проект и мое произведение в частности. Он был на мой взгляд, таким, ну, циничным что ли. И к тому же сам иногда пописывал. Белиберду всякую.
- А ты не прочитаешь, а? - взгляд его серых глаз то ли с надеждой, то ли с нахальством уставился на меня. - Нет, если не хочешь, то не надо, конечно.
И тут меня прорвало. Я начал говорить ему о том, сколько страданий и унижений терпит человек, как несправедлив и уродлив этот мир. Как много стало бы лучше, если его исправить.
- Мы, - говорил я Майку, - отдаем себе отчет, в том чего хотим - всем не покажешь, как лучше идти, но нам этого и не надо. Мы всего лишь хотим найти людей, которые думают также, как и мы, у которых те же идеалы и идеи. Объединиться, стать единый командой, и идти по своим жизненным дорогам, помогая друг другу. Когда-нибудь, несло меня, нас станет уже не просто много - нас станет большинство, и это будет уже большое благо. На большее мы пока и не надеемся, хотя и такое может быть, но это - через поколения.
Я замолк, уловив искру недоверия в его глазах.
-Религию, стало быть, хотите создать? - почти иронично спросил он.
-Нет! - уже кричал я, - нет, совсем нет. Религии ломают души, направляют людей только в одну сторону, чтобы стадом все шли к свету единственной истины. Мол, спасется каждый, кто будет с нами, а больше ничего от людей и не надо. Именами религий покрываются сотни кровавых дел и ужасов. Нет, мы совсем другое пытаемся донести до людей: просто быть вместе, и то не всем вместе, а только тем, кто согласен с идеями мирового пацифизма и гуманизма и т. д. - и не важно какой религии или вероисповедания этот человек.
-А Бог? - заинтересованно спросил Майк.
-Что Бог?
-Ну, ведь Христос хотел вроде бы того же самого.
-Нет, не того же. Он хотел чтобы все пришли к этому же, но через Бога, через него. Не верю я в него. Если бы он существовал, разве он допустил бы такие ужасы на этой земле? Нет, богов придумали люди, которые не могли сами решить свои проблемы! - уже гневно заявил я.
-А дьявол? - вкрадчиво произнес Майк.
-Та же сказка, - отрезал я.
-Да? А я думаю, Сань, он существует. Он - Отец Лжи, и поэтому ты его не увидишь никогда в лицо, но он всегда рядом, в абстрактном смысле, конечно: Я так думаю, - задумчиво протянул Майк. - Но не будем спорить. Все зависит от точки зрения.

Много месяцев спустя я еще вспомнил этот разговор.

Как-то я зашел к нему попить пивка, также, естественно, без приглашения, и увидел Майка с красными, воспаленными от бессонной ночи, глазами, совершенно возбужденного и лихорадочно строчащего что-то в тетрадке. Я удивился - обычно ему слишком лень записывать то, что приходит ему в голову. Я довольно вежливо поинтересовался, что он пишет. Майк быстро закрыл тетрадь и убрал ее в стол, сказав, что это - кое-какие наработки, и, в общем, ничего интересного. Я несколько обиделся на него - я-то всегда читал ему свои творчества - но виду не подал, а, наоборот открыл пива.
-Я, - сказал я ему, наливая пиво, - не настаиваю, - да и как я могу - не хочешь - не показывай. Но можно узнать, чем ты так увлекся.
-Да, Сань, настаивать ты, само собой, не можешь, - мимоходом задел он меня, - но я тебе скажу. Видишь ли, я пишу роман. Роман о дьяволе. Шутка. Никакого романа я, конечно, не пишу. Мне просто пришла в голову одна мысль - простая, как и все гениальное, - без ложной скромности добавил Майк.
-Правда? -удивился я, - вот уж не ожидал!
-Нет, кроме шуток. Я поразмыслил о тех, кто заключал сделки с Дьяволом. И о том, как все они плохо кончили. Не считая Фауста, конечно, но, возможно, Гете концовку просто приукрасил.
-Ты что, все это серьезно? Насчет Дьявола? - несколько саркастически поинтересовался я, не забывая, в отличие от Майка, наливать и закусывать чипсами пиво. - Или ты это как философскую концепцию?
-Все больше склоняюсь к мысли, что вполне-таки буквально. - Задумчиво произнес он, - но я не об этом.
-Странно. Значит, мне показалось.
