Индифферентность

За моим окном оголенная рябина с ало-кровавыми ягодами. Я хозяин своей судьбы? Наверно. Еще недавно я был  в столице гостем. А сейчас я в ней просто живу. Еще семь лет назад я был обыкновенный кандидат наук в обыкновенном исследовательском институте ме-ханики, а сейчас я руковожу консалтинговой фирмой.
Важно не то, где мы живем. Важно то, как мы к этому относимся. Я живу так, как хо-чу жить, и я всего добился сам. А как я хочу жить? Интересно, получать удовольствие от са-мого процесса жизни, быть свободным прежде всего от себя,  от того, что сковывает в стрем-лениях реализовывать мечты и снова мечтать.
Жизнь должна развиваться по законам диалектики, но иногда качественные скачки даются нелегко. Приходится наступать на собственные эмоции, что-то терять, о чем-то жа-леть…

                ******

Я рос довольно сентиментальным мальчиком. Все было очень правильно в моей жиз-ни - французская школа, музыка (меня учили играть на скрипке), учеба в институте, на счи-тающемся тогда довольно престижном факультете авиадвигателей. Все предвещало блестя-щую карьеру с обязательными ступенями кандидата, затем доктора, завлаба и т.д. У меня даже были «наполеоновские» планы по открытию собственной фирмы в деле программиро-вания, ведь наука, к сожалению, не дает заработать на осуществление всех замыслов. Даже налет «неформальности» меня не портил. Вообще я довольно худ и невысок, а с задорным хвостиком смотрелся и того моложе. Был ли это вызов окружающему меня обществу? Не думаю. Мне вообще наплевать, как меня воспринимают окружающие. Я не люблю напускать на себя загадочность, мне нечего скрывать. Из-за чего я часто становлюсь жертвой ярлыков и штампов. Люди не верят в мою доброжелательность, иногда так тяжело доказывать, что я абсолютно равнодушен к их выпадам и интригам. Учеба в институте (одновременно я полу-чил корочки референта), удачное распределение в контору, которая существует до сих пор за счет того, что расположена в центре города… Последняя сессия, последний год бесшабного студенчества… Тогда-то я и заметил Анжелу. Она была очень яркой, натуральной пепельной блондинкой с длинными ногами. Что характерно, умна. Вопреки расхожему анекдоту про блондинок. Мы познакомились на последнем курсе, даже не понимаю, что со мной стало. В компании она просто поманила меня пальчиком – и я за ней пошел как загипнотизирован-ный.
- Лева, ты что же такой грустный?
Как легко мне было тогда покраснеть! Многие считают меня флегматиком и непроби-ваемым. Просто я научился управлять своими эмоциями. А тогда я был совсем еще незрелым юнцом по сравнению с такой опытной «светской львицей». Наивным мальчиком.
- Хочешь меня куда-нибудь пригласить?
Что я мог ответить? За Анжелой увивалось половина курса, ведь на нашем факультете сплошные мужчины.
- Я не против… А куда бы ты хотела пойти?
Анжела откинула прядку волос и посмотрела на меня прозрачно-манящим взглядом.
- Ну… ты как мальчик… В ресторан, например. Экзамены сданы, осталось диплом напи-сать. Кстати, поможешь? Давай отметим в ресторане наступление зимы, я люблю это время года, а у нас на комплексе так красиво… Ты мне симпатичен, Лева, ты серьез-ный… Я хочу познакомиться с тобой поближе.
Так начался мой головокружительный роман. Нетрудно потерять голову, когда тебе двадцать два года, и все предыдущие влюбленности кажутся лишь детскими шалостями. На-чиная, когда с девочкой Машей сидел под огромной скамейкой старого сталинского закры-того двора и доказывал ей, что спать можно только лежа или стоя, как солдат. Невинные по-целуи и оберегание девичьих «секретов», зарытых в песке. Школьная любовь с первыми объятиями дискотек, рабским ношением портфеля, провожаниями  до дому… В студенче-ской юности все иначе. Ты кажешься себе очень взрослым, не нужно доказывать ничего мус-кулами – достаточно быть умным, благородным, щедрым...
