Глава 7. выбор

  ГЛАВА 7. ВЫБОР

   Дед повел его путем, известным только ему одному.
   Несколько раз оборачивался, тревожно вглядывался в его, Сашкино лицо, будто бы пытался запомнить на всю оставшуюся жизнь, жизнь одного…двух или сколько Всевышний ему отмерил дней.
   Не отставай. Мало ли что…
   Сашка уворачивался от набегающих ветвей, лавировал, листья хлестали его по лицу, задевали плечи; погода стояла отменная, роса обильно окропила его одежду. Обмундирование сначала было похоже на камуфляж, потом отдельные точки, пятна слились в сплошное, темное от влаги пятно. Стало несколько неуютно. И если бы не быстрая ходьба, он наверняка бы уже продрог. Сейчас он не замечал всего этого. Его волновал только один вопрос: «Что будет дальше? Через час, два…сутки?
Ну, вот и пришли. Почти.
Чувствовалось, что дед неплохо знает эти места. Лес остался позади.
   Здесь будет спокойно. Немцы вон там, - дед махнул, словно дирижер, рукой, - наши там. До соседей-саперов минут двадцать отсюда.
   Как на ладони открылось огромное поле, уходящее к горизонту.   На самом краю поля стоял небольшой покосившийся сарай, покрытый почерневшей соломой.
   Дед предусмотрительно пошел первым, через секунду-другую махнул рукой, мол, давай! Сашка вошел, скрипнула висящая на одной петле половинка двери. Здесь было намного светлее, чем думал он. Крыша только с виду, снаружи была такой основательной. Изнутри, словно решето, пропускало сквозь себя солнечные лучи. Видимо, когда-то, в мирное время здесь было что-то вроде ремонтной мастерской. Вдоль бревенчатых стен стояло несколько ребристых металлических колес от тракторов. Такие Сашке доводилось видеть только в фильмах про первые колхозы, поднятую целину. А теперь он стоял и смотрел на останки первых колесных пахарей. В углу лежали еще какие-то металлические части, стоял сбитый из ящиков довольно-таки сносный стол, вокруг которого выстроились импровизированные стулья из кругляков березы. Часть, из которых повалилась, остальные одиноко торчали, приглашая присесть.
Ну что? - Дед осмотрелся. - Присядем на дорожку?
   Сашка опустился на один из пней. Снял вещмешок, положил на стол. Развязал. Долго копался. Достал две «лимонки». Подсел ближе к деду.
   Основательно, со всеми подробностями, начал объяснять ему, что к чему, не упуская мельчайших деталей, рассказывая простыми словами, как рассказывают маленьким детям о вещах, им незнакомых, непонятных.
   Дед не перебивал его.
   Сашку несколько раз поразило то, что дед, слушая его, не задавал никаких вопросов. Только чуть позже он понял; дед не хотел перебивать его. С первых его, Сашкиных, объяснений ему уже все было ясно. Он все решил для себя.
…и оказываешься там, где тебе нужно быть, - закончил Сашка, кладя гранату прямо перед дедом на стол.
   Дед, не проронив до этого ни одного слова, вдруг заговорил, как показалось Сашке, тщательно подбирая слова, но…совсем о другом.
Если можно, прошу,… расскажи… еще что-нибудь… о будущем…
   Сашку эта просьба сбила с толку. Ему предлагают это будущее; вот оно - лежит перед ним на столе. Палочка-выручалочка. Дергай кольцо и ты там, в будущем.
   Там, где нет войны.
   Там, где твои дети еще все живы.
   Там, где молода не состарившаяся от горя и ожиданий жена.
   Там, где не нужно пригибаться, не нужно вздрагивать от близких разрывов, думая, что вот он, твой последний миг, а если вздрагивать, то только от весенних первых раскатов грома, жмурясь от яркого майского солнца в мирном небе.
   Сашку эта просьба сбила с толку…
   Разве можно рассказать сейчас, в оставшиеся минуты о том, сорокалетнем отрезке времени, прошедшем от этой дедовой войны до -  его, Сашкиной.
 И как воспримет его дед все изменения и события, потрясшие их страну, их Родину за сорок лет.
   Разве мог он рассказать ему, десятки раз ходившему в атаки с именем Сталина на устах, что полстраны по его милости прошли и пройдут через лагеря. Что долгие годы страна, одна из богатейших по своим природным богатствам, будет распродаваться налево и направо, что целые поколения будут жить в долг будущих.
   Разве поймет он, что «колбасные» электрички станут на многие годы синонимом мнимого социализма близлежащих к столице областей. Что спустя сорок лет, в земле останутся не погребенные по-христиански защитники этого Отечества, среди сотен тысяч которых окажется, возможно, и он, первый номер пулеметного расчета, рядовой Красной Армии, Анисимов Ивлий Осипович.
   Что те, против кого они сейчас воюют, от кого защищают свою землю, те, которые через три неполных года окажутся побежденными, спустя сорок лет будут жить, куда намного лучше, чем их победители.