-Действительно. Так, возвращаясь к теме.
-Ага.
-Да не перебивай ты! - раздраженно сказал Майк.
-Извините. Больше не повториться. - Меняя темп и манеру речи, отрапортовал я.
-Так-то лучше. Так вот. Все кто заключали сделку с дьяволом, обычно пытались его на сделке надуть, совершенно забывая о том, что один из его титулов - Отец Лжи. Вместо этого их, в результате, облапошивал сам Перченый Орешек.
-Кто? - удивился я.
-Это одно из имен дьявола. Из чего мы делаем вывод:
-Вы делаете вывод, - уточнил я.
-Ну да. Из чего я делаю вывод, что обмануть Темного Князя нельзя. Ты знаешь такую идею - мол, зло всегда оборачивается против самого себя?
-Слыхал.
-Так вот, - как обычно, начал он, но вдруг голос его изменился, и он резко наклонился ко мне, так что его напрягшееся лицо оказалось прямо перед моими глазами. Горящие безумным блеском, его красные глаза сверлили меня. От неожиданности я подавился пивом и прямо вжался весь в спинку кресла.
-Я знаю, как уничтожить Дьявола! - прошипел он мне в лицо. Потом он замолк, и, откинувшись назад, жадно выпил пива, сразу же налив себе еще. - Я теперь смогу получить все, что захочу. А главное, я не смогу умереть - Он не допустит, чтобы способ, которым его можно уничтожить, остался Ему неизвестным. Я стану бессмертным. Как только я кому-нибудь расскажу это, он убьет обоих, но до тех пор: - Майк нервно рассмеялся.
-Слушай, ты это, успокойся, - красноречиво начал я. Передо мной все еще стояло его лицо, - ты лучше выпей пива, расслабься. Ты, наверное, не выспался. На мой взгляд, все это фигня, Дьявол - это абстракция, неотъемлемая часть человеческой природы, если угодно. Желание видеть за всеми проблемами какую-нибудь силу, а не самих же себя. Так что уничтожить его, конечно же, невозможно. Разве что уничтожить все человечество. - Майк затравленно слушал меня, не перебивая. - Так что - don"t worry, be happy. Ладно? Давай лучше выпьем пиво, вспомним былые времена. Музыку сейчас поставим, что-нибудь старое.
Скоро Майк действительно расслабился, мы допили пиво, потом попили чаю, и вскоре я пошел домой.
Это был последний раз, когда я видел моего друга. Потом он вдруг резко исчез из нашего круга, стал играть в казино, выигрывая бешенные деньги. Ездить по миру в поисках приключений, потом и вовсе пропал. Через несколько месяцев появился снова, сыпля кругом деньгами, разъезжая на дорогих машинах, в окружении красивых женщин и новых "друзей"-собутыльников. Все это было на него довольно непохоже, но, несмотря на то, что я не верил большей части слухов о нем, вроде того, что он давно "сидит на игле" и пьет запоями, впечатление сложилось такое, будто Майк получил волшебную палочку, исполняющую его желания. Из головы у меня не выходил наш последний разговор. Я думал, а вдруг то, что говорил Майк, - правда? От этих мыслей у меня начинали бегать мурашки по спине. Я начал просыпаться ночью от кошмаров.
Но, неожиданно, я узнал, что Майк умер. Повесился. Мне не передать, какую гамму чувств я испытал, услышав это известие. Мы, все его настоящие, старые друзья были на его похоронах. Я стоял и смотрел на гроб, в котором лежало тело моего друга, и горевал о его преждевременной смерти, недоумевая, почему, несмотря на то, что он говорил, и что все больше походило на истину, мы его хороним, и одновременно, стыдно сказать, радуясь, что это все-таки не правда. Иногда, впрочем, начиная бояться, что он просто проболтался кому-то о своем секрете.
Придя домой, я подошел к зеркалу и задумался. Потом поднял глаза на свое отражение. Я неожиданно понял, что Майк был абсолютно прав в своих мыслях. Он просто не выдержал бремени постоянного одиночества. Ведь он не мог сближаться с другим людьми, боясь, что Дьявол может причинить вред им. И, наверное, он никому не рассказывал ничего. Просто потому, что он ничего и не знал. Зло всегда оборачивается против самого себя. Я думаю, Майк лишь говорил, что он что-то знает.
Я смотрел на свое отражение и, потихоньку, ко мне стало приходить осознание того, кто на самом деле Отец Лжи.