Что такое любовь? Некоторые говорят, что это болезнь. Да, наверно. Я был просто болен. А стал выздоравливать, когда уже родился Сашка. Обычно я ревновал Анжелу, но по-сле того, как она стала большую часть сидеть дома с ребенком, ее ревность стала просто не-выносима. Хорошо, что этого не видела моя мама и сестра. Они бы ее точно убили. Мы жили отдельно, я приходил с работы и выслушивал истерики. Сашка плакал, он был совсем ма-люткой, цеплялся за ее халат. Из прежней красавицы она превратилась в вечно нечесаную, распустившуюся стерву. Я старался ей не перечить (наверно, тогда я стал учиться подавлять в себе эмоции), уходил на кухню, обкладывался книгами и старался молчать. Через некото-рое время она обычно успокаивалась и с причитаниями «папа нас не любит, маленький», ук-ладывала Сашку спать. Потом выходила на кухню и смотрела на меня невидящими и нена-видящими одновременно глазами. А я все равно молчал. Ее взгляд придавливал меня, я чув-ствовал себя таким маленьким. Хотелось распрямиться до хруста.
- Лева, давай все до конца выясним, так ведь дальше жить просто нельзя.
- Согласен.
- Ты всегда молчишь, скажи, что тебя не устраивает?
- Меня не устраивают твои истерики.
- Но тебе все время звонят женщины…Ты с ними подолгу разговариваешь, а я для тебя как чужая.
- Анжела, это все звонки по работе.
- Ты задержался на прошлой неделе до полуночи.
- Я встречался с одноклассниками. Сколько можно объяснять. Ты против? Извини, но мне это необходимо. Ты была совсем другой, вспомни. Мы всегда принимали гостей, как только стали жить отдельно. А сейчас? Ко мне все просто бояться зайти. Даже наши со-курсники, Борька, Вика, Валерка – ведь ты с ними знакома, они просто глаза отводят.
И так каждый день. Она заливается слезами, и мне еще приходится ее успокаивать. Ненавижу женские слезы. Непонятно, чего в них больше – игры и искусственности, или на-стоящей боли. После полугода истерик она перешла к другой тактике. Она просто не пускала меня домой после девяти вечера. Смешно, но я вынужден был искать себе ночлег то у роди-телей, то у друзей. Сашка подрастал, и я старался почаще брать его с собой, чтобы только не попадаться ей на глаза. Она перестала следить за собой вовсе, а пора было устраиваться на работу, Сашку отдали в садик. Все чаще я заставал ее в состоянии глубокой прострации. Она целыми днями НИЧЕГО не делала. Но у нее бывали иногда проблески – она могла со мной даже обсудить кое-что спокойно. Я думал, что с выходом на работу что-то изменится. О мо-ей интимной жизни в этот год лучше не вспоминать. Мне была противна сама мысль. Я ста-рался отвлечься на тренировках. Это помогало мне держать себя в руках и не срываться. Ме-ня это все не устраивало.
Легко говорить о воплощении желаний – и трудно начать это самое воплощение. Мой любимый девиз с тех пор – начинать новую жизнь как можно чаще. Я переговорил с родите-лями Анжелы и мы пришли к выводу, что ей нужно немного подлечиться, прежде чем выхо-дить на работу. А заодно обследоваться.  Я заметил за ней некоторые странности. Она забы-вала выключить свет, утверждая, что это делала. Я стал опасаться за здоровье Сашки. Парал-лельно с этими неприятностями начал искать работу и подумывать о том, что пора заняться чем-то более прибыльным, чем программирование и наука. В нефтяной компании была ва-кансия консультанта-референта, и я ждал результата собеседования. Анжела легла в клини-ку, Сашка жил у моих родителей. Я приходил домой поздно, было тихо, хорошо, и хотелось этой тишины целую вечность…

