Глава 6. дедова война

ГЛАВА 6. ДЕДОВА ВОЙНА

   Немец прыгнул на него не очень расчетливо…
   Слишком суетливо и несколько шумно, чем было нужно. Однозначно позарился на легкую добычу: думал, вот, возьму этого русского мальчишку-молокососа в языки - так, ненароком. Тоже, наверное, вылез из своего окопа за водицей. Даже винтовку прихватил - аккуратист.
   Немец прыгнул и промахнулся…
   Сашка подумал в тот миг, что этот боров на центнер, пожалуй, потянет. «Ишь, какое  брюхо отрастил, на рабочего не похож, точно из бюргеров фриц». Он легко и играючи ушел в сторону. Ушел так же легко и от второго выпада короткой винтовки, на стволе которой матово блестел плоский штык-кинжал.
   «Это пока игрушки, - подумал Сашка, левой рукой из-за спины доставая нож и делая ложный выпад в сторону фрица. Затем, как учили его на спецзанятиях по рукопашному бою в  учебке, бросив пилотку в сторону, тем самым отвлек на какое-то мгновение внимание врага: с таким фокусом он, видимо, знаком не был. И этого было вполне достаточно, чтобы левой рукой  стукнуть по стволу винтовки, а правой снизу всадить финку по самую рукоятку в живот, под ремень. Клинок вошел как в масло. Немец закатил округлившиеся глаза; Сашка выдернул нож, брызнула кровь, и, уже особенно не примеряясь, ткнул еще раз для страховки, чуть ниже - в пах. Фриц выронил оружие, схватился руками за живот и стал медленно заваливаться на Сашку.
   «А вот этого нам не надо», - ругнулся  он и оттолкнул фашиста от себя. Тот грузно упал ничком на листву и захрипел, Сашка наклонился над ним, быстрыми движениями вытер влажное лезвие о мышиного цвета френч.
   Немец еще дергался и мычал что-то, прижимая руку к животу, второй растопыренной окровавленной пятерней загребал, как краб клешней, прелые прошлогодние листья.
   Сашка учил в школе английский, но здесь не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, что выдавливал  из себя пузырившимися от крови губами немец.
А, сука! Маму вспомнил?!
Раньше нужно было об этом вспоминать: в тридцать третьем, когда этого своего бесноватого фюрера к власти приучали, или в ночь на двадцать второе июня, когда стояли  на той стороне Буга…
   Сашка повернулся, не без труда выбрался из траншеи, затем словно что-то вспомнил, вернулся.
   Немец уже затих. Он вытащил нож, с трудом перевернул обмякшее тело. Вот он - крест. Сашка чиркнул по красно-черной ленточке и срезал фашистскую награду.
   «Хоть что-то останется на память - как трофей, - подумал он и, пригибаясь, заспешил прочь к белеющей рощице.
   Но добежать до нее незамеченным он не успел…
   Из-за пригорка показались каски, и словно дядька Черномор со своей свитой, начали отчетливо появляться, словно из-под земли плечи, а затем и полностью фигуры немецких солдат.
   Так он примерно и представлял себе. Закатанные по локоть рукава, автоматы, упертые в животы и веером, веером - не целясь - по кустарнику, по высокой, переливающейся волнами траве.    
   «Во черт…там же котелок остался», - вспомнил Сашка, пригибаясь еще ниже, потом упал плашмя и пополз по-пластунски, обдирая локти и колени о сухую и каменистую землю, спеша преодолеть этот безлесый, открытый, такой губительный участок местности.
   Где-то справа рванул взрыв: взметнулся султан земли.
   Загалдели немцы.
   «Блин. Мины!» - с ужасом подумал Сашка, вспомнив, что дед что-то мельком ему говорил об этом, но он пропустил это мимо ушей, точно.
Однако это сыграло ему, пожалуй, теперь даже на руку. Вспомни об этом на несколько минут раньше и завис бы он на этом цветочно-минном поле, не зная, куда дернуться. А так вот - повезло, проскочил!"
   Он приподнял голову. Немцы сгрудились в нескольких местах и, несмотря на отчаянные призывы размахивающего пистолетом белобрысого офицера - с места не двигались.
   «Баран». То ли с сожалением, то ли со злостью подумал Сашка, - куда ж ты их гонишь, тебя бы туда, на противопехотки, козла…»
   Потом плюнул, словно подводя итог, «мол, хрен с вами - мне бы ваши заботы».
   Посмотрел на часы. Пора. Холмик могилы Земцова нашел на этот раз сразу. В углублении, в шагах пяти от той березки, где нашел убитого бойца, разгреб листья, достал сверток с обмундированием, автомат. Постоял какое-то мгновение у посветлевшего, обветренного могильного холмика и поспешил, не оборачиваясь, прочь.
   Деда увидел издалека. Тот спешил навстречу, автомат наизготовку.