Он смотрел на меня с той стороны зеркального стекла.


Джонни вышел на излучину реки, с которой только сошел туман. Солнышко несмело пробовало искупать свои лучи, в казавшейся холодной речной воде. Скинув с себя одежду, он бросился в воду, разбрызгивая мгновенно озарявшиеся светом капли, и набрав воздуха, нырнул. Вынырнув, Джонни откинул назад длинные тяжелые от воды волосы и перевернулся на спину. Медленно плывя по течению, он смотрел через прищуренные глаза на двух белых цапель, испугавшихся его шумного купания. Они улетали прочь мягко взмахивая крыльями. Вскоре он остался единственным живым существом, которое можно было увидеть на воде. Джонни наслаждался нежным утром в холодной воде.


ОДИНОЧЕСТВО
          
Ник недавно нашел целый и абсолютно новый мир. Он никому об этом не рассказывал, но мир, тем не менее, существовал. И вот как это получилось.
Ник был студентом третьего курса ВМиК. Происходил он из вполне обеспеченной семьи из Подмосковья. Родители в нем души не чаяли, и рос он в почти инкубаторных условиях. В школе он не с кем особенно не сдружился, так как считал, что все остальные ребята - просто какие-то неполноценные и тупые, что и не стыдился высказывать вслух. То есть считал он так не обо всех, но те, о которых он так не думал, совершенно уже небезосновательно полагали его самодовольным снобом. С девчонками он контакты находить не умел, так как в ранние школьные годы держал их за недальновидных и глупых созданий, годных только на детские игры в дочки-матери и куклы, и из всех особ женского пола почитая и даже обожествляя, только свою мать. Чуть подрастя, где-то в классе десятом или одиннадцатом, он осознал, что проблемы взаимоотношения полов затрагивают и его жизнь, а не только книжных героев. Вследствие чего, он довольно скоро нарисовал в своем воображении девушку своей мечты, и стал, как он думал, искать ее, чтобы остаться с ней навсегда. Впрочем, имел он непродолжительный, но весьма бурный, в его понимании, роман с одной своей одноклассницей, на его взгляд, самой красивой в классе. Все дико завидовали ему, да и сам он был поначалу очень горд. Он дарил ей цветы, оставался у нее допоздна, гулял в парке. Через какое-то время она поцеловала его - сам он на это не решался. Поцеловались за весь роман они раза три. Остальное время он жаждал этого, но стеснялся, стыдясь того, что стесняется. Она, в общем, была не восторге от его нерешительности и постоянно его подкалывала на эту тему. Он ненавидел, когда над ним издеваются, но будучи парнем неглупым, понимал, что виноват сам. Затем она его таки достала, в его понимании - жестоко оскорбила, и он с ней расстался. Тут, кстати, и учеба скоро кончилась, так что он стал видеть ее, напоминание о его слабостях, нечасто, и смог скоро восстановить свою израненную гордость. В институте он вскоре нашел компанию, состоящую, как ему казалось, из стоящих людей. Жил он в общежитие, что здорово облегчало ему жизнь, а родители деньжат подкидывали изрядно. Он начал пить, а концу второго курса попробовал травку. Это ему не понравилась, так как курить он не любил ничего. О девушках он старался не думать, - ему мешали воспоминания, причинявшие ему боль. И так вышло, что на одной вечеринке у друзей, он попробовал ЛСД.
Перед этим они долго разговаривали на отвлеченные темы. В основном, говорили о насилие и возможности его применения. Ник слыл человеком интеллигентным, умным и слушали его весьма внимательно. Ник стоял на позициях гуманизма и пацифизма во всех случаях. Он с жаром приводил примеры чудовищных по жестокости преступления против человечности, статистику войн и говорил, что мелкое насилие в быту - физическое или там, моральное и это - одного поля ягода. Ему возражали, что это потому он так говорит, что не умеет и не любит драться, и не видит ничего прекрасного в борьбе двух индивидуумов.
Поспорив таким образом немного, они несколько устали и решили расслабиться. Ник заметил, что одна из девушек - Аня, кажется, часто поглядывает в его сторону, пряча от него взгляд. Она была очень симпатичная и тихая девушка. Ник подумал, что она намного лучше той, другой, и сразу отогнал от себе мысли, которые жгли его. Вместо них он принял дозу лизиргиновой кислоты.