******
…Ванжерина схватила его за руку.
- Прану, послушай, со мной происходит  что-то необычное. Я просто о чем-то подумаю про человека с которым разговариваю, а я всегда что-то думаю о человеке, например, что бы произошло, если сейчас он станет мяукать, например, и он, глядя на меня ничего непонимающими глазами, начинает мяукать. Дома у меня уже скатерть-самобранка, как у Стругацких. Стоит только подумать об устрицах и белом вине – они тут же на столе.
- Успокойся, все нормально. Ты ведь посещаешь наши курсы, значит, учишься превращать свои мысли в нечто материальное или управлять чувствами других людей.
- Но меня это пугает. Ведь другие люди ничего не подозревают. Это похоже на гипноз, я не хочу подчинять их своей воле.
- Ты сможешь использовать свое искусство, если оно не вредит никому. Мы ведь не Орден Серой Мантии, мы добрые волшебники. Просто ты еще не привыкла быть волшебницей. А когда привыкнешь, то ничего не будет удивлять. Захочешь, например, в Бразилию или Мексику, это не значит, что мгновенно перенесешься туда. Такое могут делать немно-гие. Просто обстоятельства сложатся так, что на тебя свалятся и деньги, и время, чтобы это осуществить. Пойми, для нас мир существует в нескольких измерениях, мы можем изменять мир в соответствии с нашими желаниями, не задавая четкий алго-ритм. Не продумывая детали, КАК это должно в точности случиться. Важен резуль-тат, не так ли?
Прану всегда помогает новичкам. Ванжерина не могла до конца понять, чего  в нем больше -  открытости и настоящего желания помочь, или просто он экономит свое время по принципу «лучше сразу много рассказать, чтобы избежать дальнейших расспросов». Она попала в эту школу Серебряных колец совершенно случайно. Коллега по работе дал ей почи-тать объявление с веселым, как ему показалось, содержанием: «Школа Серебряных колец ищет добровольцев на время выпускных экзаменов.  Проверка способностей к волшебству, возможен отбор кандидатов для зачисления на курс в следующем году ». Уж сколько этих белых и черных магий встретишь в газетах, казалось бы, ничем уже не удивишь. Однако она пришла. Обычные ребята, веселые и задушевные. Прану был экзаменатором. И предложил ей пройти курс обучения. Здесь не было длительных медитаций, все  походило на обыкновен-ную детскую игру. Конечно, не все становились волшебниками. Начальная ступень – просто научиться чувствовать желания свои и чужие. Научиться распознавать добрые знаки, ко-торые помогут желаниям сбыться. Но не было сложной философско-эзотерической про-слойки для всего этого. Сложные логические построения здесь не годились. Все должно быть легко и естественно. Прану сразу выделил Ванжерину среди учеников. Они даже не говорили иногда друг другу ни слова, как будто передавали свои мысли на другом языке – жестов, улыбок, касаний.
- Ванжерина, ты, наверно, понимаешь, что путь к совершенству долог. Но, уверен, спра-вишься. Я хочу показать тебе мир, в который имеют право входить не все. Ты готова?
Взгляд Прану стал напряженно-холодым. Ванжерина его раньше таким не видела. Они си-дели в маленькой комнате, в которой обычно пили чай, был вечер, но домой идти не хоте-лось. Ванжерина почувствовала, как кончики ее пальцев запульсировали. Очертания Прану стали расплываться, воздух стал тяжелым, чтобы его сжать, нужно было приложить усилие.  Неожиданно ворвалась музыка Вангелиса, стало жутковато. У Прану тем време-нем стало прозрачным все тело. Только глаза остались непрозрачными.
- Возьми меня за руку.
Ванжерина стала с ужасом наблюдать, как постепенно, начиная с руки, ее тело тоже становится прозрачным.
- Что это? Что происходит?
- Не бойся. Мы исчезаем из этого мира на время, чтобы попасть в другой. Ты увидишь, как он прекрасен. Ты поймешь, что там даже не надо мечтать, настолько он соверше-нен.
Музыка стала тише. Комната начала расширятся, стены отдалялись все дальше и дальше, превращаясь в темноту. Их сплетенные руки светились голубоватым светом, тело было невесомо. Прану обнял ее, и объятия ей показались не совсем дружескими. Но она не успела этого осознать, так как в глаза ударил ярко-красный свет, и она на мгновение ослепла.