Дед! Немцы! Вон там, за рощицей - на минное поле напоролись, - сам видел! Офицер их гнал,- они ни в какую, - запыхавшись, скороговоркой выпалил Сашка. Подойдя ближе, разжал ладонь, показывая серебристо-черный крест в обрамлении дубовых листьев.
Дед! Запиши на свой счет еще одного гада. Завалил я фрица, - до сих пор руки трясутся.  Сволота. - Сашка вытащил нож, протянул деду.
Держи. Вытри получше. Знатный клинок - выручил!
   Дед взял протянутый нож, несколько раз воткнул его в землю, обтер пучком травы, запихнул за обмотку.
Этот нож с финской от друга достался. А ему - как трофей.
А друг где? - спросил Сашка.
Друг? Друг - дома. Ног у него … Вообщем…не солдат он уже как три года и не мужик тоже… Жинка  бросила. А какие руки золотые у мужика. Кадушки для трех деревень мастерил. А теперь.…Пьет горькую. Заливает душу пораненную.  Бедолага, - закончил дед и полез за кисетом.
Дед! - решился Сашка. - Мне пора! Ты уж прости, что всего не могу тебе рассказать. Тут он спохватился: "Дед? А немцы?»
Что немцы? Слыхивал я взрыв, слыхивал. Послал бойца к связистам. Этот вопрос решим мы, Сашок. Решим! А вот ты как? Напоследок хоть скажи. Как там моя Мария?
Жива она, дед, жива. - Сашка понял, что дед ждет от него еще чего-то, о чем открыто не решается спросить, боясь услышать то, что он и так уже понял из всех Сашкиных рассказов.
Жива она, Мария Семеновна. А ты…- Сашка поперхнулся, и не своим голосом выдохнул, - а ты, он помедлил и добавил, - пропал без вести…
Ну, чего ты, Сашок, ну, чего ты, - он привлек его к себе, прижался колючей, небритой скулой к его щеке, покрытой мягким белесым пушком, поцеловал в висок, лоб и крепко, словно уже прощаясь - в губы.
Дед! - Сашка заплакал. Стесняясь, отвернулся, размазывая тыльной стороной ладони слезы по загорелому пыльному лицу.
Не надо, внучек. Мы с тобой солдаты как-никак. Не надо. Живи, родной. Долго-долго, чтобы наш род Анисимовых не оборвался. А я…Детей бы подняла Мария. Пятеро все ж…
Сколько мне еще Богом отмеряно? А?
   Сашка молчал.
Сколько, Сашок? Ну? Ты мужик али нет?
Я видел повестку из райвоенкомата. Бабушка, - он поправился, - твоя жена хранит ее до сих пор.
   Тут он понял, что, в конце концов, совсем запутался. До сих пор - это как? В том, восемьдесят втором? В том восемьдесят втором, до которого долгих четыре десятилетия.
   Дед, помедлив, произнес лишь одно слово: «Когда?»
Там написано, что семнадцатого августа одна тысяча девятьсот сорок второго года…пропал без вести.
   Он вздохнул с облегчением. Словно давно был готов к этому.
Значит,  сегодня?! Значит, теперь недолго осталось. Ну что же! Выходит, так Богу угодно, забрать раба своего божьего Ивлия, - и он троекратно перекрестился двумя пальцами, по старообрядски.
А вот и пополнение, - услышал он и, взглянув назад через бруствер, увидел приближающегося к ним короткими перебежками бойца. «Опять «молодого» прислали», - подумал Сашка.
Пашка. Знатный боец. Из разведки полковой. Ко мне, стало быть, на исправление, вроде штрафбата, - дед подмигнул Сашке, мол, смотри.
Ну что, Пашка? Прислали ко мне грехи замаливать? А?
Вечно ты шуткуешь, Осипович. Я разве виноват, что «язык» такой хлипкий оказался.
Ладно тебе оправдываться. Пошутить уж и нельзя, - какие мы гордые.
   И пока тот отряхивался и поправлял гимнастерку, вполголоса рассказал Сашке. «Послали их группу за «языком». - Дед вопросительно взглянул на него, - о чем речь, разумеешь? Про какого «языка» я речь веду?
Понял, дед, понял…, - поторопился с ответом Сашка.
Дед? - удивился Пашка. И, уже обращаясь к нему, спросил, лукаво щурясь: "Ты это когда, Ивлий Осипович, успел дедом заделаться?
   Тот отмахнулся: "Отстань, балаболка. Завчорась им и стал. Тебе-то чего?
Так вот, слушай далее, - продолжал дед. - Прошли они прямехонько через нас с Земцовым, царство ему небесное. Немец очухался, стал орать, а Пашка - малец, ему кулачком по кумполу - да, видно, не подрасчитал малость - фриц копыта откинул.