   Сашка мог бы, конечно, рассказать деду и о фронтовиках, прикрепленных к магазинам «Ветеран», о стоящих в длинных обозленных очередях за килограммом колбасы, парой носок, войлочными ботинками, прозванными почему-то в народе «прощай, молодость».
   Дед взглянул на него, и опустил голову, будто прочитал в Сашкиных глазах, глазах внука, все то, о чем тот думал в эти короткие минуты прощания.
  Ну что? - дед встал и ладонью отодвинул гранату, лежащую напротив него, к вещмешку Сашки.
   Я свой выбор уже сделал, Сань!
   Не обессудь. Переодевайся. Пора.
   Он полез в карман, достал знакомый уже Сашке кисет, пальцы дрожали, не слушались: он никак не мог развязать шнурок, чтобы скрыть волнение, встал, отвернувшись в дверном проеме, покашливая, скрутил цигарку, чиркнул самодельной зажигалкой. Затянулся, выпуская сизый дым.       
   Так и стоял, пока Сашка переодевался, распихивая по кармашкам самодельного разгрузочного жилета гранаты. Собрал со стола несколько ржаных красноватых сухарей, вытряхнул мешок, аккуратно сложил обмундирование. Вставив магазин в автомат, передернул затвор, положил на колени.
   Дед от этого звука вздрогнул и обернулся. Подошел к столу.
   Вдвоем они бросили взгляд на одиноко лежащую ребристую гранату. Сашка, словно сбрасывая с себя дремотный завораживающий панцирь, встряхнул головой, отводя глаза от гранаты.
   Поднял с земли вещмешок.
   На  дед, вещички. Пригодятся.
   Тот забросил вещмешок за спину.
   Сашка вытащил из кармана ярко-красную пластиковую одноразовую зажигалку, впихнул ее в шершавую дедову ладонь.
Возьми тебе нужнее. Прощай!
   Сашка подошел ближе и только теперь почему-то обратил внимание, какой он высокий, его дед. В нем Сашке, метр восемьдесят один, а дед чуть не голову выше его. Он вспомнил бабушкины слова, когда она, глядя на него, Сашку, говаривала: "…в деда пошел, Сашка-то». Он обхватил деда за шею руками, неловко ткнулся в жесткую щетину, поцеловал,  резко отстранился, заторопил, чтобы не расхлюпаться вытер нос, сказал: "Все, все… все, дед, нормально, нормально все».
   Сел спиной к двери.
   Услышал как дед, шелестя соломой, дошел до двери, остановился.
Не поминай лихом, внучек! Вернешься, дай Бог обратно - помяни меня, - и добавил, - и Николая.
   Затихли шаги.
   Сашка рванулся к двери. Выскочил наружу, солнце ударило по глазам, он на какое-то время потерял ориентацию. Открыл глаза: дед быстрым шагом уходил прочь, сутулясь, словно стесняясь своего роста.
   Дед! - закричал, что есть силы Сашка, боясь, что тот не услышит.
   Тот обернулся.
   Дед! И все же мы победили! Слышишь, победили! Девятого мая сорок пятого война закончится, слышишь?
Мы победили! Мы победили, дед! Ты победил, дед! - уже чуть слышно промолвил Сашка сквозь ком, подступивший к горлу.
   Но тот уже не слышал последних Сашкиных слов, уходя все дальше и дальше, теряясь среди берез, пока не скрылся совсем.
   Он вернулся в сарай.
   Пошарил по карманам в поисках сигарет; не отыскав, повел глазами вокруг и словно током ударило: на одном из березовых чурбаков лежал кисет и сверху самодельная, из винтовочной гильзы сработанная фронтовым умельцем, зажигалка.
   Он схватил в горсть кисет и дернулся к выходу.
   Только выскочив наружу, он понял, что дед неспроста забыл все это…
   Это ему на память, боец оставил самое дорогое для него.
  Сашка, опустошенный как выжатый лимон, поплелся обратно.
   Сел за стол, взглянул на часы, потом на гранату.
   Начал лихорадочно накручивать колесики. Август, семнадцатое, год - восемьдесят второй, время: он задумался только на секунду - двенадцать тридцать. Время привала. Того самого, когда придут его разведчики, когда замполит так и не убедил лейтенанта не идти через кишлак.
   Теперь Сашка знал, что будет делать.
   Спасти ребят. Спасти взвод. Не возвращаться через кишлак - там засада. Там - смерть. Он, чего бы это ему не стоило, не допустит этого еще раз. Теперь, когда он знает, что их ожидает, он там, в восемьдесят втором, изменит будущее…
   Он достал кисет, в клочок бумаги насыпал махорки, не спеша, скрутил, послюнил, чтобы не расходилась, долго чиркал колесиком, пока не освоился, и пламя, робкое и коптящее, не коснулось самокрутки. Прикурил, жадно затягиваясь, убрал кисет за пазуху - так надежнее. Снял автомат с плеча, положил на колени.
   Он вдыхал терпкий, продирающий горло дым, глаза слезились с непривычки от такого крепкого зелья. Бумага чуть отсырела, он посматривал то на цигарку, то на гранату, словно таймер, установленный на этом ребристо-зеленом предмете, уже начал отсчитывать его мгновения.
Ну вот, чуть отлегло от сердца, - подумал он, успокаиваясь, втаптывая каблуком в земляной пол, брошенный тлеющий окурок.
   Как перед прыжком в воду, задержал на мгновение дыхание и рванул кольцо гранаты…

                Москва, 1997г.