******

Кто испытал состояние развода, тот понимает, о чем я… Чувствуешь даже не озлоб-ленность на этого человека. Нельзя быть вечно злым на мать твоего ребенка. Просто усталое равнодушие. Не знаю, что меня укрепило в этом еще больше – ее ненавидящий взгляд или ее болезнь, которая неизлечима и будет прогрессировать. Она будет терять память, у нее скоро начнут трястись руки, как у старой маразматички. Она скоро станет просто инвалидом. А я молод. Я нужен своему сыну. На разводе она просто полила меня словесной грязью и плю-нула в лицо. Судья, женщина, встала на мою сторону. Но по нашему дурацкому закону  ре-бенок остается с матерью, если она только не наркоманка и не алкоголичка. Отец – бесплат-ное приложение к свидетельству о рождении.
Сашке надо было готовиться в школу, я хотел, чтобы он пошел во французскую, как и я. Для этого в выходные ходили в воскресную школу, а в обычные дни занимались с репети-торами. Я уже работал на новой работе, ночами сидел за книгами и компьютером, снял жи-лье поближе, чтобы чаще общаться с сыном. Анжела, странное дело, немного успокоилась. Видимо, и она уже устала воевать. Сашку мы делили поровну. Возили туда-сюда, не знаю, как он это выдерживал. Анжеле удалось пристроиться на какую-то работу лаборантки, с мо-ей помощью. Я понимаю, что все это выглядит нелогично – развод и помощь в трудоустрой-стве, но я заботился о сыне. Ему нужна была мать, какая бы она ни была. И ей нужно было хоть немного укрепиться в собственных глазах.
Я рассказываю эту предысторию, чтобы читателю было немного понятно мое отно-шение к жизни. Любовь к ребенку не декларируют и не доказывают. Просто надо жить так, чтобы твоему ребенку было хорошо. Жизнь обычно слишком сложна, чтобы втиснуть ее в какие-то рамки законов. И даже такому «мудрецу», как я, бывает, есть чему удивиться. «Мудрецом» меня прозвали друзья. За мой стиль изложения мысли и за «богатый» жизнен-ный опыт. Но когда я начинаю слишком умно говорить, они меня прерывают – «не умничай, мы знаем, что ты мудр, как змея, в соответствии со своим знаком». Опять штамп. Но я им прощаю. Я действительно пытаюсь быть гибким. Напролом идут только дураки. Но иногда умею быть жестким. Когда я разводился, на меня многие укоризненно смотрели, пытались проводить лирические беседы на тему сострадания. А мне кажется, что я поступил правиль-но. И Анжеле лучше, и мне, в итоге – и Сашка меньше страдает. Я думал, что все знал о любви… Пока снова по-настоящему не влюбился.

******

Когда Ванжерина открыла глаза, она увидела себя лежащей на чудесной широкой кровати,все кругом  было серебристо-голубого цвета. Неожиданно в комнату зашел Прану.
- Проснулась?
- Где мы?
- Не там, где нас нет. Хочешь есть?
На столе появивились  сок, нежный паштет и сыр.
- Я даже не думала об этом …
- Я же тебе говорил, это страна лентяев -  даже желать ничего не нужно, все само.
- Голубая мечта программистов и бухгалтеров – «все само».
- Здесь нет таких профессий. Дети приобретают начальные знания, не напрягаясь. Но, чтобы не было регресса, некоторые знания необходимо обретать годами. И то они доступны не всем.
- Тогда это ущемление прав.
- Наверно, это не демократия. Много ли прав ты имела там?
- Я выросла еще в советское время.
- Давай забудем о том, что было там.
- А мы надолго здесь задержимся?
- Время – вещь относительная. Оно то растягивается, то замедляется. Никто не может сказать заранее, когда и что произойдет. Здесь нет таких четких единиц, как час или минута.
- Как же они тогда ориентируются?
- Давай так – ты завтракаешь, и мы отправляемся на экскурсию. Мы в столице Аникуте, я тебе покажу самые красивые места этого города.