   Сашка при этих словах покосился на пришедшего. Действительно, что-либо сказать против было нельзя. Он прикинул: нога - размер сорок шестой - не меньше. А обмундирование он, конечно, боялся ошибиться, но, пожалуй, не меньше пятьдесят восьмого потянет. Такому по всем армейским законам двойная пайка положена, - подумал Сашка, искоса поглядывая на этого гиганта, который пытался застегнуть брезентовый ремень, сшитый из двух обычных.
Тебе, братец, худеть надо. Ну, это дело поправимое. У нас, у пехоты - не очень-то разжиреешь. Это не то, что у вас, у разведчиков. Трофейные консервы, шоколад, печенье, как у полярников на льдине. Представляешь, «папанинец», - дед обернулся к Сашке.
Ты видел это? - Он показал пальцем на Пашку.
Видел, дед, видел. К твоему сведению - я тоже из разведчиков буду. Правда, у нас - батальонная разведка. И что говорить, кормежка у нас отличалась от пехоты. И, как будто оправдываясь, добавил: "Но, согласись, кто перво-наперво лезет в пекло а, дед?»
   Тот обиженно замолчал.
   А Пашка словно почувствовал родственную душу, подался к Сашке поближе, расстегнул карман гимнастерки, достал тряпичный сверточек и, развернув, протянул, словно средних размеров поднос, ладонь, на которой блестела, отливая золотом, медаль «За отвагу».
Во! - словно ребенок, радуясь, сообщил он Сашке, - сам командир дивизии вручал…
   Сашка молча полез в свой карман. Достал носовой платок и вывалил на его ладонь такую же, но в двойном экземпляре - получилось три. Но на этом Сашка не остановился и, развернув свой сверток до конца, как фокусник встряхнул его, и сверху тяжело шлепнулся, накрыв позолоту медалей рубином, орден Красной Звезды, любовно называемой в солдатской среде - «звездочкой».
   Таких минут он испытывал мало, поэтому был горд ими.
   На Пашку было больно смотреть.
   В какую-то долю секунды Сашка даже пожалел, что вот так поддался на его условия игры и выдал свой козырь. А то, что это был козырь, Сашка теперь и не сомневался.
   Испарина покрыла Пашкин лоб. Он шмыгнул носом и заискивающе, словно нашкодивший ребенок, держа ответ перед строгим отцом, только и смог промямлить: "За что?»
   Сашка решил идти ва-банк и, задрав гимнастерку, показал багрово-фиолетовый рубец. Что это такое, Пашке объяснять это было не нужно. «Командира закрыл. Месяц в госпитале. Подштопали», - пояснил Сашка и не спеша отобрал с ладони свои медали, орден, как бы нехотя завернул их в платок и небрежно опустил в карман, не забыв застегнуть тугую пуговицу.
Вот так-то, брат!
   Дед смотрел на это мальчишество внука с восхищением: "Мол, знай наших!»
Ладно, - не горюй, Паш! У тебя все еще впереди, повоюешь, - разрядил обстановку дед.
Да… - Сашка задумался и, словно разговаривая сам с собой, добавил, - почти три года в запасе.
   Пашка был ближе и все услышал.
Три года? Ты это чего…, - и он покрутил пальцем у виска. - Это что ж, в сорок пятом война закончится? Что же, еще три года в окопах париться? Откуда ты знаешь? А? - заволновался Пашка. - Герберт Уэльс тоже мне нашелся, - обиженно забубнил тот.
   Сашка подумал, а ведь этот парень не так уж и далек от истины, пожалуй.
   Дед подоспел на помощь: "Ладно-ть тебе, Паш, раскудахтался: что и как тебе объясни. Человек, видно, учился - не тебе чета, вот и загадывает наперед. А там видно будет: сбудется али нет. Верно Сань?».
   Пашка было, хотел еще что-то ввернуть, но рта ему дед раскрыть не дал, резко оборвав: "Хватит лясы точить. Ты для чего прибыл? А? Так вот, приступай к своим прямым обязанностям. Вот тебе, - дед пододвинул поближе небольшой, сбитый из окрашенных в зелень дощечек, ящик с патронами, положил на кусок брезента растянувшуюся змеей пустую пулеметную ленту.
Давай. Посмотрим, какой ты в деле - пятьдесят по пять, итого двести пятьдесят штучек законопать мне в эту ленточку и можешь перекурить. Да посматривай вон туда, в сторону рощицы.
А ты куда? - заволновался Пашка.
На кудыкину гору. Человека проводить надо. Уходит он, пора ему. Особое задание у него, - и он подмигнул Сашке заговорщически.
Смотри здесь у меня,- не балуй. Не посмотрю, что разведчик - вернусь, уши надеру, - уже более миролюбиво закончил дед, перехватив автомат из одной руки в другую, взял Сашку за локоть, коротко бросил: "Готов? Тогда пошли…»