Сначала он ничего не почувствовал и сказал корешам, что, мол, и это, как обычно, ничего особенного. Затем вдруг Ник сказал друзьям, что ему надо на улицу - освежиться. Друзья сразу поняли и пустили его даже одного. Как уже говорилось выше, считался он человеком ответственным и уравновешенным.
А Нику казалось, что идет он по улицам, а на них никого. Машины стояли пустые, дома глазели выбитыми стеклами. Он вбежал в квартиру, а там - никого. Все лежало так, как будто хозяева только ушли. Ник внутренним зрением увидел, что вся планета опустела. Везде прекратились войны крики страданий, стоны любви. Поначалу Ник обрадовался. Он подумал, что ЛСД действует очень приятно - раз, и ты один. Свобода, никто не мешает не лезет под руку. Дышится легко, полной грудью. Тишина.
Но через какое-то время тишина начала давить ему на психику. Он хотел быть свободным и одиноким, да, но кто-то же должен знать, что он еще есть. Он попытался расслабиться, досчитал до ста. Потом еще до ста. Скоро он сбился со чета сотням. Тогда он вскочил и побежал. Он бежал все быстрее и быстрее, и вскоре упал в изнеможении на колени. Он понял, что он один.
Один.
Один.
Один!!
Ник уже не помнил, что принял ЛСД - ему это было не важно. Важно было то, что вокруг никого не было. В целом мире. Он закричал. И ответом ему было пустое и гулкое эхо. Он кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Потом он только поскуливал. Ник с ревом бросался на стены. Никто не являлся. Ник знал, что никто и не появится. Он был один. Ник сел на корточки в углу. Он старел. Для него прошел не один год. Потом он встал и закричал во весь голос: "Не-е-ет!".
И сразу понял, что орет на дверь стенку лифта. Он нажал кнопку первого этажа. Двери сразу же открылись, и Ник выйдя из подъезда, с облегчением увидел машины и людей на улице. Какая-то мелкая собачонка глядела на него умными глазами. Судя по всему, в лифте он был не менее часа. Ник добежал до квартиры по лестнице на седьмой этаж. Войдя в открытую дверь, он, через пелену внезапно появившеюся на его глазах, увидел ту самую девушку, которая глядела на него. Он подскочил к ней и поцеловал ее в губы. За что, не сразу правда, а через несколько секунд, получил пощечину.
Аня ушла, а он прошел на балкон, встал на колени и, глядя на бесконечный поток автомобилей через металлические прутья решетки, заплакал слезами счастья. Он был по-прежнему один, но вокруг были люди. Они дрались за что-то, воевали, умирали, любили, рождались, просто жили, наконец. Он улыбался, плакал и, не переставая, бормотал: "Боже, как хорошо! Как хорошо, господи! Я люблю тебя, жизнь!". И, пока он плакал, к нему подошла Аня, взяла его за руку, поцеловала его в шею и вдруг, тоже заплакала. Он мимолетно удивился с чего это она, но у него не было времени долго удивляться - Ник был просто счастлив.


Джонни прибежал к месту, где ручей впадал в реку, а вокруг росли старые ивы. Как раз там где берег был не высокий и не низкий, покрытый мягкой зеленой травой. Где речка делает поворот, и дно песчаное, так что можно купаться, будучи укрытым от нескромных глаз. Где так хорошо сидеть, и наслаждаться покоем, прежде чем надо будет уйти, чтобы заняться делами и никогда уже не вернуться. Куда через густой лес не заберется чужой. Где в ночь на Ивана Купала распускается дивными цветами папоротник, освещаемый лишь не яркой луной и целой кучей светлячков. И куда никто не приходит, хотя все знают где это.
На другом берегу сидела прелестная, недавно искупавшаяся Девушка. Она смотрела на свое отражение в таинственно поблескивавшей реке и задумчиво расчесывала мокрые длинные волосы.
Джонни опустился на зеленый ковер не очень еще высокой травы, устроился поудобнее, достал из-за пазухи флейту и начал играть на нее негромкую, переливающуюся в такт реке, мелодию. Девушка на том берегу слушала его. Ивы наклонились чуть поближе. Мягкая и ровная мелодия почти не менялась, но нигде не повторялась. Музыка заполняла лес и распространялась все дальше и дальше. Скоро все растворилось в музыке, и остался только Джонни, Девушка, флейта и весь мир, текущий в мелодии.