******


Бред какой-то я читаю. Чего не сделаешь в поезде. Вообще я люблю более серьезные вещи, но иногда мозг просит отдыха. Поэтому после многочасового изучения методологий хочется либо тренировать мышцы, либо гулять, либо играть в боулинг. Есть в этом какой-то азарт – послать шар точно, но не сильно.  Когда начинаешь рассказывать женщинам про свои увлечения, они, как мне кажется, просто не понимают. Дело не в адреналине. А мы, мужчи-ны, не понимаем, как часами можно рассуждать или думать о новом наряде или обсуждать последние сплетни. Параллельные миры. Пересекающиеся иногда. Притяжение противопо-ложностей.
Я всегда хотел в Париж. Наверно, читатель усмехнется – «увидеть Париж и умереть». Хотеть – не значит мочь. А я достиг такого положения в фирме, что мог позволить себе по-бывать в Париже. Правда, сначала по делам.
Чтобы найти Триумфальную арку, надо идти от площади Конкорд вверх по проспек-ту, в начало Елисейских полей. Затем выйти на площадь l"Etoile, которая сейчас известна се-годня как площадь Шарля де Голля. И в середине этой площади и находится Триумфальная арка.  Задуманная Наполеном как памятник для прославления своей могущественной армии, мне кажется, она является памятником взлетам и падениям. Любовь и Париж вечны, победы – преходящи, счастье можно запечатлеть, но невозможно удержать. При ближайшем рас-смотрении победа есть предвестник поражения.
Я  был не просто очарован. Уже много всего написано, как прекрасен Париж, а его достопримечательности знает любой школьник. Париж – это сны наяву. Для меня это просто шаг из кошмара, в котором я жил, в будущее, которое я себе всегда представлял. Дело не в деньгах, которые стали для меня ощутимыми. Дело в качественном прыжке – я увидел Па-риж не для того, чтобы умереть. А для того, чтобы жить по-другому. Много раз я замечал, что жители чудесных городов, к которым мы стремимся, настолько к ним привыкли, что мо-гут не понимать этого счастья.
Счастье – величина относительная. Кому-то хорошо и в коммунальной квартире, лишь с книгой в руках или в окружение лазерных дисков. Дело в гармонии с собой. Только когда растет внутреннее беспокойство, что ты чего-то в этой жизни упускаешь, начинается поиск пути разрешения. Анализ и последующий синтез, выработка концепции…Или проще – желание, мечта, стремление. Не слишком ли я запутываю? Париж-мечта это не то же самое, что Париж-реальность. Но от этого он не становится хуже.
Я становлюсь сентиментальным, как в юности. Одна моя знакомая говорит, что это кризис «среднего возраста». Возможно. Я стараюсь не оглядываться назад. Стараюсь быть хорошим отцом. Мы с Сашкой теперь по-настоящему друзья. Дома он только ночует. Все остальное время проводит у меня. Он учится хорошо, я ему только помогаю направить свои усилия в необходимое русло. У него появились стимулы, он начинает осознавать, что это нужно ему, а не нам, взрослым. Вообще не понимаю некоторых родителей, которые жалуют-ся на проблемы с воспитанием. У меня их нет. Воспитание – это наглядность. Хотя я не луч-ший пример для подражания. Пока меня нет, Сашка учит уроки, сидит в Инете, потом мы идем на тренировку и я отвожу его домой.
У меня мало времени, поэтому по-серьезному устраивать свою личную жизнь мне не хочется. Бывают случайные женщины. У меня есть возможность сделать красивый жест и подарить женщине праздник. Они красивые, обаятельные, хорошо одеты и прекрасно пони-мают, что сколько стоит. Никто не закатывает истерик и не предъявляет свои права. Меня подобное положение вещей устраивает.
Да, мне казалось, что я все знаю о любви. И нелюбви. Об отношениях между женщи-ной и мужчиной все сказано. Пока сам на себе это не испытаешь. Почему десятки красивей-ших женщин не трогают мое сердце? Некоторые даже потом мне звонят и я им отказываю. Думаю, они искренне хотят со мной встретиться. А я как Томаш из «Невыносимой легкости бытия», встречаюсь с женщиной, соблюдая собой же установленные правила.
Компания, в которой я работал, состоит из многочисленных филиалов. В одном из них секретарем работает Анна. Я вспомнил тут эпизод из Мёрдок, там тоже была Анна, гу-лявшая по саду Тюильри ночью. А вспомнил потому, что и моя Анна так же легко и неожи-данно завладела моим сердцем. Но не красотой, а каким-то внутренним стержнем своей ду-ши. Упрямством, сочетающимся с непоследовательностью. Спонтанной логикой. Она меня старше, ее жизнь до меня была не самая легкая. Воспитывающая одна дочь, она мне показа-лась очень усталой. Но эта усталость, прикрытая отрепетированной улыбкой на довольно обычном лице… Ну что же такого особенного я в ней нашел? Она не хотела со мной встре-чаться сначала, думала, что я ее хочу купить. Уж не знаю, что за мужчины ей попадались. Хотя… Я ведь и сам себя так веду иногда. Анна не длинноногая блондинка, но элегантная статуэтка с роскошной грудьюи пышными каштановыми волосами. Это не было умопомра-чением, как с Анжелой. Просто – как будто знал всю жизнь. У нее был так называемый «друг», видимо, она надеялась с ним что-то построить...
