Внучка фабриканта

Вот говорят: всё в нашей жизни случайность, а, видимо, всё-таки есть у человека судьба. Я про деда от матери слышала, что прижимист был. Половым начинал в трактире с одиннадцати лет. Пятачок подадут, так он его за щёку. Вышел в люди, свою фабрику заимел, жил скромно, с жены за каждую копейку отчёт требовал. При этом дал детям образование. Сына отправил в берлинский университет, обучил игре на скрипке. Жил в том же доме, где держал контору. Занимал девять комнат. Такой простор. Я совсем маленькая была, помню: в прятки играли. Впрочем, ни вещей, ни дорогой мебели, ничего лишнего не было. Когда раскулачивать  пришли, удивлялись, неужели, так живёт фабрикант.
Я деда почти не помню. Росла в одной из тех комнат, что нашей семье советская власть оставила. Чуть ли не всю комнату рояль концертный занимал. Матери моей как раскулаченной нелегко пришлось. Помню, меня во двор выпускала, давала кусок чёрного хлеба с солью и поливала его подсолнечным маслом, а соседская девочка выносила бутерброд со сливочным маслом с вареньем и всё просила поменяться. Школу закончила, пошла работать на фабрику: денег в семье не хватало. Работала, в самодеятельном театре играла. И ухажёры были и женихи, а до тридцати лет всё одна. При мне и анекдоты-то на работе сальные не рассказывали, всё считали девочкой. И вот появился Алексей — он к тому времени уже разведён был. Денег у него никогда не было, одет бедно, а щедрость была. Куда ни пригласит, на последнее самые дорогие конфеты покупал. Прошло с полгода, решили мы пожениться. Он уже позднее признался мне, что имел беседу с отцом. Рассказал, что познакомился с Лидой, которая живёт на Марксистской улице. Отец у него большой начальник был — заместитель генерального прокурора. По тем временам — величина огромная. Отец выслушал и спрашивает:
— А фамилия её не Тёсова случайно?
— Тёсова, — говорит Алексей.
— Ну, так знаю я их! Мы ж её деда раскулачивали, — смеётся отец. — Фабрика у него была москательная. Четырёхэтажный дом на Марксистской улице. Всё точно!
Может быть, совпадение, а может быть, и впрямь — судьба. Впрочем, женитьбе нашей это не помешало. Жили мы с Алексеем скромно. А руки у него золотые были. Так если что купить не могли, делал сам. Даже телевизор собрал из старых деталей. Гордый был, отцу не кланялся и денег у него никогда не просил. Ну и я, конечно, тоже. Да и в мысли такие не возникали. Бывали мы там в гостях редко. Квартира у отца его огромная была. В такой квартире детям в прятки играть здорово. Отец строгий, неразговорчивый. Мы и не общались почти. Другое дело — свекровь. Добрая была женщина. Нет-нет да и подбросит что-нибудь мне потихоньку от мужчин. То лишние двадцать рублей, а то вкусненького чего. Да скажет ещё, мол, всё равно у нас пропадет, а вы, небось, и в праздник себе такого позволить не можете. Я на отца Алексея зла никогда не держала, а теперь вот иногда думаю, не пришел бы он тогда деда моего раскулачивать, глядишь, все по-другому бы вышло.