Я устроил маленький ужин при свечах, стараясь ничем ее не обидеть. Она была как маленькая запуганная лань, взвешивая каждое слово и движение…
Мы стали встречаться почти каждый день, она даже познакомилась с Сашкой, кажет-ся, они понравились друг другу. Я даже привык, что она обо мне заботится. Хозяйством я обычно не успеваю заниматься, так как дома бываю налетами. Мне даже нравилось думать, что кто-то меня ждет дома. Не в этом ли смысл семейной жизни – в уверенности, что дома тебя ждут?  Причем любого – усталого или бодрого, злого или в хорошем настроении, с деньгами или без… Наверно, опять идеализирую. Или просто расслабился под блюзы. Я не люблю быть привязанным к определенному месту. Это ограничение свободы. Я чувствую себя комфортно везде, зачем же иметь квартиру, чтобы потом, как пчелке, возвращаться, обустраивать, все время  быть озабоченным какими-то житейскими делами.  Дома – это по-нятие не места, а ощущения. После полугода встреч у нас произошел разговор, который я бы назвал попыткой что-то определить словами. Некоторым людям хочется все обозначить сло-вами, но когда произнесено слово, оно начинает терять смысл.
- Анна, мы с тобой не в таком возрасте, когда можно позволить себе делать резкие зигзаги. У нас с тобой дети, которые могут нас либо не понять, либо не принять. Но я хочу, чтобы ты знала – мне с тобой так спокойно, что хочется просто лежать у твоих ног и ни о чем не думать… Мне с тобой хорошо, легко, уютно… Я хочу показать тебе Париж, хочу пока-зать тебе весь мир с его яркими красками, невозможными оттенками, хочу, чтобы ты по-няла меня, ощутила этот мир, как ощущаю его я.
- А я хочу на море, я там давно не была.
- Можно все устроить, думаю, это не станет камнем преткновения в наших отношениях.
Когда разговариваешь с женщиной, нужно всегда делать скидку на ее эмоции. Анна была из тех женщин, с которыми сложнее вдвойне. Она часто меняла свои решения. И мои логические доводы уходили в «черную дыру». И все-таки я ее любил. Куда уходит любовь? Трансформируется во что-то другое или действительно уходит… Да, мы были с ней в Пари-же. Обедали в маленьких ресторанах, взбирались на Монмартр полюбоваться на базилику Сакре-Кёр, гуляли вдоль Сены с мостами, с которых хочется броситься… Пили вино, гуляли по ночному городу, позволяли себе большие и маленькие безумства.
…Если я помню отчетливо кошмар расставания с Анжелой, то с Анной все кончилось настолько спокойно, что я даже не мог себе представить. Она позвонила мне, когда я был в Москве в командировке.
- Лева, это очень серьезно, что я тебе сейчас скажу.
- Аннушка, что-то случилось?
- Собственно ничего особенного. Я выхожу замуж.
Я молчал.
- Я устала ждать, Лева. Ведь я обыкновенная баба, которой нужно обыкновенное женское счастье. Я тебя люблю, это правда, но я не могу жить так, как хочешь ты. Мне нужно, чтобы ты не просто со мной встречался - чтобы ты был рядом…Я не знаю, как тебе это объяснить, мне кажется, что все мои слова просто откатываются обратно, Лева, это все очень печально, но мне легче это сказать по телефону, и не ищи со мной встреч…
Что я мог сказать? Я итак слишком часто иду на поводу у своего романтизма. Анна была мне хорошей женой, уверен, но очарование стало бы пропадать. Я, наверно, ненор-мальный -  хочу сохранить миг счастья в неизменном виде. Это, опять же, противоречит са-мой жизни. Любовь, переходящая из одного качества в другое – какое насилие над идеализ-мом! Почему-то стало опять безразлично, как будет дальше. Конечно, это все очень законо-мерно, убеждал я себя. Ведь я не хотел ничего менять в своей жизни, просто Анна должна была принять меня и мою жизнь такими, как есть. И мне удалось без сожаленья сделать свою любовь с Анной эпизодом моей жизненной книги. Сожаление о чем-либо – самая бесполез-ная вещь в мире.
Я включаю Ванессу Мэй, так много жизненной силы в ее игре. Экспрессия, полнота ощущений, буйство реальности… Скрипка напоминает мне, что любовь, щемящая грусть, обновление  - лишь последовательные звенья в цепочке, по которой трудно карабкаться, но если не хочешь свалиться в пропасть и стать неудачником в этой жизни – держись руками, зубами, чем угодно, держись и продвигайся по этой цепочке. Жизнь – это движение.


  ******

Ванжерина шла по Аникуте под руку с Прану, и ей казалось, что она здесь уже была. Навстречу попадались обыкновенные люди с человеческими лицами, правда, немного стран-но одетые. Было много вещей из кожи, замысловатого фасона. Такие можно увидеть на демонстрациях высокой моды, фантазии кутюрье об идеальных женщинах и мужчинах. Лица были приветливые, некоторые здоровались с Прану. Солнце на небе было серебристого цвета, а воздух отсвечивал фиолетовыми оттенками. Был день, но казалось, что были су-мерки. Бесшумно проезжали машины округлых форм, только приглядевшись, можно было заметить, что у них нет колес, они скользили по слою воздуха, как по водной глади. Дома были невысокие, только вдали виднелась башня с переплетенными серебряными кольцами. Какое-то спокойствие царило на улицах. Как будто никто никуда не спешил.
- Интересно, а здесь существуют компьютеры?
- Конечно, только они не так выглядят. Компьютеры у них просто существа, которые помогают решать людям разные задачи. Их называют здесь ватервилами. Но они могут быть капризными. Их не покупают, их дарят, но ватервил может заупрямиться.
- Как в «Тайне третьей планеты». А компьютеры и у нас имеют привычку упрямиться. А как они выглядят?
- Вот, смотри, идет ватервил с хозяином.
По улице шел толстячок, а рядом, едва поспевая, что-то вроде угловатой собаки. Все чсти тела как у  собаки, но все линии с острыми углами.
- Ватервил – друг человека.
- С собачьим характером, понимаю.
- Если все желания исполняются, чего же им тогда еще желать?
- Понимаешь, тут проблема не в исполнении желаний,  а  в их сдерживании. Это и есть самая главная проблема у жителей. У них тут сложно с любовью – это единственное, что они не смогли подчинить.
- Так все-таки не все желания исполняются!
- В любой самой замечательной сказке есть предел желаниям. То, чего не поможет сделать ни волшебная палочка, ни волшебное кольцо. Либо количество желаний ограничено.
- Тогда это не самая замечательная страна. В ней недостижима человеческая мечта о гармонии мужчины и женщины.
Теперь улыбки на лицах прохожих стали казаться ей вымученными, ватервилы выглядели человечнее людей, солнце холодным.
- Давай вернемся обратно. Мне здесь не нравится.
- Ванжерина, здесь ты сможешь достигнуть покоя. Прекрасное место для обретения себя вне времени и пространства.
- Нет,  я  не хочу.
- Ты хочешь, просто еще не знаешь.
Теперь взгляд Прану подавлял ее волю. Он взял ее за руку и надел серебряное кольцо.
- Теперь ты никогда не сможешь отсюда убежать. Ты будешь подчиняться мне. Я тебе соврал, что не все желания исполняются. Есть способы, чтобы подчинить себе любовь другого человека. Ты полюбишь меня и всегда будешь слушать только меня.
Ванжерина последовала за ним. Они зашли в незнакомый дом, в большую залу ослепительно- белого цвета. Мебели не было, был только ковер, когда она вступила на него, он стал колыхаться, как-будто тысячи щупальцев охватили ее ноги, она почувствовала, что погружается в эту облачно-белую массу, но ей не хочется бороться, ей даже приятно, она слышит десятки голосов, сливающихся в единый шепот, она уже закрыла глаза и не видит Прану. Ей кажется, что она качается на волнах, так спокойно и безопасно.
- Ванжерина, что ты чувствуешь?
- Тебе обязательно знать об этом?
Что-то чмокнуло у нее над ухом и десятки шепчущихся голосов засмеялись.
- Ты останешься здесь, со мной?
- Я еще не знаю. Прану, я хочу сказать тебе, что, кажется, люблю тебя, хотя совсем не понимаю.
- Тебе не нужно понимать меня. Для того, чтобы понять, нужно слишком много времени. Может жизни не хватить.
Он скользяще провел рукой по ее лицу. Посмотрел в глаза. Теперь его взгляд не подавлял, а обволакивал ее всю. Тысячи щупальцев неожиданно отпустили. Ковер из клубящейся массы превратился бирюзовую воду.  Прану набрал в руку воды и мягко растер  по ее груди. Вода превратилась вьющиеся растения, которые моментально обвились вокруг ее тела.  Он по-целовал ее волосы. Растения обрели крылья и подняли ее…
- Тебе понравилось быть в моей власти?
- Да.
- Ты больше не будешь задавать глупых вопросов и пытаться вырваться?
- Нет.

******

…Как легко у них там все!  Не успел захотеть – вот они, твои желания, на блюдечке с голубой каемочкой. Интересно, те, кто пишет фэнтэзи, наверно, не видят сюжетов в реальной жизни? Или наша жизнь так скучна… Что не просится на бумагу. Легко общаться в книге, легко общаться в Инете. Надоело – выкинул книгу, занес адресата в список игнориро-вания. Люди как скомканные листы бумаги в мусорной корзине. Получилось – слано, не по-лучилось – не беда.
Я потерял Анну из виду после того телефонного разговора. Каждодневные заботы стали вытеснять ее из памяти. Затем я организовал свою фирму, вернее, филиал одной круп-ной немецкой компании.  Анна еще жила в моем сердце, но я не хотел растравлять себя встречей. Из разных источников я узнал, что ее друг быстро ее покинул, и она опять одна. Что же всегда удерживает нас сделать первый шаг навстречу? Гордыня? Честно говоря, я обычно не люблю ко всем событиям своей жизни применять десять заповедей и вспоминать о главных грехах.   У всех есть моменты, когда он пожелал жену ближнего. Странно, мой лучший друг  Валерка пожелал жену своего друга. Но ведь взаимно. Жена ближнего – тоже человек, и она тоже имеет право желать. Ничего, развелась и живет с Валерой. Что амораль-нее: жить с нелюбимым и изменять или все-таки пойти на разрыв и соединиться с любимым?  Или надо относится к вопросам-дилеммам индифферентно, или «фиолетово», как я люблю говорить.

******

Ванжерина блуждала в темных переходах, напомнивших ей подземные галереи парка Монсури. Как она здесь очутилась, она не помнила. Когда-то я в таких же подземных гале-реях парижанам являлось фантастическое существо, имевшее удивительную подвижность Существо это блуждало в потемках, считалось, что встреча с ним предвещала смерть, или потерю близкого члена семьи.  После пребывания в странном доме с живым ковром она не видела Прану. Он исчез. Растворился. Она хотела выйти из этого дома, а очутилась здесь. Только серебряное кольцо напоминало ей о нем. Блуждая по лабиринтам, она вспоми-нала о том мире, который покинула. Там все было далеко не идеально, чтобы чего-то дос-тичь, нужно было идти путем взлетов и падений. Взлеты окрыляли, падения…После заме-чательного города с серебряным солнцем она оказалась в холодном подземелье, в котором постоянно что-то булькало, шипело, ей было страшно. «Прану, ну где же ты, зачем ты бросил меня посреди этого кошмара?». Она шла наугад, хорошо хоть не было полной тем-ноты, то здесь, то там появлялись и гасли разноцветные точки, и можно было разглядеть старые стены. Сколько прошло времени, Ванжерина не знала, ей казалось, что она не дой-дет до того места, где есть выход. Вдруг она услышала приближающийся рев. Все ее тело напряглось, выступил холодный пот. Полумрак стал вытесняться серебряным светом. Гул-ко содрогались стены. Какое-то существо приближалось, но спрятаться было некуда. Бе-жать? Она оглянулась назад, откуда только что пришла, и увидела стену. Как в компью-терной игре – ловушка захлопнулась. Монстры, с которыми так легко сражаться в вирту-альности…Сейчас они все воплотятся в одно мощное чудовище, которое поглотит ее и не заметит… В последнюю минуту перед смертью, говорят, проносится вся жизнь. Ванжери-на сжала руки до боли. Что-то острое впилось в ладонь. Она взглянула на руку – кольцо Прану было покрыто шипами. Капельки крови свились в ниточку и устремились вверх. За-тем нитка стала превращаться в алую веревку, увеличиваться в размерах, извиваться змеей вокруг ее тела. Она отчетливо увидела змеиную пасть и почувствовала боль в глазах. «Прощайте, мои друзья, которые никогда не узнают обо мне всей правды. Прощай, Прану, наверно, я все-таки тебя любила. Без всяких условий и заклинаний». Последний всхлип уду-шья, последний крик…

******

Сегодня выходной. Почти наступила зима. Скоро Рождество, мы с Сашкой и друзья-ми опять поедем на каникулы в Париж, Новый Год, я скучаю по Сашке, вот уже месяц его не видел. Сегодня хочется слушать только классическую музыку. Без слов, мыслей… Вечером - блюзы в «Китайском летчике»… Я уже сдружился с некоторыми завсегдатаями, это доволь-но престижный элитный клуб. Хорошо, спокойно… Похоже на аутотренинг. Всю эту гармо-нию нарушает звонок в дверь. Но ведь еще утро… Лениво тащусь, открываю. Стоит Анна. Похудевшая. Я ее не видел год, но она стала еще прекраснее. Не знаю, что сказать, начинаю по-глупому помогать ей раздеваться, все еще не говоря ни слова. Она что-то пытается обо-значить движением губ, но я закрываю ей рот поцелуем. Я спокоен и равнодушен… Да, пока не узнал, что такое любить. Любовь и Париж вечны…

28.10.2001